Число уток, которых поймал сокол Манчары, всё увеличивалось. Остались непойманными только самые быстроногие. Из них особо выделялся Бачыгыратар Батаак, сын бывшего наследного князя. Этот паренёк, с глазками-буравчиками, похожий на раздразнённого бычка, и в самом деле был сильным и быстроногим.
На полянке, между двух "озёр", встретились с глазу на глаз Манчары и Батаак. Остальные утки бросились врассыпную. Бачыгыратар, видимо, решил поиздеваться над Манчары и подразнил его пальцами обеих рук, а затем устремился к своему "озеру". Манчары бросился за ним вдогонку. Они бежали так быстро, что даже не было заметно мелькания их рук и ног. Казалось, что они не бегут, а летят над поляной словно птицы. "Живые" и "мёртвые" утки и ребятишки, игравшие вблизи них, с любопытством наблюдали за поединком.
И вот Манчары уже почти догнал Батаака, но тот изловчился и отскочил в сторону. Манчары, не предвидя этого, не сумел резко остановиться и пробежал дальше, а Батаак в это время повернул обратно. Сокол Манчары всё же развернулся и стал преследовать утку снова. Вскоре он догнал Бачыгыратара и схватил его обеими руками. По правилам игры, если утка вырвется из рук сокола, то она не считается побеждённой, а поэтому Бачыгыратар вырывался изо всех сил. Во время возни он дважды больно толкнул сокола в грудь локтем. Манчары, разозлившись, заломил Бачыгыратару руки назад.
- Ну, ну, отпусти… Поймал же… - задыхаясь, попросил Бачыгыратар.
Саргы, стоя в стороне, зорко наблюдала за этим поединком и опомнилась, только когда сокол Манчары оказался совсем рядом. Девушка считала себя тоже быстроногой. В их селении не было никого из её одногодков среди парней и девушек, которые могли бы догнать Саргы. Потому она и на этот раз держалась уверенно, Когда же она оглянулась, приближаясь к своему "озерцу", то увидела, что сокол уже обходит её и пытается отрезать от "озера". Саргы круто повернулась и побежала в сторону, где росли кусты тальника. Ей казалось, что она бежит очень быстро: в ушах свистит ветер, а коса трепещет на ветру. Но всё равно она не смогла убежать от сокола Манчары. Две ловкие руки схватили её за локти.
Саргы с силой оттолкнула руки, державшие её, и оглянулась. Перед ней стоял юноша, приветливо улыбаясь. Круглые глаза его, казалось, смеялись.
Девушка не рассердилась и не стала вырываться, как это обычно делала она с другими юношами, а улыбнулась в ответ, обнажив при этом красивые, белые, как первый снег, зубы.
- Как тебя зовут? - тихо спросил Манчары, не сводя с неё глаз.
- Я… Саргы…
- Саргы… Какое красивое имя!
- А тебя? - Девушка уже знала имя парня, но спросила, чтобы не молчать, и, обычно бойкая и смелая, теперь смутилась и стыдливо опустила глаза.
- Манчары… - ответил юноша и тоже потупился.
Они оба замолчали, не зная, что сказать друг другу. Лицо девушки, только что поникшее, словно цветы от солнечного зноя, вдруг засветилось каким-то особенным светом.
А сердце юноши, обычно не дававшее знать о себе даже при очень больших силовых нагрузках во время игр и борьбы, застучало так сильно, словно кувалда по наковальне. И юноша боялся, что этот стук может услышать Саргы.
Потом Саргы как мбжно незаметнее, украдкой взглянула на парня. И взгляды их встретились. Парень и девушка нежно улыбнулись друг другу. Этой улыбкой было сказано все, о чём они никогда не смогли бы и не сумели сказать словами.
- Со-ко-лок! Лови! Лови! Кря! Кря! - закричали ребята.
Девушка ещё раз одарила парня ласковым взглядом и пошла торопливой лёгкой походкой по направлению к поляне.
Как только Манчары вернулся к месту игр, к нему подбежал паренёк, посыльный Чочо.
- Чочо зовёт! Велит сейчас же мчаться к нему!
- Чочо зовёт! - передавали из уст в уста. - Зачем?
Очень не хотелось Манчары оставлять игру, но его звал сам господин, и он пошёл.
Вслед за ним устремились гурьбой мальчишки, которым всегда хотелось всё знать.
Недалеко от места, где должны проходить состязания, была разбита ураса - летнее конусообразное жилище, плотно обтянутое листами бересты. Чочо сидел у входа и ждал Манчары.
- Пришёл по вашему вызову, господин, - сказал Манчары, склонив голову.
Увидев, что парень лишь склонил голову, а не согнул спину, Чочо рассердился. Но виду не показал. Вытерев лицо махалкой из волос конского хвоста, он вкрадчиво сказал:
- Сынок, а не грех назвать бы меня дядей. Разве в наших жилах льётся не одна кровь?
- Я пришёл, дядя тойон, - холодно повторил Манчары.
Люди, стоявшие вокруг, удивились смелости паренька и начали перешёптываться между собой.
- Перестаньте галдеть! - рявкнул Чочо и с деланной улыбкой обратился к Манчары: - Так вот, сынок, пришло время, когда высокое имя Чочо пытаются ниспровергнуть, громкую славу его затмить. Этот глупец Топпойо поддался жадности, вчера обожрался и уступил первенство бегуну Босикова. А бежал-то всего-навсего три версты. Сейчас предстоит бежать пять вёрст. И я вижу, что только ты можешь победить любого соперника, ибо до сих пор ты не находил себе равных ни в борьбе, ни в беге. Настал решающий день, когда лучшие должны доказать своё превосходство. И потому я решил, что на этот раз побежишь ты. Если победишь, я щедро одарю тебя.
Манчары вспомнил, как кричал на него Чочо всего несколько дней назад, приговаривая при этом: "Ты ведь убьёшь любого, если узнаешь, что у него есть деньги". А сейчас вот упрашивает. Но кто воспользуется славой, если даже Манчары и окажется победителем? Чьё имя будут прославлять на каждом шагу? Чочо! И никого другого! Будут говорить, что голову Босикова победил Чочо. Не скажут же, что борогонского бегуна победил Манчары, а скажут, что победил человек Чочо. Мало того, что он отнял у таких сирот, как мы с мамой, скот и имущество, так вдобавок бедняки должны продавать ему свои ноги. Погоди, я покажу тебе, пузатый, что я значу…
- Господин, - обратился к Чочо Манчары, - а разве вас не осудят люди, что вы выпускаете на состязание слабого, хиленького паренька, у которого ещё не окрепли ноги и спина?
- Ха-ха!.. Пусть осуждают. Я плюю на всякие осуждения. Это неважно, что тебе мало лет! Нужна победа. Мы победим - значит, мы первые! Об остальном - моя забота. Твоё дело - победить. Лучше иди и хорошенько подготовься.
Не видя другого способа избежать участия в соревновании, Манчары решительно сказал:
- Я не побегу…
- Что ты говоришь, холоп?! - От такого неожиданного ответа Чочо даже приподнялся с медвежьей шкуры, на которой он восседал.
- Я не побегу, - твёрдо повторил Манчары.
Предчувствуя беду, люди, окружавшие их, застыли в суровом молчании.
- Что слышат мои уши, что видят мои глаза?! - заорал во всё горло Чочо и вскочил со своего места, готовый придавить парня к земле, набросить на него удила. - Смотрите-ка на этого негодяя! С этих-то пор ты осмеливаешься не подчиняться моему твёрдому слову?! Я заставлю тебя пожалеть об этом!
Манчары хотел отойти в сторону, но люди окружили его. С разных сторон послышалось:
- Наш господин разгневался…
- Как же не злиться, если пренебрегают его словом?
- До сего времени никто не перечил ему…
- Басылай, ты, видимо, накликал на себя беду…
- Пусть… - сурово ответил Манчары.
- Сынок, если одержишь победу ты, то как бы ни прославляли Чочо, но и нам, простым людям улуса, достанется хоть чуток этой славы, - рассудительно сказал старик с длинной бородой и погладил Манчары по плечу. - Может быть, ты забудешь обиду на своего дядюшку и попытаешься всё-таки посостязаться со знаменитым бегуном из соседнего улуса? Ведь и нам тоже, хотя мы и считаемся безголовыми, дорога честь и слава родного улуса. Подумай хорошенько, забудь обиды.
- Так-то оно так, но… - Манчары заколебался.
В это время он вдруг увидел в толпе Саргы. Девушка смотрела на него умоляющим взглядом. "Не накликай на себя беду своим отказом… Соревнуйся, беги… Ради всех… нас. Ради меня…" - как будто просили её глаза. От этого умоляющего её взгляда парень заколебался. И он едва заметно кивнул девушке.
- Ладно. Пусть будет так, - сказал он окружившим его людям, подойдя прямо к Чочо. - Я согласен бежать…
По выражению лица не было видно, что Чочо остался доволен, обрадовался его согласию. Наоборот, он ещё больше разгневался, подумал: "С этих-то пор, ещё от земли три вершка, не боится ни господина тойона, ни начальства!.. Что это за зверь растёт? Каким он будет, когда совсем вырастет, когда станет крепко на ноги?!"
Чочо понимал, что парень согласился бежать вовсе не потому, что уважил его просьбу, и вовсе не из страха перед ним. Однако Чочо сделал вид, что всё происходит так, как он требовал, как приказал. Оглядев исподлобья всех собравшихся, Чочо повернулся к Манчары:
- Так бы и сказал сразу! А на будущее никогда не смей увёртываться и увиливать. Запомни раз и навсегда, на всю жизнь: всё должно быть так, как скажу я. Моё слово - закон! - И встал, махнув в сторону урасы: - Заходи!
Было условлено, что состязание начнётся у самой дальней границы западного аласа. Люди из обоих улусов увели своих бегунов. С нетерпением и тревогой ожидали собравшиеся, чем кончатся состязания. Ребятишки взобрались на деревья и сидели на них, словно тетерева. Уже успело свариться в котлах мясо, а бегуны всё не показывались. Была выкурена не одна трубка, пока с верхушки самого высокого дерева вдруг раздался звонкий взволнованный детский крик:
- Бегут! Бегут!
Люди заволновались, вытянули шеи. Каждый хотел увидеть первым бегуна своего улуса.
Вдруг самые дальнозоркие увидели две чёрные точки:
- Правда! Показались!
- Смотрите, кто из них впереди?
- Невозможно узнать!
Бегуны уже находились на середине аласа.
- Вон в белой рубашке - Манчары?
- Он! Он…
- Тогда что же, борогонский бегун, этот без рубашки, опередил Манчары?
- Наш Манчары обгонит его… Должен обогнать…
- Эх, мчится как вихрь!
- Бегут рядом, ровно, как натянутая волосяная струна.
- Наш Манчары неутомим.
Бегуны приблизились.
- Манчары, да?
- Следите за ним!
- Тот, что без рубашки, снова нагоняет!
- Нет, не дал догнать! Манчары опять ушёл вперёд!
- Жми! Жми!
Опередив борогонского бегуна метра на два, Манчары громко ударил ладонью по берёзке, обозначавшей финиш, и побежал дальше. Одноулусцы встретили его возгласами восторга:
- Уруй! Слава! Уруй! Слава!
Когда Манчары уже стоял запыхавшись и старался отдышаться, слушая приветствия и поздравления молодых и благословения стариков, его позвали к Чочо.
- Бесстыдник, всё-таки победил! Можешь же бегать, чёрный пёс, а почему отказывался? Ну, что тебя, поубавилось, оттого что пробежал? - встретил его бранью Чочо. - Или стоишь, развесив уши, в ожидании награды, голодранец?
- Я в наградах не нуждаюсь! - решительно сказал Манчары.
- Ха-ха! В наградах не нуждается! А я вот обязательно награжу тебя. Я не отменяю своего слова. - Чочо начал было зычно хохотать, но вдруг сразу сделался суровым. - Твоя награда - всего три розги! Пусть они научат тебя впредь охотно и безропотно исполнять мои приказания. Если не научишься, добавлю ещё. Получишь мой подарок после отъезда гостей. А сейчас убирайся отсюда и на глаза мне не показывайся!
Все были поражены подлостью Чочо и застыли в молчании.
Манчары тоже стоял опустив голову, словно не верил своим ушам. Потом резко поднял голову и, ничего не говоря, кусая губы, быстро пошагал за урасу. Там, в стороне от людских глаз, он прислонился к развесистой иве. Стоял и думал о том, как тяжело быть бедняком. Его душили обида и досада, что на него смотрят как на скотину.
Кто-то вдруг коснулся плеча юноши. Он обернулся: возле него стояла Саргы. Девушка, не долго думая, ткнула его в грудь своими маленькими пальчиками и крикнула:
- Догоняй! - и упорхнула как бабочка.
Манчары почему-то не захотелось догонять её, и он пошёл следом за ней медленно-медленно.
Добежав до опушки леса, где трепетали своими листочками тоненькие осины, словно оплакивали кого-то, девушка остановилась, обхватила руками стройненькое деревцо с прямым светлым стволом.
- О-о, Манчары, какой ты, оказывается, быстроногий…
- Быстроногий… - Юноша с досады сорвал листок с дерева. - В награду за это три…
- Не надо, не думай об этом… - не дала договорить ему девушка. - Может быть, твой почтенный дядюшка шутит!
- Как бы не так!
- Давай не будем думать об этом…
Оба замолчали. Над ними зашелестели, зашептались о каких-то неведомых тайнах листочки осины.
- Саргы… Когда мы увидимся снова? Где? - спросил Манчары.
- Где увидимся? Только здесь. На этом месте…
- Когда?
- Будущим летом.
- Летом будущего года обязательно придёшь?
- Если разрешит отец…
- А если не разрешит?
- Нет, не говори так. Приду. Пустит - не пустит, всё равно приду.
- Саргы, придёшь или не придёшь, я всё равно найду тебя. Обязательно найду!
- Найди, Манчары. Я буду ждать…
На площади опять, наверно, началось состязание. Выкрики и возгласы доносились даже сюда, где стояли Манчары и Саргы.
- Я пойду…
- Подожди немного, Саргы. Совсем немного…
- Не надо… наши потеряют меня…
- Ещё немножко… Скажи что-нибудь на прощание, Саргы!
Девушка вздохнула, посмотрела на юношу своими чёрными, как спелая смородина, глазами.
- Закрой глаза…
Манчары закрыл глаза. Тогда девушка прильнула к нему, поцеловала в щеку и, мелькнув между осинками косой и платьем, скрылась.
- Саргы-ы… - тихо позвал Манчары.
Осины, словно обрадовавшись, снова о чем-то своём зашептали.
Манчары раскинул в стороны руки и пошёл по лесу куда глаза глядят, храня на щеках своих тепло нецелованных девичьих губ, а в сердце - огонь и блеск глаз, чёрных, как спелая смородина.
Плата за тридцать лисиц
Манчары исполнилось восемнадцать лет, он стал необыкновенно красивым юношей. Роста он немного выше среднего. Лицо у него продолговатое, всегда чистое и в меру румяное. Из-под высокого лба открыто и доверчиво смотрят смолисто-чёрные глаза, обрамлённые густыми длинными ресницами. В походке строен, в обращении, особенно со старшими, вежлив, даже застенчив.
Люди с любовью и восхищением смотрели на него. "Из Манчары, сына Бытааны, выйдет настоящий мужчина", - предсказывали старики. Девушки тайком слагали о нём песни. Щёки их рдели румянцем при одном упоминании его имени. И только один человек не любил Манчары. Это его родной дядя Чочобай.
Племянник открыто ненавидел его за жадность, за издевательства над неимущими людьми, в особенности соседями. Чочо несколько раз пытался образумить парня, но ничего из этого у него не получалось. Пробовал и задобрить его, обещал подарить ему молодого коня, если племянник будет почтительным и благоразумным. Но Манчары не поддавался на уговоры и посулы. Не стал послушным и после "премии" Чочо на прошлогодних состязаниях - после трёх ударов розгой.
Глядя на Манчары, и другие начали осуждать богача.
Тогда Чочо задумал проучить племянника. Как только прошёл ледоход, он отправился в Якутск. Вскоре оттуда прибыла повестка - парня вызывали в суд. Манчары испугался и сбежал в тайгу. Летом за ним приезжал вооружённый казак, но и он не нашёл юношу, вернулся в город ни с чем.
Незаметно подкралась осень. Начались холода. Листья на деревьях пожелтели и опали, трава поблекла, тайга сменила одежду - почернела, стала унылой и неласковой. Озёра покрылись блестящим, гладким льдом. Нет-нет да и подует холодный ветер, соберутся тучи и начинают засевать землю белыми зёрнами-снежинками. Нередко снег шёл целыми днями. Всё труднее становилось Манчары. Шалаш его насквозь продувался ветром, и почти каждое утро парень просыпался с побелевшими от инея волосами. Суровая зима с лютыми морозами брала своё, и впору было задуматься: как жить дальше в этой опустевшей, угрюмой тайге!
И вот в один из таких дней, когда Манчары был в отчаянии, к нему пришла мать.
- Сыночек, - обратилась она к нему, - послушай ты свою мученицу-мать, вскормившую тебя своим молоком! Не выжить тебе тут зимней порой. Вернись домой. Не бойся дяди Чочо. Вчера вечером он приходил к нам. Велел передать тебе, чтобы ты не упрямился, а лучше вернулся и повинился в своих грехах. Дай ему честное слово, что будешь почтителен к нему, и он простит тебя. Хотя, говорит, городское начальство, может, и недовольно тобою, разыскивает тебя, но он за тебя заступится. Не упрямься, деточка, пойди к дяде Чочо и попроси у него прощения.
- О-о, мама, с чего бы этак раздобрился Чочо? Что-то не верится в его доброту… - усомнился сын.
- Не говори так, деточка, не надо грешить. Ведь как бы там ни было, Чочо самый близкий тебе родственник. Неужели он может желать зла своему единственному племяннику? Ради памяти своего покойного брата, твоего отца, он сделает нам добро: говорят, слёзы умерших тяжелы для души… А то, что он раньше грозился, так это, наверно, в пылу гнева. Сыночек, если же ты не прислушаешься к совету дяди, так, пожалуй, твоя вина усугубится. Попроси у старика прощения. Подумай и обо мне, меня пожалей. Ведь ты у меня единственный. Если с тобой приключится какая-нибудь беда, я не перенесу этого. Манчары мой, умоляю тебя…
Чочо приветливо встретил Манчары:
- Эх ты, глупая башка! Давным-давно прибежал бы ко мне, попросил прощения и жил бы себе припеваючи на воле. Сам виноват, что столько времени мучился. Ну хоть в эту ночь поспи спокойно. А завтра утром поедем в город к начальству. Я с ним хорошо знаком. Если подкинуть ему штук тридцать лисиц, то и у него, наверное, сердце смягчится, Так неужели эти рыжие зверьки дороже моего единственного племянника?..
Потом Чочо угощал Манчары самыми изысканными яствами. Манчары постепенно начинал верить в то, что дядя действительно желает ему добра. Плотно поужинав, уверенный, что наконец-то избавился от всех мучений и тягостей, он заснул крепким сном, как давно уже не спал.
Утром поднялись рано, собрались и поехали в город. К обеду уже были на месте, у дома областного начальника. Это было большое белое каменное здание с высоким крыльцом. Они прошли в просторную комнату, пол которой был застлан мягким цветастым ковром, и им было жалко ступать по нему в старых торбасах. Окна были занавешены просвечивающей насквозь, как тонкая паутина, материей, стулья с мягкими сиденьями. Манчары впервые видел такой большой, роскошный дом. Какой он высокий! Какой светлый! И какая в нём жуткая тишина! Робость и страх Манчары всё более усиливались. И в то же время крепла вера в дядю! Смотри-ка, Чочо и здесь держится совершенно непринуждённо, важно. Видимо, в том доме он бывал довольно часто, коли хорошо знает большого русского начальника…
После длительного ожидания их наконец пригласили в кабинет.
- Пойдём! - сказал Чочо, как-то неестественно улыбнувшись.
Перешагнув порог, Манчары остался стоять у двери, прячась за спину дяди. Начальник, встав из-за огромного стола, вышел навстречу Чочо:
- О, о, Слободчиков, моё почтение!
С чувством собственного достоинства Чочо отвесил господину низкий поклон и тут же, выпрямившись и приосанившись, громко заговорил: