- Здесь бывают?
- А как же!
- А просишь остаться! Заявятся ночью или утром - что тогда?
- Погоди-ка, а ты зачем приехал сюда? Куда путь держишь? - вопросом на вопрос ответил отец.
Валерий кивнул в сторону "чёрной" половины: не подслушивают ли?
- Э, дрыхнут! - нетерпеливо отмахнулся Аргылов. - Я тебя спрашиваю, куда и зачем ты едешь?
- Еду далеко…
- Ну, а всё-таки?
- В Якутск.
- Куда, говоришь? - вскинулся ошеломлённый старик. - К красным?
- К ним.
- Что-то несёшь пустое!
- Это правда, отец. - Обескураженный вид старика подействовал на Валерия, и он сказал уже потеплевшим голосом: - Лучше меня обычай знаешь: хочешь убить зверя - лезь к нему в берлогу.
- Объясни-ка, растолкуй.
- Ну, отец, это долго рассказывать!
- Пусть будет долго! - Аргылов сел перед камельком на стульчик, сплетённый из тонкого тальника, к сыну пододвинул другой. - Ты со мной загадками не разговаривай, я тебе всё же отец. С самого отъезда как в воду нырнул: нет того чтобы по-людскому вспомнить о нас, послать хоть весточку. А явившись в родительский дом, хотя бы для приличия поинтересовался, как мы тут живём. То ли спешка тебя заела, то ли вовсе забыл нас.
Валерий понял, что рассердил отца, но не подал виду, что винится в этом. Стоя лицом к огню и спиной к отцу, он явственно ощущал на себе его тяжёлый взгляд, и то, что взгляд этот по-прежнему действовал на него, взрослого мужчину, раздосадовало и обозлило.
- Разве я хожу по гулянкам, - вскипел он. - В поисках игр и забав? Говоря по правде, сам не знаю, буду ли завтра в живых. А вы тут на тёплых полатях…
Сын не юлил, не заискивал, и это пришлось Аргылову по душе: "Моя кровь! Этот скорей сломается, чем станет гнуться!"
Гнев его рассеялся.
- Никто не говорит, что ты праздно шатаешься! Время сейчас и вправду такое - только встав утром, можно сказать, что переночевал. А ты совсем пропал. Думаешь, нам от этого сладко?
- Хоть и не слал вестей о себе, про вас всё знал. Потому вот и заехал.
- Ладно, оставим это! Встретились живы - спасибо и на том. Всё-таки нужно вести себя помозговитей, не лезть в самое пекло.
- Это как понимать?
Старик уловил настороженность в тоне сына и решил переменить разговор.
- Понимай как можешь, не маленький. - Аргылов многозначительно крякнул. - Мы здесь живём в глухом неведении, как в кожаной суме сидим. Садись-ка вот да рассказывай: как и что на востоке? Есть слух - идёт сюда войско генерала Пепеляева. Правда ли?
- Правда, - смирился Валерий, тоже усевшись на стульчик перед камельком спиной к огню. - Отряд Пепеляева в Охотск и Аян прибыл ещё осенью. Семьсот человек в отряде. Народ отборный, как крупные караси в неводьбе. Большинство офицеры, генерал на генерале, полковник на полковнике, все испытанные воины. У Пепеляева план: сначала взять Якутск, затем завоевать Сибирь и двинуться дальше в Россию. Все, кто против Советов, собрались под его знамя. Отряд нашего Артемьева тоже присоединился к нему. Пепеляев давно был бы уже здесь, да задержался в Нелькане - тунгусы его там неохотно обеспечивали ездовыми оленями. На днях только тронулся в нашу сторону.
- Слава богу всемогущему! - От избытка чувств старик Аргылов закрыл лицо ладонями и шумно во всю грудь вздохнул. - Дождались и мы светлых дней…
Незаметно появившаяся Ааныс передвинула стол поближе к камельку, разлила чай.
- Ну, поешь, голубчик. Вот оладьи, , земляника в сметане. Наверное, в чужих краях ты этого и не видел.
Отстраняясь, она села в сторонку и уже не сводила глаз с дорогого лица.
- А теперь расскажи о себе, - потребовал отец.
- О себе? Вот еду…
- Вижу, что едешь! Я насчёт того - с какой целью?
- По личному приказу Пепеляева.
- У них что - кроме тебя никого не нашлось?
- Об этом я их не спрашивал.
- Спрашивать надо! А то все так и норовят словчить, . Не будешь спрашивать, весь век будешь валить деревья для других.
- Не из таких дураков! Ещё неизвестно, кому больше достанется белок.
Старик Аргылов выплеснул на шесток камелька недопитый чай, оттолкнул на середину стола блюдце из-под чашки и обратился к жене:
- Иди, собери сыну на дорогу провизии. Лепёшек там, масла, мяса варёного. И отдай Суонде - пусть получше уложит.
Ааныс попыталась что-то спросить, но, встретив суровый взгляд старика, молча отошла. Дождавшись, когда она зашла в югях, Аргылов вперил в сына пронзающий взгляд:
- Ты знаешь, куда и на что идёшь?
- Знаю.
- "Знаю"! Если б знал, так бездумно не ответил бы. Что тебе генерал приказал?
- Неизвестно разве, каковы бывают приказы на войне?
- Значит, секрет?
- Если уж так сильно хочешь знать, так слушай. Должен я установить связь с нашими сторонниками. Объединить их. Узнать планы красных. Сообщать своим о каждом их шаге. Когда генерал подступит к городу, должен поднять мятеж и уничтожить советских руководителей…
Со двора зашёл Суонда, и Валерий замолчал.
- Не беспокойся, продолжай. Суонда, иди попей чайку.
Недовольный Валерий только крякнул, но продолжал:
- Такова моя задача. Что будет дальше - и сам не знаю.
- Ваших людей там много?
- Найдутся…
- Стоят ли доверия?
- Не знаю.
- Не знаешь, а едешь! Уж не думаешь ли ты, что в Чека сидят дураки? Понимаешь ли, что быть там опаснее, чем под градом пуль?
- Тебе не угодишь: знать - плохо, не знать - тоже плохо! Если все будут сидеть сложа руки…
- Умные люди, я тебе сказал, белок подбирают.
- Сомневаюсь, чтобы такие "умники" остались в выигрыше.
- Зря сомневаешься: при дележе они не останутся без своей доли. Скорей всего, заграбастают ещё чужую.
- Это мы ещё посмотрим!
Убедившись, что сына не переспорить, старик замолчал. За лето старик сильно сдал. И прежде низкий да худой, он стал теперь совсем маленький, будто усох. Лицо его вытянулось. Щёки совсем запали, только глаза по-прежнему были остры и живы. Если время кому и пошло на пользу, так только Суонде: стал он поперёк себя шире, напоминая "зелёное пузо", - карикатуру, рисованную комсомольцами на богачей. Незнакомый человек мог бы Суонду принять за хозяина, а отца - за его хамначчита.
- Сволочи! Сами-то боятся идти, так посылают его… Подлецы!
- Ты про кого, отец? - Ааныс подошла к столу. - Валерий, куда ты едешь?
- Куда б ни ехал, тебя не касается!
Не обращая внимания на ворчание мужа, Ааныс подошла к сыну:
- Сыночек, когда поедешь?
- Сейчас.
- Тыый?! В такой мороз? У тебя же была лисья доха. Зачем ты надел эту рвань? Да и шубёнка плоховата…
- По-твоему, большевики очень жалуют людей в лисьей дохе! - оборвал жену Аргылов. - В Якутск твой сын едет!
- В Якутск? - Ааныс подошла к сыну, погладила его рукав. - Сынок, постарайся там увидеться с сестрой твоей. Что-то уж больно долго нет писем от Кычи.
- Дура баба! Разве он туда едет в поисках родни?
- Ладно, ладно… - чтобы избежать лишних уговоров, согласился Валерий. - Ну, мне пора. Затемно я должен миновать заставы красных.
- Заставы красных вдоль тракта, надо ехать по обходной, Суонда тебя проводит до безопасных мест. Суонда, иди запряги Валерию моего коня - он посвежее. А сам поедешь на Валерином.
Суонда оделся и молча вышел, прихватив с собой мешок с провизией, приготовленный Ааныс. Начали одеваться и отец с сыном.
- Оружие надёжное? - шёпотом спросил отец.
- А как же! Суонду не особенно-то пускай себе за пазуху.
- Не беспокойся, Суонда - человек верный. К тому же на окрике далеко не уедешь. Наметил себе, где будешь в пути останавливаться?
Подошла мать с берестяным ведерцем в руках.
- Кыче, девочке моей. Там - сливки с земляникой, её лакомство.
- Ну, давай, давай!
- Голубчик, ради бога, береги себя…
Не дослушав, Валерий толкнул дверь и шагнул за порог. Отец последовал за ним. Протянув руки в пустоту, мать осталась стоять в морозном облаке, хлынувшем снаружи.
Суонда запряг в сани коня Аргылова и перетащил туда поклажу молодого хозяина. То ли благословляя, то ли нрощаясь, старик бормотал что-то, обходя несколько раз своего коня. Разобрав вожжи, Валерий сел в сани.
- Ты уж щади коня, - сказал старик, подойдя к саням. - Пепеляев-то сам скоро ли в наши места пожалует?
- Примерно через месяц.
- Скажи-ка, дело их надёжное? - Голос старика дрогнул.
- Можно надеяться. Сам я верю крепко. Примкнул же я к этому Артемьеву.
- Говорят, что к красным подходят на подмогу новые войска.
- Пусть! Один воин Пепеляева стоит пятерых, не чета бродягам вроде Коробейникова. И наверное, генерал не стал бы затевать такой поход, если бы не был уверен. Корни он пустил вширь и вглубь, говорят, ему помогают японцы и американцы.
- Ну, и слава господу…
- У нас нет другой надежды. Надо надеяться.
Суонда выехал за изгородь. Направляя вслед за ним своего коня, Валерий только сейчас заметил, что всё ещё держит под мышкой берестяное ведёрко. Шёпотом выругавшись, он закинул его в сугроб.
- Ну, прощай, отец!
- Будь осторожен, сынок…
Уехали… У ворот раза два всклубился морозный туман, и всё поглотила тьма. Облокотясь о коновязь, старик Аргылов долго ещё стоял, пока не утих вдали стук копыт.
Глава вторая
Лёгкая кошевка на поворотах ударялась о придорожные деревья, то и дело взмётывалась и, казалось, лишь изредка опускалась на извилистую дорогу. Прошло уже часа два, как Суонда повернул обратно, и Валерий дал волю резвому коню. Длинная зимняя ночь была ему сподручна. До утра осталось недолго, но небо по-прежнему было ещё затянуто мглой. Боковая эта дорога скоро должна соединиться с главной, потом, через два , будет развилка, там ему - налево. В семи-восьми вёрстах от развилки - усадьба давних должников его отца. Там Валерий даст передышку коню, поспит, а с вечерними сумерками двинет дальше. Места захолустные, опасаться нечего - за каким лешим припрутся туда хоть красные, хоть белые?
А мороз, кажется, нешуточный - ишь как звенит! У передка саней в тумане равномерно покачивался закуржавевший до пенной густоты круп лошади. Валерию, одетому во всё меховое, мороз был нипочём. Увёртываясь от придорожных кустов и веток, он даже вспотел. Миновав опасные места, Валерий взбодрился и предался воспоминаниям.
"Ну, счастливого пути! С честью выполняйте вашу высокую миссию", - сказал ему на прощание Пепеляев и по русскому обычаю трижды облобызал Валерия крест-накрест. "Высокая миссия…" Да, это так! А старикашка мой, обломок древности, не может глянуть дальше своего подворья, пусть нашли бы другого человека вместо меня, говорит. Старику не понять, что сына его выбрали не случайно, а сочли лучшим из лучших. Другой бы на его месте гордился таким сыном. Ну да ладно, поймёт потом. "Когда установим свою власть, на чашу весов будет положено всё, спросим всех, кто и как себя вёл в эти суровые дни испытаний, - сказал как-то Михаил Артемьев, командир белого отряда якутов. - Пусть никто не питает напрасных надежд на то, что после победы станет жить на всём готовом, за счёт других!" И это справедливо! Сам генерал, при разговоре с Валерием, высказал, схожую мысль. "Будущее Якутии - это вы сами. Править Якутией будете вы", - сказал он. Так что, старикан мой, можешь не сомневаться: сами свалим дерево, сами и белок соберём! Разным господам из , чинушам, вроде "областного управляющего" Куликовского, не дадим взобраться на свой горб.
Был у Валерия ещё сокровенный план - к приходу белых поднять в Якутске бунт и свалить красных. Что, если войска генерала он встретит главой правительства Якутии или губернатором Якутской области? Сам генерал наверняка не позарится стать правителем Якутии, у него иная цель, он замахивается на всю Сибирь и Россию. Мечтает въехать в Московский Кремль на белом коне. Говоря по правде, на это опасное поручение Валерий согласился в тайном расчёте на осуществление своего плана.
Получив задание генерала, Валерий пошёл к своему командиру Артемьеву. Тот оборвал его на полуслове: "Знаю! Держи язык за зубами. О твоём отъезде никто не должен знать". Не он ли подсказал, кого послать лазутчиком в Якутск?
"Не улыбайся, не на ысыах едешь!" - осадил его Артемьев сурово и стал говорить о явках. Оказалось, в Якутске нет ни одного человека, в которого бы Артемьев верил до конца. Валерий только и слышал: "Не знаю, на чьей стороне он сейчас. Поостерёгись…" В конце беседы Артемьева прорвало, он долго яростно материл большевиков, а ещё больше - якутскую интеллигенцию, которая поверила их посулам.
Валерий побаивался этого худощавого, с виду не очень грозного, но в действительности сурового и волевого человека. Тот подавлял его. Артемьев был сдержан, не кричал, не набрасывался на людей, но всё же его боялись. Особенно боялись его немигающего взгляда. Валерий с Артемьевым были земляки, оба из Амгинского улуса. Был Артемьев годами старше и по учёности серьёзней - в своё время он окончил Якутскую учительскую семинарию, а затем работал улусным писарем и учителем. Находясь в одном отряде, они так и не стали друзьями. Да и времени не оставалось для излияний: из боя в бой, всегда в пути - то гоняясь за противником, то убегая от него.
Дорога начала взбираться в гору, значит, до тракта осталось несколько вёрст. Тьма поубавилась: лес, недавно черневший сплошной стеной, стал распадаться на отдельные деревья. Конь заметно устал. Валерий отряхнул себя от куржака.
"Будущее Якутии - это вы сами…" От этих слов у Валерия сладко заныло сердце и что-то сдвинулось в душе. И кому сказал? Ему, Аргылову! Одному! Это сказал большой человек, не чета пустозвону и трусу корнету Коробейникову, который то и знает, что избегает открытого честного боя, зато любит нападать из засады. В наступлении тяжёл, зато прыток в бегах. А Пепеляев - боевой генерал, закалённый в боях: при Колчаке захватил у красных город Пермь и стал героем. Во время последнего решительного наступления красных он свалился в тифу. Не случись этого, может, судьба кампании была бы и иной, чем тогда, - ведь исход как политической борьбы, так и военной кампании зависит от руководителя. Говорят, что его старшего брата, Виктора Пепеляева, бывшего премьера правительства Колчака, большевики расстреляли вместе с Колчаком, а их трупы спустили в прорубь, под лёд Ангары… Генерал Пепеляев известен не только в Сибири, но во всей России, и даже правительствам других стран. Такой большой человек не кинется очертя голову, он наверняка всё взвесил, всё учёл и рассчитал наперёд, нащупал дно-глубину: вряд ли он желает себе участи старшего брата.
Пепеляев в своей армии не единственный высокий чин: генерал Ракитин, да генерал Вишневский, да ещё полковник Леонов, Андерс, Рейнгардт, Шнапперман, Иванов, Варгасов, всех не перечесть. Якутия, может, за всю историю не видывала стольких высокопоставленных военных чинов. Можно ли подумать, что такие опытные люди поднялись на безнадёжное дело?
Заметно рассвело, на снежный наст легли серые тени. На верху высокого косогора лес поредел, до тракта осталось рукой подать. Валерий перевёл уставшего коня на шаг, когда услышал с запада приближающийся топот копыт. "Неужели патруль красных? Как далеко забрались!" - подумал Валерий, и тут, как на грех, конь его звонко заржал. Схватив винтовку, Валерий соскочил с саней, подбежал к коню, зажал ему храп рукавом, поспешно взвёл курок.
Топот копыт приближался.
- Никак, лошадь заржала? - по-якутски спросил молодой, звонкий голос. - Вы не слыхали?
- Нет… - ответил кто-то по-русски басом.
- Ерёма-то от нас отстал. Наверное, ржёт его конь, - сказал третий.
Стало слышно, как они подошли к развилке дороги.
- А не поехать ли нам по этой дороге? - сказал звонкоголосый якут.
Валерий тихонько приблизил дрожащий палец к собачке. Конь, чуя беду, просунул голову хозяину под мышку и задышал тихо, еле заметно. Валерий осмотрелся: неужели влип? Повернуть назад нельзя, это верная гибель, шутя поймают. Спасение в одном - прорываться вперёд. Если они приблизятся - обстрелять, снять одного-двух, вот по этой прогалине прорваться к тракту - и коня в кнуты!
- Есть какие-нибудь следы? - спросил бас.
Кто-то спрыгнул с коня. Под торбасами заскрипел снег. Скрип приблизился к развилке.
- Новых следов не видать.
- Тогда едем дальше.
Дружный топот копыт стал удаляться на восток. Вскоре туда же прорысил одинокий всадник. Видно, Ерёма, который отстал.
Рукавом дохи Валерий вытер мокрый лоб и заиндевевшие ресницы, несколько раз со всхлипом глубоко вздохнул и, унимая дрожь в пальцах, стал гладить переносье коня, припав лицом к его тёплой плотной шее. Придя в себя наконец, он с руки покормил коня клочком сена и вскоре выбрался на почтовый тракт, стегнул коня вожжами и накатанной дорогой направил его бег на запад.
Ко времени, когда на востоке из-за леса выкатился огромный красный диск зимнего солнца, Валерий уже успел свернуть на нужную ему боковую дорогу. Следов не было, значит, по этой дороге давно никто не проезжал. Вскоре он резво подкатил к уединённой маленькой , прижавшейся к берегу разбежистой речки. Чем ближе он подъезжал к приземистой одинокой избушке на краю елани, тем больше одолевало сомнение: из печной трубы не вился дымок, на скотном выгоне не было видно животных, всё подворье завалил глубокий снег.
Набросив повод коня на коновязь, Валерий пошёл к избе. В гулкой тишине пустого промёрзшего дома скрип отворяемых дверей оказался неожиданно громким. Валерий огляделся. Судя по всему, люди уехали отсюда в спешке: заготовленных дров было довольно, возле хотона на сеновале стоял початый стожок сена. Старики выехали отсюда среди зимы, как видно опасаясь войны.
Валерий с досады плюнул. Уже две ночи он провёл без сна, глаза слипались, надо было хоть немного вздремнуть, да и конь сильно устал. Среди бела дня в путь трогаться нельзя, волей-неволей придётся переждать тут до вечерних сумерек. Валерий завёл коня за дом, в тень смежного с избой хотона. Распрягать не стал, только ослабил супонь и чересседельник - кто знает, не придётся ли улепётывать, говорят, бережёного бог бережёт.