ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Как-то утром к печенеговской усадьбе подъехал Кодар. Под ним был крупный, бурой масти конь с лохматой, низко свисающей гривой и тонкими белыми ногами. Кодар легко спрыгнул с коня, прикрутил поводья к передней луке, развязал переметную суму, достал какой-то сверток и, оставив коня на свободе, вошел в калитку.
На гостя набросились собаки. Однако Кодар не растерялся: плетью он заставил всю свору с визгом отскочить прочь.
– Эй, постой, знаком, куда ты? – крикнул Рукавишников.
– Барыня нада! Салям тамыр!
Кодар приветливо махнул казаку рукой и скрылся в коридоре. Он толкнул первую попавшуюся ему на пути дверь. В светлой комнате, куда он вошел, его поразило множество картин, сверкающих позолотой рам, на которых были изображены обнаженные женщины. Решив, что ему оставаться здесь не годится, Кодар открыл другую дверь. Это был кабинет бывшего войскового старшины. Здесь тоже оказалось много картин. На одной из них женщина смотрела на блюдо, где лежала отрубленная человеческая голова.
Кодар оторопел. Он сам был художником и мог выткать на ковре бешено мчавшийся по степи табун лошадей, или одиноко тоскующего у прикола сосунка-жеребенка, или группу играющих возле юрты детей, или же бородатых аксакалов, сидящих за чаепитием.
Голова же Иоанна Крестителя, обрамленная густыми спутанными волосами, произвела на Кодара жуткое впечатление. Он долго не мог оторвать взгляда от этого лица с полузакрытыми глазами. Никогда Кодар не думал, что можно так хорошо выразить человеческую мысль, застывшую на мертвом лице.
Забыв обо всем на свете, Кодар стоял как зачарованный. Его мысли оборвал раздавшийся за стеной звонкий женский голос:
– Даша! Ну где ты там пропала!
Сначала послышалось шлепанье босых ног, затем распахнулась дверь кабинета.
Кодар повернул голову. На пороге стояла полураздетая, с распущенными косами Зинаида Петровна.
На мгновение Кодару показалось, что с картины сошла та самая женщина, которая держала на блюде мертвую голову. Женщина ахнула и скрылась за дверью. Вслед за тем шумно открылась вторая дверь, высунулась другая женская головка и также быстро исчезла.
Через несколько минут все выяснилось.
Печенегова, быстро одевшись, вошла в кабинет. Зябко кутаясь в пуховую шаль, присела на диван. Кодар, приложив руки к груди, низко поклонился, слегка искажая русский язык, певучим голосом проговорил:
– Извиняй. Я немножко испугал тебя.
И сконфуженно умолк. Его смущало здесь все: и яркий утренний свет, и большие картины в тяжелых позолоченных рамах, и бронзовые подсвечники на письменном столе, заваленном книгами.
Зинаида Петровна с любопытством вскидывала свои зеленые кошачьи глаза на стоявшего посреди комнаты Кодара, одетого в шелковый зеленого цвета бешмет, подпоясанный сиреневым кушаком. Голова у него была большая, гладко выбритая. Глаза черные, выразительные, с ярко поблескивающими, быстро двигающимися зрачками. Нос прямой и правильный, с чуть заметной горбинкой. В руках он держал объемистый куржум – сумку, сотканную им самим из разноцветных шерстяных нитей. Куржум был чем-то наполнен и завязан сверху тонким сыромятным ремешком.
– Нам хотелось хорошее с тобой знакомство завести. По нашим обычаям, мы тебе подарки привезли.
Развязав куржум, Кодар вытащил оттуда и расстелил на полу небольшой пестрый ковер. На нем с удивительным мастерством был выткан косяк кобылиц, пригнанных на водопой вместе с жеребятами к берегу широкого степного лимана. Некоторые лошади, вытянув шеи, жадно припали к воде, другие резвились на песчаном берегу. В отдалении, на небольшом бугорке, стоял косячный жеребец с высоко и гордо поднятой головой.
– О, это прекрасно! – Зинаида Петровна взялась за край ковра и руками приподняла его. – Какой он тяжелый!
– Чистая верблюжья шерсть, – спокойно ответил Кодар.
– Не знаю, чем вас благодарить. Вы такой милый… Да, да! – В подтверждение своих слов она протянула ему для поцелуя руку.
Но Кодар только низко поклонился. До протянутой и повисшей в воздухе руки он не дотронулся.
Ей понравился этот степной богатырь, который не раболепствовал перед ней, как это делали другие, и держался с достоинством.
– Где вы купили такую прелесть?
– Нигде не покупал, сам делал.
– Вы умеете ткать такие замечательные ковры? – удивилась Зинаида Петровна.
– Да. Этому научила меня моя мать, – тихо ответил Кодар. В его словах слышалась гордость и уважение к матери.
– У вас прекрасная мать! Вы понимаете, что это… это… – Печенегова, ища подходящее слово, пощелкала пальцами. – Это искусство, талант! Понимаете?
– У нас в аулах многие умеют так делать; только одни мастерят хорошо, другие хуже. Мать наша хорошо знала это дело. Умела коня из глины вылепить, коров и разных птиц.
– От кого же она научилась?
– От своей матери.
– У вас ковры ткут обыкновенно женщины, а вы… джигит.
– Когда маленький был, помогал матери. Теперь без такой работы не могу.
– Но чем же я отплачу за этот великолепный подарок? Садитесь, гостем будете! – Зинаида Петровна пододвинула ему кресло. Сама взяла колокольчик, позвонила. Потом прилегла на диван и сбросила с маленьких ног раскрашенные туфли.
– У вас очень хорошие кони, – присаживаясь на кресло, заговорил Кодар. – Я знаю эту породу. У меня есть небольшой косяк кобылиц. Я бы хотел пустить их в ваш табун.
– Вы хотите улучшить породу коней? Но, кажется, ваши аксакалы противятся этому?
– Наши аксакалы любят сильных лошадей и не хотят, чтобы ушла от них выносливость. Слабые кони не могут вынести наших буранов. А я думаю, что если жеребенок родится здесь, то он привыкнет и к этому. У нас так говорят: от хорошего дерева растут и хорошие листья.
"Он, кажется, умен", – подумала Печенегова, внимательно рассматривая его.
– Вы грамотны?
– Могу читать, писать. Арабскую письменность знаю.
Говорил он мягким, приятным голосом, делая твердые, но неправильные ударения.
– А по-русски?
Вошла Даша и позвала Зинаиду Петровну завтракать.
– Хочешь, я буду учить тебя русской грамоте? – неожиданно для самой себя проговорила Зинаида Петровна, когда девушка вышла.
– По-русски тоже умею, – ответил Кодар. – Меня научил один очень хороший человек, он…
– Кто он такой? – спросила Печенегова.
– Он – русский учитель…
В столовой, куда пригласила своего гостя Печенегова, Кодар увидел много незнакомых ему людей. Здесь был Владимир Печенегов, молодой офицер с белокурыми волосами и неприятным, угристым лицом, и его новый друг Бен Хевурд, одетый в простую русскую косоворотку. Кодар принял его за купца. Рядом с ними сидел рыжий Иван Степанов, напротив – инженер Шпак.
Кроме Ивана Степанова, хорошо знавшего Кодара, на гостя все посмотрели, как на большую и необыкновенную в этом доме редкость. Увидев вытканный Кодаром ковер, особенно заинтересовался им Хевурд-младший. Но он стал спрашивать Кодара не о коврах, а о породах лошадей, их выносливости и резвости. Бен Хевурд даже полюбопытствовал, сколько "мистер Кодар" надаивает в день кумыса.
– Один турсук, – неохотно ответил тот.
– Почему так мало?
– Нам хватает. Больше жеребятам оставляю.
Кодар пил чай из блюдечка, поставив его донышком на вытянутые пальцы.
– На скачках будешь? – спросил его Иван, знавший лошадей Кодара и чувствующий в нем соперника.
– Не знаем. В байге будем скакать.
– Значит, козла драть станешь! Вот, барин, умора-то!
Иван запросто ткнул локтем в бок Хевурда и, не замечая гримасы на его лице, продолжал:
– Посмотрите, как они будут козленка потрошить.
– А что это такое? Я в детстве слышал об этом, но никогда не видел.
– А вы расспросите его, он вам расскажет.
Бен Хевурд повернулся к Кодару.
– Так просто говорить – непонятно будет. Надо посмотреть…
– Нет, ты все-таки скажи, – приставал захмелевший Иван. – На наших казачьих скачках участвовать будешь? Вот этот господин, – кивая на Хевурда, продолжал Иван, – заморских лошадей привел, хочет наших степных обтяпать! Да мы на своих мухортеньких всех позади оставим! Видал, каких аргамаков наша любезная Петровна пригнала! Львы!
Печенегова, изобразив на своем лице улыбку, кивнула головой. Развязность Ивана последнее время начинала ей надоедать, да и по станице о ней шли самые нелестные слухи. Но приходилось пока терпеть. Все оплачивалось чистым шиханским золотом.
– Вы имеете свой косяк? – с любопытством рассматривая Хевурда, спросил Кодар.
– Он имеет самых породистых лошадей, – заметил Владимир Печенегов, не принимавший до этого участия в разговоре.
Владимир Печенегов был недоволен обстановкой в доме. Половину дома занимали чужие люди, какой-то нелепый Митька Степанов, напомаженный Иван, почти все время торчавший около мачехи и без всякого стеснения заходивший к ней в спальню. И этот еще инженер Шпак с усиками, хитро косившийся на Митькину Марфу. "Препротивная рожа", – думал о нем Владимир.
Шпак был мрачен и молчалив. Не дождавшись конца завтрака, он уехал на прииск. Последнее время его начал беспокоить новый бухгалтер, оказавшийся довольно опытным служащим, отлично знающим свое дело. Он сумел быстро войти в курс не только учета и отчетности, но и в процессы всех работ. С особенной тщательностью он занялся капитальными затратами. Новый бухгалтер потребовал, чтобы образцы пород складывались в особые ящики и в запечатанном виде доставлялись в специально открытую для этого лабораторию. Там золотоносная порода обрабатывалась и устанавливался процент содержания золота под личным наблюдением самого Тараса Маркеловича. Кроме того, по настоянию того же бухгалтера управляющий издал приказ о введении на прииске двойной бухгалтерии и о количественном учете всех материально-технических ценностей.
Шпаку ничего другого не оставалось, как внешне смириться с этими мероприятиями, но он отлично понимал, что Суханов при помощи бухгалтера нанес ему ответный удар. Тарас Маркелович почти переселился на Родниковскую дачу и занимался вместе со своим кучером Микешкой какими-то дополнительными исследованиями, которых Шпак опасался больше всего. Побаивался он и кучера. Этот смуглый широкоплечий парень стал настоящим телохранителем управляющего и ходил за ним по пятам, как волкодав, не признавая никакой другой власти. На Шпака он смотрел с презрением и явной насмешкой.
На Родниковскую дачу Шпак ехал по срочному вызову Суханова для каких-то объяснений. Приказание Суханова Шпаку передал Микешка грубо и резко, взбесив этим инженера до последней степени.
…После завтрака Зинаида Петровна задержала у себя Кодара.
Не спуская с гостя смеющихся, прищуренных глаз, она стала расспрашивать его о жизни. На вопрос, почему он не женится, Кодар загадочно улыбнулся, но ничего не ответил.
Прощаясь с гостем, Зинаида Петровна просила его заезжать в любое время. Кодар в знак благодарности низко поклонился и, попрощавшись, уехал.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Под утро, когда пропели вторые петухи, Зинаида Петровна еще лежала на кровати с открытыми глазами. Только что она с большим трудом выпроводила Ивана. Его ласки и заносчивое чванство становились для нее тягостными, невыносимыми. Кроме того, Зинаиду Петровну смутил и заставил задуматься этот вольный кочевник. Раньше все азиаты, ходившие в широких пестрых халатах, были для нее полудикими существами, которых можно было и не считать за людей. Но Кодар…
Зинаида Петровна закрыла глаза, и сразу же ей показалось, что она видит перед собой могучие плечи в зеленом бешмете, широкий сиреневого цвета кушак, высокий лоб Кодара. Узкие с насмешливым прищуром глаза, казалось, неотступно следили за каждым ее движением. "Уж не больна ли я? – подумала Печенегова. – А если… хуже?" – охваченная удручающим предположением, она быстро вскочила с кровати и подошла к висевшему на стене зеркалу.
Спальню уже заполнял серый рассвет, тускло освещая раскиданные в беспорядке вещи.
Оглядев себя с ног до головы, она сняла с ковра маленькую на золотой цепочке иконку, поцеловала ее и начала быстро креститься. Но молитва не помогла. В воображении она уже видела себя с большим животом, темными пятнами на лице, рыжеголового, похожего на Ивана ребенка…
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
На третий день после приезда в станицу Бен Хевурд рано утром вышел на берег реки. Покуривая длинную трубку, он наблюдал, как мулат Рем купал и чистил щеткой лошадь.
К реке спускался небольшой, засыпанный мелкой галькой, отлогий скат, по которому казаки ездили за водой и гоняли на водопой скотину. Гальку эту нанесла полая вода, колеса укатали ее и превратили в твердую дорогу.
Окончив чистить лошадь, Рем, не замечая на пригорке хозяина, наклонившись, выискивал глазами красивые цветные камешки и клал их в карман.
Хевурд сердито крикнул на слугу, приказал ему вести лошадь домой.
Ведя в поводу коня, Рем стал медленно подниматься по скату. Хевурд пошел за ним.
Им встретилась Маринка. Она остановилась и с нескрываемым любопытством стала разглядывать Рема. Хевурд, в свою очередь, рассматривал девушку-и, пораженный ее красотой, невольно остановился.
– Скажите, как вас звать? – не спуская с Маринки пристальных улыбающихся глаз, спросил Хевурд.
Маринка быстро повернула голову и вздрогнула. Иностранец, о котором она уже слышала от Микешки, был одет в голубую косоворотку. В серых с холодноватым оттенком глазах его было что-то чуждое и отталкивающее. Она хотела молча пройти мимо, но дорогу загораживал конь; с другой стороны стоял Хевурд.
– Скажите свое имя, – настаивал он, подходя все ближе и ближе.
– А для чего вам это нужно? – немного оправившись от смущения, дерзко спросила Маринка.
Хевурд видел, как лицо девушки облилось ярким румянцем. Пожалуй, у себя на родине мистер Хевурд нашелся бы, как ответить, но здесь для простой, как ему казалось, дико-красивой казачки он не сразу нашел подходящие слова.
– Такое лицо и фигура могут околдовать любого мужчину, – улыбаясь, проговорил англичанин.
Маринка никогда еще не слышала от мужчины таких слов.
– Я не колдунья, – гремя ведрами, проговорила она и, переложив коромысло с правого плеча на левое, слегка нахмурилась. – Пустое говорите. Колдуны бывают не такие.
– Волшебницы-феи часто принимают образ хорошеньких девушек, – продолжал Хевурд. – Но я согласен, чтобы вы меня приворожили, и поэтому хочу знать ваше имя!
– Мариной меня зовут, – ответила она и стала рассматривать красавца коня с лоснящейся после купания кожей, который беспокойно дергал головой и таскал на поводу слугу-мулата.
– Марина-а! – проговорил Хевурд.
– Разве это плохое имя? – спросила девушка.
– Наоборот, в этом имени есть красота, – задумчиво ответил Хевурд, вспомнив, как проездом через Варшаву он встретил в одной компании польскую цыганку, которая сказала ему: "Вам нужна жена, похожая характером на Марину Мнишек, понимаете?" – "Не понимаю", – признался он откровенно. "Коварному человеку нужна коварная жена", – ответила цыганка.
– Да, Марина – это прекрасное имя, – посматривая на девушку, проговорил он тихо. – Была у вас в Смутное время царица Марина, красивая, вроде тебя… но несчастная.
– Может, и была, – смущенно ответила Маринка и, неожиданно улыбнувшись, добавила: – Не будет и вам счастья: с пустыми ведрами навстречу попалась.
– Что значит – с пустыми? – не понимая ее, спросил Хевурд.
– Если бы я назад шла, с водой, тогда было бы все хорошо!
– Чепуха, предрассудки! – пожимая плечами и усмехаясь, сказал он беспечно.
– Вот конь у вас… ох какой! – любуясь на прекрасную породистую лошадь, продолжала Маринка.
– Чудесный конь! – согласился Хевурд, обрадованный тем, что девушка начинает с ним попросту разговаривать. – Я на нем первые призы брал, это очень дорогая лошадь! Князь Урусов мне за нее десять тысяч рублей давал!
– А вы его пустите на байгу? – спросила Маринка. Это сейчас интересовало ее больше всего.
– Непременно! Я люблю скачки не меньше, чем ваши казаки, – признался Хевурд, не предполагая, что перед ним стоит его будущая и самая опасная соперница. – Вы поедете на праздник? – посматривая на изменившуюся в лице девушку, спросил он.
– Может быть, – неопределенно ответила Маринка и, снова загремев ведрами, стала спускаться под гору к реке.
Бен Хевурд, помахав ей вслед рукой, направился к дому. Он был доволен этим маленьким приключением и уже надеялся по возвращении в Лондон рассказать в кругу друзей, за бокалом вина о своем экзотическом романе с юной красавицей казачкой…
В саду Хевурда встретил Владимир Печенегов и позвал завтракать.
– Где вы пропадаете? – спросил Владимир. – Мы вас целый час разыскиваем!
– Э-э! Дорогой мой! Вы долго спите и многое теряете! – поднимая палец кверху, многозначительно проговорил Хевурд.
– Пока что я еще ничего не потерял, а хорошо выспался. А вы что изволили найти?
– О-о, я открыл чудо! – произнес Хевурд, улыбаясь большим, неприятным ртом.
– В чудеса я верил, когда был маленьким, но все-таки любопытно, что за чудо?
– Встретил на берегу реки девушку. И влюбился по самые уши.
– Может быть, русалку встретили? Не смейтесь, здесь у нас водятся.
– Без шуток, хорунжий! Эта девушка – как греческая богиня! Такую достаточно один раз увидеть – и уже больше никогда не забудешь.
– Вы так восторженно говорите, что можно, действительно, поверить в чудо. Расскажите подробнее, – настаивал Печенегов.
– Я могу сказать только одно, что зовут эту очаровательную русалку Мариной, что у нее великолепные длинные косы, глаза как две спелые вишни, ну а фигура… ведь я уже говорил вам… фигура богини.
В столовую вошла Зинаида Петровна и, поздоровавшись с молодыми людьми, оправляя на плечах синий японский халат, села за стол.
Хевурд с удовольствием оглядел уставленный закусками стол и дорогую посуду.
– Мистер Хевурд встретил на берегу реки какую-то красавицу Марину и с первого взгляда влюбился в нее. Каков! – отрезая ножку цыпленка, заговорил Владимир.
– Ей очень понравился мой конь, – шутил Хевурд. – Очевидно, он произвел больший эффект, чем хозяин.
– Марина, говорите? – прищуривая левый глаз, задумчиво спросила Зинаида Петровна. – Лошадью вашей любовалась?
– Да, да! Я видел, как у нее вспыхнули глаза. Очевидно, казачки любят породистых лошадей.
– Это особенная казачка, – встряхнув головой, сказала Печенегова. Всматриваясь в улыбающееся лицо Хевурда, она продолжала: – В такую девушку немудрено в влюбиться. Это знаменитая в станице наездница. Вам с ней, видимо, придется поближе познакомиться.