2
А казаки в это время собирались в путь. Ближе к весне, когда сильнее начало пригревать солнце, когда днем уже сбегали ручьи, а ночью еще приморозивало, собрались на сход.
– Казаки, стар я стал, трудно уже атаманить, – обратился к казакам Щедра. – В дальний путь собираемся, и атаман нужен помоложе, – он посмотрел на своего сына Степана.
– Решайте, дело серьезное.
– А что решать? Степана изберем, казак отменный, службу познал сполна, – предложил кто-то.
– Щедрина в атаманы. Степана, – понеслось из уст собравшихся.
Степан вышел в центр. Снял шапку, перекрестился и поклонился на три стороны.
– Кто за? – спросил Щедра.
Громкое "любо" с поднятыми в руках шапками прокатилось по округе.
Здесь же назначили день отправления.
В назначенное время стали прибывать телеги. Их сгрудилось больше сотни. Собрались родичи уезжающих. Плач их, казалось, доходил до самого неба. На телеги грузились мешки с домашним скарбом, садились бабы с детьми. Полсотня казаков, холостяков, рысила неподалеку, на маленьких лохматых конях, в готовности сопровождать станичников.
Степан Щедрин, избранный совсем недавно атаманом, четко отдавал команды. Чем спокойнее и медленнее он говорил, тем торопливее бегали и суетились отъезжающие. Путь предстоял длинный, все нужно было захватить, ничего не забыть.
Большинство уезжающих вздыхали, что им не придется больше вернуться обратно. И только друзья Степана – Гладков, Курдюков – восторженно подбадривали земляков:
– Пусть теперь ловят нас, пусть догоняют. Не бывать на нас боярского хомута!
Ранним утром, когда солнце бросило первые розовые лучи, обоз тронулся. Длинный поезд растянулся по нераскатанной дороге. Родичи шли рядом с телегами, причитали, плакали, прощались, некоторые падали, потом отставали. Лошади, на которых ехала семья Степана Щедрина, тащили возок по размытой, исковерканной дороге через, казалось бы, непроходимую засеку, но проводники чутко находили тропу, обходы и пролазы.
Через несколько дней пути сумрачная чаща кончилась, и показалась прогалина. Потянулись кое-где засыпанные еще снегом равнины, деревни. Деревянные колеса телег раскатывались на поворотах. Лошади то шли шагом, то рысью догоняли передних. Возчики покрикивали на лошадей.
Степан ехал в середине обоза в крытом возке, обшитом рогожками, запряженном двумя конями. По бокам рысили по два караульщика с пищалями за плечами и с бердышами на поясе. За телегой шла его оседланная лошадь. Степан изредка отдавал распоряжения, и тогда конный стражник мчался либо в голову, либо в хвост обоза. В возке сидела его жена Настя в шабуре, туго подпоясанном красным кушаком. Голова ее была закутана так, что виднелись только черные глаза. На облучке сидел их пятнадцатилетний сын Федор.
– Но-но, – покрикивал он на лошадей, размахивая хворостиной.
Лошади потряхивали головами, но продолжали идти обычным шагом.
Иногда Настя начинала причитать:
– Потащил ты нас, Степан Андреевич, невесть куда. А по степи поедем, как бы татарва в полон не взяла.
– Нашего ерша еще не поймали, – шутил Степан.
– А ежеле поймают?
– Пусть сперва попотеют. Татары будут рыскать, когда трава подымется.
Обоз шел не останавливаясь.
– Потом отдохнем, – говорил Степан, – Подальше отойти надо.
Когда по пути встречались деревни, обоз огибал их лесными дорогами, чтобы никто не встретился.
– А то разблагостят, – говорил Степан.
В сторону от тропинок внутри леса нельзя было сделать и несколько шагов. Валежник, упавшие стволы деревьев лежали грудами, гнили. Новые поросли пышно выбивались между трухлявыми стволами и стояли непроходимой стеной.
Иногда леса кончались. В оврагах кое-где еще держался снег, а по равнине уже желтела прошлогодняя трава.
Дон, по-над которым они двигались к "переволоке", набухал. Подтаявший лед темнел полыньями. Кое-где на берегу обнажились желтые песчаные прогалины.
Когда они добрались до Волги, десять стругов стояли рядом по берегу, на деревянных катках, и плотники во главе с Егором Бардошем, доканчивали работу, законопачивая пазы и заливая их смоляным варом.
Ждать пришлось недолго. Как только большой лес прошел, струги были спущены на воду, и рязанцы стали грузиться.
На первых стругах погрузились семейные казаки с бабами и детьми. На передней части они разослали сенники, мешки, тулупы, поставили свои сундуки. На других стругах погрузились остальные казаки. Скарба у них было немного. Выставили охрану и тронулись в путь.
Степан, не любивший оставаться без дела, присоединился к двум рулевым, которые под руководством Егора Бардоша управляли громадным веслом-потесью, сделанным из целой столетней сосны. Это весло служило рулем.
Волга в этот год, как никогда, сильно разлилась. Перед Астраханью она представляла из себя огромное озеро, среди которого островками едва угадывались крыши домов и верхушки деревьев.
Но струги шли вперед без весел, одним сплавом. Вверх тоже редкие суда проходили на веслах или под парусами.
В шестом часу поднялась буря, и струги поставили на якорь. К вечеру непогода усилилась. Волга бушевала, волны яростно бились о берега. Потоки дождя обрушились на струги. Казаки, проклиная татарский город, встретивший их дождем и бурей, дрогли, прикрываясь кто чем мог. Ходить было невозможно. Ветер сбивал с ног.
– Ночь предстоит злая, – говорили на стругах. – Вон, как рвет Волга.
– Это, наверное, татарские демоны нагнали на нас бурю и ливень? – сказал кто-то уныло.
– А может, это указывающий нам хороший знак, – послышался голос бодрее.
– Демоны, не иначе, не хотят впускать нас в свои земли.
А буря и ливень неиствовали над рекой.
– Что будем делать? – задавали друг другу казаки, собравшиеся у атамана. Одни предлагали переждать непогоду, другие – рискнуть и попробовать проскочить. Решили не дожидаться.
– В такую погоду и татарская стража, поди, попряталась, – заключили старики.
– Лишь бы в устье войти, а там ищи-свищи, – говорили они, терзая Бардоша – сможет ли тот в такую погоду найти нужную тропу.
– Действительно, здесь Волга имеет десятки устьев, и не дай Бог зайти в неверное. Можно затеряться между островами в камышах или завязнуть на отмелях, – задумчиво объяснил Егор. – Но я постараюсь.
Перед утром снялись с якорей. Канаты ослабли, и вода закипела у бортов. Течение реки понесло струги вниз по реке.
– Приготовить весла, – отдал команду Степан, хотя весельники уже по команде Егора расположились на своих местах.
Струги сносило к противоположному от города берегу. Погода стала меняться, ветер затихал. Коренастый рулевой вместе с Егором налегал на руль и, щурясь, пристально всматривался в даль. На грани поверхности реки и туманной дали с нависшими серыми тучами протянулась тонкая полоса камышей. Там многочисленными руслами вливалась в Каспийское море великая река Волга.
– Мель! Струг царапает дно! – прокричал рулевой.
– Дай правее, входим в протоку, – распорядился Егор.
Берег, заросший камышом, стал отдаляться. На равнине показались всадники в долгополых шубах и остроконечных меховых колпаках. Они повернули к реке, въехали в воду и остановились на отмели, потрясая короткими копьями, выкрикивая непонятные слова. Коротконогие кони, с толстыми шеями и длинными гривами, храпели и фыркали, обнюхивая проносившуюся воду.
Но струги уже вошли в нужную протоку и вскоре исчезли из вида. Весельники длинными тонкими шестами промеряли глубину. Течение реки проносило холодные валы и на них вертевшиеся соломинки и сухие ветки. Огромные стаи болотных птиц проносились над густыми камышами.
– Я вижу море! – закричал наблюдатель.
– По веслам, – зычно отдал команду Бардош и стал четко задавать ритм гребцам.
Весла пенили мутную зеленоватую воду, равномерно поднимаясь и опускаясь на ее поверхности.
– Приглядись, атаман, к воде, – обратился Бардош к Степану. – Мы идем уже не по Волге, а по соленому морю – по Каспию.
Над ними стали виться чайки.
– Гребите! Гребите! Мы спускаемся в море, – прокричал обрадованный Степан.
Гребцы напряглись изо всех сил, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад, почти падая на спину.
– Отверни правее! – скомандовал рулевому Егор. И тот вместе с напарником налегли всем телом на длинный руль, слегка заворачивая струг в сторону.
А за ними, словно в боевом строю, торопясь, чтобы не отстать, следовали остальные суда.
Часть вторая
Казаки на Тереке
Ты откуда, удалой добрый молодец, Ты коей земли, коей орды?
Как тя путь зовут по имечку, Величают по изотчине?
Ф. Энгельс
Глава I
Первенцы свободы
Нежелавшая подчинения Москве казачья ватага, пройдя по Дикому полю к переволоке на Волгу, спустилась в Каспий и оттуда вошла в Терек.
Сюда, как в былые времена на заставу богатырскую, стекались разные люди. Стекались все, кто, чуя в себе силушку великую, хотел показать свою удаль молодецкую, добыть себе чести и славы.
Стекались сюда те, кто искал себе спасения от холопства невольного, от прикрепления к земле, к тяглу, к помещику.
Московское государство начинало зажимать в крепкие тиски своих граждан, возлагая на них тяжелые обязанности перед государством – обязанности, не соответствующие правам. И вот, кто хотел избавиться от этих тисков, от тяжести податей, налогов и от произвола дворян да бояр государевых, кто жаждал вольной, свободной жизни, бежали на берега запольных речек.
В устье Терека, куда, прячась от Москвы, добрались рязанцы, располагалось разношерстное поселение – Тюмен. Жил там всякий люд: русская вольница, бежавшая с Волги, татары казанские и астраханские, армяне, персы, кабардинцы, кумыки.
– Селитесь в нашей слободе, – предлагали волжане, – здесь Терек не подтопляет.
– У нас места много, – предлагали татары и персы.
Казаки, выбрав место, где было не так сыро, расположились особняком.
Но вот как бывает. Было тепло, и светило солнце. Вдруг набежала туча, и пошел сильный дождь, все затопил, все омрачил, испортил. Разгрузившись, утомленные долгой дорогой казаки моментально забылись во сне.
А утром оказалось, что их обворовали.
– Уходим отсюда, – посоветовали старики атаману. И они стали пробираться вверх по Тереку.
Через несколько дней уткнулись в крутые и лесистые берега Сунжи. Впереди владения малокабардинцев, южнее – чеченцы, сзади – кумыки.
Первыми казаков встретили кабардинцы.
– Салам алейкум! – приветствовал их князь Илдар в урочище Голого Гребня.
– Салам, салам! – добродушно отвечали им прибывшие, когда толмач перевел приветствие.
– Откуда прибыли?
– Едем издалека. Где были, оттуда сплыли. Ищем работенки, пока есть силенки, – шутливо за всех отвечал старый казак Егор Бардош.
– Что привело вас сюда, люди? – вновь поинтересовались кабардинцы. И рязанцы, не таясь, рассказали им о причине своего бегства.
Кабардинцы, видя, что приезжие носят оружие, а это признак их свободы и достоинства, да еще оружие огнестрельное, редкостное в то время на Кавказе, предложили:
– Селитесь здесь, эта земля на стыке горских владений – ничейная, порожняя, – показывали они руками. – Будем соседями.
Казакам местность понравилась. Рядом с рекой лес, дальше гребни гор, у подножия ровные поляны травы в пояс. Коси сено, паси скот, паши землю, сей хлеб. И безопасно – никакая царская погоня не достигнет.
Стали строить дома, возвели станицу и назвали ее Гребенской. С первых же дней казаки стали куначиться с кабардинцами и чеченцами. Покупали у них скот, зерно, завели хозяйства. Ну, думали они, теперь нас никто не тронет. Но стал пропадать скот. Проведенное расследование показало, что следы вели в аулы.
– Надо проучить воров, – слышалось на сходе. Но старшие посоветовали:
– Кто же в чужом краю наводит свои порядки. Давайте воровскому обычаю горцев противопоставим свой: надежно охранять себя и не давать повода для краж.
– А для начала давайте съездим к моему кунаку – Асланбеку, может, он что посоветует, – предложил Степан Щедрин и назвал, кто с ним поедет в аул.
Выехав рано утром из станицы, они уже в полдень подъехали к подворью Асланбека. Продолговатая сакля из двух комнат с небольшими оконцами без стекол, обращенными к югу, согнулась под тяжестью времени. Невысокие стены из плетеной лозы, обмазанной глиной, местами обнажились, и прутья торчали, словно голые ребра. В углу просторного дворика располагалось приземистое строение. В нем заржала лошадь, услышавшая голос мужчин. Рядом с конюшней хлев, курятник, амбар – все, что потребно в хозяйстве.
Хозяин дома, кабардинец Асланбек, вышел из хлева с деревянными вилами в руках. Увидев гостей, с которыми приехал к нему кунак, он прислонил вилы к стене, шагнул навстречу.
– Салам алейкум, Степан! – приветствовал он кунака. – Рад видеть в своем доме гостей!
– Алейкум салам! – ответил на приветствие Степан и стал представлять Асланбеку товарищей.
– Я знаю. Вот Андрея и Федора я уже знаю, рад и с другими познакомиться, – и он пожал всем руки. В его признательном взоре смешались удивление и восторг.
– Уж как я рад! Сейчас позову толмача, без него не обойтись – ваш язык знаю плохо, да и вы наш еще не освоили.
Он тут же отдал какие-то распоряжения домашним и предложил:
– Прошу в дом, Степан.
Дверь в комнату, которая оказалась кунацкой, грубо сколоченная из двух чинаровых досок, вела прямо со двора. Чтобы легче было перешагнуть через высокий порог, у самого входа лежал плоский булыжник – ступенька. По обычаю горцев, Асланбек пропустил гостей вперед. (При выходе впереди выходит хозяин). И не успели они оглянуться в комнате, как в нее внесли войлочные подстилки, лавки, и Асланбек пригласил присесть.
Вошел толмач.
– Салам алейкум! – сказал он, слегка поклонившись хозяину и гостям.
– Обмойте руки с дороги, – предложил он гостям. И те увидели, как девушка поставила у двери тазик и кумган.
– Садитесь, – сказал хозяин, когда гости ополоснули руки. И пошла беседа. Спросили друг друга о домашних делах, о детях, родственниках.
– Как перезимовали? – поинтересовался у Степана Асланбек.
– Слава Богу, – ответил тот. – Кормов хватило, да и сами не голодали.
– Но вот, Асланбек, что нас беспокоит: участились кражи скота, были и нападения. Скажи, что это значит и кто бы это мог?
– Точно не знаю, – ответил Асланбек. – Но это не наши. Думаю, что это абреки с гор. А толкнуть их на это мог или голод, или науськивание турецких эмиссаров, которые в последнее время стали все чаще здесь появляться.
– И что же нам посоветуешь делать? – спросил его Степан.
– Своим людям я скажу и разбойников мы принимать не будем. А вы усильте охрану и давайте вместе разберемся, кто не хочет мирно жить с соседями.
Казаки переглянулись. Ответ Асланбека им понравился, и другого им было не надо.
Стали вносить угощение. Запахло мясом, чесночным соусом, и разговор продолжился.
Рядом с Асланбеком сидят родственники и соседи, напротив Степан с друзьями. Казаки крепки в кости и, в отличие от них – бритых, с шевелюрой на головах. Асланбек в черкеске и мягких сапогах. Казаки в цветных рубахах и холщовых штанах, как море разливное.
Хозяева за столом с уважением относились к гостям.
– Вот берите барашка с вертела да кумыс, – в один голос предлагают они им.
– Налей нам еще максымы, – сказал Асланбек дочери, которая помогала тут с угощением.
– Мир и достаток твоему дому, Асланбек, – благодарили казаки хозяина, когда его дочери в очередной раз подавали угощение.
Асланбек улыбнулся и торопливо поднялся от очага.
– Угощайтесь, угощайтесь, гости дорогие, – говорил он в сердцах. Ведя разговор с гостями, он отцовским взглядом углядел, что уж очень один из гостей на его дочь поглядывает.
"Да и сама Асият, видно, к нему неравнодушна", – подумал он. На три дня к старшей дочери отпустил и вот гляди – перемигиваются. Хороша у него младшая Асият – гибка, как серна, юна, а грудиу нее уже, как башни. Кожау нее как оливки, волосы как черный виноград, вьются – змеятся, как лоза. Но и парень не промах, такой умыкнет, и делать нечего. Видно, очень понравилась ему Асият, вон как пылают щеки.
– Эй, Асият, дочь моя, дорогая, ненаглядная, угощай еще гостей.
Засмеялась Асият – поняла отца. Подавая парню следующее блюдо, она в упор посмотрела ему в глаза и отпрянула. Андрей взглянул на Асият и густо покраснел. Она, заметив это, опустила глаза.
Поставив закуски, девушки вышли из кунацкой, пятясь, так как по обычаю не полагалось оборачиваться к гостям спиной.
– Асият, ты видела, как смотрел на тебя тот парень? – тихо спросила ее сестра, когда они вышли из кунацкой.
– Бессовестный, не постеснялся даже отца. Не знаю, что подумают родственники.
А тем временем в кунацкой уже шли по кругу чаши, наполненные максымой. Андрей отказывался от напитка и, как только появилась возможность, вышел на двор. Асият с сестрой стояли у калитки. Когда он подошел к навесу, раздался голос:
– Что ты ищешь?
Он вздрогнул, но быстро нашелся:
– Просят максымы.
– Асият, набери ему максымы, кадка там под навесом, – сказала сестра.
Асият, склонившись над кадкой, стала наполнять максымой кувшин, который кстати оказался тут же. Андрей взял ее за руку и попытался обнять. Асият до того растерялась, что сначала не оказала ему сопротивления. Он успел поцеловать ее в плечо.
– Душа моя, красавица! – шептал он, жарко дыша ей в ухо.
– Пусти! – вырываясь из объятий, сказала она и оттолкнула его. Подошла сестра, и Андрей пошел обратно в кунацкую.
– Нужно еще максымы? – спросил он сидящих и, не дожидаясь ответа, подал им кувшин. Чаша, наполненная максымой, вновь пошла по кругу.
А сестры во дворе продолжали разговор.
– Хороший парень, правда? – спросила старшая.
– Кто, кто? – покраснев, переспросила ее Асият.
– Кто-кто – Андрей. Что он тебе говорил?
– Красавицей назвал, пытался за руку взять, – отвечала та, опустив голову. – Только не судьба нам быть вместе.
– Почему?
– Разве отец отпустит меня из аула?
– Не огорчайся, – сказала сестра. – Ты все-таки свободная. Самое худшее, если тебя выдадут замуж против твоей воли.
– Ах, душа моя, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? – Асият со слезами на глазах кинулась на шею сестре.
– Знаю, что ты несчастна. Но что же мы можем поделать, если Бог уготовил нам такую судьбу?
После сытного обеда все вышли во двор. Асланбек показал гостям своего коня.