Лицо Котяна исказилось. Брызгая слюной, хан стал по-половецки извергать оскорбления в адрес посла и вырвал из ножен саблю. Толмачи молчали, но посол видимо понял все и без перевода. Началось волнение и среди русских князей. Послышались угрозы. Князь Мстислав Удалой сжал рукоять меча и потянул его вон из ножен. Но ни один мускул не дрогнул на скуластом и загорелом лице посла, только сузились и стали хищными, как у рыси, зрачки его раскосых глаз. Князь Мстислав Киевский, подняв вверх длани рук, пытался успокоить других князей, но тщетно. Поняв, что переговоры не удались и его миссия окончена, посол развернулся спиной к княжескому совету и вышел вон из шатра со своим сопровождением.
Котян с налитым кровью лицом призвал русских князей перебить монгольское посольство как разведчиков и соглядатаев, засланных в русский стан. Его зять Мстислав Удалой и князь Даниил поддержали хана. Мстислав Киевский не смог ни остановить, ни сдержать их. Тут же было послано за лучниками и кметями.
Не успело монгольское посольство спуститься с береговой кручи к отряду сопровождения, как за спинами монголов запели тетивы половецких и русских луков. Сотни стрел, пущенных с высокого откоса, градом рассекли струившийся и игравший, как искривленное стекло, теплый воздух у прибрежных холмов. Со свистом и треском, нарушившим гармонию природы и мирную тишину, стрелы обрушились на людей и лошадей, поражая их со спины. Стоны и предсмертный храп разнеслись над берегом. Новый поток стрел достал и татар, стоявших у воды. Десятка полтора татарских воинов, успевших выхватить луки из колчанов и пытавшихся отбиться, послало редкие стрелы в ответ. Другие успели добежать до прибрежных кустов и также стали стрелять уже прицельно. Этих стрелков, попрятавшихся в кустарнике, половецкие и русские лучники поразили не сразу. Но организовать оборону и отход татары не успели, слишком неожиданным и предательским для них оказалось нападение. Слишком значительным был перевес сил со стороны половцев и русских. Многие татарские кони разбежались вдоль берега. Крытые цветастыми ортмами, отнятыми у половцев, эти кони долго не давались в руки чужакам.
Бой был скоротечным. Половецкие лучники, в запальчивости приблизившиеся к татарам, пронзенные меткими стрелами, падали вниз с откоса. Но и почти все татарские воины легли под стрелами на берегу или уже в воде. Лишь нескольким из них удалось с лошадьми достичь отмели и брода, тянувшегося по реке от Варяжского острова, а оттуда, с трудом миновав русскую сторожу, отстреливаясь, достичь левого берега Днепра и уйти в Поле.
Мстительные половцы, ранее разгромленные татарами и пострадавшие от них, добивали у реки раненных и вместе с русичами снимали оружие и доспехи с убитых. Половецкий воевода - могучий и рослый князь Ярун, сидевший верхом на вороном жеребце у кручи над спуском к Днепру, с удовольствием причмокивал губами. Затем, подозвав движением руки нукеров, велел им принести голову посла. Нукеры тотчас исполнили приказ. С отвращением подняв отсеченную, окровавленную голову за волосы, Ярун всмотрелся в искаженные смертью черты некогда благородного лица и с нескрываемым ужасом отбросил ее. По его приказу голову насадили на острие бунчука и отвезли к шатру Котяна, воткнув бунчук у шатра.
А у воды заканчивался последний акт разыгравшегося побоища. Были добиты все раненые и раздеты все побитые татары. Еще отлавливали разбежавшихся татарских коней. На прибрежных камнях бился в смертельных конвульсиях буланый монгольский конь, пронзенный в шею и в пах несколькими стрелами. Черная кровь, загустевая, все еще текла из смертельных ран! Конь бил задней правой, поднимал голову и, испуская розовую пену, дико и хрипло ржал. Подошедший половец мстительно, несколькими ударами длинного ножа добил его, перерезав ему горло, и, скликая своих сородичей, стал потрошить коня и снимать с него шкуру.
* * *
Несколько дней простояло русское войско против Варяжского острова. На княжеском совете решено было идти южнее. Все пешее войско на ладьях и в насадах и часть конницы должны были спуститься вниз по реке и ее правобережью к порогам. Конным княжеским дружинам и половцам предстояло пройти через степи к низовьям Днепра, чтобы собрать рассеянные по степи половецкие отряды и кочевья и встретить судовую рать, шедшую на веслах и парусах по Русскому морю в Днепр из Галицко-Волынской земли. Войска, свернув стан, двинулись в поход.
* * *
Прошло полторы седмицы, когда конные княжеские дружины подошли к Олешью - крупному селению в низовьях реки. Солнце стояло в зените, играя как в зеркале на широком, сверкающем разливе Днепра. Но не было уже прежней безмятежности и спокойствия. Вои, все чаще прикрывая глаза дланью от яркого солнца, с тревогой всматривались в заднепровскую даль. Оттуда от раза к разу и все чаще теплый ветер доносил запахи гари и далекие пугающие и непонятные звуки. Иногда там, далеко, на восточном горизонте появлялся дым, и зоркий глаз русского дружинника улавливал, как передвигались отряды верхоконных. Ночами горизонт на востоке полыхал заревом пожаров. К Днепровскому лиману ушла сторожа из козельского и путивльского полков встречать судовую рать, шедшую морем из Галицко-Волынской земли. Через день русские дружины увидели более ста ладей и насадов, шедших на всех парусах и веслах с воинами и лошадьми вверх по течению реки им навстречу. С ними пришла и большая дружина князя Мстислава Удалого.
Здесь же, у Олешья, к великому князю Мстиславу Киевскому вновь пришли татарские послы, но уже без сопровождения. Великий князь принял послов тайно, со своим окружением. Половецкий толмач перевел с их слов, что татарские темники не желают воевать с Русью, но если русские князья послушали половцев, то Бог рассудит русичей и татар. Чтобы излишне не накалять обстановку, великий князь отпустил послов с миром.
Тайное вскоре стало явным. Узнав об этих переговорах, Мстислав Удалой приехал на совет к Котяну, где и высказал свое негодование. Но Котян был в хорошем настроении, радушно принял и успокоил князя. К Олешью подходили новые половецкие отряды и кочевья, избежавшие татарского погрома.
И все же радость Котяна оказалась преждевременной. Половцев действительно было немало, но в основном это были старики, женщины и дети, бросившие добро и скот за Днепром. Ратных же было мало - не более трех тысяч, да и те были потрепаны в боях и в отступлении или чудом вырвались из окружения и полона. Объезжая половецкие кочевья, подходившие к Олешью, с удивлением и разочарованием взирали Котян и Мстислав на обедневшие половецкие возы с поклажей, драные юрты и шатры, редкие стада и гурты скота и табуны коней. Подлинное богатство половцев - огромные отары овец, большие шатры и юрты, множество возов были брошены за Днепром во время бегства. Молча и с горечью смотрел Котян на голодных и плачущих половецких детей, покрытых пылью, потускневших женщин, ослабевших стариков. Во взглядах уцелевших половецких воинов сквозили неуверенность и тревога.
Вечером в шатре галицкого князя собрался малый совет: Мстислав Удалой, молодой князь Даниил со своим братом Васильком и Котян со своими ближними князьями. Сидели на кошме, поджав ноги, пили вино, ели баранину, жаренную на костре. Угнетенный дневными впечатлениями, Котян молчал и много пил. Русские князья и половцы негромко переговаривались. Вскоре хмель развязал хану язык и, понемногу горячась, он стал все громче говорить о том, как отомстит татарам. Молодой Даниил вторил хану. Мстислав Удалой больше отмалчивался. Обтерев руки от бараньего жира шитым половецким убрусом, он пригубил еще вина и внимательно посмотрел на хана. Ни один мускул не дрогнул на породистом и жестком лице Мстислава, лишь недобро прищурились холодные глаза, когда он, пытаясь успокоить тестя, наконец изрек:
- Хошу есмь, хан, спокоить тя. С зарания завтра пойду язъ за Словутич со свои полцем, дабы позрети силу татарскую во стороже. В моем пълце ти сведоми кмети: пути имь ведоми, яругы имь знаеми. Время есть дело начата, да съвершати. А Господь Бог въздасть по делом нашим.
Услышав о задуманном от Мстислава, Котян воспрял, привстал и обнял князя за плечи. Выпивший, разрумянившийся Даниил также стал проситься с князем Мстиславом перейти Днепр и сходить в сторожу. Но Мстислав отказал молодому зятю и урезонил его. Уже пожилой, но все еще жадный до славы и гордый Торопецкий князь первую победу в этом походе решил взять только сам. Посидев еще недолго, князья разъехались спать в свои шатры.
Однако изрядно подгулявший торопчанин - слуга Мстислава Удалого - знакомец Твердислава- заявился заполночь к своему закадычному другу. Устроившись у костра и угостившись еще ковшом медовухи, он рассказал Твердиславу и его сотоварищам о том, что его князь собирается заутро перейти со своим полком на левый берег реки и разведать татарскую силу. Так Твердислав и козляне узнали о разговоре в княжеском шатре. Правда, те не поверили подгулявшему торопчанину, сочтя его слова за хмельное бахвальство. Но посерьезневший Твердислав усадил своего друга в седло и спровадил в галицкий стан, дабы тот проспался и не болтал невесть что.
* * *
В предрассветной утренней дымке более тысячи русских воинов с лошадьми и оружием, приторочив доспехи у седельных лук, спустились в тишине к реке и стали переправляться, кто на лодках, а кто и вплавь по броду на левый берег Днепра. В русском стане спали, ничего не зная о происходящем.
Полк Мстислава Удалого - князя Торопецкого и Галицкого - представлял собой одну из наиболее многочисленных и опытных дружин не только на Руси, но и в Европе. Под рукой своего предводителя воины ее прославились как в междоусобных братоубийственных войнах и сражениях на своей земле, так и успешными боевыми действиями в сражениях с западными соседями. На счету этой дружины была и самая кровавая, печально известная на Руси Липецкая сеча, где Мстислав вместе с новгородцами и смолянами разгромил владимиро-суздальские рати под руководством великого князя Юрия. Словом, опыта кровопролития кметям Мстислава было не занимать.
С зарею воины князя Торопецкого сначала десятками, а потом сотнями стали высаживаться и выходить на левый берег Днепра. У воды, не разводя костров, они облачались в доспехи, прилаживали оружие. Звеня уже вздетыми доспехами, бряцая оружием, княжеские кмети поднимались на пологий берег, вели в поводу коней. Миновав прибрежный песок и ил, они подтягивали подпруги седел и садились верхом. Затем эта большая дружина, руководимая старшими и ближними княжескими боярами, построилась клином, обращенным острым углом на восток. Ускакала в Поле быстрая сторожа. Пропели рога, подняли стяги с крестами. Взошедшее солнце засверкало на остриях поднятых копий и пик, на яловцах и островерхих шеломах. Затем вновь пропели рога. Конница, сотрясая землю тысячами кованых копыт, тяжело и медленно, но все ускоряя ход, как единая, железная, но живая машина, покатилась, сминая все на своем пути, на восток.
Татары были недалеко. Сторожа донесла о них уже у берега. Полк князя Мстислава не прошел и трех поприщ как из-за большого кургана юго-восточнее русичей показались многочисленные верховые ратники. Обтекая курган с обеих сторон, татары останавливали коней и строились двумя отрядами. Полк Мстислава, замедляя ход, двигался все ближе к татарам, слегка поворачивая угол клина в разрез этих отрядов. Татар, видимо, было вдвое меньше, чем русичей. По команде они сдвоили ряды, и стало видно, как они готовились к соступу, доставая из колчанов тяжелые луки. У выезжающих в первый ряд в поводу шло по второй свободной лошади.
Видя все это, Мстислав Удалой, бывший в самом челе клина под червленым крещатым стягом, велел своему гридю трубить в рог. Русские стрелки, услышав сигнал, достали луки из налучий. Затем русская дружина быстро пошла вперед, ускоряя ход. Татары, тронув коней с места в карьер, покатились лавой. Зычный, гортанный боевой клич монголов:
- Урра-гха! - потряс воздух.
Русичи неслись в соступ молча. Когда между катящимися друг на друга ратями осталось около полуста саженей, запели тетивы татарских луков. Князь Мстислав поднял левой рукой большой овальный щит перед собой, закрыв свою голову и голову коня. Почти как один то же повторила и дружина…
Удары и треск обрушились сверху на щиты и шеломы, стоны и ржание разорвали гулкий галоп русской конницы. Десятки пронзенных стрелами людей и лошадей повалились под копыта скакавшим позади. Раненые кони валились на бок, вставали на дыбы, сбрасывая всадников. Благо, что дружина Мстислава не успела набрать быстрого хода, иначе половина ее пришла бы в смятение и смешала строй. Но слишком опытны были и предводитель дружины, и княжеские бояре и кмети. Задние успели расступиться и обойти впереди павших.
Когда передние ряды русичей опустили щиты, то стало видно, как татары передовых рядов поворачивают коней: одни - налево, другие - направо, уходя по дуге на плечи (фланги) рати. А перед русичами на освобождающемся челе (фронте) появлялись ряды, шедшие следом за первыми. Те тоже готовили луки и стрелы. Но здесь опередил князь Мстислав. По сигналу рога поток русских стрел накрыл монголов. Ответная стрельба татар оказалась вдвое слабее первой. Русская дружина, шпоря коней и грозно опустив копья, летела на татар, неумолимо сближаясь с ними. Вторые ряды татар успели выставить копья встречь русичам. Дружина, рассекая встык два татарских отряда, ударила в спину, догнала и смешала татар, уходивших по сторонам.
Зорко всматриваясь вперед в щель железной личины и крепко сжимая длинную тяжелую пику, Мстислав Удалой наметил ударить видного, одетого в железную кольчугу, татарского предводителя в круглом шеломе. Тот, пытаясь отразить удар, загородился до подбородка круглым щитом и махнул наотмашь секирой, но лишь задел пику. Мстислав вложил в таранящий удар всю силу, на какую был способен. Скользнув по краю щита, лезвие наконечника попало в щель между подбородком и бармицей. Татарин вылетел из седла, хватаясь руками за пику, просадившую его горло и шею. Кровь залила ему кольчугу. Хрипя, он падал навзничь на землю… Больше Мстислав на него не взглянул. Сзади, слева направо от шелома до седла по стальным кольцам бармицы, стальным клепкам и пластинам его дощатого доспеха скрежеща и вспыхнув тупой болью между лопаток, хлестнул жесткий сабельный удар. Рванув харалужный меч, князь ударил им наотмашь, вдогон и, кажется, достал бившего сзади. В следующее мгновение он увидел, как налетевший на него татарин, видимо нукер поверженного им татарского воеводы, с криком обрушивает ему на голову кривой и острый меч. Закрывшись щитом, князь отразил скепающий по металлическим пластинам удар. Но не дремали и княжеские отроки, берегущие князя, как псы, готовые защитить хозяина в любых условиях. Княжеский отрок, трубивший в рог, косым ударом сабли срубил татарскому нукеру десную руку и свалил его с коня. Но и сам не уцелел. Татарская стрела вошла ему прямо в левый глаз и он, отпустив повод, выпал из седла и повис на стременах.
Сражавшиеся с обеих сторон кололи, рубили, шеломили врага, чем было сподручнее. Отбросив тяжелый щит, Мстислав Удалой обжал рукоять харалуга обеими дланями. Шпоря храпящего коня, уже пускающего кровавую пену от узды, вставая на стременах, он с остервенением опускал сверкающии как молния тяжелый меч на головы и плечи татар.
Его гриди, действуя, кто копьем, кто сулицей, кто саблей, не давали окружить князя, бившегося в самом центре - на острие сечи и довершали дело, начатое двуручным княжеским мечом.
Вот слетел с коня слева от князя его ближний боярин, сдернутый монгольским копьем с крюком. Тяжелый удар кривого меча ошеломил его, а следующим ударом ему разрубили шелом и голову. Вот княжеские кмети, мстя за боярина, покололи сулицами татарских коней. И, сбив всадников вниз тяжелыми булавами, положили их насмерть.
Вот новый поток татарских стрел сразил двух княжеских гридей справа от князя. Освирепевший Мстислав вновь рванул коня вперед. Ударом длинного меча он достал одного лучника и срубил его от правого плеча до луки седла. Гриди, не отставая, рубились рядом.
Озверевшие от боли, ужаса, ярости люди с искаженными лицами кружились в вихре смерти. Доспехи воинов заливала своя и чужая кровь. Отрубленные руки и головы катились под копыта коням. Кто-то, сломав копье, потеряв клинок или секиру, грудью бросился на врага и, сбив его с седла наземь, катался с ним в пыли, пытаясь достать из-за пояса или из-за сапога нож и всадить его под кольчугу ворогу. Другой, потеряв уже и нож и сорвав кольчужные рукавицы, сжимал окровавленные персты на горле супротивника. А третий, истекая густой кровью, в бессилье понимая, что он уже чужой в этом вихре жизни и смерти, попираемый коваными копытами коней, обращался к Богу с последней просительной и покаянной молитвой.
Но все больше русичей вступало в битву и, прорываясь за князем, теснило татар. Сила и число были на стороне Мстислава Удалого. Не прошло и часа от начала боя, как татары стали подаваться назад. Предводитель монгольского отряда и три уцелевших сотника криками и ударами плетей пытались уже вывести своих остервеневших от крови воинов из неравной схватки.