Эйнар со злостью посматривал в небеса. Солнце кренилось к закату, но как же медленно оно это делало! Ощущение подползавшей со всех сторон смертельной опасности изматывало снайпера. Он представлял, как из-за угла вот-вот вывернет российский танк, и с его брони горохом посыплются десантники. Прикидывал, как лучше обстрелять оккупантов, воображал, как будут валиться на чужую для них землю русские, но знал – этого не будет. Он еще не сошел с ума, чтобы так, за здорово живешь, отдать жизнь. Она только начала складываться, далеко отсюда его ждут уютная мыза, комфортабельный "Вольво" и сотни других дорогих сердцу Эйнара вещей. Нужно дождаться ночи, уйти под ее покровом из этого злосчастного города и продолжать жить. Хорошо жить, в свое удовольствие.
Если верить радио, грузины уже чуть ли не до Тбилиси добежали. Не поднялись всем народом, не дали отпор захватчикам. Хотя, чему удивляться? Когда русские и их прихвостни подняли бучу в столице Эстонии из-за переноса памятника солдату-оккупанту, против них тоже далеко не все выступили. Многие трусливо молчали…
Эйнар скрипнул зубами. Его бы воля, давно повырыл всех, кто лежит под этими торчащими по всей Европе памятниками. Сгреб бы костяки в кучу и отправил в Россию – разбирайтесь, закапывайте, где хотите.
Издалека донесся стрекот мотора. Снайпер чуть приподнял голову, насторожился. Звук удалялся, быстро затихая. Обошлось. Но когда же закатится это чертово солнце?
В подвале было душно. Хотелось курить, но табак давно закончился. И огня не было – дома покидали в спешке, не успели разыскать свечи. Слабо светилась лучина, Ираклий нащипал их из сухого полена, лежавшего в углу.
Мужчины говорили мало, да и о чем? Былое хорошо вспоминать за праздничным столом, а обсуждать сегодняшнее не хотелось. Женщины негромко перешептывались, ну да они всегда тему найдут.
Сосланбек осторожно встал, чтобы распрямить затекшую спину. Зацепил при этом древний, еще дедовский карамультук, лежавший на табуретке, и едва успел подхватить тяжелое ружье.
Роза тут же среагировала, насупилась, недовольно посмотрела на мужа.
– Скажи, зачем ты его приволок? – сердито прошипела она. – Кочерга кочергой. Из этой рухляди уже сто лет никто не стрелял.
– Меньше, – поправил жену Сосланбек. – Дед мой стрелял, а он в двадцать пятом умер.
Роза всплеснула руками.
– Ну чисто ребенок! Хоть бы ты ему сказал Ираклий, – она повернулась к зятю.
Ахобадзе улыбнулся в седые усы.
– Хорошее оружие, – неспешно отозвался он. – Отец рассказывал, что до революции в нашей деревне у одного охотника такое же было. Многих людей оно в трудные годы от голода спасало. Чем ты его зарядил-то? – спросил он друга. – Раньше камушки расплавленным свинцом обливали и ими стреляли.
– Пули сделал, – пояснил Сосланбек. – Давно. Еще в девяносто втором.
– Пули конечно лучше, – кивнул Ираклий.
– И этот туда же! – вздохнула Роза.
– Оставь их, сестра, – негромко произнесла Аминат. – Они мужчины и знают, что делают.
Роза хотела было ей возразить, но осеклась, о чем-то задумалась и вдруг с нежностью посмотрела на мужа. Сосланбек подумал, что знает, о чем вспомнила жена. О жарком июле тысяча девятьсот сорок первого года, об их прощании, которое могло стать последним, о своих словах: "Я буду ждать. А ты – вернись! Обязательно вернись. Дом не может существовать без мужчины…"
Как давно это было! Тогда общая беда сплачивала людей, и они становились рядом, плечом к плечу. Сейчас те, кто рвется к власти, стараются принести беду в чужой дом, не понимая, что там она не задержится, расползется по округе, вот только бороться с ней многим придется по одиночке…
Эйнар чувствовал, что больше не выдержит. На этой открытой со всех сторон крыше он ощущал себя абсолютно беззащитным. Спуститься в подъезд и спрятаться в квартире? А вдруг в ней кто-нибудь есть? Пятиэтажка, скорее всего, телефонизирована. Даже, если это и не так, если телефоны не работают, где гарантия, что у хозяев квартиры нет мобильника? Спецназ появится быстро…
Нет, он придумал план понадежнее. Неподалеку стоит жалкий домишко. Эйнар долго наблюдал за ним и не заметил никаких признаков жизни. Если бы его хозяева были дома, они не позволили бы сгореть гаражу, во всяком случае, попытались бы выкатить из него машину. Логично? Вполне… Под домом есть подвал, в него ведут шесть стертых ступенек. Замка на двери нет, только петли торчат. Скорее всего, хозяева давно уехали из Цхинвали. Прихватили с собой самое ценное и уехали. А машина? Не пешком же они ушли… Опасно, опасно, опасно… Но оставаться здесь еще опаснее. Может машина давно не на ходу, поэтому ее и бросили? Но тогда хозяевам не было смысла тушить гараж. Э, нет. Здешние жители чего только в них не хранят, не оставили бы нажитое годами…
Решено: он осторожно проберется в подъезд, беззвучно спустится по лестнице, а там – один рывок, и он у ступенек, ведущих в подвал. Отсидится часа три-четыре и можно уходить. Ночью его никто не заметит.
Сосланбек вздрогнул и тревожно посмотрел на Ахобадзе. Кто-то толкнул дверь, ведущую в подвал, или показалось? Ираклий поднес палец к губам, наклонился к лучине и задул жалкий огонек – Гаглоев едва успел запалить фитиль карамультука. Еще он успел заметить, что рука друга цепко обхватила топорище стоявшего у стены колуна.
Медленно, очень медленно дверь начала отворяться. На пороге возник силуэт человека. За спиной его была зачехленная винтовка, в руках – автомат с коротким, словно обрезанным стволом…
В подвале пахло сгоревшим деревом. Очень слабо, но Эйнар не мог ошибиться. Света не хватало – его гасил висевший над входом в подвал козырек, да и вход был узким, снайпер почти загораживал его своей фигурой. Что творится в глубине длинного помещения, не было видно, и Эйнар действовал автоматически.
Он вскинул автомат, но… Мгновением раньше полыхнула яркая вспышка, и тут же что-то ударило снайпера в грудь. Страшный грохот обрушился на него со всех сторон, жуткая боль согнула, бросила на холодный пол. Горло наполнилось чем-то липким и соленым. То, что это его кровь, понять Эйнар уже не успел…
Роза вскрикнула и тут же зажала себе рот ладонью.
– Тихо! – выдохнул Ираклий.
Грохот выстрела до сих пор стоял в ушах, его наверняка расслышала вся округа, но об этом Ахобадзе не думал. Казалось, что главное после происшедшего – не шуметь.
Ираклий подошел к лежащему на полу человеку, нагнулся, внимательно осмотрел его, потом сказал:
– Не наш.
Выпрямился, обернулся к другу и спросил:
– Что делать будем?
– Документы нужно забрать, – со знанием дела сказал Гаглоев, вспоминая давние рейды по немецким тылам. – Отдадим, куда нужно, там разберутся.
Ираклий кивнул.
– А этого вынесем, – предложил Сосланбек. – Дождемся темноты и вынесем. В канаву, куда в прошлом году строительный мусор выбрасывали. Там он никому не помешает.
День четвертый
37. Сергей Комов
В голове у Сергея били сваи строители.
"Бум! Бум!"
Господи, ну какой идиот разрешил возвести новый дом прямо перед его окнами? Работяги начинали греметь в девять утра. Комов, если позволяла работа, еще спал, но какой сон, когда рабочие начали забивать сваи?
"Бум!! Бум!!"
В голове это у него стучит или на улице?
"А в каком ухе у меня жужжит?" – спросила фрекен Бок у Малыша. Тот ответил, что в правом. Но правильно было: "И в том, и в другом".
"Бум!!! Бум!!!"
Точно. Стучит и в голове, и на улице. Эта мысль в голове Сергея не задержалась, пронеслась со скоростью метеорита, врезающегося в атмосферу Земли, и исчезла, ничего после себя не оставив.
Комов открыл глаза, и попытался хоть что-то припомнить. Мысли ускользали. Ага! Он допился до того, что ему начали мерещиться зеленые человечки – главная опасность для пилотов Второй мировой войны, которые жаловались, что эти существа, получившие имя гремлины, прямо во время полета начинают разбирать самолет на части и отпиливать крылья. В одном из мультфильмов гремлин пугал Гитлера портретом Сталина. Умная тварь! Знал, что портрет американского президента фюрера не испугает.
И вот такой же маленький зеленый человечек каким-то образом забрался в карман куртки Сергея и теперь буянил там… Наверное, не мог самостоятельно выбраться. Он толкался, пихался, хорошо еще не кусался и не царапался, но, скорее всего, у него когти с зубами маленькие и не очень острые, вот он и не может прокусить или процарапать ткань, из которой сделана куртка…
Комов с опаской поднес ладонь к карману. Он ожидал, что маленькие зубки вцепятся в пальцы, но гремлин не стал его кусать. Сергей нащупал его дрожащее тельце, извлек на свободу, положил на ладонь, попробовал присмотреться, увидел зеленоватое лицо, искаженное злобой. Гремлин содрогался то ли от желудочных колик, то ли на него плохо действовал спертый воздух подвала. Комов подумал, что при такой концентрации винно-уксусных испарений опьянеть мог любой. Всего за несколько минут. Гремлин же, похоже, был здесь давно.
Как же ему помочь?
Сергей попробовал успокоить гремлина и погладил его. Тот был шершавым, твердым, словно начал уже коченеть, на теле у него были какие-то выступы, как на доспехах. Пластмассовых доспехах…
– Тьфу… – проворчал Комов.
Нельзя так много пить. Он не мог припомнить, когда позволял себе такое в командировках. Голова всегда должна быть свежей, ведь в любой момент его могут поднять звонком, и он отправится делать очередной репортаж.
Он принял за гремлина мобильный телефон.
– Да, – хрипло сказал Сергей, отвечая на вызов.
– Как ты долго не подходишь! Скоро линия бы разъединилась.
– Ну-у-у-у, – Комов хотел пояснить, что в этом случае можно было еще раз перезвонить, но споткнулся уже на первом слове и понял, что всю фразу не произнесет ни за что.
– Город почти весь освободили. Спасатели уже работают. Вы на какой улице и какой номер дома?
– Мы на какой улице и какой номер дома? – заплетающимся языком повторил Сергей.
– Улица Комлова, дом 17, – подсказал старик.
Сергей повторил адрес, потеряв при этом несколько букв, и подумал, что записавший его слова, ничего не найдет.
– Я слышал, что тебе ответили, – крикнула трубка.
– Какая отличная связь! – восхитился Комов.
– Ждите, к вам сейчас приедут спасатели. Медицинская помощь нужна?
– Нам? – Сергей подумал. Объяснять ничего не хотелось, и он вытолкнул короткое слово: – Нет.
– Тогда до связи. Держитесь.
– Держимся, – отрапортовал Комов. – Изо всех сил…
Отключил телефон, дрожащей рукой провел по лбу. Голова кружилась.
– Серега! – донесся до него бодрый голос оператора. – Похмеляться будешь?
Комов застонал и уткнулся лицом в одеяло.
Спасатели появился очень быстро, ведь в их распоряжении имелись подробные карты города, а улицы не были забиты автомобильными пробками.
Спустя полчаса после телефонного разговора, Сергей услышал, что над их головами закипела жизнь, заурчала работающая техника. Спасателей предупредили, что под развалинами дома никого нет, а люди находятся в подвале. Они и не стали мудрствовать: подогнали небольшой бульдозер и быстро убрали нагромождение камней. На все ушли считанные минуты. Беляш заявил, что столь виртуозную работу следует считать мировым рекордом, жалко только, что в программу Олимпийских игр, что идут в эти минуты в Пекине, столь нужную людям дисциплину еще не включили. В отличие от всякой ерунды.
Яркий свет ударил Комову в глаза. Представление древних о том, что небеса твердые, оказалось правильным, и вот теперь в испещренной грязными разводами тверди образовалась огромная дыра. Солнечный свет и пьянящий чистый воздух переливались через ее края и затапливали подвал.
Идти Сергей не мог. Ноги его совсем не держали. В подвал спустились спасатели, подхватили журналиста под руки, вытащили на свежий воздух, поволокли к носилкам. На них была синяя форма МЧС, и Комов подумал, что именно такая форма должна быть у ангелов, а крылья у них временно отобрали, чтобы не отличались от обычных жителей Земли. Отдадут потом, когда ангелы вернутся на небеса.
– Куда вы меня несете? – с трудом разомкнул склеившиеся губы Сергей.
– Вам нужна медицинская помощь, – сказал один из спасателей. – Сейчас на носилки положим, потом в госпиталь отвезем. Он на окраине города разбит.
– Мне не надо в госпиталь, – сказал Комов. – Положите лучше на травку, ей-богу, я скоро очухаюсь…
Спасатели наконец-то разнюхали, чем несет от Сергея, и не стали вступать с ним в споры. Отнесли на травку. Через минуту появился оператор, а потом и хозяева подвала.
В горле у Комова пересохло, там была сухо, как в пустыне. Спасатель протянул ему двухлитровую бутылку минеральной воды. Сергей дрожащими руками отвернул крышку, приложил горлышко к губам и стал жадно глотать живительную влагу. Он выпил бутылку до последней капли, виновато посмотрел сначала на улыбающегося спасателя, потом на оператора. Выглядел Женька отлично, но от воды тоже не отказался. Струйки минералки стекали у него по подбородку и оставляли на коже светлые полоски – смывали пыль, толстым слоем осевшую на лице.
– Там не продохнуть, хоть противогаз надевай, – услышал Комов переговоры спасателей. – Есть еще кто-нибудь в подвале?
Сергей приподнялся на локтях, осмотрелся вокруг, нашел взглядом оператора и стариков, промычал:
– Нет… Больше никого.
Глядя на него, спасатели посмеивались. Ситуация была комичная, совершенно не свойственная их невеселой работе – наверняка потом будут вспоминать о том, как извлекли из-под развалин одного вусмерть пьяного и трех поддатых. Обычно они находили в завалах только мертвые тела. Но спасатели быстро ушли. Работы у них было много.
На свежем воздухе силы быстро возвращались к Сергею и вскоре он смог подняться на ноги без чужой помощи. Голова еще немного кружилась, но опьянение постепенно выветривалось.
– Надо бы сходить на улицу Сталина, проверить, что с нашим домом, хозяйкой и вещами, – сказал Женька.
– Это далеко, – пояснил хозяин подвала. – Час идти. Не меньше.
– Час, так час, – пожал плечами Беляш. – Вы-то куда пойдете? У вас теперь дома нет…
– Родственников навестим. А если не найдем… За городом палаточный городок разбили, там есть и вода, и еда горячая. Переждем. Потом посмотрим. Во Владикавказе у нас родня.
– Вот, – Комов протянул листочек, вырванный из блокнота, на котором написал номер своего мобильного телефона. – Звоните, если что.
– Хорошо, – сказал старик и спрятал листочек в нагрудный карман рубашки.
– Спасибо вам, – сказал оператор. – Большое спасибо. Может, еще увидимся.
Старики ушли, а журналисты долго смотрели им вслед. Говорить не хотелось, да и не нужны были слова.
– Ну что же… – Женька перевел взгляд на Комова. – Двинули?
– Подожди, – попросил Сергей. – Посидим еще минутку.
– Без проблем, – согласился Беляш. – Я, кстати, и в редакцию уже отзвонился, и к тебе домой, и к Хасану. Сказал, что все в ажуре, оглядимся и выйдем на связь.
– Это хорошо, – благодарно улыбнулся Комов.
Оператор внимательно осмотрел его и поставил диагноз:
– Скоро оклемаешься. Мы ж настоящее вино пили, а не тулбурел.
– Чего-чего? – не понял Сергей.
– Не слышал? – удивился Женька. – Ну, брат!.. Так в Молдавии молодое вино называют. Я лет десять назад попал в Приднестровье. Какой-то праздник они отмечали, сейчас уж не упомню. Работали мы на пару с Анатольичем. Помнишь его?
Сергей аккуратно кивнул. Анатольич был одной из легенд канала. Менялись руководители, менялась страна, а он оставался прежним – не хватающим звезд с небес, но предельно надежным и безотказным.
– Ну вот, – продолжил Беляш. – Вечером нас в погреб затащили. Современный такой погреб, под гаражом. Стол длинный там стоит, лавки. И три здоровенные бочки. В одной белое вино, во второй – розовое, а в третьей – красное. Везде, заметь, молодое – время такое. Не вино – сказка! Пенистое, душистое, язык пощипывает. Выпьешь стакашек и чувствуешь себя так, словно в рай попал.
– Ты прям поэт, – улыбнулся Сергей.
– С литра такого вина любой поэтом станет, – отмахнулся оператор. – А там его несколько тонн было… Все мы, конечно, не выпили, но оттянулись славно. В общем, как я в гостиницу попал, не помню. Ночью чувствую: требуется встать. А дверь в туалет закрыта! Что за черт, думаю. Тут дверь приоткрывается, выглядывает Анатольич. "Сейчас", – говорит. Сделал я свое дело, выхожу, а Анатольич по новой в сортир намыливается. С книжкой, что меня особенно поразило. Дело-то уже к рассвету. "Ты чего?" – спрашиваю. "У меня, – жалуется он, – от этого чертова вина сплошной дискомфорт в желудке! Смысла нет штаны надевать. Ты-то как?" – "Нормально", – говорю и снова под одеяло. Утром он меня разбудил. Морда бледная, но подтянутый, как всегда, лысина расчесана. Я умылся быстренько, оделся. Самочувствие отличное, только в горле небольшой сушняк. Налил я стакан водички, напился… Мама миа! Поплыло все, ноги не слушаются, в глазах круги. Такое ощущение, что стакан водки натощак принял. Следующие два дня и вспоминать не хочется. Как отработал, до сих пор понять не могу.
– Опять что ли пил? – не понял Сергей.
– Какое там! Хлопну воды и – готов. Тулбурел на меня так повлиял. А у стариков мы нормальное вино пили. Через полчаса будешь, как стеклышко.
– Мудрый ты человек, – вздохнул Комов. – Везде побывал, все знаешь.
– А то! – заулыбался Беляш.
38. Алан Сенакоев
На сей раз подельникам не повезло. Село изрядно пострадало от обстрела, похоже, бои шли прямо на его улицах. Многие дома были разрушены. Какишев изматерился, подбирая "объект", достойный их внимания, и то и дело бросал злобные взгляды на ни в чем не повинного Алана. Сенакоев благоразумно молчал.
Наконец Кузя остановил свой выбор на уцелевшем доме, стоявшем на отшибе от других. Дверь в строение оказалась незапертой, но не успели приятели осмотреться, как невесть откуда появилась сгорбленная старуха, облаченная в черное платье. От ее невнятных криков закладывало уши. Взбешенный Какишев выхватил пистолет, но и это не остановило старую ведьму. Размахивая палкой, она надвигалась на растерявшегося Алана.
– Отойди! – выдохнул Кузя.
Сенакоев инстинктивно отстранился. Он видел, как исказилось гримасой лицо подельника. Пистолет сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Матерящийся Кузя отбросил старуху в сторону, она отлетела к стене, осела на пол, но тут же начала вновь подниматься на ноги. При этом бабка не замолкала ни на минуту.
– Уходим, – приказал Какишев.
Они вывалились во двор, но далеко отойти не успели. Размахивающая палкой и вопящая, как на пожаре, старуха появилась в дверном проеме.
– Ну, сука… – скрипнул зубами Кузя.
Он лихорадочно передергивал пистолет, но что-то в обычно надежном "ПМ" заклинило.
– Врежь ей! – взвизгнул Какишев.
– Чем? – растерялся Алан.
– Поленом! Дай по башке, чтобы заткнулась наконец…
Сенакоев беспомощно скользнул взглядом по двору, оглянулся и… В животе у него похолодело. К дому быстро приближались несколько человек с автоматами наперевес.