Хан Шах-Али ещё призывал своих сторонников идти на поклон к русскому царю, а за его спиной родился и созрел новый заговор. Противники Шаха-Али чинили ему помехи в переговорах о мире как могли. На правобережье Волги стали появляться летучие отряды ордынцев. Они нападали на береговые дозоры, захватывали пленных, поджигали селения, всячески обостряли отношения с русской ратью. Басманов в эту пору вновь был вынужден защищать берега правобережья. Он разделил свой полк на две части, и три тысячи воинов ушли на береговую службу, а две продолжали учиться штурмовать крепость.
Наступила зима. Заговорщики уже осудили хана Шах-Али на смерть, но исполнить приговор не сумели. Заговор был раскрыт, все участники были схвачены и казнены.
В эту пору в Свияжск вновь приехал царь Иван. Хан Шах-Али, очевидно, узнал об этом и прислал в русский стан князя Хамзу с просьбой возобновить переговоры о мире. Царь Иван дал согласие, однако был озадачен тем, что его послов пригласили на переговоры в Казань.
- Что это, они готовят нам ловушку или навязывают свою волю?! - возмутился государь.
Но, посоветовавшись с воеводами, он согласился отправить своих послов в Казань. В конце зимы царь обозначил состав послов и велел им идти за Волгу. Среди воевод, отправленных на переговоры, оказался и Алексей Басманов. Он упросил князя Андрея Горбатого-Шуйского передать царю своё желание посмотреть крепость изнутри. При этом сказал:
- Я, князь-батюшка, не верю, чтобы татары пошли на мировую, потому хочу увидеть, что за вертеп перед нами высится. Как гляну на нутро, так и пойму, посильно ли нам раскусить сей орешек.
- Я скажу царю о твоей просьбе, и ты пойдёшь вместе со мной, - ответил князь Андрей.
Однако русскому посольству не удалось побывать в Казани и посидеть за столом переговоров. Когда послы-воеводы покидали Свияжск и добирались до города, там случились события, повлиявшие на весь ход дальнейших отношений между Казанским ханством и Россией. Перебравшись через Волгу по ледяной дороге и подъехав к крепостным воротам, послы увидели, что они закрыты. Воевода Басманов, ехавший впереди с князем Андреем, хотел постучать в ворота рукоятью меча, но вовремя остановился и прикрылся щитом. Он заметил в бойнице башни татарского воина, который держал в руках лук со стрелою на тетиве. Басманов повернул коня и крикнул:
- Все уходите! Все уходите!
И послы поняли, что им грозит опасность, развернули коней и помчались к Волге.
В Казани в этот день совершился очередной переворот. Хан Шах-Али был заключён в темницу, а вместо него избрали гостившего в Казани знатного воина Ядыгара из астраханской династии ханов.
Ядыгар не ринулся в открытую схватку с русскими войсками, а повёл хитрую политику накопления сил. Он позвал на помощь ногайскую орду. И ногайский хан Юсуф дал клятвенное обещание с первыми лучами весеннего солнца двинуть свою орду на правобережье Волги, дабы смять русские полки, сжечь крепость Свияжск. Заручившись поддержкой ногаев, хан Ядыгар отправил послов в Крымскую орду. Девлет-Гирей принял послов и тоже дал клятвенное заверение, что не оставит братьев по крови в беде.
К весне в русском стане совсем стало ясно, что военное столкновение неизбежно и что русским ратям придётся принять удар двух орд с юга и не допустить вольных действий казанской орды. Несмотря на угрозу с юга, в России готовились к взятию Казани во всех землях. Едва прошёл ледоход на Москве-реке, на Оке и на Волге, как к Казани выступила судовая рать. По полой воде она летела словно на крыльях. Следом за судовой ратью двинулась пешая. Она шла вдоль Оки, оставляя в крепостях мощные заслоны. И эта мера была благодатной.
Уже катилась по Дикой степи на Русь Крымская орда, которую вёл сам хан Девлет-Гирей. Его орда получила подкрепление от турецкого султана. Он выделил в помощь крымцам корпус отчаянных янычар со множеством пушек. Действия крымской орды были предсказуемы, но до поры до времени. Она не пошла к Волге и низовьям Оки, где было большое скопление русских войск, а ринулась на запад. И неожиданно для всех повернула к Туле и осадила город, но обломала зубы о тульский "орешек". Туляки защищались героически и выдержали все приступы на крепость до подхода русской рати. Крымцы вынуждены были отступить и сделали это так поспешно, что побросали половину пушек, оставили всех русичей, захваченных в посадах под Тулой.
Ногайская орда хана Юсуфа разбила себе голову о прочный заслон, выставленный на юге казанского правобережья князем Андреем Горбатым-Шуйским и казаками. Не испытывая судьбу, забыв о клятвенных обещаниях, хан Юсуф удрал в свои степи.
И пришло время, когда уже ничто не мешало извне идти на взятие Казани. На левом берегу, уже под стенами крепости, накапливалась стопятидесятитысячная рать, готовая по первому сигналу боевых труб пойти на приступ. Среди этих тысяч были и пять полков князя Андрея Горбатого-Шуйского. И один из них во главе с воеводой Басмановым должен был выполнить главную задачу. Под Казань привели свои полки многие знаменитые воеводы. Тут были князь Андрей Курбский с ярославской ратью, князь Михаил Воротынский во главе тверских и новгородских полков.
Был август. Стояла жара. Но русской рати было вольготно стоять на берегах Волги и Казанки. Крепость Казанского ханства была уже в прочном хомуте. А русские полки всё подходили. Как-то ночью переправился на левый берег Волги трёхсотенный отряд донских казаков, и среди них был отменный воин - есаул Ермолай. Позже перед ним будет преклоняться вся православная Русь, ибо этим витязем был будущий патриарх всея Руси Гермоген. После взятия Казани и покорения Казанского ханства Ермолай останется в этом инородном крае, примет сан священнослужителя, поднимется по ступеням иерархов до сана митрополита Казанского и породнит тысячи россиян и татар обоего пола. Многие магометане примут по его призыву христианство.
А пока есаул Ермолай обосновался со своими казаками близ полка Алексея Басманова. И они плечом к плечу поднимутся во время приступа на стены крепости и постоят друг за друга так, как это умеют делать только русичи.
Царь Иван в дни подготовки к приступу не покидал Свияжска. Он ещё надеялся, что хан Ядыгар устрашится грозной силы и сдастся на милость Москвы. Много раз русские глашатаи подходили под самые стены Казани и призывали татар отказаться от смертоубийственного сражения. Но в ответ к глашатаям летели не слова, а стрелы.
В Казани в эту пору приготовились защищать свой стольный град тридцать тысяч воинов. Они дали клятву умереть, но не сдаваться.
Терпение царя Ивана лопнуло, и в середине августа он повелел начать приступ. И ранним утром, чуть солнце озарило землю, разразилась пушечная канонада. По городу, по его стенам в один миг ударили сто пятьдесят орудий. Пушкари не жалели ни пороху, ни ядер, стреляли долго. Татары не ожидали, что на их головы обрушатся все небесные громы. И воины и мирные жители прятались от страха кто куда мог. А в это время наступила короткая тишина, прервавшаяся криками десятков тысяч воинов: "За Русь! За Русь!" Полки пошли на приступ. Воины бежали с лестницами и захватами. Из-за их спин тысячи лучников и стрелков из пищалей стреляли по верху стен, пытаясь сбить татарских лучников.
Одними из первых пошли на приступ сотни полка Алексея Басманова. Он наступал с юго-западной стороны крепости, и стены здесь казались самыми мощными. Полку было отведено всего сто сажен пространства стены. Басманов был уверен, что воины его полка сомнут врага на этом малом участке и дадут простор для наступления другим полкам. Алексей бежал среди первых двух сотен ратников своего полка. Они подтащили к стенам лестницы, умело вскинули их, закрепили упорами. И вот уже самые отважные ринулись наверх. Ступень за ступенью они одолевали расстояние, отделяющее их от остроколья. Они ловко прикрывались щитами, зная, что на их головы вот-вот польётся смола, полетят камни. Десятка два ратников были уже близки к цели. Ещё сажень - вот он, верх стены: поднимись и бросайся в сечу. Но не тут-то было. Татарские воины коварно защищали стены. Они пока не бросали на головы наступающих камни, не лили кипяток и смолу, но как только над стеною появлялась голова, грудь русского воина, так его ждал смертельный удар. Та же участь ждала и второго, и третьего воина. Сам Алексей Басманов поднимался по лестнице примерно за пятым воином. И он понял, в чём кроется неудача его ратников. Прикрываясь щитами, они лишали себя возможности вооружиться мечом, саблей: ведь надо было нести щит и держаться за лестницу. Действия же татар были свободны, и один воин мог стоять против дюжины наступающих. Басманов не склонен был к безрассудным поступкам. Он должен был любой ценой зацепиться за стену. Перекинув на спину щит и взяв в руки меч, Алексей продолжал подниматься на стену. За ним по лестнице взбирались десятки его ратников. А впереди падали один за другим сражённые воины. Казалось, эта участь ждала и его. Но нет, Басманова оберегала судьба. В тот миг, когда он уже поднялся над стеной, а её защитник поднял саблю, чтобы сразить его, меткий стрелок из пищали сшиб татарского воина. Защитник упал. Алексей уже стоял в проёме между зубцами и в тот же миг поверг набегавшего воина. И шагнул вперёд, освобождая место для тех, кто поднимался следом за ним. Их уже трое, и они отважно бьются, разя подбегающих врагов. Пространство на стене расширилось. Убиты защитники ещё в двух бойницах, и на стене уже больше десяти воинов Басманова. Ещё убиты несколько защитников, отвоёваны две сажени стены. А на неё всё прибывают и прибывают ратники Басманова, расширяют поле сечи. Близка победа!
Но что-то случилось внизу, у стен крепости. Затрубили боевые трубы, возвещающие окончание приступа. С чего бы? Зачем? Басманов ещё бьётся, тесня защитников. А трубы призывают. Басманов не может этого понять, но вынужден подчиниться и исполнить воинский приказ. И он со своими ратниками начинает отступать, велит им покидать стену. Следом за ними и сам уходит со стены. С лестницы он видит, как русские воины повсеместно отступают от стен. Горячка боя ещё не схлынула с Басманова, и он никак не может понять, что произошло. Чьим повелением русская рать отходит от крепости, вот-вот уже поверженной. И ему было больно от потери завоёванного участка стены. Он готов был зарычать от ярости.
Оказалось, что приступ прекратили по воле царя Ивана. К нему привели татарского мурзу, якобы посланца хана Ядыгара, который просил прервать приступ и звал русского царя начать переговоры о мире. Трудно было понять, отчего хитрый царь Иван, его опытные воеводы проявили близорукость в самый горячий, уже победный миг приступа, как попались они в ловушку очередного обмана татарских правителей.
Старый и, казалось, безобидный мурза ещё поздним вечером был выпущен из крепости и, прикинувшись овечкой, упросил ратников переправить его на правый берег Волги, дабы он мог уйти в селение Юрмаши. Однако ночь он провёл вблизи Свияжска, утром увидел, как русские начали обстрел Казани, поспешил к воротам Свияжска и упросил стражей отвести его к царю. Иван в это время следил за приступом со стены крепости. Мурзу привели к нему, и он передал государю мольбу хана Ядыгара прекратить приступ и заверил, что казанские правители сегодня же заключат с русскими мир. Царь Иван не усмотрел в том обмана и повелел остановить приступ.
В душе царя Ивана ругали все воеводы, которые вели ратников на приступ. Князь Андрей Горбатый-Шуйский, встретив Алексея, вернувшегося со стены, и похвалив его за отвагу, произнёс:
- Обвели нашего царя вокруг пальца. Вот что значит молодо да зелено. А ведь какой-нибудь час и твои воины полстены очистили бы от ордынцев. Ох, раскается государь в содеянном!
Как знать, может, князь Андрей сказал подобные слова ещё кому-то или кто-то подслушал их в тот миг, когда он сгоряча поделился своими чувствами с Алексеем, но для князя они стали роковыми. Их донесли до царя. И вскоре после взятия Казани знаменитый воевода князь Андрей Горбатый-Шуйский поплатился жизнью. Царь казнил его за "измену".
Ожидание мирных переговоров оказалось напрасным. Мурзу за обман убили и отправили его тело хану Ядыгару. Царь Иван повелел войску вести осаду Казани. Она была длительной. Шесть недель стояли сто пятьдесят тысяч ратников на подступах к столице ханства. Лишь обученные отряды воинов приступили к подкопам крепостных стен. В них закладывались пороховые мины. И был разведан тайник - источник, из которого осаждённые брали питьевую воду. Царь уже уехал из-под Казани, и воеводы Андрей Курбский и Михаил Воротынский решили сделать подкоп к источнику и взорвать его. Десять дней и ночей велись скрытые подземные работы. Как только открыли подземный ход длиною почти сто сажен, в конце его заложили одиннадцать бочек пороху и взорвали. Казанцы лишились питьевой воды и были вынуждены брать её из гнилой протоки. В городе началось повальное бедствие, ежедневно десятки мирных горожан и воинов умирали от страшной заразной болезни. К октябрю прокопали подземный ход и заложили под воротами и частью стены сорок восемь бочек пороха. К этому часу русская рать приготовилась к новому приступу. Взрыв был произведён перед самым рассветом. Он разрушил две сторожевые башни, ворота и большой участок стены. Первыми в этот огромный проход бросились на рассвете второго октября казаки есаула Ермолая и несколько отборных сотен ратников из разных полков. И впереди, рядом с казаками Ермолая, шли воины Алексея Басманова. Ворвавшись в город, Алексей и Ермолай со своими воинами приступили к выполнению особой задачи. Они должны были очистить от защитников крепостную стену. Сколько их там было, никто не знал, но захват крепостной стены сулил русской рати господство в городе.
Однако Басманов и Ермолай не предполагали, каких трудов будет стоить всё это и сколько прольётся крови. На крепостных стенах несли ночное бдение более трёх тысяч ордынцев. Их отчаянное сопротивление вначале ошеломило русских воинов, которые по внутренним лестницам поднимались наверх. И всё-таки на стороне наступающих была неожиданность нападения. Ведь никто из защитников не ждал взрыва, никто не предполагал, что русские сразу ринутся занимать стены. Басманову повезло ещё и потому, что сотни казаков, которых вёл есаул Ермолай, ворвались на стену, словно таран, сразу в нескольких местах. Сам Ермолай врезался в гущу врагов, и началась рубка. Татары не выдержали натиска с двух сторон, в панике прыгали с высоты во двор, некоторые пытались скрыться за наружной стороной стен. Но и там их поджидала смерть: по штурмовым лестницам тоже поднимались русские ратники. Большинство татар, однако, отчаянно сопротивлялись. Вскоре схватка расчленилась по всей стене на многие очаги. Воины Басманова и казаки Ермолая уже соединились и плотной стеной шли вперёд, туда, где ещё был враг. Сеча близилась к завершению.
Наступил рассвет. На улицах города ещё продолжался бой. Татары засели в домах, и их надо было брать приступом. Но силы оказались неравными, русская рать заполонила весь город. Первыми закончили своё ратное дело воины Басманова и казаки Ермолая. Крепостные стены были в их руках полностью. А вскоре было завершено сражение и на городских улицах. Тысячи татарских воинов всё-таки не отважились противостоять огромной рати русских и побросали оружие, сдались в плен.
В полдень второго октября 1552 года Казань как столица Казанского ханства перестала существовать. Над ханским дворцом был поднят русский стяг. Басманов и Ермолай наблюдали за его водружением с высоты крепостной стены. Они стояли рядом и радовались победе. За немногие часы, проведённые в сече рядом, Басманов и Ермолай почувствовали дружеское расположение друг к другу. Как посчитал Алексей, Ермолай был ровесником его сына. Расставаясь, Басманов сказал:
- Иди ко мне в полк, есаул. Ты славный воевода, и я дам тебе тысячу воинов.
- И пошёл бы, - ответил Ермолай, - но дал обет идти на береговую службу за Казань. Нашенская теперь это земля, и должно её оборонять.
Позже царь Иван достойно отметит подвиг этих двух отважных воинов: Басманова, как он и обещал, наградит званием окольничего, а Ермолаю поручит возглавить сторожевой полк в Казанском крае.
"Мирному населению восточных и северо-восточных земель теперь не угрожали ни плен, ни разорение - Казанское ханство вошло в состав Русского государства", - сказано в исторических трудах о России.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ЗЛО ПРОРАСТАЕТ
Как хорошо и благостно жилось в обители при Филиппе в минувшие годы. Более двухсот иноков жили единой братской семьёй без свар и озлобления, в трудах праведных. Филипп как вернулся на Соловки да исповедался перед братией за свои деяния в Москве, донёс новость о церковном и монастырском устроении, введённую на Стоглавом соборе, так и дал себе волю несколько дней и светлых ночей побродить по неизведанным местам острова. Два соборных старца за ним увязались, три послушника им помогали в пути. Ехали в повозках до озера Питьевого, там лошадей в обитель отправили, сами на лодки сели, не один десяток вёрст прошли по озёрам, волею обитателей острова связанным между собой каналами.
- Благодать-то какая! - воскликнул соборный старец Зосима, ещё крепкий и подвижный. Он как сел за вёсла на озере Средний Перт, так и грёб вместе с послушниками до озера Валдай.
Прогулка Филиппа оказалась не праздной. Старец Зосима сказал в пути, как плыли по озёрам:
- Ты, отче игумен, должен осмотреть каналы, коими мы с тобой соединили озера, и помыслить с нами, как воду из них пустить в Соловецкий залив, а может, и в бухту Благополучия.
- В чём такая нужда просматривается? - спросил Филипп.
- Дабы заставить её работать во благо братии, - отвечал Зосима.
- Ишь ты! Ну говори, - побудил Филипп.
- Наша ветряная мельница хороша, но ветров мало. Потому нужно ставить водяную.
Филипп в душе возрадовался такому устремлению, но сказал строго:
- Вы, старцы, неуёмны. Ещё и собор не вознесли под купола, а вам уже подавай новых забот.
- Не ущемляй наших забот, отче. И собор и мельницу осилим. Нам токмо место обозначить разумно, где стоять каменной. И как под неё воду пустить на колесо.
- Коль так, дерзайте, ежели с братией в согласии. А путь для воды и место для мельницы выберем, мудростью вашей питаемы.
И с новой силой закипели в обители зодчие страсти. По летней поре проложили путь озёрной воде через монастырское подворье, вывели в бухту Благополучия. На том водном пути поставили мельницу каменную. Вода закружила колеса, от них жернова в ход пошли. Два года понадобилось на эту заботу, зато и радости сколько! Муку мельница давала простого помола, пеклёванную и даже крупчатую, из коей кулики отменные пеклись.
В эти же годы монахи соединили все службы, храмы и жилые кельи светлыми сенями, дабы в долгие зимы, в метели и в пургу - круговерть снежную - не выходить на стужу, а вольно ходить по всему монастырю.