Несмотря на наше совсем недавнее буржуазное прошлое, у нас к началу войны не оказалось ни социальной почвы, ни реальных сил для появления "пятой колонны", и это при том, что у тысяч и тысяч людей Октябрьская революция отняла их состояние, оставив только право трудиться и жить как все. - Голос Сталина чуть возвысился, что означало - главные его мысли впереди. - Нам важно знать и то, как мы выглядели даже со стороны Троцкого, учитывая, что он имел кое-какое представление, из чего складывается крепость Советского государства… Вот что писал господин Троцкий, когда в Германии пришел к власти Гитлер. - Передвинув на столе бумаги, Сталин взял тоненькую желтую папку и, раскрыв ее, неторопливо стал читать: - "Можем ли мы ожидать, что Советский Союз выйдет из предстоящей великой войны без поражения? На этот откровенно поставленный вопрос мы ответим так же откровенно. Если война останется только войной, поражение Советского Союза неизбежно. В техническом, экономическом и военном отношении империализм несравненно сильнее. Если он не будет парализован революцией на Западе, то он сметет социальный строй, рожденный Октябрьской революцией".
- Косноязычно, однако политическая формула ясна, - заметил Молотов.
- Как дважды два! - Сталин небрежно швырнул брошюру на стол. - По Троцкому: если нас не спасет восстание пролетариата западных стран, значит, нас уничтожат; другого выхода нет.
- В этом вся суть троцкизма! - сказал Щербаков, заметив, что Сталин взглянул на него так, будто ждал его слова.
Сталин действительно собирался выслушать Щербакова, но не спешил задавать ему вопросы, рачительно перебирая мысли, как опытный землепашец сортовые семена. Он вновь стал расхаживать по толстой ковровой дорожке, расстегнув верхние пуговицы армейского кителя и поглядывая золотистыми глазами на огромную оперативную карту, расстеленную на краю стола заседаний. Трудно было предположить, о чем он сейчас заговорит, как вернется к затронутой проблеме политической стратегии.
- Гримасы истории! - Произнося эти слова, Сталин глухо и едко засмеялся. - Политический авантюрист Троцкий надеялся убедиться на нашем примере в состоятельности своей теории. А успел убедиться до своей смерти в обратном - увидел, что троцкизм гниет… Нам, впрочем, сейчас не до того, чтоб доказывать это. Много чести для Троцкого. Главное, что мы выстоим, должны выстоять! Мы сумеем защитить дело Ленина, хотя на революцию пока нет надежд: революционные силы Германии упрятаны в тюрьмы и в концентрационные лагеря…
И всем стало ясно, что Сталин, размышляя вслух, прокладывает логические мостки к чему-то тревожащему. Его глаза светились глубоким умом, знанием чего-то особенного, неведомого другим.
- Так вернемся к тонкостям нашей политической стратегии и, добавим, политической тактики перед лицом буржуазного мира, напряженно следящего, как мы сопротивляемся войскам фашистской Германии. - Сталин остановился против Щербакова и, как обычно, держа левую руку у нижней пуговицы кителя, неожиданно спросил: - Товарищ Щербаков, а если бы у нас в стране сейчас обнаружилась "пятая колонна", вы бы спешили сообщать об этом в сводках Совинформбюро?
Щербаков поднял на Сталина удивленные глаза, шевельнул крупными руками, лежавшими на столе.
- Товарищ Сталин, даже в оккупированных наших областях гитлеровцы не находят опоры среди советских людей! - Он, чувствуя серьезность вопроса, нервным движением руки поправил очки на широком носу и продолжил: - Только единицы из среды уголовников и недобитых кулаков идут к ним в услужение… Но это не "колонна", а ошметки!.. Каждый день Совинформбюро получает и распространяет сведения о партизанской войне в тылу врага!
Внимательно выслушав Щербакова, Сталин удовлетворенно усмехнулся, пощекотал мундштуком трубки усы и повернулся к Мехлису, который, кажется, почувствовал, что Сталин сейчас обратится к нему, и смотрел на Сталина прямым напряженным взглядом, выражающим вопрос и настороженность.
- А вот товарищ Мехлис чуть было не разоблачил "пятую колонну" среди наших военных!.. - Сталин махнул зажатой в правой руке трубкой в его сторону. - Я имею в виду бывшее руководство Западного фронта во главе с Павловым. - И он бесшумно зашагал по ковру.
- Не я же вел следствие! - вяло откликнулся Мехлис, и все поняли, что это уже не первый у них разговор об этом. - А предполагать все можно было, имея в виду не столь давнее прошлое.
- Предполагать, что бывший крестьянин Павлов, ставший генералом армии и Героем Советского Союза, мог пойти на сговор с фашистами против рабоче-крестьянского государства?! - Остановившись, Сталин повернул к Мехлису только голову; его косой взгляд выражал негодование. - А ведь вы именно с таким обвинением препроводили в Москву из Смоленска отданных под суд генералов! - Увидев, как побагровел и заерзал на стуле Мехлис, Сталин смягчился: - Ну, не лично вы, а военная прокуратура фронта, где вы были первым членом Военного совета! Хорошо, что здесь, в Москве, военная коллегия Верховного Суда разобралась во всем, отмела бредовые обвинения Павлову, которые он подмахнул, желая, видимо, довести все до абсурда или в минуту невменяемости, в порыве слепой обиды!..
- Я здесь ни при чем! - Мехлис откинулся на спинку стула, отведя глаза от загадочно-сосредоточенного лица Сталина.
- Ни при чем?! - повысил голос Сталин, не столько даже рассерженный, сколько удивленный. - Партийный руководитель всегда "при чем"! За все в ответе!.. А товарищ Мехлис "ни при чем"! Да вы знаете, какой бы вы подарок сделали нашим врагам, особенно противникам создания антигитлеровской коалиции государств, просочись к ним этот бред о заговоре у нас на Западном фронте?! Коалиция рухнула бы, не родившись!.. Вы вникните, товарищи, в ситуацию момента: немецко-фашистские армии пробиваются в глубь Советского Союза, Япония и Турция хотят напасть на нас, но пока не уверены, что победят… Англия, США, правительства некоторых других государств, в том числе и эмигрантские, не заинтересованы в триумфе гитлеровской Германии, но и нам не желают благополучия… Из двух зол они выбирают меньшее… Как им вырабатывать линию своего отношения к Советскому Союзу, если внутри его, как в Испанской республике, могут обнаружиться силы, способствующие победе фашистской Германии? Целый комплекс надежд и сомнений одновременно… Можем ли мы, руководители партии и государства, руководители наших Вооруженных Сил, в такой обстановке быть "ни при чем"?
- Товарищ Сталин, не ловите меня на неудачно вырвавшемся слове. - Обида Мехлиса прошла, и он извинительно оглянулся на сидевших за столом.
- У политического деятеля случайных слов не бывает. - Сталин говорил не назидательно, а с чувством досады. - Если же оно вырвалось помимо его воли, то именно это слово выражает внутреннюю сущность деятеля или состояние на данный момент. Ладно, не будем придирчивы к товарищу Мехлису.
- Глаза Сталина сверкнули снисходительной полуулыбкой. - Согласимся с тем, что товарищ Мехлис оговорился. Но я хочу, чтобы все мы поняли: сейчас на нашу страну, в самое ее сердце, смотрят сквозь тысячи мощных телескопов!
- При этом видят одно, а пишут в газетах или вещают по радио нечто другое, - со сдержанным гневом заметил Молотов.
- Да, в белом хотят видеть только черное! Ты им подробнее. - Сталин, взглянув на Молотова, кивнул в сторону сидевших за столом.
Молотов невесело улыбнулся какой-то своей мысли и, ни на кого не глядя, стал говорить:
- Мы тщательно наблюдаем и анализируем, как буржуазная печать и радио информируют свои народы о событиях в нашей стране. И нам ясно, что многие буржуазные политики желали бы увидеть в СССР, мягко скажем, замешательство, особенно среди военного и политического руководства и среди интеллигенции. Им важно показать своим народам и правительствам непрочность, несостоятельность советского строя перед военной опасностью.
- Молотов формулировал мысли четко, законченно, будто излагал их на бумаге. - Наши командиры, наши политические деятели разочаровали недобросовестных толкователей положения в СССР, а на интеллигенцию, особенно творческую, кое-кто из наших противников еще рассчитывает. Печатают всякие измышления о ее недовольстве Советским правительством…
- Верно, недовольные есть! - с напускной серьезностью воскликнул Щербаков. Заметив, что его слова удивили всех, пояснил: - Особенно писатели бунтуют - поголовно все требуют отправки на фронт! Даже такие очкарики, как я.
- ПУ РККА тоже завалили письмами, - подтвердил слова Щербакова Мехлис. - И не одни писатели, а и художники, артисты, композиторы!
- А на Западе трубят, будто советская творческая интеллигенция работает у нас из-под палки, - закончил Молотов.
- Из-под палки? - Сталин язвительно улыбнулся. - Разве из-под палки скажешь такие слова, какие сказали с трибуны Восемнадцатого съезда партии товарищи Шолохов и Бажан? Конечно, интеллигент интеллигенту рознь. Еще идет процесс становления советской интеллигенции, и хорошая палка конечно же кое-кому нужна.
- Как это понимать? - спросил Калинин, выражая озадаченность всех присутствующих.
- Наша беда, что рабочие и крестьяне, - начал пояснять Сталин, произнося слова неторопливо, словно с трудом подбирая их, - в большинстве своем пока далеки от серьезной теории. Это понятно: теория - родная сестра высокой образованности и наследница аналитического склада ума; а трудящиеся веками не подпускались к высокой культуре… Взгляните только на интеллигенцию, вышедшую после революции из среды рабочих… именно рабочих, ибо крестьяне от теории еще дальше, от теории понимания… Молодые интеллигенты из рабочих, став таковыми после завершения образования, с энтузиазмом занялись строительством нового общества, руководствуясь нашей программой. И крестьянские дети тоже глубоко пашут на новой ниве… - Сталин умолк, будто смутившись, что все слушают его со столь огромным вниманием, а может, вспомнилось ему, что на XVIII съезде партии в своем докладе он, говоря о новой советской интеллигенции, не затрагивал этой важной проблемы; пососал трубку и, убедившись, что табак не горит, положил ее в хрустальную пепельницу, затем продолжил: - Но многие из них при всей своей эрудиции еще не были готовы встать на рельсы теоретического мышления родившей их эпохи, не могли сразу воспринять социализм как теорию, опирающуюся на идейное богатство, накопленное ранее, и уходящую корнями в экономические основы уже нового общества. Точнее, не готовы к обобщающим мыслям, которые переходят в закономерности… Это, видимо, случится позже. А уж последующее поколение, надо надеяться, наверняка родит своих теоретиков… Старая же интеллигенция, пусть не вся, не поголовно вся, оказалась бессильной перед путами буржуазной идеологии, ставшей еще до революции сущностью ее внутреннего мира. - Умолкнув, Сталин подошел к открытому окну и, глядя на стройные ели, ветви которых были опушены яркой свежей зеленью молодых побегов, спросил, ни к кому не обращаясь: - Вы, надеюсь, поняли, к чему я веду?.. Я хочу вам напомнить, что никто ни из старой, ни из молодой интеллигенции не поспешил в должной мере на помощь Ленину в дальнейшей разработке теории строительства коммунизма.
Сталин, помолчав, заговорил с некоторой отчужденностью:
- Нужна целая плеяда марксистов-теоретиков, чтобы в нужном объеме разрабатывать теорию, указывающую безошибочные пути нашего движения вперед, когда со всех сторон упорно и планомерно, тайно и явно мешают этому движению… Мы делали все, что могли… Нашему напряжению, нашим заботам нет границ… Каторга, а не жизнь! Каторга во имя того, чтобы построить новый мир. Но сколько ошибок, сколько неоправданных потерь! История еще предъявит за них счет… Однако у нас другого пути нет. Ленин научил нас, как не допустить возврата к капитализму. Это учение мы проверили практикой. А как без ошибок идти по пути, которым еще никто не ходил?.. Как выбирать самые верные и короткие дороги к коммунизму?.. На эти вопросы прежде, чем они станут практикой, должна отвечать теория! А интеллигенция не спешила и пока активно не спешит ее разрабатывать. Мешать нам и ругать нас есть кому, а помогать - нет… Но Ленину было еще труднее!
Сталин отвернулся от окна, взглянул на электрические часы над дверью и сел к столу заседаний. Обведя всех усталым взглядом, заговорил вновь:
- Хорошо, что у нас есть наследие Ленина. Когда нам особенно трудно, мы обращаемся к нему… Если мы не можем найти применимых к данному моменту теоретических формул, мы опираемся на ленинские принципы оценки ситуации, на стиль его работы, на образ его мышления и, наконец, на имевшие место убедительные примеры. Весной восемнадцатого года, когда нам было нелегко и в связи с массовым привлечением в армию военных специалистов бывшей царской армии, Ленин предложил ввести институт военных комиссаров, который успешно функционировал семь лет… В силу известных обстоятельств международного и внутреннего характера в мае тридцать седьмого мы вновь вернулись к оправдавшей себя системе. А прошлым летом в целях осуществления в войсках полного единоначалия опять ввели институт заместителей командиров по политической части… Вместо комиссаров. - Голос Сталина потускнел, он заговорил медленнее, и каждое его слово выражало досаду или сожаление: - Кажется, поторопились… Хотя польза была несомненная…
- К чему ты клонишь, товарищ Коба? - с притушенным нетерпением спросил Молотов и взглянул на часы: через несколько минут он должен быть в своем кабинете - там ждали его дела, которые наползали друг на друга, как льдины во время бурного ледохода.
- Все самое главное и срочное сейчас здесь. - Сталин, угадав нетерпение Молотова, спокойно постучал пальцем по столу. - А к чему я клоню, пусть доложит Государственному Комитету Обороны товарищ Мехлис как начальник Политуправления РККА.
Мехлис, пригладив рукой свою черную густую шевелюру, с готовностью встал и заговорил сочным голосом, который очень шел к его крепкой, ладной фигуре и красивому сытому лицу:
- По указанию Центрального Комитета партии мы с товарищем Щербаковым приготовили проект Положения о военных комиссарах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. - И он открыл лежавшую перед ним папку.
- Возвращаемся на круги своя, - уточнительно заметил Калинин, кажется осведомленный об этом заранее. - Путь проверенный… и войска воспримут такую меру правильно. Ведь сейчас, в боевых условиях, на командиров ложится такая тяжкая, порой мучительная ответственность, что вряд ли кто из них откажется делить эту ответственность.
- А что скажет на сей счет заместитель Председателя Государственного Комитета Обороны? - Сталин с вопросительной требовательностью посмотрел на Молотова.
В этот вопрос Сталин вложил какие-то свои сомнения, ибо лицо его выразило озабоченность.
- Скажу, что буржуазная пропаганда начнет вопить, будто мы не доверяем своим командирам…
- На каждый роток не накинешь платок. - Сталин, кажется, был недоволен ответом Молотова. - Но в данной ситуации, пожалуй, и с этим надо считаться…
- Несомненно, надо считаться! - Молотов продолжал излагать свою точку зрения. - Тем более что практика сегодняшнего дня, к счастью, пока не дает нам серьезных примеров, которые бы торопили нас с введением института военных комиссаров… Я предлагаю дать возможность проблеме созреть, а тем временем выяснить отношение к ней руководства Наркомата обороны, Генерального штаба.
- С их стороны возражений нет, - сказал Мехлис, продолжавший стоять за столом.
- Но и нет, насколько мне известно, мотивированных предложений, - недовольно заметил Сталин.
В кабинете наступила та тягостная, сторожкая тишина, когда никому не хочется нарушить ее первым. Сталин, уронив взгляд, тоже не спешил продолжить разговор.
В это время Молотов заметил у дверей вошедшего Поскребышева. Помощник Сталина, тихо ступая по ковровой дорожке, шел в глубь кабинета, смотрел себе под ноги, но Вячеслав Михайлович каким-то чутьем угадал, что Поскребышев идет к нему с дурной вестью.
Подойдя к Молотову, Поскребышев остановился и, извинительно взглянув на Сталина, тихо сказал:
- Вячеслав Михайлович, в наркомате ждут вашего звонка.
Коренастый, бритоголовый, с широким крестьянским лицом, на котором контрастно выделялись из-под припухших век пытливые светло-голубые глаза, Поскребышев словно излучал деловитость: со стороны могло даже показаться - он зашел в кабинет, чтобы удостовериться, соблюдают ли здесь порядок.
Поскребышев бесшумно удалился, а Молотов, подойдя к рабочему столу Сталина, при всеобщем молчании позвонил по внутреннему телефону в Наркомат иностранных дел. С минуту выслушивал чей-то доклад, а затем, положив трубку, повернулся к Сталину.
- То ли провоцируют немцы, то ли желаемое выдают за действительность, - спокойно сказал он, не веря в то, что сейчас услышал. - Английское радио передало, ссылаясь на Берлинское радио, что немецкие моторизованные войска захватили Смоленск и беспрепятственно движутся на Москву.
Сталин язвительно улыбнулся и, поднявшись со стула, сказал, направляясь к телефону:
- Еще не хватало, чтобы мы пользовались информацией англичан о положении на наших фронтах! - Он снял телефонную трубку, набрал номер и, сдерживая гнев и тревогу, неторопливо сказал: - Прошу товарища Жукова!
Дежурный по Генштабу ответил, что генерал армии Жуков минуту назад уехал в Кремль с докладом. Но дожидаться приезда Жукова, кажется, не было сил, и Сталин, вызвав Поскребышева, распорядился немедленно соединить его со штабом Западного фронта - с маршалом Тимошенко.
Маршала на месте не оказалось. Член Военного совета Булганин подтвердил Сталину: 29-я моторизованная дивизия генерала фон Больтенштерна захватила южную часть Смоленска.
22
Несколько успокоенный телефонным разговором с маршалом Тимошенко, генерал армии Жуков отвлекся мыслями от смоленского направления, устремив их на Юго-Западный и Южный фронты. Выходя из своего кабинета, он отглотнул из чашки остывший кофе и, не почувствовав вкуса, вновь поставил чашку на тускло-серебряный поднос рядом с печеньем и бутербродами на тарелочках. Нес с собой податливо-пухлую папку со сложенной сводной оперативной картой, отдающей запахом клея, и почти физически ощущал все начертанное на ней. Зыбкость красных линий, жирность и угловатость синих обжигали его мысль и сердце: сегодня немцы, обойдя правый фланг нашей группировки войск в районе Бердичева, ворвались в Белую Церковь; тяжелые бои ведут дивизии Юго-Западного фронта и восточнее Житомира. Киев под прямой угрозой… На Южном фронте тоже не легче - пал Кишинев. Будто железные путы все сильнее сжимают тело; дышать пока можно: держится Смоленск.