ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не велел царь торжественно встречать возвращающихся из Казанского похода, не собрал и пира для воевод. Он никого не опалил, хотя все ждали бурной грозы. Она, однако, не прогремела даже на горизонте. Тишина и спокойствие в Кремле, словно ничего из ряда вон выходящего не случилось.
Так виделось со стороны, но сам Василий Иванович с великим сожалением переживал крах своей надежды, своей золотой мечты, и вынужден был круто изменить важное для России решение - решение о престолонаследии. И сделав это, царь позвал князя Андрея.
- Я знаю, что ты, если не вслух, так в душе упрекаешь меня за назначение Дмитрия главным воеводой походной рати. Скажу откровенно: справедливо осуждаешь. Однако мною руководила благая цель - забота о будущем отечества. Знал бы ты о ней, иначе бы мыслил.
- Что мешает тебе рассказать?
- Теперь вот - ничего. Потому и позвал. На долгий разговор. На откровенный. Братский, - произнес задумчиво Василий Иванович и умолк, словно никак не насмеливается произнести важное слово. Не играть же, однако, в молчанку бесконечно?
- Ты знаешь, братишка, что Соломония, царица, бесплодна, - заговорил он в конце концов, - вот и гложет меня неотступно мысль: кому передавать трон, кто станет наследником. Не озабочусь я о наследнике из Даниловичей, кто-то другой ветви Владимировичей захватит власть. Царствованию Даниловичей наступит конец.
- Постриги в монахини царицу, получив благословение митрополита. Женишься вторым браком. Родишь сына. Не старик же ты.
- Легко советовать. Легко идти и по проторенной Дорожке. Но не могу пересилить себя. Люба мне царица Соломония. Язык не повернется повелеть постричь ее. Но ты погоди, не перебивай. Дай высказаться до конца, потом спросишь, если не ясно что. Или скажешь свое слово.
Снова наступила долгая пауза.
- Хотел я, - вздохнув, продолжил государь, - продлить царствование нашего рода так: дозволить жениться брату Дмитрию и сына его объявить наследником престола. Как поступил в свое время наш отец Иван Великий. При своей жизни объявил бы сына Дмитрия царем и ни при каких обстоятельствах не изменил бы своего решения. Вот и испытывал Дмитрия, давая ему важные поручения. Державные. Увы, с устройством оборонительной линии от Казани он не совладал. Вернее, не ударил палец о палец, перевалив все на тебя и Хабара-Симского. Подумал тогда я: слаба для него ноша, не по его плечу, вот он и не усердствовал. Доверил я ему поход. А вышло что? Опозорился донельзя сам и опозорил весь наш род, всю нашу семью. Князья Курбский, Ростовский, Федор Бельский не укрыли от меня его бездумное самовольство, о тебе же с Хабаром-Симским отозвались только добрым словом. Разумными действиями спасли вы едва ли ни треть рати. Поразмышлявши над этим, оценив все твое прежнее разумное старание в угоду державе, я решил: твоего сына назвать наследником. Невесту я тебе уже выбрал. Не знаю, пригожа ли? Говорят: статная и в то же время сытая. Свахи утверждают, что озорница и частошажная. Они, думаю, лукавить не станут, опасаясь моей крутой руки. Впрочем, все это - мелочи, не имеющие важности. Важен род. Княжна юная из древа Даниловичей по крови, не коренной ветви, но все же. Как ты на это смотришь?
Буря бушевала в душе Андрея Старицкого: "Признан! Выпрыгнул из последышей! Выпрыгнул! Не с помощью ли Михаила Глинского?!"
Но время ли размышлять об этом? Радужная картина семейного счастья во всей полноте предстала перед ним. Впору в пляс пускаться, кричать во всю ивановскую. Только пристойно ли такое? Ответил смиренно, склонив голову:
- Весьма благодарен, государь. Но ведь есть еще старший после тебя - Юрий. Отчего о нем ни слова?
- Скажу, надеясь, что останется между нами в полной тайне: Юрий намерился бежать к Сигизмунду.
Обижен, что отец не наделил его уделом княжеским самовластным, только присяжным, как и ты. А я, видишь, не исправил несправедливость. Но разве это несправедливо, когда единое государство, единая власть? Ответь: вполне возможно, у вас с Дмитрием тоже такая обида имеется, особенно у князя Дмитрия, оттого, считаю, не радеет за интересы отчины. И все же он не готовил, как я знаю, и не готовит ковы, как Юрий. Тот не единожды требовал полновластного княжения, беспошлинного к тому же и с правом сношения с закордонными правителями, требовал изменить завещанное отцом, оделить землями, чтобы сложилось у него цельное и крупное княжество. Требовал Юрий права самовластного суда и права сбора пошлин. Без каких-либо обязательств перед Москвой. Но самое гнусное: хотел он, чтобы я дал ему право самовольно решать, слать ли под мою руку ратников или нет. Похоже, смута зреет.
- Верно. Кое в чем я подозревал Юрия. Пытался вразумить его, но он, как я понял, не открываясь мне ни в чем, мимо ушей пустил мое слово. Жаль, забыл брат заветы отца, мудрые заветы.
- Мне тоже жаль. Если он, однако, подастся в Польшу, перехвачу и очень круто обойдусь с ним, не как с братом. Поступлю как самодержец - в интересах державы, в интересах народа российского. Хватит лить кровушку друг дружке. Вдосталь жертв в сечах с алчными соседями.
- Вижу в этом разумность и нужность, поддерживаю тебя.
- Верно. Вернемся, однако же, к твоей женитьбе. Ефросиния, будущая жена твоя, как я уже сказал, из Древа рода Даниловичей. Минует месяца полтора-два, Уляжется горе в семьях ратников, сложивших головы под Казанью по вине Дмитрия и в какой-то мере и по вашей вине, тогда и сыграем свадьбу. А дальше? Дальше - Псков. Заканчивать нужно с его вольницей. Не то, конечно, каким был Великий Новгород, вроде бы послушная, а все же вольница - есть вольница. Не люб, видите ли, им мой наместник, а он за ружан и аланов вступается. Ну, да ладно, обо всем этом ближе к поездке поговорим, а то и во время самой поездки. Сейчас скажу лишь об одной причине, ради которой нужно покончить с вольницей Пскова, - выделение рати. Да, я не оговорился, - увидев вопрос на лице брата, подтвердил царь. - Сейчас как? Собирается вече и решает, стоит ли готовить рать под руку царя всероссийского, а если стоит, то каким числом. Допустимо ли подобное в единой державе? Короче говоря, поеду суд вершить, а ты - со мной. Князь Михаил Глинский тоже отправится с нами. Мастак он улавливать всякие лукавства. Разумеется, и думных бояр возьму. Но опора моя на тебя и Глинского.
Без одобрения отнесся князь Андрей к услышанному о Пскове. Жил, живет и будет впредь жить этот город в лоне России, даже не помышляя об отделении. Важно ли, что имеет он что-то свое, древнее, веками лелеянное? Пусть его. Да и в споре ли горожан с наместником дело? Спор можно разрешить, призвав спорящих в Москву. И не в особом праве вече выделять войско - ни разу вече не строптивилось, давало сколько нужно. Тут что-то иное, более важное.
Царь Василий Иванович по погрустневшему лицу брата догадался, что тот сомневается в нужности крутых мер к Пскову, поэтому решил открыть всю правду:
- Тебя еще на свете не было, когда при отце нашем началась смута: братья против единовластия ополчились. Так вот Псков, к которому они обратились за поддержкой, хотя и не выделил им рати и не принял их как своих правителей, но все же Приютил. На малое время, но приютил. Едва не закончилось походом и междоусобной сечей. Одумались псковитяне, проводили братьев Ивана Великого за ворота. Но разве даже такую малую измену можно сбрасывать со счета? Брат наш Юрий вполне может приручить к себе Псков. Попытки такие он делает. И тогда не в Польшу побежит, а Псков возьмет под свою руку, а тут и Великий Новгород может встрепенуться. Круто тогда все изменится. Вот что меня страшит. Я обязан, как царь всей России, предугадывать события и предотвращать неурядицы. Ради этого и еду в Псков - за единовластием во всей России. Во всей! Ради этого беру тебя и князя Михаила Глинского в соратники.
- Даю слово, не отступлюсь от тебя.
- Вот и ладно. Давай подумаем о выборе.
- Ты хочешь все устроить по великокняжескому обряду, по царскому?
- Да, но при одном условии. Соберем сотни две девиц для смотрин, но я укажу тебе, где будет стоять Ефросиния. Если она тебе очень уж не понравится, то из остальных никого не выбирай. Повторим все, когда я сделаю вторично свой выбор. Пойми, не прихоти ради твоя подневольность, а для державы, ради наследника. Он должен быть достойным короны царской и нашего славного рода. Сам знаешь, коль у древа гнилые корни, какой толк от плода его?
- Хорошо. Я не ослушаюсь тебя.
Несколько месяцев свахи, объезжая не только старейшие города, но и отдаленные княжеские вотчины, выбирали невест для смотрин. Это удивляло как придворных, так и тех князей, вотчины которых посещали свахи. Никто не знал, чего ради сбор пригожих дев из знатных семейств, оттого судачили всяк на свой манер. Более всего предполагали, будто царь решил бесплодную царицу отправить в монастырь, себе же выбрать Новую жену. Предположение это в конце концов возобладало над всеми иными, и как обескуражен был государев двор, когда выбирать себе жену вышел князь Андрей Старицкий в сопровождении самого царя. "Младшенький. Последыш. Какая честь!" Еще в мыслях у каждого придворного появилась и такая догадка: в немилости князья Юрий и Дмитрий, стало быть, следует сделать соответствующий вывод и относиться к ним с большей осторожностью, дабы не вызвать неудовольствие царя-батюшки.
Князю же Андрею Ивановичу в это решающее для него время даже в голову не приходила мысль о великой чести, оказанной ему. Он с замиранием сердца ждал момента, когда подойдет к княжне, предназначенной ему в жены. У него одно в голове: не согласишься с выбором брата-царя, когда еще повторит он смотрины, а вдруг вовсе передумает из-за какой-либо случайности. Придется век коротать холостяком, без взгляда в завтрашний день. Не оставит тогда он после себя семени своего.
С неспешной торжественностью переходил князь Андрей от одной красавицы к другой, делая вид, что присматривается к каждой. С иными даже встречался взглядами, были они иногда стеснительно робкими, иногда многообещающими. Волновали его эти взгляды, однако он не мог покориться личному чувству, ибо ждала князя одна-единственная, уже выбранная для него.
Какова она?
Вот их взоры пересеклись. Его - испытывающий, ее - игриво-задиристый. Глаза ее походили на голубое небо, просвеченное изнутри золотыми солнечными лучами. Лицо хотя и пухловатое, но привлекало ярким румянцем, который, как его ни забеливали, пробивался наружу. Верно сказывал брат: не тоща. В теле дева, но становита. Как опарное тесто, начавшее едва-едва взбухать, но еще далеко от того, чтобы выпирать из дежи. В общем, нет никаких оснований отказываться. Тем более что и следующий выбор не за ним самим, а за братом-государем.
- Она, - обернувшись к Василию Ивановичу, сказал князь Андрей, не скрывая волнения, - она.
Свахи тут же окружили Ефросинию и повели в отведенный для невесты князя Андрея терем в царском дворце.
- Стало быть, по душе?
- Да.
- Я доволен, что угодил тебе.
- Спасибо, брат.
- Будем готовиться к свадьбе. Кого возьмешь в дружки? Хабара-Симского или князя Глинского?
- Лучше, если будут оба.
- Ладно. Сваху и боярынь выберет Соломония. Мы с ней тоже благословим вас на счастливую супружескую жизнь и на наследника.
- Спасибо.
Знали бы братья, какой смутьянской окажется княгиня Ефросиния, ни в жизнь бы не остановили на ней выбор. Но завтрашний день не ведом людям.
Зачин свадьбы не в теремном дворце князя Андрея, а в палате царева дворца, именуемой серединной. В красном углу, под иконами поставили два схожих с малым троном кресла, одетые белым бархатом. На креслах - по два сорока черных соболей, на которых сидеть жениху и невесте. Перед креслами на лавке с узорчатым полавочником из белой камки еще связка из сорока соболей, которая будет служить опахалом для жениха и Невесты.
На правое кресло усадили князя Андрея, подле него встал царь Василий Иванович, а у левого - пока пустого - встала царица Соломония. За спиной - Дружки: Михаил Глинский и Хабар-Симский. А уж за их спинами - Юрий и Дмитрий, братья Андрея. Они не хотели быть гостями на свадьбе последыша, завидуя его счастью, но Василий Иванович предупредил их:
- Сбежите в свои вотчины - опалю! По моей воле свадьба Андрея. Он хоть и младше вас, хоть и последыш, но честней и разумней вас. Так что выбирайте: быть на свадьбе или оказаться в опале. И чтоб без кислых лиц!
Куда денешься? Скрипи зубами от злой зависти, однако держи себя достойно, радуясь якобы счастью брата.
Тем временем княжну Ефросинию, одетую в сарафан из белоснежной камки, шитый лишь жемчугом, в белом же кокошнике, украшенном жемчугом и алмазами, вывели из отведенного ей терема на встречу с суженым, который ожидал ее в серединной палате. Целая толпа боярынь сопровождала ее. Впереди несли две брачные свечи, еще не зажженные, два каравая и серебряные деньги на серебряном подносе.
Словно озарилась палата, когда порог ее переступила невеста, которая светилась озорной радостью, вовсе не робея. Частыми шажками, как бы подпираемая с боков двумя свахами, подошла к своему креслу и, опершись на руку суженого, поднявшегося ей навстречу, мягко опустилась на белоснежный бархат.
Царев духовник начал читать заздравную молитву, одна из боярынь принялась гребнем чесать волосы жениха и невесты, для чего у княжны сняли с головы кокошник и расплели косу. Светлые волосы ее под гребнем заструились на плечи. Вторая боярыня, взяв связку из сорока черных соболей, начала опахивать ею суженых. Остальные боярыни осыпали их хмелем.
Внесли богоявленскую свечу, от пламени ее запалили брачные. Свадебное шествие направилось в собор Успения Божьей, Матери. Молодые шли пока еще не рука в руку. Княжна в окружении боярынь и боярышень шла позади будущего мужа на несколько шагов. В храм ввели Ефросинию, когда князь Андрей стоял уже у правой стороны столпа. Княжну поставили по левую сторону.
Из царских врат вышел митрополит, хор грянул здравицу, жених и невеста теперь на полном основании взялись за руки и направились по дорожке, устланной черными соболями, к амвону, где их ждал митрополит. Перед сужеными несли брачные свечи и караваи.
Краток и не очень волнующий для присутствующих обряд венчания. Это для жениха и невесты он незабываем. Митрополит, окропив святой водой из серебряного ведерка, объявил их навечно соединенными узами священного брака, служка подал венчаемым малые кубки с красным вином (кровью Господней), они выпили вино до дна. Ефросиния опрокинула кубок, чтобы не осталось в нем ни капли, а князь Андрей, бросив свой кубок на пол, раздавил его каблуком.
Стоя вплотную друг к другу, они принимали поздравления от царя и царицы, от митрополита, от дружек Хабара-Симского и Михаила Глинского, от братьев Андреевых, от родственников Ефросиний, от бояр и боярынь, терпеливо слушали церковный хор, возглашавший здравицу и многолетие.
Обряд закончен. Царь Василий Иванович позвал всех на свадебный пир в большую трапезную. Гости с великой радостью последовали за царем с царицей, за князем Андреем с его молодой женой.
Свадебные свечи и караваи отправили в опочивальню теремного дворца князя Андрея, чтобы поместить в кади с пшеницей. Опочивальня готова была для встречи молодых, для первой брачной ночи: во всех ее четырех углах воткнуты стрелы, а под ними на скамьях лежат связки соболей, на которых аппетитно румянятся калачи. У ложа два изголовья, две скамейки с шапками на них. На лавках между изголовьями - оловянники с медом. На ложе, поверх семи ржаных снопов - перина лебяжьего пуха, а на ней - кунье одеяло. В головах - Крест воздвизальный. Кресты и над дверью и над всеми окнами внутри и снаружи. Однако опочивальне еще долго томиться в ожидании любовных утех повенчанных. Пока же молодожены входят в трапезную, где им было отведено место рядом с большим креслом царя Василия Ивановича. Один за другим поднимались тосты за семейное счастье молодых, все тянулось утомительно долго, но вот, наконец, поставили перед князем и княгиней жареного петуха, которого Хабар-Симский и Михаил Глинский завернули в верхнюю скатерть и унесли в теремной дворец князя Андрея в сени перед опочивальней, куда поспешили и свахи со знатными боярынями.
Вот в сени вступили князь с княгиней. Дружки и свахи подали им с поклоном жареного петуха, разломанного на куски (молодые обязаны были скушать хотя бы по маленькому кусочку), а одна из боярынь, нарядившись в шубу, вывернутую наизнанку, в это время осыпала новобрачных хмелем.
Всю ночь под окнами опочивальни с обнаженным мечом гарцевал на жеребце сотник из царева полка: не дай Бог, какая-нибудь нечистая сила захочет сотворить пакостное злодейство.
Утром молодых ждала истопленная баня. А затем - новые поздравления и опять пир.
- Можешь здесь проводить медовый месяц, можешь в Верее или Старице. Лучше в Старице. Не будет ловко по пути в Псков остановиться у тебя, попировать с недельку да поохотиться. В любом случае через пару месяцев идти на Псков, - предупредил брата Андрея царь Василий Иванович.
- Как велишь, государь.
- Выбор твой. В Верею я тоже могу заехать, сделав малую огибь.
- Нет-нет. Отпируем здесь с недельку и - в Старицу.
- Сопровождение выделю как царскому поезду. Государь сдержал слово. Не только выделил лучшие возки и чистокровных единой масти коней, не только отрядил пару сотен детей боярских из своего полка, но даже рынд, кои все в белом, в белых же горлатных шапках на белых аргамаках ехали при карете княгини Ефросиний.