Солдат кинул быстрый взгляд на второго японца, стоявшего поблизости, и что-то сказал, отрывисто и четко, как бы отдавая приказание. Тот пошел вдоль состава. "Ага, клюнуло!" - подумал Виталий, и ему стало ясно многое. Три звездочки на погонах первого японца, знак солдата первого разряда, показали, что это старослужащий, которому, очевидно, было известно кое-что об успехах большевистской пропаганды в воинских частях японцев. Второй был новичок одна звездочка. Старослужащий отлично понял, что сказал Виталий, но не хотел, чтобы слышал второй солдат. Виталий добавил громче:
- А в этом месяце на Второй Речке в японских казармах жандармы обнаружили большевистские листовки. Хотели арестовать кое-кого из солдат. А остальные не дали, за оружие взялись! - Виталий заметил, что японец прислушался к его словам.
Соколов не мог успокоиться.
- Дожили! - ворчал он, косясь на охрану. - Будто арестанты, право слово! Ну, я под японской охраной работать не буду… Я не я, а не буду!
Бронецех готов был принять вызов. К такому выводу пришел Виталий.
Перед концом работы Антоний Иванович подошел к Виталию. Вытирая руки ветошью, он пристально посмотрел на юношу.
- Ну, как тебе наши ребята понравились? - спросил он.
- Ребята боевые! - ответил Виталий.
- Боевые-то боевые, да только им рука нужна. Алешка Пужняк - все сам бы да сам… Организации настоящей нету: боится довериться людям, комсомольцев у нас мало. А помощь их потребуется!
- Значит, надо поторопиться? - посмотрел Виталий на мастера.
- Да! - коротко ответил он. Помолчав, он вполголоса сказал: - Партийный комитет постановил начать забастовку. Надо от молодежи выделить людей в стачком. Понял?
- Как не понять! - отозвался Виталий.
- Связь будешь держать со мной.
Сутулясь, засовывая ветошь в карман замасленной кожанки, Антоний Иванович ушел.
Виталий поманил к себе Алешу.
- Поговори с ребятами, которые покрепче. Соберемся, кое-что обсудим. Дело есть.
9
Вечером в вагон Алеши собралось двенадцать человек.
Они приходили поодиночке, стараясь не шуметь. Втихомолку рассаживались. Закурили, вагон наполнился сизым дымом. И раньше у Алеши собирались, но никогда не было столько народу. Таня засуетилась. Предвидя что-то из ряда вон выходящее, что-то серьезное, она усаживала приходивших, блестящими глазами озирая их, и не могла дождаться, когда люди начнут говорить о деле.
Однако, когда все собрались, Алеша сказал ей многозначительно:
- Таньча! Ты того…
Таня вспыхнула. Потихоньку, но злым голосом, в котором послышались слезы, она огрызнулась на брата:
- Ага! Как дело начинается - Таню за дверь?
Виталий заметил это и поспешно сказал:
- Таня! Нам тут о своих делах говорить надо. Я попрошу вас: последите, чтобы кто-нибудь не подслушал… Кто будет близко подходить, вы потихоньку постучите в стенку.
Таня торжествующе посмотрела на Алешу.
- Товарищ Антонов! - сказала она. - Я с гитарой сяду. Ладно? - И, видя, что Алеша состроил гримасу, добавила: - буду играть, если кто подойдет. Хорошо?
Виталий согласился. Таня скрылась за дверью.
Собрание открыл Антоний Иванович. Он представил посланца "дяди Коли". Виталий коротко рассказал о том, какое значение имела работа, которую выполняли в цехе. С тревогой он заметил, что его слушают не очень внимательно. Федя Соколов сдержал зевок.
- Тебе скучно? Неинтересно? - прервал свою речь Виталий.
Федя смущенно кашлянул.
- Да нет, товарищ Антонов, я не потому… Вот ты агитируешь нас - а первореченских разве агитировать надо? Ты дорогу покажь, а мы-то настропаленные… Нас тут япошки да семеновские так за советскую власть сагитировали, что лучше и не надо! Руки чешутся…
- Тише, Федя! - остановил его мастер. - Дела просишь, а дисциплину не соблюдаешь.
Виталий объяснил, что сейчас требуется от рабочих бронецеха.
- Понятно! - отозвался один из сидящих. - Будем волынку тереть!.. По-итальянски.
- Да! - подтвердил мастер. - Пока саботаж. Итальянская забастовка. А как только подготовим все, соберем страховые, с запасами устроимся, тогда и настоящую объявим!
Антоний Иванович молодо блеснул глазами. Он подкрутил усы, молодцевато выпрямился и с довольным видом сказал:
- Тряхнем стариной! В девятнадцатом месяц бастовали. Вот это было дело! Туго было, правда… Под конец особенно, когда все финансы издержали. Бабы уже и твердости лишились. Детным совсем худо пришлось. Если бы не эгершельдские грузчики, не знаю, как дотянули бы! Провизией нас поддержали, деньгами. А потом КВЖД забастовала, Владивосток, и начали всеобщую. То-то забегали наши ироды! Все требования удовлетворили: жалованье повысили, стукачей да живодеров поперли, союз разрешили.
Бетонщик Квашнин с замешательством посмотрел на Виталия и на мастера.
- Ну, а с нами как? - поднял он недоуменно плечи. - Как же мы итальянить будем? Это слесарям легко: суетятся, стучат, подтачивают видимость есть. А у нас ведь форма, замес; сколько ни мешай бетон, класть все же надо? Как быть?
Виталий не мог ничего ответить Квашнину. Но его выручил мастер. Хитровато прищурившись, он подмигнул Квашнину.
- Как быть, говоришь! Да вы, бетонщики, настряпать можете еще лучше нас! Вы песочку в цемент, песочку… Вот и видимость будет, и дела не будет…
- Да-к ведь бетон-то хрупкий будет от песочку? - непонимающе сморщил лоб Квашнин.
Антоний Иванович ухмыльнулся.
- Голова!.. Ума палата, а понять не может. Ты так подсыпай, чтобы от пальца не рассыпалось, чтобы с территории выпустить… Понимаешь? А коли камера потом от тряски осядет али от снаряда вдрызг полетит так это - от бога!
Квашнин одобрительно хмыкнул.
- Да-а! Эт-то конечно… Замес-то в три пятых сделать, а то в пять седьмых!.. Ловко! По натуре он оказывать бетоном будет, а по сути - труха. Благо, что на крепость испытания не делают… Д-да! Это можно! - повторил он опять и восхищенно ткнул Антония Ивановича под ребро. - Ах ты, старый хрыч! Хитер!.. Хитер!
В забастовочный комитет выделили троих: Квашнина от бетонщиков, Алешу Пужняка и Виталия. Бонивур взялся подготовить выпуск листовок. Без поддержки всего депо один бронецех не мог бастовать: объявив локаут, заменив рабочих, белые не дали бы сорвать ремонт бронецеха.
10
Таня меланхолически перебирала струны.
Ей очень хотелось, чтобы произошло какое-нибудь необыкновенное событие, в котором она доказала бы, что способна на многое, что она не хуже брата. Однако никто не показывался в тупике. Неясный шум, доносившийся из других вагонов, понемногу стихал: было уже поздно. Луна, серебристо-бледным пятном видневшаяся в небе, источала призрачный свет. Тихо рокотали струны, и ничего необыкновенного не происходило. Во все глаза девушка смотрела вдоль вагонов. Воображение рисовало ей притаившихся врагов. То казалось, какие-то фигуры крадутся, скрываясь в тени вагонов, то чудилось Тане, кто-то ползет между рельсов.
Совещание затянулось. Лихорадочная дрожь проняла Таню. Нервы ее расходились.
Но вот и впрямь что-то мелькнуло под вагоном напротив, какая-то тень показалась там. Таня изо всей силы взяла аккорд. Струны жалобно взвизгнули. От этого звука вздрогнула и сама девушка. Глухие голоса в квартире Пужняка смолкли. В ту же секунду кошачье мяуканье понеслось из-под вагона, к которому со страхом присматривалась Таня.
- Бр-рысь ты, подлая! - с сердцем крикнула девушка.
В этот момент скрипнула дверь.
- Ну, как дела, Таньча? - спросил Алеша.
Он вышел на улицу, постоял, разминаясь. За ним вышел и Виталий.
- Ничего не произошло, часовой?
Таня покраснела до корней волос. Хорошо, что смущение ее никто в сумерках не мог заметить.
- Ничего, товарищ Виталий! - едва справившись с волнением, ответила она.
Алеша пошутил:
- А я думал, ты с каким-нибудь ухажером давно смылась.
- Смываются не эти, а вашего отца дети! - не осталась Таня в долгу.
- А что за сигнал был?
- Так… Проходил какой-то мимо, - ответила девушка и опять обрадовалась, что в темноте не видно было, как она покраснела.
Алеша постучал в стенку вагона.
Один за другим вышли мужчины на улицу и стали расходиться по домам.
Проветривая комнату, в которой от табачного дыма было сине, Таня тихонько обратилась к Бонивуру:
- Товарищ Антонов! А может, мне какая работа найдется? Я все сделаю. Честное слово!
Апрельский день 1918 года ожил в памяти Виталия.
Лицо Лиды, с тревогой и лаской глядевшей на Виталия, тепло ее руки, легшей на его плечо, тихий голос, говоривший, что о нем вспомнят, когда надо будет, вмиг промелькнули в голове Виталия, и радость первого поручения, когда маленькое дело казалось большим и самым важным на свете, обожгла сердце Виталия мучительным и сладким воспоминанием.
Он проговорил:
- Найдется, Таня!
Глава 6
Мышеловка
1
"Итальянская" началась.
В первый день контролеры управления военного коменданта не заметили ничего особенного. Рабочие, как всегда, занимали свои места, не было даже обычных опозданий. По-прежнему копошились с занятым видом клепальщики у железных стенок вагонов, по-прежнему оглушительный треск молотков несся отовсюду.
На второй день контролер, заменивший Кашкина, почуял что-то неладное. Он прохаживался, длинный, хмурый, истрепанный жизнью человек, которому несносны были его обязанности, мало чем отличавшиеся от обязанностей надзирателя в тюремной мастерской. Никто не нуждался в его помощи: раздача инструмента, заточка его, материалы находились в распоряжении старшего мастера Антония Ивановича. Контролер томился, меряя большими шагами площадку. "Хоть бы обругали мерзавцы! - думал он, глядя на работающих. - И то человеком бы себя почувствовал. А тут - будто пустое место!" Контролеру захотелось покурить. Он подошел к одному из рабочих:
- Эй, земляк! Курева нету?
- Вышло! - ответил тот.
Контролер попросил у другого. Рабочий, не глядя на него, сказал:
- Спичек нету.
- А у меня есть! - Контролер обрадованно вытащил из кармана спички.
Рабочий посмотрел на них.
- Разве это спички? - сказал он и швырнул коробок в сторону.
Контролер вытаращил глаза.
- Ты что это, с ума сошел?
- Ага! - коротко ответил рабочий.
Со всех сторон на контролера смотрели насмешливые глаза. Еще ничего не понимая, он машинально поднял спички, отряхнул их и сунул в карман.
Японский часовой вынул сигаретку. Контролер знаком попросил закурить. Оба задымили.
- Совет да любовь! - послышалось сбоку.
Тотчас же еще кто-то добавил:
- Снюхались.
- Одного поля ягода!
- Рыбак рыбака видит издалека!
"Ах, вот оно что! - сообразил контролер. - Бойкот!" И холодная злость поднялась в нем.
Он продолжал ходить по своему участку. Остановился возле Алеши Пужняка. И вдруг увидел, что Алеша мерно опускает молоток мимо заклепки.
- Ослеп? - спросил он резко.
Пужняк невозмутимо посмотрел на него.
- Немного есть! - ответил он, продолжая делать по-своему.
- Да ты разуй, глаза!
- А зачем? На тебя, подлипалу, смотреть! - отозвался Алеша.
- Ты видишь, куда колотишь?
- Куда надо, туда и колочу. Иди к чертовой бабушке! - беззлобно сказал Алеша. - Уйди, покуда по тебе колотить не начал!
Контролер отскочил от клепальщика.
- Итальянишь?
- Лучше итальянить, чем японить!
Контролер заметался по своему участку. Он увидал, что урок с утра почти не подвигался, несмотря на внешнее впечатление усиленной работы. Старший контролер побежал в управление.
…Прогудел гудок на обед. Все принялись за еду. Холостяки извлекали из кармана пакеты с колбасой или рыбой и хлебом и жевали всухомятку, запивая водой из бака. Возле семейных расположились жены или ребятишки, принесшие им горячий обед.
Таня принесла Алеше и Виталию судок с едой. Они принялись за первое. Ели, похваливали. Таня стояла, облокотившись на штабель шпал, с удовольствием наблюдая за тем, как брат и Виталий хлебают щи. Солнце озаряло ее плотную, статную фигуру, широконькое лицо с чуть вздернутым носом и лукавыми глазами.
- Такие щи ели? - спросила девушка, гордившаяся своим умением готовить.
- Никогда!
Алеша залюбовался сестрой и подтолкнул Виталия.
- Ладная у меня сеструха? А, Виталий? Женись, закормит насмерть!
- Алешка, не хулигань! - нахмурилась Таня.
- Ей-богу, женился бы! - серьезно сказал Виталий.
- Только курносых не любишь? - спросил Алеша.
Таня вздернула голову. Виталий продолжал:
- Зарок дал: пока белые в Приморье - не влюбляться…
Чья-то тень легла на шпалу, служившую обеденным столом. Мужчины оглянулись.
Японский часовой, незаметно приблизившись, стоял возле них.
- Что, чучело, щей захотел? - спросил Алеша, набив рот. - Не дам, не проси! Поезжай в Японию - мисо кушать!
Японец восхищенно глядел на Таню.
- - сказал он.
Осклабился и, протянув руку, дотронулся до груди Тани. Та вскинула на него яростный взгляд, побледнела и, схватив бутылку с горячим молоком, изо всей силы, наотмашь, ударила солдата по голове. Он пошатнулся. Осколки бутылки брызнули в разные стороны. Молоко залило одежду и лицо солдата.
Тотчас же простоватое, деревенское его лицо изобразило ярость и испуг. Он хрипло крикнул что-то и вскинул винтовку. Но тут Алеша схватил лежавший подле железный штырь и хлестнул им по винтовке и по руке солдата. Тот выпустил оружие и схватился за разбитую руку…
Со всех сторон бежали рабочие…
Алеша в ярости взметнул штырем еще раз. Виталий схватил его за руки.
Их окружили.
Появились откуда-то, видимо, приведенные старшим контролером, начальник депо и Суэцугу. Контролеры навалились на Алешу. Таня бросилась на них крича:
- Да вы что это?! На нас нападают, да нас же и хватать?
Алеша свирепо выругался и вырвался из рук контролеров. Тяжело дыша, он сказал, глядя на солдата и никого не видя, кроме него:
- Ах-х ты! Я тебе покажу "росскэ мусмэ", что и японских навек забудешь!
Суэцугу кинулся к солдату. Тот, морщась от боли, принялся говорить что-то.
- Что тут произошло? - спросил начальник депо.
Ему рассказали.
Суэцугу, выслушав солдата, закричал на Алешу:
- Борсевико! Я вас арестовать!
К нему подлетели солдаты, сбежавшиеся на шум. Однако рабочие дружной толпой встали перед Суэцугу, закрыв Алешу от солдат.
- Пролита кровь японского гражданина! - продолжал кричать Суэцугу теперь уже на начальника депо, топая ногами и брызжа слюной. Лицо его потемнело, белки глаз порозовели.
Алеша сказал:
- А вы сколько русской крови пролили?
Виталий одернул его. Но Алеша, возбужденный, крикнул:
- Чего с ним говорить? Бросай работу, товарищи! Пока микадо не уберут, бросай работу!
Виталий поискал глазами Антония Ивановича и сделал ему знак. Тот быстро подошел.
- Что будем делать? - спросил Виталий мастера. - Случай вроде подходящий.
- Можно выдвинуть частное требование - удалить японцев из бронецеха. Они тут как бельмо на глазу! А дальше видно будет, - сказал мастер.
Предложение Алеши встретило поддержку. Некоторые рабочие закричали:
- Бросай работу!
Антоний Иванович подошел к начальнику депо и сказал твердо:
- Если японцев не уберут, работу бросим!
Начальник депо растерянно посмотрел на него.
- Я доложу коменданту о вашем требовании.
Толпа сгрудилась. Солдат затерли, не давая им протиснуться к Суэцугу. Пустить в ход оружие японцы не решались. Сжатые со всех сторон, они беспокойно оглядывались на русских, потели, судорожно сжимали винтовки, но присмирели. Суэцугу, видя со всех сторон насупленные лица и решительное настроение рабочих, неожиданно изменил политику. Метнув несколько тревожных взглядов вокруг, - а пределы видимости для него необычайно сузились, а так как толпа почти вплотную прижала всех, кто находился внутри круга, - он неожиданно закричал на солдата. Тот вытянулся. Суэцугу, раздражаясь, кричал все пронзительнее. Солдат боязливо мигал. Накричавшись вволю, Суэцугу вдруг по-русски сказал:
- Болван! Как ты смел трогать девушку? - и неловко из-за тесноты, размахнувшись своей маленькой ручкой, влепил солдату пощечину. Потом, с левой руки, ударил еще раз. - Пень глупый, а не солдат! - сказал Суэцугу презрительно и обернулся к железнодорожникам, ища сочувствия и одобрения своим действиям.
Однако Квашнин из-за плеч других басовито сказал:
Эка, наловчился! Тебя бы так-то!..
К удивлению всего цеха, японская охрана была снята в тот же день к концу работы.
Виталий встревоженно подумал: что это значит?
Ответ мог быть один: и японцы, и белые крайне заинтересованы в срочном выпуске бронепоездов. Значит, события были не за горами. Следовало сделать все, чтобы обеспечить забастовку всего узла.
- Ну, работа будет! - сказал он Алеше и Тане вечером.
- Все что угодно давай - сделаю! - ответила Таня весело, как-то невольно назвав Виталия на "ты".
2
Суэцугу ничего не предпринял для преследования Алеши. Но предосторожности ради Виталий и Алеша несколько дней не спали дома. Таня оставалась в вагоне одна, чтобы проверить, не следят ли за квартирой. Однако не заметила ничего подозрительного.
Вернувшись в вагон, Виталий приспособил зеркало Тани под стеклограф, чтобы печатать листовки.
Пужняка он предупредил:
- Алексей! Следи за собой. Не выкинь опять чего-нибудь. У нас поставлено на карту многое… Я понимаю, что ты был возмущен… Я и сам за Таню готов глотку перервать! Но зачем ты кричал "бросай работу"? Нам не один день бастовать, а месяц-полтора! Без подготовки можно провалить… Анархия в нашем деле ни к чему! Есть постановление - выполняй.
- Очень уж меня взорвало! - оправдывался Пужняк. - Ну да… обещаю держать себя аккуратно…