– Вот и познакомьтесь с ними. Непременно. Это ваши будущие конкуренты. Мы вкладываем большие капиталы в промышленность Урала, и нам не нужны сильные конкуренты.
Через неделю Бен Хевурд, захватив с собою двух слуг, в том числе мулата Рема, выехал в Россию. После длительного путешествия он прибыл в резиденцию своего отца.
По дороге из Оренбурга в Зарецк он случайно познакомился с молодым казачьим офицером, окончившим кадетский корпус и училище, с Владимиром Печенеговым. Вновь испеченный хорунжий ехал в станицу Шиханскую, в вотчину своего покойного родителя. Знакомство оказалось очень важным для Бена и нужным. Во время пути Владимир Печенегов знакомил путешественника с достопримечательностями Оренбургской губернии, со структурой управления казачьих войск. Отпрыск печенеговского рода не подозревал, что Хевурд – офицер и знает Россию. Владимира Печенегова, этого безусого офицерика, без особого труда удалось уговорить остановиться в городе Зарецке и заехать к его отцу.
– Откуда этот красивый и легкомысленный офицер? – оставшись вдвоем с сыном, спросил мистер Хевурд-старший.
– Это мой новый друг, сын войскового старшины.
Бен рассказал отцу, как он познакомился с ним в одной из станиц.
– Значит, это сын Зинаиды Петровны!
Мартин Хевурд встал с кожаного кресла, подошел к Бену и похлопал его по плечу.
– Недурное начало. Отличное знакомство!
– Ты знаешь его родителей? – несколько удивленный, спросил сын.
– Я знаю его мачеху. О-о! Это довольно приятная женщина…
Хевурд тряхнул головой и сухо рассмеялся.
– Если мать или мачеха моего нового друга имеет отношение к нашему делу, то ты должен, отец, дать некоторые разъяснения, – сказал Бен.
Лицо старика приняло жесткое выражение, небольшие сузившиеся глаза смотрели пронзительно и строго.
– Все, что имеет отношение к золоту, касается и нашей компании! – не сразу заговорил Мартин Хевурд. – Только не советую спешить. Поспешишь, как говорят русские, – людей насмешишь. Тебе не стоит здесь долго задерживаться. Поскорее поезжай в гости к своему новому другу. Поживи там как можно дольше и непременно подружись с его матерью. Возьми с собой четверку хороших лошадей – эта дама очень любит лошадей, – подари ей, черт побери, кобылу или двух, арабского жеребца в придачу. Внуши ей, что тебя не интересует желтый металл, и не жалей денег! Не забывай, что ты находишься в России. В этой стране любят жить на широкую ногу. Внуши ей, что ты такой же шалопай, как и твой друг, молодой Печенегов. Он, кажется, сегодня утром уже подмигивал нашей горничной. Но, во всяком случае, держись так, чтобы не было повода сказать, что сын Хевурда – подлец. На этом пока закончим. Теперь расскажи мне, что делается в нашей старой доброй Англии?
– Бейп и Филипс подарили ее величеству алмаз величиной с голубиное яйцо, – ответил Бен.
– Это мне уже известно. Еще что?
Бен стал рассказывать о каком-то офицере, который получил двойное повышение в чине и высокую награду.
– В чем заключались его доблести?
– Порядочно уничтожил буров, а недавно отличился в подавлении крупного колониального восстания.
– Такие люди далеко идут, – проговорил мистер Хевурд с одобрением.
– Да, он очень способный офицер, – подтвердил сын.
– В России имеются не меньшие возможности приобрести славу и почет. Колоссальные возможности!
Мартин Хевурд потряс в воздухе рукой, потом, опустив ее, длинными сухими пальцами взял сигару, аккуратно обрезая кончик, продолжал:
– Эта страна сказочно богата! И здесь глупый царь с ленивыми и пьяными министрами. Министров и многих чиновников, не вводя себя в большие убытки, можно покупать их же собственными деньгами.
– Каким образом? – спросил Бен. Ему было приятно, что отец разговаривает с ним откровенно, как равный с равным.
– Русским золотом, я хотел сказать. Русскими драгоценными камнями, русской рудой, лесом, пенькой, наконец, дешевым русским хлебом и водкой!
– Лондон об этом знает? – осторожно спросил Бен.
– Да, я говорю это не одному тебе. Сейчас, после войны с Японией, Россия сближается с Германией. Очень важно то, что Соединенные Штаты Америки уже протягивают руки к Дальнему Востоку. И даже сюда – на Урал! Совсем недавно из-под нашего носа янки выхватили платиновые прииски. Платиновые! Черт бы их побрал, – гневно как будто его обокрали или бессовестно обманули, говорил мистер Хевурд.
Молодой Бен хорошо знал привычку отца говорить людям одно, а делать другое. Даже ему он очень редко высказывал свои истинные мысли. Но сегодня Мартин Хевурд говорил то, что было у него на душе. И Бен понял, что отец уже считает его настоящим мужчиной, с которым можно разговаривать откровенно.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На другой день после отъезда из Зарецка Митьки Степанова Доменов, запершись в своем кабинете, долго корпел над какими-то письмами. Закончив, отправил их с доверенным человеком в Петербург. С Марфушей после происшествия в ее спальне не виделся. Вечером Авдей Иннокентьевич пришел к дочери. Самодовольно поглаживая вислый живот, уселся на хрупкий стульчик, насмешливо спросил:
– Чего киснешь?
– Закваска плохая, – отложив в сторону недочитанную книгу, ответила Марфа, поглядывая в окошко.
– Плохо тебе живется, ой как плохо! – притворно качая головой, продолжал Доменов. – Отец, как Мишка Топтыгин, в своей берлоге, а ты – в своей… Хочешь, веселиться поедем?
– Куда? Что-нибудь опять придумал? Уж я вижу…
– Ох, какая ты у меня умница! Замуж бы тебя выдать, да скушно одному-то будет, побраниться не с кем. На Синий Шихан поедем, к братьям Степановым в гости…
– Ни за что на свете! – шумно вставая с кушетки, крикнула Марфа.
– Стыдно небось? – спросил Авдей. – Подумаешь, поцеловал! Дело холостяцкое… Ты ведь сама повод дала…
– Еще чего выдумаете?
– И выдумывать нечего. Зачем в девичью повела? Ты знаешь, что он женится?
– Ну а мне-то что?
– Ежели бы по щекам не отхлестала, к тебе бы непременно посватался… Погоди, погоди, не егози! Об этом надо всурьез подумать.
– Не хочу думать! И вспоминать не хочу!
– Да ведь он тебе понравился! Чего врать-то!
Марфа не отвечала. Встряхнула головой, поправила упавшие на плечи волосы. Да, с Митькой сначала ей было хорошо. Если бы не его неожиданная грубая выходка, все могло обернуться по-другому. Щеки девушки снова обжег румянец. Покусывая губы, она вспомнила стоявшего посреди комнаты парня, растерянно потиравшего скулу, и улыбнулась. "Зачем я его ударила? – вдруг мелькнуло у нее в голове. – Можно было бы как-нибудь по-другому. А тут еще появился папаша… Нехорошо все как вышло! Если бы не эта глупая пощечина, почему бы и не поехать, не посмотреть родничок святой Марфы? Дома такое однообразие, такая скукота!"
– Ну что ж, ангел мой, собирайся! – словно подслушав ее мысли, продолжал Авдей Иннокентьевич.
Зная, что отец если что задумал, то все равно настоит на своем, Марфа молча кивнула головой.
Выехали через два дня на двух тарантасах. В переднем ехал с дочерью Доменов, в заднем – пристав Ветошкин, высокий, костлявый, с редкими желтыми усиками. На новый прииск начальство на первых порах валило валом. Оправившись после болезни, заторопился сейчас туда и Ветошкин.
У Доменова еще не было определенного плана. Он ехал посмотреть на месте дело, поближе познакомиться с хозяевами, а там видно будет… Единственно, с кем не особенно хотелось Авдею Иннокентьевичу встречаться, это с Тарасом Сухановым. Своенравный и гордый старик! Если уж он за что взялся, из рук не выпустит. Сам не возьмет и другим не даст. Трудно с ним поладить. Но надо…
Вскоре Авдей Иннокентьевич пересел к Ветошкину. Марфа осталась одна. Часто сворачивали на казачьи бахчи, останавливались около шалашей караульщиков, распивали бутылочку и закусывали сочными арбузами. На одной из бахчей черный, загорелый казачонок, в больших, не по росту штанах, подпоясанных толстой веревкой, притащил чуть не пудовый арбузище. Авдей Иннокентьевич срезал ножом верхушку, вынул часть мякоти и вылил в образовавшуюся пустоту бутылку водки. Снова прикрыл верхушкой и густо обмазал сырой глиной.
– Что же такое получится? – спросил Ветошкин.
– А вот завтра попробуешь… Это, брат, такое хлебово, королям только пить, – ухмыляясь, ответил Авдей Иннокентьевич, отнес свое изобретение в тарантас и положил под козлы.
Поехали дальше. По дороге навстречу тянулись подводы, нагруженные хлебом и арбузами. Высокорогие быки тащили тяжелые арбы. Сытые кони, помахивая хвостами, резво бежали вперед. В синем мареве августовского дня по степи навстречу тарантасам медленно двигались таинственные курганы, заросшие седым кучнистым ковылем. За курганами поднималась большая грозовая туча. Солнце, как шторкой, прикрывалось облачком. Тусклой змейкой блеснула молния, отдаленно и глухо прогремел гром. Воздух посвежел, ветерок пошевелил сухие травы, резче запахло полевыми цветами и горькой полынью.
Старая волчица с выводком хотела перебежать дорогу, но не успела. Положив на вытянутые лапы острую морду, вытянулась в густой траве, глядя на тарантасы. Волчата, шевеля тонкими ушами, озирались и хватали друг друга зубами. Волчица мордой ударила одного из них и сердито заворчала. Волчонок тоненько заскулил и, отскочив в сторону, притих в траве. Вдруг что-то со свистом упало на землю и прикрыло зверька. Через секунду крылатый беркут взвился к небу, унося в острых когтях трепетавшего волчонка. Насторожив уши, захрапели кони. Отвлеченная конским запахом, волчица слишком поздно заметила, как хищник улетел с ее волчонком.
Сквозь сладкую, томительную дремоту Марфа слышала, как кучер проговорил, удерживая рванувшихся коней:
– Где-то близко волки.
– Коршун! Коршун! Зайца поймал! – закричал Доменов.
– Да это никак волчонок, – поправил его кучер, вглядываясь в улетающего беркута.
Неожиданно позади что-то треснуло. Авдей Иннокентьевич велел остановиться. Оказалось, вино перебродило в сладкой мякоти, взорвало арбуз и испачкало все в тарантасе. Авдей Иннокентьевич вылез. Отряхиваясь, ржал, как пристяжная лошадь. Ветошкин, очищая новый, пропахший водкой мундир, бранился.
Сумерками, когда начал накрапывать крупный дождь приехали в Шиханскую и остановились в доме атамана Гордея Туркова.
Всю ночь гости пировали.
– Делов тут у нас, Авдей Иннокентьевич! – размахивая вилкой с пельменем, говорил Турков. – Степановы мильонщиками стали, дома строят! А меньшой женится.
– На ком? Больно скоро! – настороженно спросил Авдей Иннокентьевич.
Атаман так распалил его богатством шиханских россыпей, что он готов был бежать к Степановым и немедленно расстроить свадьбу. "Моя-то по харе заехала, надо же было дурехе, – мысленно сокрушался Доменов. Он много пил и напряженно думал. – Глупо упускать случай! И дочь бы пристроил, и новое дело пристегнул. Из такого зятя можно веревки вить, можно ноги ему путать, когда брыкаться начнет".
– Кто невеста-то? – переспросил он Туркова.
– Вдова наша здешняя. Как будто ему, балде, девок не хватило, – отвечал Гордей Севастьянович. – Вон у меня четыре крали, любую бери!
Турковские крали, окружив Марфу, щебетали, как сороки. Все они были рослые, с толстыми губами, высокогрудые, словно под кофточками было втиснуто по пшеничной булке. "Бойкие, глупые, сытые, – рассматривая хозяйских дочек, думал Авдей Иннокентьевич. – Если всех четырех запрячь в сабан, потянут…"
– Ить ни разу не намекнул Митька-то, что жениться собирается. Я бы ему живо сосватал. А то нашел… На вдове, говоришь? Кто ж такая? – допытывался Доменов.
– Да это станичная наша, Липка Лучевникова. Голь перекатная. Мужа-то на японской войне убили, а она у свекра жила. Да Спиридон, подлец, снохачом, слышь, хотел заделаться… Ха-ха! Ну и маненько скандал получился… Ах, грехи наши тяжкие! С лица, конечно, воду не пить, но все же…
– Красивая, значит?
– Более того… уж очень в приятном теле…
Гордей Севастьянович, покосившись на жену, крякнул и расправил ладонью пестрые усы.
– Тэ-экс! – протяжно произнес Авдей Иннокентьевич.
Утром чуть свет он разбудил дочь.
– Собирайся. На Синий Шихан поедем.
– Мне-то что там делать? – попыталась возразить Марфа. – Я здесь с девушками побуду, за ежевикой пойдем.
– А родник-то ведь твоим именем назван. Забыла, ангел мой? Помолимся вместе.
Пришлось ехать.
Авдей Иннокентьевич не стал сразу осматривать прииск, а сначала подъехал к новенькому, еще пахнущему смолой домику Суханова. Здесь же помещалась и приисковая контора.
Кругом по буграм, как птичьи гнезда, лепились мазанки, сушилось белье, где-то пели и играли на гармонике, на солнцепеке копошились ребятишки. Знакомая картина!
Тарас Маркелович встретил старого приятеля деловито и сухо. Вместе когда-то бродяжничали по Сибири, но потом пути их разошлись. Авдей Иннокентьевич неожиданно и быстро разбогател. А Тарас все, что наживал, спускал.
Прошли в чистенькую горницу с белым, только что настланным полом. Пожилая миловидная женщина в синем сарафане, "из каторжных", как определил опытным взором Доменов, принесла кипящий самовар и, молча поклонившись, вышла.
– Ты что же, решил чаем меня наливать? – разводя руками, спросил Доменов. – Ведь сколько лет не виделись!
– Если хочешь, велю подать. Только меня не неволь, – хмуро сказал Суханов. Он сам заварил чай и поставил чайник на конфорку. На Марфушу бросил ласковый, изучающий взгляд. Было видно, что девушка ему понравилась.
Марфа смирно сидела в конце стола и тоже с любопытством рассматривала сурового и спокойного старика.
– Так и не выпьешь? – приставал Доменов, наливая себе третью рюмку.
– Ты, Авдей Иннокентьевич, знаешь мой характер. Чего же зря толковать. Уже лет пять как пошабашил.
– Вот и тебе бы бросить надо, – заметила Марфа.
– Кшы под стол, не твое дело, – огрызнулся Авдей Иннокентьевич. – У хозяев скоро свадьба. И там не выпьешь?
– Тебе и про свадьбу известно?
– Нашел чему дивиться. Весь город знает, что Митрий Степанов на вдове женится. Ради этого я и приехал.
Марфа удивленно посмотрела на отца и потупилась.
– На свадьбу, что ли, приглашен? – с иронией спросил Тарас Маркелович и сбоку посмотрел на покрасневшую Марфу.
– Свадьба-то как бы со слезами не вышла, – загадочно проговорил Доменов.
– Бывает и так. Только ты непонятное что-то говоришь.
– Пристав приехал следствие вести.
– Какое такое следствие? – Суханов поднял кверху клочкастые седые брови.
– Будто не знаешь?
Доменов усмехнулся, налил рюмку водки, выпил; прожевывая свежий огурец, продолжал:
– Кому твой молодой хозяин несколько пудов золота продал?
– А это уж его дело. Мы ведь тоже не знаем, куда и сколько другие продают. Значит, вот с чем ты приехал!
– Мое дело десятое… парня жалко… Дело-то Сибирью пахнет.
– Ежели уж судить, то тут надо копнуть всех промышленников, – веско заключил Суханов и замолчал. Он знал доменовскую ухватку – от него легко не отделаешься.
– Значит, Дмитрия Александровича судить будут? – встревоженно спросила Марфа.
– Ты, дочка, выдь-ка да погуляй на свежем воздухе, – вместо ответа сказал Доменов.
– Почему же ты мне ничего про это не говорил? Наверное, как-нибудь уладить можно…
Марфе искренне стало жаль Дмитрия Степанова. По правде сказать, она не особенно сильно рассердилась на него.
– Видал, какие у него заступники? – с поощрительной улыбкой посмотрев на дочь, сказал Доменов. – Ладно, когда надо будет, мы тебя в адвокаты наймем, а сейчас ступай-ка. Может, самородок найдешь… Тут ведь золотище-то лопатой гребут. Иди, у нас тут мужской разговор.
Марфа поблагодарила хозяина и вышла.
– Говори-ка напрямик, любезный Авдей Иннокентьевич. Не люблю я пустую породу с места на место пересыпать, – когда захлопнулась за Марфой дверь, сказал Тарас Маркелович.
Доменов что-то обдумывал и ответил не сразу. Выпил, разгладил широкую бороду. Прищурив под густыми бровями хитрые кабаньи глаза, в упор спросил:
– Как идет работа? Фартит, поди, богато?
– О таких делах много не говорят. Но запирать на замок прииск не собираюсь. Теперь ответь ты на мой вопрос: что тебе нужно?
– Приехал помочь, хозяина твоего из беды выручить. Дело тут уголовное, ты это сам понимаешь. Ежели он попадет в руки следователей из горной инспекции, все по золотнику сожрут.
– Меня-то не пугай, Авдей. Посадят… Ну что ж… есть второй брат… Дело пустить на ветер никому не позволим, и ни один шаромыжник у меня золотой песчинки не получит. Да и не то у тебя, Авдей, на уме, не то! – погрозив ему пальцем, решительно и твердо проговорил Суханов.
– Тебя послушать, так можно подумать, что ты здесь хозяин, а не братья Степановы. Говорю тебе, что жалко мне парня, вон и дочь моя это подтвердила. Да и тебе жалко, врешь ты!
– А я и не сказал тебе, что не жалко. Насчет дочери согласен. Видно, что она хорошая девушка, а насчет папаши, ты уж меня извини, мы с тобой не один куль муки в тайге вместе съели – жалости у тебя к людям никогда не было… Поэтому и дороги наши разошлись. Не верю я тебе!
– А ты один раз поверь. Ты не знаешь, что у них вышло?
Авдей Иннокентьевич подробно рассказал Суханову, как Митька был у него в гостях и чем это закончилось. Преувеличив, изобразил его чуть ли не Марфиным женихом.
– Верно, конечно, парень-то наш, как слепой щенок, везде сует морду, больно наколоться может, – после небольшого раздумья заговорил Суханов. – Короче говоря, хотел ты зятька с богатым делом заиметь, только очень уж скоро, Авдей Иннокентьевич. А теперь и поздно… Сегодня девичник готовятся справлять. Мне и самому не по душе эта затея, – признался Тарас Маркелович.
– Надо приостановить свадьбу, – заявил Доменов.
– А дальше что?
– А дальше совсем похерить.
– А потом с твоей дочерью повенчать. Так, что ли?
– Хотя бы и так… Что она, не стоит этого рыжего казака? Она, брат, у меня гимназию окончила!
– Она-то его стоит, вот он-то как, не знаю… Задал ты мне задачку, – хмурясь, задумчиво ответил Суханов.
– Ты только мне не мешай, а я сам ее решу.
– Что и говорить! Ты на эти дела мастак. На правах тестюшки потом и меня проглотишь, тоже знаю. Только и у меня мослы, Авдей, жесткие, смотри не подавись…
– Рассердиться на тебя, Тараска, хочется, да, ей-богу, не могу! – Доменов, несмотря на свою полноту, легко вскочил. Постукивая по столу толстым пальцем, на котором блестел тяжелый золотой перстень с крупным зеленым камнем, громко, стараясь придать голосу больше искренности, продолжал: – Кто же не знает твоей честности? Я даже сам тебе иногда завидую. Я в двадцать раз, а может и более, богаче твоих Степановых! Ты еще им накопишь, я знаю! Мне ничего не нужно, все им достанется, как ты этого не можешь понять? Управляешь? И управляй на доброе здоровье! Мешать не стану! Только и ты не мешай!
– Поверить сразу все равно не могу. Поживем, как говорится, увидим. Только одного не пойму. Неужели ты при таком приданом не можешь подыскать зятька пофорсистей, с положением?
– Все они, щелкоперы, на приданое рассчитывают, готовы растерзать меня, как беркуты, а я много не даю. Наличный капитал в делах да в имуществе… Не табуны же и не прииски мне им отписывать! Я им вот что покажу, – Авдей Иннокентьевич показал кукиш.