- Не знаю, милый… Зайдём к тойону Пестрякову… Но пустит ли он таких, как мы, хотя бы в свой чёрный дом? Отдохнём, милый, истомилась я!
Старуха свернула с дороги на траву и, кряхтя, села. Мальчик встал около неё.
- Люди говорят, что ночью у Пестрякова гостил Манчары, - сказала старуха. - Бай, должно быть, стал похож на медведя, которого выгнали из берлоги. Говорили, будто Манчары роздал все богатства Пестрякова бедному люду. Наконец-то нашёлся молодец, который взял обратно награбленное. Я у Пестрякова сорок лет батрачила. Он не дал ни гроша. А когда состарилась и спина стала плохо сгибаться, выгнал меня.
Манчары с гневом и болью слушал рассказ старухи. Сколько слёз пролила эта женщина! Не от слёз ли она лишилась зрения? Всю жизнь трудилась на бая, а теперь ей придётся умирать у чужого порога или под елью в лесу. Какая ужасная судьба!
Манчары до боли в пальцах стиснул поводья и пришпорил лошадь. Горячий конь вскинулся на дыбы и выскочил на дорогу.
- Мать!
- Что? - испуганно вскочила слепая, услышав незнакомый голос.
- Подставляй подол, мать! - властно произнёс Манчары.
В подол старенького платья упало что-то тяжёлое: зазвенели золотые, серебряные монеты. Подобный звон она слышала единственный раз в жизни, когда однажды бай после объезда должников пересчитывал деньги. Непрерывный звон монет напомнил о сытой, безбедной жизни, столько раз виденной во сне. Неужели это не сон? Старуха слышала, как монеты ударяются одна о другую, но не могла поверить происходящему. Растерянная, оцепеневшая, стояла она неподвижно и что-то беззвучно шептала.
- Мать! Я возвращаю тебе плату за весь пот, который ты пролила на бая Пестрякова. Это его золото. Свои деньги ты заработала честно!
- Кто ты - добрый человек или бог? - осмелилась спросить слепая, всё ещё не веря своему счастью: ведь у неё теперь будет кусок хлеба и не придётся ковылять от юрты к юрте, собирая подаяние. - За кого мне молиться?
- Я - Манчары. Прощай, мать!
Топот копыт удалялся на восток.
Как концы рогульки
- А-а! Ы-ы-у-у!.. Ыы…
Манчары, разбивавший стоявшие в амбаре сундуки и выбрасывавший из них содержимое, сразу насторожился.
- А-а, ай!.. Ай-у-у!..
Из дому опять донёсся не то плач, не то крик. Ребёнок, что ли? У Манчары дыбом встали волосы на голове. Отшвырнув в сторону гарусную шубу на лисьем меху, он бросился в дом.
Когда он вбежал в дом, его друг Амоча - мужчина лет тридцати с лишним, среднего роста, с худощавым лицом, с заострённым подбородком, с выражением какой-то недоброй иронии в раскосых глазах - сидел на корточках возле левой нары и шарил под ней руками. Стоило ему сунуть руку поглубже, как оттуда слышались плач и крик ребёнка. И тогда Амоча, громко хохоча, совал свою руку ещё дальше. Наконец он нащупал там мальчонку лет пяти-шести, который изо всех сил старался удержаться за половицу и за ножки скамейки.
- Ха-ха-ха! - Амоча алчно расхохотался и стал безобразно вертеть своими раскосыми глазами, чтобы напугать малыша. - Наконец-то попался хороший кусочек! Осталось только насадить на вертел, поджарить на огне и съесть.
- Не пугай ребёнка! - крикнул Манчары прямо с порога. - Отпусти его!
Ребёнок, напуганный до того, что потерял дар речи, услышав голос заступника, разразился ещё более громким плачем.
- Ха-ха! Разве он ещё и бояться умеет, этот кусочек для поджарки? Плачет он или смеётся? Ах, как приятно послушать! - Не обращая внимания на слова Манчары, Амоча поднял малыша за ножки вниз головой. - Смотри-ка, он ещё трепыхается, как рыбёшка, старается выскользнуть из моих рук.
- Отпусти, говорю! - Манчары подскочил и вырвал ребёнка из рук Амочи.
Обессиленный мальчонка обхватил шею Манчары ручками, уткнулся ему в подбородок и затих.
- Смотрите-ка какой сердобольный! Дурень!.. А они разве жалеют нас? Дай сюда этого гадёныша! Я размозжу его голову о столб! - Амоча протянул руки и шагнул навстречу Манчары. - Дай!
- Не трогай!
Ребёнок снова заплакал.
- Дай, говорю!
Но, увидев покрасневшее от злости лицо и раздувшиеся ноздри Манчары, Амоча остановился. Ещё ни разу он не видел, чтобы его спутник был так сильно разгневан. Подумаешь, нашёл из-за чего сердиться! Ребёнок, говорит, испугался. Великое дело! Ну и пускай пугается, пускай! Пусть даже подохнет - жалеть нечего. Амоча схватил чумашек со сметаной, сунул его под мышку и вышел во двор. Оставив дверь настежь, он выругался про себя:
- Дур-рак!
Манчары с Амочей ехали по дремучей тайге. Вёрстах в двадцати от этих мест стоял шалаш, где они жили. Нужно было добраться туда.
Немюгинский бедняк Амоча известен в Якутии уже несколько лет. Ходили слухи, что повсюду, особенно в родном Западнокангаласском улусе, он грабил богачей, за что несколько раз был наказан розгами, побывал и в тюрьме. В рассказах о приключениях Амочи всегда подчёркивалось, что он не различал богатых и бедных, нападал на любого, кто попадался на его пути, совершал убийства. Страшным разбойником называли люди Амочу.
Манчары не очень верил этим рассказам - ведь и его тоже называли разбойником. К тому же он знал, что рассказы бывают вымышленные, а сказки всегда с преувеличением. Повстречались они с месяц назад. В первое время Манчары обрадовался, что встретил достойного и равного себе товарища. И вот оно как получается… Амоча действительно храбрый человек. Ловкий и предприимчивый малый. Но, несмотря на это, неприязнь Манчары к нему усиливается с каждым днём. Ему всё больше не нравятся его дерзость и наглость, бесшабашные слова и словечки, его ужимки, жесты и движения. Манчары иногда даже удивлялся, почему это Амоча мучается и страдает, когда его преследуют? Чего ради он ступил на путь разбоя? Неужели только для того, чтобы несколько дней сытно поесть? Или ради мести?
Амоча, сидя верхом на коне, опрокинул в рот чуман со сметаной. Загустелая сметана медленно поползла по губам и текла на грудь, на живот. Амоча поперхнулся, закашлялся и тотчас же отшвырнул в сторону чуман.
- Вот сатана. Она, оказывается, слишком густая! В рот почти ничего не попало. Да и жажду не может утолить. Очень хочется пить. Хорошо бы найти чего-нибудь напиться. Манчары, а ведь там, в аласе, были косари! Давай-ка завернём к ним.
И Амоча, не дожидаясь, что скажет его спутник, круто повернул коня в сторону аласа.
В южной стороне аласа вился дымок. Они и направились туда. Там, между двумя, огромными лиственницами, темнел односкатный шалаш. Косари - отец с сыном - кипятили к обеду чай.
- Какие у вас новости, гости? - спросил пожилой косарь незнакомцев, которые ему показались какими-то странными людьми.
- Разве мы прибыли осчастливить тебя своими новостями? - грубо ответил ему Амоча. - Лучше дай-ка нам ымдаана - напитка из кислого молока.
- Сынок, принеси-ка ымдаана скорее из ямы, - распорядился косарь.
- У нас нет новостей, дружище, - тихо сказал Манчары, стараясь смягчить бесцеремонность и грубость своего попутчика. - Вот, может, вы нам что-нибудь расскажете?
- У меня… тоже… нет новостей, - заикаясь, ответил косарь, видя, что у Амочи, жадно глотающего из чумана принесённый мальчиком напиток, грудь и живот залиты сметаной и лоснятся на свету. - Вы куда это едете… господа?..
- Куда бы мы ни ехали, до этого тебе дела нет! - вспылил Амоча. - Мальчик, где ваша яма?
- Конечно, дела нет… Я просто спросил… - пробормотал косарь. - Так, к слову.
- Мы были здесь неподалёку, в вашем улусе, - спокойно отвечал Манчары.
- Отец!!! - послышался истошный крик мальчика, Манчары с косарём бросились за шалаш.
- Сукин сын! Ещё кричит! - Амоча держал под мышкой туесок с маслом и несколько лепёшек. - Твой отец вот что сделает! - И он показал фигу. - Попробуйте-ка сопротивляться! Я вам задам перцу…
Мальчишка встал с земли, где он лежал у пня, за ямой. По краям губ текла кровь.
- Отец!..
- О, пожалейте нас!.. - упал косарь на колени перед Амочей. - Ведь это наша провизия на пять дней. Как мы без харчей будем убирать сено? Если не накосим, наш хозяин съест нас. Пожалейте…
- Ха-ха! Пожалей, говоришь! Во всём мире никто не жалеет никого! Запомни это!
Манчары подошёл сзади и развернул Амочу за плечо:
- Положи! Положи обратно!
Тот зло сощурил свои раскосые глаза:
- Опять твоё сердце разжалобилось, что ли? Не дурачься! Если мы это донесём до нашего табора, то ты первым будешь толкать себе в рот!
- Видишь, кого ты грабишь, собака! Разве это не байский батрак? Что у него есть, кроме этих нескольких ложек масла и лепёшек? Хочешь заставить его плакать кровавыми слёзами? - Манчары схватил Амочу за грудь. - Сейчас же отнеси всё обратно!
- Прочь отсюда! Убери руку!
Амоча толкнул Манчары кулаком в грудь.
Манчары рванул Амочу к себе, стукнулся спиной о дерево и, размахнувшись, ударил его в выступающий вперёд подбородок.
Амоча плюхнулся в заросли шиповника. Туесок и лепёшки разлетелись в разные стороны.
Манчары схватил косаря, всё ещё продолжавшего стоять на коленях, за плечи и приказал:
- Вставай!
Амоча медленно выбрался из зарослей шиповника, схватил лежавший около него толстый сук и шагнул было вперёд с намерением вступить в драку, но остановился. Скорее всего, струсил, видя, что косарь и Манчары стоят рядом, плечом к плечу. Амоча злобно отшвырнул в сторону сук и поковылял к своему коню.
Обратно они ехали молча, не проронив ни одного слова.
К своему табору приехали уже вечером.
Никто из них не стал разжигать костра.
Амоча курил, сидя на чурке и положив ногу на ногу. Манчары осматривал и проверял ремни и пряжки подпруг.
- Сердобольный друг мой, ну, а где же твои огонь и варево? - насмешливо спросил Амоча. - Ведь ты же проявляешь жалость ко всякой твари на земле! Пожалей и меня. От голоду я усох наполовину.
Манчары даже не обернулся на его слова. Продолжал проверять сбрую.
- Варнак Манчары, слышишь ли ты? Я ведь с тобой разговариваю! - рассерженный Амоча вскочил с чурки.
А Манчары не вспылил и не всполошился, подёргал рукой седло, ещё туже подтянул подпруги. И только после этого повернулся к Амоче:
- Мне тоже хочется поговорить с тобой.
- А ну-ка! Ты, мил человек, наверно, хочешь заставить меня развести огонь, приготовить еду?
Манчары шагнул прямо к нему:
- Скажи-ка мне, Амоча, чего ради ты разбойничаешь?
- Ха-ха! Вот ещё вопрос! Если ты этого не знаешь, то о чём же ты думал до сего времени, слюнтяй? - Амоча захохотал. Потом резко и угрожающе подступил к Манчары: - Чтобы есть-пить, одеваться, дур-рак! Есть-пить! Одеваться!
- Есть-пить… Одеваться… - повторил Манчары, словно хотел запомнить. - Разве только из-за этого? Неужели только из-за этого тебе приходится переносить наказания розгами, тюрьмы, трудности и мучения, подвергаться постоянным преследованиям?
- Конечно, из-за этого. Разве сытно питаться и хорошо одеваться - это пустяковое дело? Пока гуляешь на воле, надо повеселиться, порезвиться, поесть и попить до отвала. Такова моя цель.
- А что ты любишь и жалеешь в этом солнечном мире? И что ты ненавидишь? - спросил его Манчары.
- Ничего не люблю! Ничего не жалею! Ненавижу всё на свете! Жалостливых и сердобольных тоже ненавижу. Если бы имел возможность, то и их опрокинул бы навзничь, наступил и слушал бы их последние крики.
Манчары подошёл к месту, где разводили костёр, выдернул опорную рогульку стяга, на котором вчера висел котелок с варевом, взял рогульку за один конец, а второй протянул Амоче:
- Оказывается, мы с тобой люди совсем разные. И по ошибке оказались вместе. С этого момента давай расстанемся навсегда, как концы этой рогульки!
- Чего-чего ты болтаешь? - удивился Амоча. - Разве ты, как и я, не разбойник? Или считаешь, что, пожалев одного какого-нибудь ползуна, одного какого-нибудь хамначчита, выйдешь сухим из воды? Едва ли! Дурак! И не надейся даже! Все тебя называют варнаком Манчары, разбойником Манчары. И всегда, даже после смерти, будут так называть.
- Врёшь! Я ещё ни разу ни одного батрака, ни одного бедняка, ни одного кумалана-бездомника не заставил плакать кровавыми слёзами! И, даже умирая с голоду, не буду ничего отбирать у обездоленного, у неимущего. Пойми это! - Суровым приказным тоном Манчары крикнул: - Тяни! С сегодняшнего дня твой грех - твой, мой грех - мой!
Амоча молча отломал один конец тальниковой рогульки и швырнул его в сторону.
Манчары бросил ему кульки из кожи, которые они сегодня отняли у богача:
- Возьми всё это себе!
Амоча забрал кожу и затолкал её в свои перемётные сумы, прикрепил к седлу.
Манчары ловко вскочил на коня:
- Заранее предупреждаю: поперёк дороги мне не попадайся!
Амоча тоже сел на коня:
- И ты мне не попадайся. Попадёшься - не пощажу!
И оба поскакали в разные стороны.
Манчары поехал на восток, туда, откуда утром взойдёт солнце; Амоча - на запад, туда, где начало алеть небо перед закатом солнца.
Приданое
В усадьбе бая Асхара, хозяйничавшего на западной части аласа Килэдимэ, всё громче слышались говор и покрикивания. Всё чаще стали мелькать женщины и дети в промежутке между чёрным домом и хотонами. Время от времени среди суматошного, трудно различимого бабьего говора слышался резкий, визгливый голос, словно удары тонкого прута. И тогда бабий говорок сразу же умолкал, но вскоре опять возникал и становился громче и оживлённее. К говорку присоединялся ленивый лай собак, раздававшийся попеременно в разных сторонах.
Манчары повернулся и, лёжа навзничь, отмахивался от комаров махалкой из белого конского волоса, с костяной рукояткой. Сюда, на Килэдимэ, он прибыл вчера.
Года три назад, когда Манчары был схвачен и отправлен на каторгу, бай Асхар приказал выпороть нескольких бедняков из его наслега и отнял у них скот и имущество, заявив при этом, что "они приняли участие в разбое Манчары". На самом же деле эти люди не присоединялись к Манчары. Их обвинили ложно, чтобы отобрать у них скот. Случайно попав в эти места, Манчары решил отомстить за всё это Асхару. Но оказалось, что бай уехал в соседний улус. Манчары укрылся недалеко от дороги, проходившей мимо байской усадьбы, и ждал его целый день, но тот так и не приехал. Бай, видимо, узнал каким-то образом о замысле Манчары… А если так, то он не приедет сюда, пока не убедится, что путь безопасен. Не может же Манчары лежать вечность в ожидании! Так и не удастся выполнить задуманное. Как обидно! Манчары уже решил было ворваться в усадьбу и поднять там переполох, но передумал. Нет, не надо, лучше сделать так, чтобы Асхар всё видел своими глазами. Если налететь в их отсутствие, то баи обычно наказывают своих батраков и взыскивают потери с них. Придётся приехать в другой раз.
На озере Килэдимэ закрякали утки. Значит, уже вечереет и наступила пора, когда утята выплывают из камышей на середину озера. Манчары приподнялся, чтобы встать, но в это время в лесу послышался треск сухого хвороста. Он опять залёг в тени деревьев.
Лёжа, он увидел сквозь ветви кустарника, что совсем близко около него, в двух-трёх шагах, лёгкой трусцой пробежала девочка - подросток лет двенадцати-тринадцати. Она была босая. Её ступни, покрытые почерневшими мозолями, ловко отскакивали от выступавших шершавых корней деревьев. На девочке коротенькое платьице с заплатками из разных лоскутков, утратившее свой первоначальный цвет. Но заплатки сделаны очень умело и тщательно. Длинная её шейка пожелтела от загара. В косички по плечи вплетены красные тряпочки. Манчары не успел разглядеть личика девочки - помешали деревья. Хотел приподняться, но воздержался - она могла испугаться шороха.
Девочка несколько раз промелькнула среди зелёных ветвей, наклонившихся в душной дрёме этого тихого летнего вечера. И казалось, что в густом недвижимом воздухе остались слова тихой песенки, которую она пропела, размахивая тоненькой рукой, державшей гибкий прутик:
Оленёночек ты мой, оленёнок дорогой,
Ты глазёнками не верти.
Я поймаю, приласкаю…
Дорогой, не уходи!
Манчары лежал и смотрел в ту сторону, куда ушла девочка. Ушла… Заплетённые косички её торчат кверху, а сама порхает словно бабочка. Голубка, какая ты хорошая! Интересно, чья же ты дочь? Какого-нибудь хамначчита или сирота горемычная? "Оленёнок дорогой…" Сама похожа на стройного оленёнка. Как хорошо бы стать отцом вот такой девочки!.. Пройдёт несколько лет, и она станет большой, красивой… Но вряд ли выпадет на её долю счастье. Всё равно втопчут беднягу в грязь чьего-нибудь хотона. Или выйдет замуж за какого-нибудь обездоленного парня. И задавят её непосильным трудом, изведут побоями. И умрёт, не увидев и не познав счастья. В этом мире так называемое счастье не предназначено для нас, бедняков. Видимо, его забрали такие же богачи, как Асхар. Манчары встал, чтобы пойти к своему другу, оставшемуся неподалёку, в долине, стеречь коней. Стряхнул с одежды хвою и мусор. В это время со стороны усадьбы Асхара послышался визгливый бабий голос:
- Ты куда это, паскуда, провалилась? Твои коровы ещё давеча пришли, как только ты ушла. Что это, разбойник Манчары задержал тебя, что ли?
Манчары вздрогнул. "Наверное, попало бедняжке Оленёнку", - подумал он.
- Она ещё что-то бормочет, негодная! - опять высоко взметнулся злой визг. - Ты о чём бормочешь? Защищаешь разбойника Манчары? Вот тебе! Вот!
Послышался глухой стук ударов. И в то же время донёсся душераздирающий детский крик:
- Ой, ой, бо-оль-но-о!..
- Противная, попробуй-ка в другой раз так вести себя!
- Ай, ай, про-сти, не бу-ду!..
- А вы чего уставились? Живей доите коров!
Опять наступила тишина. Манчары всё ещё стоял, прислушиваясь, и смотрел в сторону хотонов, почему-то не решаясь уходить отсюда. Там, очевидно, начали хлопотать и возиться с коровами, стали их доить. Лишь изредка слышался громкий шлепок женской ладони по крупу коровы. "Тише же, человека можешь растоптать!", "Дай соли полизать", "Вот дура, на своего телёнка злится!" - нарушали изредка тишину женские голоса. В то же время намного ближе, откуда-то сбоку, слышался кроткий голос какой-то старухи:
- Деточка… Хозяйка… Дымокур…
Она, наверное, сказала: "Хозяйка накажет, разожги дымокур" - и дала ей совет. О, несчастненький Оленёнок…
Когда уже завершалось вечернее доение коров, визгливый и резкий, как гибкий прут, голос вдруг опять потряс окрестность:
- Что это Пеструхи всё ещё нет! А что же вы все ходите и молчите, словно немые? Где та поганка? Противная, иди сейчас же, обязательно найди и приведи Пеструху! И даже не думай появляться без неё! Ну, не стой!
Манчары вышел на опушку леса. Оказалось, что Оленёнок, бедняжка, уже бежит по направлению к западу. Манчары пошёл лесом. Напал на тропинку, ведущую из аласа прямо туда, куда побежала девочка. У Манчары появилось желание обязательно встретиться с девочкой. Но где? Она ведь испугается его. К тому же вечером, в дремучем лесу. Что он ей скажет, когда встретит? Какая польза будет Оленёнку оттого, что они увидятся?
Манчары остановился в раздумье, заколебался, но затем ощупал карман расстёгнутого пальто и с решительным видом быстро зашагал и скрылся в лесу. Там он долго ходил взад-вперёд, поджидая девочку, и всё прислушивался, с какой стороны она должна появиться.