Я не могу не сказать нескольких слов и об аспиранте Краюхине, имя которого было упомянуто здесь. Алексей Корнеевич Краюхин ушёл из нашего института добровольно. Но добровольность Краюхина имеет свои причины. Как известно, противоречия Краюхина с руководством института начались с выбора темы для диссертации. Учёный совет не утвердил тему, которую выдвинул аспирант. А тема была посвящена проблемам развития Улуюльского края. То, что учёный совет института ошибся, отвергая тему Краюхина, – это теперь ясно. Но не всё потеряно. Краюхин в настоящее время живёт в центре Улуюльского края – в Притаёжном. Я убеждена в том, что своё пребывание в Улуюльском крае Краюхин использует в научных целях, и я верю, что это принесёт свои плоды. Институт поступит правильно, если установит с ним связи.
Бенедиктин. Вам же известно, что Краюхин за государственные преступления исключён из партии и отдаётся под суд! Почему вы умалчиваете об этом? (Шум, возгласы, звонок председателя.)
Великанов. С кем же устанавливать связи, Марина Матвеевна?
Бенедиктин. Вероятно, с тюрьмой! (Смех.)
Строгова. Смеяться над несчастьем бесчеловечно. С Краюхиным произошло несчастье. Под ним в тайге была убита случайным выстрелом лошадь… (Движение в зале, звонок председателя.)
Строгова. Я получила письмо от Краюхина.
Великанов. У вас талант адвоката.
Строгова. Я сказала всё, что думала.
Водомеров. Мне кажется, товарищи, что продолжать дальше прения нет смысла. Мы с Захаром Николаевичем учтём критические замечания, высказанные здесь, и внесём некоторые исправления в характеристику.
Великанов. Я должен ответить оппонентам.
Водомеров. Если вам хочется, пожалуйста.
Великанов. Я внимательно выслушал прокурорскую речь профессора Рослова и не менее обличительную речь Марины Матвеевны. К сожалению, они ни в чём меня не убедили. Единственно, что приемлемо из их выступлений, – это мысль о том, что всякое знание – благо. Дело, коллеги, в том, что ни профессор Рослов, ни кандидат наук Строгова не подписывают характеристики, не несут за неё непосредственной ответственности.
Рослов. Подписывать институтские бумаги не положено нам по штату.
Великанов. Лишь в силу этого они так щедро награждают совершенно неизученный Улуюльский край исключительными богатствами.
Характеристику, которую мы обсуждаем, мы подготовили для руководящих органов области. Опираясь на нашу характеристику, обком партии и облисполком будут, вероятно, решать крупные хозяйственные задачи. Как же можно позволить себе писать в характеристике о том, что мы не знаем точно и наверняка? Сознательно вводить в заблуждение государственные органы – это значит идти на прямое преступление. Я уже не говорю о том, что наш институт, как научно-исследовательское учреждение, не имеет никакого морального права приукрашивать факты. Факты есть факты…
Рослов. Институт не должен также искажать факты.
Великанов. Мы их не искажаем, мы сообщаем только то, в чём уверены.
Рослов. А твёрдо об Улуюлье мы почти ничего не знаем.
Строгова. Кое-что знаем.
Водомеров. Я прошу товарищей уважать оратора.
Великанов. Я не отвечаю на выпады профессора Рослова и кандидата наук Строговой, ибо я не в состоянии разубедить их.
Строгова. Нас рассудит жизнь, Захар Николаевич.
Великанов. Утешайтесь, Марина Матвеевна! Я хочу также сказать, что мои прогнозы относительно Улуюлья, его бесперспективности, сделанные тридцать лет тому назад при определении границ соседнего Чуржинского каменноугольного района, никто ещё не опроверг.
Рослов. Запрос обкома – это предвестник новых событий.
Великанов. Мне не дают говорить.
Водомеров. Я ещё раз прошу спокойствия.
Великанов. Что касается Краюхина, то мне лишь приходится оплакивать этого талантливого юношу. Я кончил, Илья Петрович.
Водомеров. Какие будут предложения?
Голос. Надо разобраться в замечаниях товарищей Рослова и Строговой.
Водомеров. Я считаю, что происшедший здесь обмен мнениями небесполезен. Проект характеристики мы примем за основу. Кто за это, прошу голосовать.
Рослов. Были другие предложения, Илья Петрович. Я не понимаю, почему вы игнорируете их?
Водомеров. Прошу сформулировать.
Рослов. Проект характеристики отвергнуть, как неудовлетворительный, и поручить комиссии переработать его.
Великанов. Это предложение неприемлемо. Я ответственно заявляю, что материалы об Улуюльском крае, которыми располагает институт в данное время, исчерпаны в проекте характеристики целиком и полностью.
Строгова. У меня есть новое предложение: направить областному комитету партии стенограмму сегодняшнего заседания. Нам нечего скрывать от обкома, пусть там знают наши слабости.
Голоса. Правильно! Разумное предложение.
Рослов. Ввиду заявления профессора Великанова об ограниченности материалов в институте по Улуюлью и его категорического заявления о невозможности переработать характеристику я поддерживаю предложение Марины Матвеевны Строговой и своё первое предложение снимаю.
Водомеров. Товарищи, это предложение мне кажется крайне несолидным. В обкоме люди заняты большой и ответственной работой, у них нет времени копаться в наших стенограммах. Они ждут от нас краткую характеристику.
Рослов. Что же делать, если характеристика не получается?
Бенедиктин. Послать то, что разработано комиссией профессора Великанова.
Голоса. Голосуйте, Илья Петрович! Пожалуйста, голосуйте!
Водомеров. Поступили предложения голосовать. Я ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять проект краткой характеристики Улуюльского края, предложенный профессором Великановым, прошу поднять руки. Мало. Кто за то, чтобы вместо характеристики направить в обком партии стенограмму настоящего заседания? Большинство.
Бенедиктин. Позорный случай!
Водомеров объявляет заседание учёного совета законченным".
Максим дочитал стенограмму до конца, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и несколько минут сидел в раздумье.
Потом он перелистал стенограмму и, найдя реплику профессора Рослова: "Запрос обкома – это предвестник новых событий", красным карандашом подчеркнул её. Да, в этих словах учёного заключалась большая правда.
Занятый мыслями, навеянными чтением стенограммы, Максим не спеша сложил бумаги в стол, запер его и посмотрел в окно.
Рассветало. Небо из тёмно-синего стало светло-голубым. Солнца ещё не было видно, но по огненно-розовым пятнам, застлавшим восток, угадывалось, что наступающий день будет солнечным.
2
Прошло несколько дней. По субботам Максим разрешал себе возвращаться домой раньше обычного. Так было и сегодня. Он позвонил в гараж, вызвал машину и вскоре вошёл в один из подъездов длинного четырёхэтажного дома.
Привыкнув ходить здесь глубокой ночью и беречь покой жильцов, Максим поднимался по ступенькам с большой осторожностью. Остановившись возле двери, обитой коричневой клеёнкой, он вытащил из кармана связку ключей, нанизанную на металлическое колечко, и с той же осторожностью отомкнул замок.
Едва открыв тяжёлую дверь, он услышал плавную, грустную мелодию "Осенней песни" Чайковского. "Кто же это играет? – подумал Максим. – Может быть, Ольга?" Но у дочки не было ещё такого умения. "Скорее всего, пришла Марина", – решил он.
Максим повесил на вешалку пыльник и на носках прошёл по коридору. Заглянув в полуоткрытую дверь гостиной, он увидел жену. Анастасия Фёдоровна сидела за роялем, и пальцы её бегали по клавишам. Удивлённый Максим замер. Он хорошо знал вкусы жены. Она любила музыку буйную, жизнерадостную, весёлую. "Осенняя песня"… Это неспроста", – отметил он про себя.
Анастасия Фёдоровна сидела вполоборота и не заметила его. Волосы её, заплетённые в толстые косы, были собраны "по-домашнему" на макушке и обнажали полную высокую шею. Она сидела, чуть откинув голову, задумчивая и грустная. Комнату заливал сильный электрический свет, смягчённый голубым абажуром.
"Вот какая родная", – подумал Максим, испытывая внезапный прилив нежности к жене. Он постоял ещё с минутку и вошёл в гостиную.
– Как ты тихо! – воскликнула Анастасия Фёдоровна, не отрывая рук от рояля.
– Как обычно. А ты увлеклась и ничего не слышишь, – присматриваясь к жене, сказал Максим.
Анастасия Фёдоровна ещё раз пробежала пальцами по клавишам, закрыла рояль и поднялась с круглого вертящегося стула.
– Ребятишки спят? – спросил Максим.
– Тебя ждали. Еле уложила.
– Я пойду к ним.
– Пойди.
Максим скрылся в соседней комнате. В тот же миг оттуда послышался визг ребят.
Максим вернулся через несколько минут. В гостиной было темно. Анастасия Фёдоровна гремела посудой в столовой.
– Ну, что они? – спросила Анастасия Фёдоровна.
– Обрадовались! Ольга зовёт к себе, а Серёжка к себе тянет… – Максим улыбнулся, приглаживая волосы, взъерошенные детьми.
– Что будем пить, кофе или чай?
– Поставь, Настенька, и кофе и чай.
Анастасия Фёдоровна принесла из кухни узкий продолговатый кофейник и круглый пузатый чайник. Из буфета достала хлеб, сахар, колбасу. Максим посмотрел на жену, ждал, когда она заговорит. Анастасия Фёдоровна прятала глаза, бесцельно передвигала чашки и тарелки.
– Ты сегодня чем-то расстроена, Настенька? Что случилось? – спросил Максим.
Анастасия Фёдоровна пристально посмотрела на него, усмехнулась одними губами.
– Как ты угадал?
– Да вот угадал. Значит, правда?
– Правда. – Анастасия Фёдоровна села напротив Максима. – У меня неприятности. И знаешь в связи с чем?
– Догадываюсь. Пришлась кому-нибудь не по нраву твоя поездка в Улуюльскую тайгу.
– Откуда ты знаешь? Видел Марину?
– Нет, Марину не видел.
– Кто же тебе сказал?
– Никто мне не говорил, но так мне представилось.
– Утром мне вручили приказ. Заведующий облздравотделом объявил мне выговор за самовольную поездку на Синее озеро.
– Ну, а что же, по головке тебя гладить за такие штуки? – усмехнулся Максим.
– А ты думаешь, он поступил правильно?
– А ты как думаешь?
– Я думаю так: когда курорт на Синем озере построят, нашему заведующему будет стыдно за свой приказ. А приказ этот всё-таки вспомнят!
– Ты в этом убеждена?
– Убеждена.
– Как же ты отнеслась к приказу?
– Я написала докладную записку. В ней я вновь настоятельно требую послать экспедицию для обследования Синего озера.
– Значит, вступаешь с начальством в драку?
– Называй это как хочешь. А ты что, не советуешь?
– Почему же? Если ты убеждена, то бороться стоит. Без этого ваш заведующий своих позиций не сдаст.
– В том-то и дело! Он называет это прожектёрством, говорит, что в Улуюлье не создано ещё объективных условий для строительства курорта.
– В этом он прав.
– По-твоему, отступить?
– Почему же? Он ведь прав отчасти. Сегодня в Улуюлье для строительства курорта нет объективных условий, но завтра они могут сложиться.
– Да, знаешь, Максим, звонила Марина. Она очень беспокоится о судьбе какого-то учителя Краюхина. Сказала мне, что написала о нём в письме к Артёму. Хотела с тобой поговорить.
– Что она советует тебе по поводу Синего озера?
– Она знает это озеро. Была там во время экспедиции. Советует мне добиваться и обещает поддержку. Если осуществится её проект, то она должна сама поехать в Улуюльский край. Опять вспоминала этого Краюхина. Мне даже подозрительно стало, и я спросила, не влюбилась ли она в него. Она тогда рассказала целую трагедию. Оказывается, Краюхина любит дочь профессора Великанова, а сам Великанов слышать о нём не хочет, потому что они в чём-то серьёзно разошлись…
– Вон как! А дочь Великанова – студентка?
– Историк. Марина говорит, что она очень красивая девушка и интересный человек.
– А каковы, Настенька, семейные дела Марины? Она не делилась с тобой?
– Не любит она посвящать других в свои интимные дела. Но, по-моему, живут они неважно. Как-то на днях я говорю ей: "Маринка, когда же ты будешь рожать?" Она опустила голову, в глазах слёзы. Я стала расспрашивать. Она махнула рукой и сказала только одно слово: "Григорий". Я поняла, что он не хочет, чтоб она отвлекалась на эти "пустяки"…
– Ты его хорошо знаешь, Настенька?
– Знаю, конечно. Правда, по наблюдениям. Но ведь ты тоже его знаешь. Нравится он тебе?
– По-моему, симпатичный человек.
– А по-моему, индюк.
– Почему же индюк? – расхохотался Максим.
– Потому что нет в нём простоты. Он всегда напыщен, говорит, как актёр на сцене, весь как-то зализан. Нет, нет, не будет у Марины с ним счастья!..
– Ты уж очень круто берёшь.
– Я бы рада была ошибиться…
Не успели они закончить ужин, как раздался звонок.
Максим поднялся, вышел в коридор открыть дверь. Вскоре послышался голос Марины. Анастасия Фёдоровна бросилась в прихожую.
– Почему так поздно, Мариша?
– А раньше разве вас застанешь дома?
– А где Григорий? Почему он не пришёл?
– У него какие-то дела в институте.
Марину усадили за стол и принялись угощать и расспрашивать.
– Тревожно у нас в институте, – вздохнула Марина. – Все сколько-нибудь стоящие и знающие работники разделились на два лагеря. Остальные пытаются на этой борьбе выиграть кое-что для себя.
– Давно это началось? – спросил Максим.
– Глухо – с того момента, как покинул институт аспирант Краюхин, а открыто – после запроса обкомом характеристики Улуюльского края. У нас – я имею в виду большинство сотрудников – такое ощущение, будто мы что-то просмотрели такое, что просмотреть не имели права…
– Это хорошее ощущение, Марина. Ты, кажется, и с мужем разошлась во взглядах? Я читал стенограмму вашего заседания.
– Наука не существует без борьбы мнений.
– Но мнения бывают разные, – задумчиво сказал Максим.
– Тебе не понравилось его выступление?
– По-моему, оно и тебе не понравилось. Такой вывод я сделал из твоей речи, Марина.
– Ты Краюхина знаешь, Максим?
– Видел на заседании бюро Притаёжного райкома.
– Как ты относишься к его "делу"?
– У него мало ещё доказательств.
– Но ты сам понимаешь, что он один?
– Нет, Марина, он не один! – И, заметив удивление на её лице, пояснил: – Краюхин выражает мнение многих. Я тебе дам почитать предложения лесообъездчика Чернышёва. Они касаются твоей специальности – лесов. Он тоже ставит вопрос о богатствах Улуюлья.
– Артём знает о его предложениях?
– Он считает и Краюхина и Чернышёва прожектёрами.
– По-твоему, он ошибается?
– Жизнь может обойти его. Тебе бы самой, Марина, следовало побывать в Улуюлье.
– Стремлюсь всей душой, особенно после того как там побывала Настя.
– Я тебе дам письмо в Мареевку к Лисицыным. Замечательные люди! – сказала Анастасия Фёдоровна, до сих пор молча слушавшая их разговор.
– С письмом подожди. Великанов ещё сопротивляется, не отпускает меня.
– А как Водомеров? – спросил Максим.
– На него произвёл впечатление запрос обкома. Он побаивается и всё сваливает на Великанова.
– Если послать ещё один запрос, то он совсем оробеет, – засмеялся Максим.
– Вполне возможно.
Разговор затянулся до глубокой ночи. Анастасия Фёдоровна предложила Марине остаться переночевать.
– Спать я тебя положу в кабинете, а Григорию, чтоб он не беспокоился, ты позвони.
Марина поспешно согласилась. Поспешность её была такой очевидной, что и Максим и Анастасия Фёдоровна заметили это.
Неся подушку, простыню и одеяло, Анастасия Фёдоровна вслед за Мариной вошла в кабинет и ещё раз предложила:
– Позвони, Мариночка, своему благоверному, пусть не беспокоится.
– Звонить не буду, – категорическим тоном сказала Марина, и в её глазах мелькнуло ожесточение.
– Вы поссорились?
– И очень сильно. Он приревновал меня к Краюхину.
– Но ведь Краюхин в Притаёжном.
– Я получила от него два письма.
– С любовными признаниями?
– С какой стати?! Он пишет только по делу.
– Тогда какие же основания у Григория?
– Ах, не говори! Всё это низко и противно!
Они сели рядом и заговорили так откровенно, как могут говорить только две женщины, бесконечно верящие друг другу.
3
Максим попросил Стешу, секретаря отдела, оставить ему в кабинете на вечер пишущую машинку. Та удивилась и стала предлагать свои услуги.
– Не беспокойтесь, – сказал Максим, – я написал статью и хочу перепечатать её сам. Так лучше видно шероховатости стиля.
Стеша молча вышла и вскоре вернулась с машинкой.
Вечером, как только кончились в обкоме телефонные звонки, Максим вытащил из портфеля рукопись и сел за машинку. Статья его называлась: "Что ждут практики от учёных области".
Встречи с практиками во время поездки по области, "дело учителя Краюхина", стенограмма обсуждения характеристики Улуюльского края в научно-исследовательском институте – всё это дало Максиму богатый материал для размышлений.
Некоторые мысли, имеющие общественный интерес, он и решил высказать в своей статье. Появление такой статьи в областной газете, по его предположениям, расшевелило бы учёных области, содействовало бы подъёму уровня всей научной работы. Для практиков такая статья также имела бы большое значение.
Сознание важности такой статьи заставило Максима несколько раз переделывать её, отшлифовывать каждую фразу.
Закончив глубокой ночью перепечатку, Максим позвонил редактору областной газеты. Услышав о статье, редактор бурно обрадовался:
– Это же замечательно, товарищ Строгов! Не так уж много партийных работников выступают на страницах газеты. Да ещё со статьями проблемного характера!
Максим пообещал не позднее одиннадцати утра переслать статью в редакцию.
Утром перед завтраком Максим позвал Анастасию Фёдоровну, усадил её напротив себя и попросил прослушать статью.
– По-моему, хорошо, Максим! – сказала она, дослушав до конца. – Очень остро, логично и образно.
– Ну, а шероховатостей и неточностей никаких не заметила? – спросил Максим, пристально глядя на жену.
– Шероховатостей? – растерянно переспросила Анастасия Фёдоровна. – Нет, Максим, ты же знаешь, я слабый критик, особенно в отношении тебя. Всё, что ты делаешь, мне кажется…
Она не договорила и посмотрела на мужа такими открыто влюблёнными глазами, что тому стало ясно, какие слова собиралась сказать жена.