***
После княжеских наставлений как из бани вернулись подростки. Лица красные, только что пар не идёт от тел.
- Позабавились, называется, - Вияна вздохнула. - Нет, ну, зачем мы полезли к Лесовику? Я ведь вас отговаривала.
- Ты отговаривала, не потому что отцовского гнева боялась, - возразил Варунок с улыбкой. - Просто страшно тебе стало к Сказочнику идти,
- А ты, братец мой, болтал бы поменьше, - набросилась на него Вияна. - Глядишь, не узнал бы никто, куда мы ходили.
- Ты что же думаешь, отец только теперь всё это придумал? - горько усмехнулся княжич. - Не полезли бы к Сказочнику, другую шалость нам в вину бы поставил. Раз решил он с русскими князьями породниться, значит, так тому и быть.
- А меня он спросил? - возмутилась девушка. - Да я сбегу лучше. В лес куда-нибудь.
- Ну, ты же и не видела его ещё, жениха-то, - ухмыльнулся Варунок. - Аглатерма!
Вияна размахнулась, попыталась ударить братца.
- Не дури, глупая, - перехватил тот руку.
Тарко стоял, оглушённый новостями. Едва удержался от дерзости, когда князя слушал. Не по себе ему стало. Вияну отдают в чужой дом. Какому-то князю отдают. Навсегда!
- Да уж, надурили, дальше некуда, - чуть не плача сказала княжна.
Тарко вздохнул. А сколько страху было, а сколько смеху, когда страх отпустил, сколько веселья на обратном пути. После разговора с отцом друзья и про страх забыли и про смех, теперь переживают и злятся. И на Тарко в том числе злятся - его же задумка была к Сказочнику пойти.
- Давай и правда убежим в лес, - предложил он. - Я такие места знаю, никто нас не найдёт. Дом можно поставить или шалаш…
- А ты что себе возомнил? - набросилась на него Вияна. - Стеречь меня будешь? Так мне сторожа не нужны. Тоже мне охотник выискался. Ты о себе прежде подумай.
- Чего думать-то? - не понял Тарко.
- Знаешь, шёл бы ты сам в свой лес, невесту поискал бы по себе. В лесу выбор богатый.
Тарко точно пламенем по лицу стегануло. Жарко стало, больно, а глубоко внутри закипало что-то. Отшатнулся он от девушки, развернулся и выбежал прочь с княжеского двора. Не заметил, как проскочил ворота, а куда потом повернул, даже не думал. Потому что думал совсем о другом.
Вон оно как вышло-то. Пробудилась в девушке княжеская кровь. На простого парня смотреть не желает больше. О Муромском княжиче уже, верно, думает, хоть и кривляется. Тоже ещё князья! Не с неба, наверное, сюда свались, из одного леса вышли. Чего ж теперь нос воротить? У самого Тарко вон бабушка овда, так он разве кричит об этом?
Мысли метались как язычки пламени, перекидываясь с одной веточки на другую, а юношеское воображение веточек много подкидывало. Но, вспомнив вдруг бабку, Тарко даже от переживаний на время отвлёкся.
Многие из мещёрцев числят себя в родстве с овдами, но большей частью это всё сказки, байки семейные. А он, Тарко, точно знает - есть между ними родство. Сманила давным-давно прекрасная овда деда его, когда тот парнем молодым ещё был. Лет десять он жил в холмах пустых. Но не забылся, как часто с парнями случается. Тосковал сильно по миру оставленному, по людям. Зжалилась овда, отпустила его, что тоже большая редкость. Вернулся дед к старому дому, зажил по-прежнему, хотя и сменил одну тоску на другую. А лет через пять ему ребёнка подбросили - мальчишку. Тут и вопросов не возникло, кто да почему. Овды девочек всегда себе оставляют, а мальчиков людям подбрасывают.
Могло бы и это семейной сказкой оказаться. Да только Тарко со своей бабкой встретился однажды. Вовсе на старуху не походила бабка его. Молодой девицей выглядела, каковой, наверное, и деду когда-то явилась. Пришла она, когда отец погиб. Нелепо погиб, случайно. Посидела овда с Тарко, погрустила, но всё больше молчала. А на прощание оберег подарила. Не совсем оберег, а змеевик путеводный. Но и оберег тоже. Бабушка тогда и присоветовала ему в город к князю идти - в лесу без семьи жить плохо. И князь его тепло встретил, как подозревал Тарко, не без её содействия.
С помощью бабушкиного оберега он в такие места дорогу мог отыскать, в какие обычному человеку ни за что не пройти. Даже на вурдовы тропки иной раз выходил. Хотя пользоваться ими опасался - прознай хозяева о вероломстве таком, из-под земли бы достали. И к Дедушке он друзей привёл, зная приметы нужные, на какие оберег отзывался. Просто так ведь Сказочника не найдёшь. В двух шагах от него будешь и не заметишь.
Но вот ведь как вышло. Хотел перед Вияной удаль показать, а получилось, что гнев вызвал. Незаслуженный гнев, потому и вдвойне обидно. Да ещё свадьбу эту князь придумал. Затосковал Тарко. Чужой он здесь. Ни родичей, ни друзей, кроме Уковичей. Некому обиду излить.
Ук ему отца заменил, да только никакой отец такими обидами заниматься не будет. На князя Тарко, впрочем, не сердился нисколько. Тот человек занятой, недосуг ему за детьми приглядывать, прихоти разбирать, сопли вытирать. А вот Вияна всерьёз обожгла.
Ноги сами понесли Тарко к чародейской слободке. Сокола можно, пожалуй, к друзьям отнести, хоть в годах между ними целая пропасть. В годах пропасть, а многое старик лучше сверстников понимает. И выслушать готов любую глупость, да так, что та вдруг и глупостью быть перестаёт.
Сокол поселился в городе лет шесть назад, хотя старики поговаривали, что где-то в Мещере давным-давно он и родился. Но ушёл и много лет странствовал по дальним странам. А на старости вот решил вернуться. Правда, старости такой многие молодцы позавидовали бы. Подков чародей пусть и не гнул, но крепок был как дуб вековой.
***
Выслушав юношу, Сокол пожал плечами.
- Вы бы ещё на край света отправились, да мышь на верёвке спустили - просто посмотреть, как это слонам понравится, которые твердь подпирают земную. Вот зачем вам потребовалось за Дедушкой подглядывать? Его вурды не трогают, овды родичем дальним считают, а всё равно сторонятся; русские уважительно Лесовиком зовут, хотя никакой он конечно не Лесовик.
Тарко слонов никогда не видел, даже на рисунках, какие ему чародей иногда показывал, и что они твердь земную на себе держат, не слыхал. Сокол-то по всему миру бродил и собрал всяческих небылиц, одна нелепей другой. Но только и сам чародей всегда утверждал, что Земля круглая и висит среди звёзд безо всякой опоры. Понятно, что про слонов это он пошутил, вернее, захотел показать сравнением таким важность покоя для Сказочника. Да видно переоценил познания молодого товарища.
- Не похож он на дедушку, Дедушка этот, - заметил Тарко. - Парень молодой. Такому только меч в руки вложи и хоть к Зарубе на службу - уж не худее Дуболома будет в строю смотреться.
- Он тебе и старухой беззубой мог объявиться, - проворчал Сокол. - Той, что с косой бродит.
- Так ведь он не колдун, - возразил юноша.
- Не колдун. А то оборачиваться одни колдуны умеют.
- Я думал он простой сказочник. Ну, не простой, конечно, древний очень и с духами лесными разговаривать умеет, помощь от них получает. И сказки его не просты, а с подоплёкой, с намёком.
- Сказочник? - Сокол задумался. - Можно и так сказать. Говаривала Кавана, будто сны он теперь на людей наводит. Правда, нет ли, не знаю. Но я думаю если оно и так, то это со скуки.
- А старики говорили, будто раньше ходил он по сёлам и сказки рассказывал. Оттого, мол, и Сказочник.
- В те времена, когда Дедушка к людям заходил, твои старики моложе тебя нынешнего были, вот и напутали. Сустай он. Христиане таких проповедниками называют. Он больше чем колдун. И больше чем карт. Дедушка в себя всю мудрость народов лесных впитал, ей и делился с людьми. И то, что твои старики за сказки принимали, это предания, история наша. Вся суть наша в рассказах его.
Заметив, что Тарко не вполне его понял, Сокол решил объяснить иначе.
- Письмо ведь у нас не придумали, власти единой не поставили, языки и те различаются. Люди завсегда малыми селениями жили, родами. У каждого свои боги, свои обычаи, свои рощи священные, свои предания. А сустай из бисера этого разнообразного единый узор сплетал, нанизывал бусинки на общую нить. И каждый из людей через сустая знал, что он не сам по себе, но частица целого.
А потом рассыпался узор. И не вина в том сустая. Внешняя сила пришла, навалилась, разрушила единство. Города чужие как гвозди в дощечку тонкую вонзились. Трещины пошли, раскололась дощечка. Разбрелись народы по углам, у каждого племени карты да князья толкование преданий на себя взяли. Кто-то попам поверил, крещение принял, а другие разуверились вовсе.
Не нужен стал людям сустай. Вот и ушёл Дедушка в лес дремучий, подальше от мира. Дедушка, кстати сказать, не единственным сустаем был, но до наших дней только он дожил. Я имею в виду из тех настоящих сустаев. Может, потому и дожил, что от людей ушёл вовремя.
- А куда же он теперь отправился? - спросил Тарко.
- Как то есть отправился? - озадачился Сокол.
- Так. Собрал мешок с припасами, дверь в хижинке своей дрыном подпёр и отправился.
- Надеюсь, не от вашего шума он сбежал?
- Да нет, когда мы выглянули, он уже на пороге стоял, и сапоги запасные в мешок запихивал.
- С чего бы ему путешествовать? Он ведь и так, одним духом своим может в любой уголок заглянуть. Незачем костями-то попусту греметь, да подошвы стирать.
- Это если в наших лесах, то и духом можно. А если дальше куда он надумал идти?
- Куда же? Но постой, вижу, задумал ты что-то…
Тарко просиял. Всё же свой человек чародей - всё понимает.
- Раз ушёл Дедушка, то дорога к Стылым Марам теперь открыта, - объявил он свой замысел. - Давно я туда сходить собирался, только его наваждения и мешали пройти.
- Вот оно что, - буркнул Сокол. - Мало тебе князь уши-то драл?
Тарко нахмурился.
- Кабы уши надрал, я бы стерпел, ушей не жалко… - начал он, но договаривать не стал.
А Сокол, занятый своими мыслями, перемен в настроении юноши не заметил.
Глава вторая
Овды
После того как он обошёл половину известного мира, после того как жил подолгу в самых причудливых местах, в племенах, городах и странах, впитывая обычаи, изучая языки, постигая ремёсла, науку, Сокол и сам изменился, и уже не мог отнести себя однозначно к народу, его породившему.
И почувствовав однажды, что устал от блужданий, он хоть и решил остановиться именно здесь, в родных мещёрских лесах, но выбрал под жительство поставленный некогда русским князем Городец, где исконные жители давно оторвались от корней, оставаясь при том на месте; перемешались с пришлыми народами. И с муромой, ушедшей из разорённых ордынцами селений, и с мордвой, и с многочисленными русскими, как с христианами, так и с приверженцами старых богов. И всё это породило новое племя, отчасти знакомое, отчасти чужое. Но, что важно, чужое не значит враждебное. Иные понятия воцарились среди обитателей Городца.
Город будто отражал многообразие мира, был малым слепком его. Котёл, мельница людей и народов, их обычаев и законов, знаний и языков - перетёртых, обкатанных, подогнанных один к одному.
И даже привычную Мещёру здесь на свой лад называли - Мещера - причём с ударением на конце. И поначалу это резало ухо, но потом Сокол привык, как прежде привыкал к тем или иным странностям в любом другом месте, куда заносило его проведение.
А сам он стремился жить в согласи с миром, принимал его таким как он есть. И только нешуточная угроза могла заставить его вмешаться в естественный ход событий, встать на какую-нибудь из сторон.
***
Лешак, староста торговый, чародею улыбнулся приветливо. Сокол частенько выручал местных купцов и покупателей, когда нужда возникала сомнительный товар проверить. И не столько волшебством помогал, к которому старался прибегать как можно реже, сколько познаниями широкими. Много чародей странствовал, много в тех странствиях на ус намотал. И в мехах северных понятие имел, и в шелках восточных разбирался, и в пряностях южных толк знал. А раз так, то почему бы и не поделиться знаниями с людьми? Да притом заработать на хлеб.
- Гостей много? - спросил старосту Сокол.
- Куда там, много, - вздохнул Лешак. - Хиреет наш торг.
- Ну, это ты всегда так говоришь, - усмехнулся чародей. - Вон та опушка раньше зелёной была, а теперь вытоптали, и лес шагов на двадцать отступил.
- Эка вспомнил, опушка! - воскликнул староста. - А ты вспомни, какой здесь разлив купеческий два года назад образовался! По спуску до самой реки гости товар раскладывали, за каждый пятачок чуть ли не в кулачки пускались, бороды рвали друг другу. А теперь как Муром возобновили, так многие туда торговать потянулись. Да ещё Нижний Новгород растёт, купцов сманивает. Нет, что ни говори, хиреет торг наш.
- Всякое бывало, - согласился Сокол.
- Сам-то по делу? - осведомился Лешак. - Позвал кто? Или прикупить что надумал?
- В попутчики вот хочу напроситься, - ответил чародей.
- Куда собрался? Давай подскажу к кому подойти можно.
- Нет, Лешак, тут ты мне не помощник. Встретиться нужно кое с кем. А где встретиться я и сам пока не знаю.
- Мудрёно говоришь, - вздохнул староста. - Хотя, если подумать, тебе наче и не положено. Ну, смотри.
Сокол ровно этим и занялся. Присматривался к гостям, которые уже сворачивали понемногу торговлю. Кто-то здесь ночевать собирался, кто-то на дорогу до темноты встать решил. За день всё равно никуда не поспеть с возом тяжёлым. Хоть так, хоть эдак ночь в дороге застанет, но если прямо сейчас выйти, несколько часов можно выгадать, а, кроме того, спокойнее оно, когда на путь встал, вроде как сдвинулось дело и к дому поближе.
Скоро приглядел Сокол одного мужичка не из местных. Бойкий такой и смелый - один без товарищей или родни, а по говору видно, что издалека приехал. Чумазый точно арап, но не от грязи чёрен, от ремесла. Продавал мужик уголь и дёготь и смолу. И всем он хорош был, одно плохо - с лошадью уж больно круто обходился. Будто у врага смертельного животное позаимствовал. Пока запрягал, дважды ударил без причины, выругался. Тем, собственно, чародею и приглянулся.
- В попутчики возьмёшь? - спросил его Сокол, когда тот закончил вязать поклажу.
- А куда тебе, старик?
- Всё равно. Да хоть до Кадома подвези.
- Нет, я в другую сторону собираюсь.
- Не угадал я, - озадачился Сокол. - Что ж, в другую сторону тоже будет неплохо.
- Ишь, ты! - прищурился угольщик.
- Ну, так что, подвезёшь?
- Боязно что-то, - не стал скрывать мужик. - То в Кадом тебе, то в другую сторону. Может, ты с разбойниками заодно? Ходишь тут, присматриваешь добычу, а потом на дороженьке встретят нас да грузилом на верёвочке угостят.
- Как же я разбойников наведу, если не знаю даже, куда ты путь держишь?
- Вот уж понятия не имею, как у вас там всё делается.
За спиной возник староста.
- Подвези человека, Коробок! Ручаюсь, что он не разбойник.
Уловив как-то желание Сокола, Лешак не стал открывать его.
- Не разбойник? - переспросил угольщик с недоверием.
- Мало того и от настоящих разбойников тебя прикроет, - заверил староста. - Он хоть и старик с виду, а ихнего брата ох как гоняет! Будь здоров! Ты же ночевать на дороге будешь, а вдвоём не так страшно.
- Так пусть объяснит толком, чего хочет, - сказал Коробок. - А то тень на плетень наводит, точно искуситель какой.
- Не может он объяснить, - Лешак перешёл вдруг на шёпот. - По важному делу старик отправился. Не нашего с тобой ума.
***
Довольно долго они ехали молча. Возле Напрасного Камня, где расстаются Елатомская и Муромская дороги, хозяин возка, наконец, заговорил и Сокол подметил, что не первый раз такое случается. Молчат люди, выезжая из города, а как только Напрасный Камень проезжают, вдруг отпускает их забота, словно оттаивают они, говорить начинают.
- Ты, старик, вообще-то далеко едешь? - спросил Коробок.
Сокол покосился на кнут в его руке и сказал уклончиво.
- Возможно, до заката и доберусь, куда надо.
- Да тут вроде ни одной деревеньки нет.
- Есть. Только не возле дороги они стоят.
- Хорошо тут у вас, - одобрительно сказал Коробок. - Народ добрый и казённые люди не особенно придираются. На Москве-то меня обманывали не раз. Поверишь ли, в одних обносках оттуда уходил.
- А откуда сам? - спросил чародей.
- Из Владимира я. Ну, не из самого Владимира, а там, на Клязьме из сельца одного. Из Быкова.
- А чего ты в такую даль уголь возишь? - полюбопытствовал Сокол. - Невыгодно, наверное, такие концы делать?
- Так я не вожу, - улыбнулся Коробок. - На месте жгу. И не только уголь. И смолу бывает, гоню и дёготь берёзовый. Иногда и сажу выделываю. Спрос на неё невелик, но на Москве монахи охотно брали - печная-то сажа против моей - серая серость. Углём конечно чаще всего промышляю. Уголь он всем нужен. Как приеду куда, сперва местный промысел посмотрю, с людьми сойдусь, кузнецов поспрашиваю, углежогов местных, а потом уж и сам пробую так и эдак. И по-своему и перенимаю что-то.
- А чего на одном месте не сидится?
- Любопытно мне посмотреть, как где ремесло идёт, - задумчиво произнёс мужик и вдруг глаза его вспыхнули. - Тут ведь как. И дерево берут разное и кучи кладут по-своему. Одни в землю углубляют, или дёрном обкладывают, другие так просто кладку палят. И погоды разной дожидаются - кому тучку хмурую подавай, кому солнцепёк лучше. И наговоры у каждого свои, приметы. Любопытно всё это мне постигать, сравнивать.
- Вот оно что, - уважительно заметил Сокол.
Не простой, значит, углежог ему попался. Учёный человек, можно сказать. Мудрости собиратель. Даже жалко его Соколу стало. Он подумал о собственном деле и всё же решил предостеречь спутника для очистки совести.
- Оставь кнут, человек, - сказал чародей. - В этих местах не принято бить лошадей.
- Что ж это за места у вас такие особенные? - усмехнулся тот недоверчиво.
- Такие вот, - сказал Сокол.
- Да что же её уговаривать, лошадь-то? - возмутился Коробок. - Шагает еле-еле.
- Шагает же, - возразил Сокол. - А бить не прекратишь, вовсе без лошади останешься.
- Как так? - чуть не подпрыгнул угольщик.
- Про дев лесных слышал?
- Это что же, про русалок или как?
- Нет, не про русалок.
- Другие у вас, значит, девы в лесу обитают?
- Другие, - согласился Сокол. - Девами лесными их ваши прозвали, русские, а здесь их чаще овдами зовут, что, по-вашему, сов означает. Якобы в сов они перекидываются. Но это сказки. Дружат они с совами - это верно, а перекидываться не умеют.
- Забавно, - согласился Коробок. - А лошади тут причём?
- Ты слушай. Путь-то долгий, я тебе сказку одну расскажу.
- Что ж, послушаю, - согласился тот.
- Жил в наших краях мужичок. Один жил, без семьи. Работящий, хоть и бедный. Труд-то не всегда к достатку ведёт. Чаще наоборот бывает.
Коробок кивнул. Что верно то верно.