Но, видя его серьезность, я, к своему изумлению, тоже загорелся идеей, которую породил. Доверие к умениям товарища стало второй моей натурой. Я подошел к ситуации с точки зрения логики, взвесил величие и всеохватность возможности, которая, как по волшебству, представилась нам. Что-то происходит сегодня на Меммерте, наши приятели отправились туда, а мы в десяти милях от цели под покровом окутывающего непроницаемого тумана. Все знают, что мы на Нордернее: Долльман и Гримм, экипаж "Медузы" и экипаж "Корморана", чиновник на пирсе. Последний, возможно, и не в курсе дел, но тоже знает. Но никто из них понятия не знает Дэвиса так, как знаю его я. И если представить всего на миг…
– Погоди-ка, – произнес тот. – Дай мне пару минут. – Он развернул немецкую карту. – Куда точно нам нужно?
"Точно!" – это слово заставило меня хмыкнуть.
– В депо, разумеется. Это единственный наш шанс.
– Тогда слушай. Есть два маршрута: внешний, по открытому морю вокруг Юста, с последующим поворотом на зюйд, простейший, но длинный – депо в южной части Меммерта, а остров имеет почти две мили в длину.
– И насколько длинный?
– Добрых шестнадцать миль. И большую часть пути нам придется грести, прижимаясь к берегу, в прибое.
– Отпадает. К тому же, если туман рассеется, нас сразу заметят. Этим маршрутом ушел пароход, им же он будет возвращаться обратно. Нам надо пробираться по внутренней стороне, через пески. Но я, наверное, брежу. Способен ты найти путь в таких условиях?
– Хвастать не буду. Но тебе, скорее всего, невдомек, в чем соль. Все дело во времени и падающей воде. Пик прилива был в восемь пятнадцать, сейчас у нас десять пятнадцать, то есть все отмели обсыхают. Нам следует пересечь Зее-Гат и влиться в вот этот отмеченный вехами канал, Меммерт-Балье. Надо держаться его, словно приклеившись, и пересечь водораздел вот здесь, пока не стало слишком поздно. Задача адски трудная, согласен. В течение часа до и после нижней точки отлива там не пройти даже на ялике.
– И как далеко до этого водораздела?
– Господи, что же мы все болтаем? Переодевайся, парень! Договорим, пока будем собираться.
Он начал скидывать с себя выходной костюм, я последовал его примеру.
– До дальнего края водораздела самое меньшее пять миль, даже шесть, если накинуть на извилины. Это полтора часа яростной гребли. Два с учетом задержек на промеры. Справишься? На веслах-то сидеть по большей части придется тебе. Оттуда шесть или семь миль, уже более легких. А потом… Что мы предпримем, когда доберемся до места?
– Предоставь это мне, – сказал я. – Твоя задача – доставить.
– Что, если видимость прояснится?
– После того как мы окажемся на Меммерте? Плохо, но стоит рискнуть. А если туман рассеется, пока мы будем в пути, это не страшно, от берега нас будет отделять несколько миль.
– А как насчет возвращения?
– На нас будет работать прилив. Если погода не изменится, сумеешь ты найти путь в тумане и в темноте?
– Темнота задачи не усугубит, если у нас будет свет, чтобы видеть компас и карту. Возьми фонарь из нактоуза, нет, лучше якорный огонь. А теперь дай мне ножницы и не говори десять минут ни слова. Ты пока все обдумай, а тем временем погрузи в ялик – только умоляю, ни звука! – немного еды, виски, шлюпочный компас, лот, якорный огонь, спички, малый багор, кошку и линь.
– Туманный горн?
– Да, и свисток тоже.
– Ружье?
– С какой стати?
– На уток охотимся.
– Идет. И оберни уключины ветошью.
Я оставил Дэвиса погруженным в карты и стал без шума исполнять данные мне поручения. Через десять минут на трапе показался мой приятель с улыбкой до ушей на лице.
– Я готов, – прошептал он. – Трогаемся?
– Да. Я тоже все обмозговал.
Последнее утверждение вряд ли было правдой, поскольку мне не удалось бы выразить в словах все за и против, что крутились у меня в голове. Я действовал, подчиняясь импульсу, но импульсу, основанному на рассудке и самую малость, быть может, на суеверии. Когда мы начинали нашу миссию, стоял туман, будет уместно, если в тумане она и закончится.
Когда мы бесшумно отвалили от яхты, было двадцать пять одиннадцатого.
– Пусть сам плывет, – прошептал Дэвис. – Отлив пронесет ялик мимо пирса.
"Дульчибелла" проплыла мимо и исчезла. Минут пять мы сидели, не шевелясь и не произнося ни звука, пока звук журчащей о стенки пирса воды не стих. Ялик, казалось, стоит на месте – так, наверное, экипаж летящего в облака шара считает, что корзина висит в воздухе, тогда как на самом деле она мчится в потоке ветра. Так и мы дрейфовали из Рифф-Гата в Зее-Гат. Лодка слегка покачивалась на волнах.
– Теперь на весла, – вполголоса скомандовал Дэвис. – Гребок длинный и ровный, но самое главное, ровный. Обе руки с одинаковой силой.
Я сидел на носовой банке, он – напротив меня, на кормовой; левая рука на румпеле, указательный палец правой опущен на расстеленный на коленях квадратик бумаги – то был фрагмент, вырезанный им из большой немецкой карты. На средней банке лежали компас и часы. Его взор постоянно метался между тремя этими объектами: компасом, часами и картой, он не смотрел ни вперед, ни по сторонам, лишь иногда бросал быстрый взгляд на пробегающие вдоль бортов полоски пузырей с целью определить, поддерживаю ли я ровную скорость. Мои обязанности сводились к чисто механическим – мне предстояло стать эквивалентом ходовой машины, обороты которой могут быть подсчитаны и использованы при счислении навигатором. Руки мои двигались с регулярностью поршней, а прилагаемая к ним энергия отмерялась, как пар. Идеал сей труднодостижим, ибо смертный склонен полагаться на все чувства, которыми наделил его Господь, и не способен действовать с математической точностью, когда одно из них (зрение в моем случае) изменяет ему. Доказательством тому служили постоянные оклики Дэвиса "Левым!" и "Правым!", сопровождаемые журчанием воды от руля.
– Так не пойдет, слишком много рулежки, – сказал Дэвис, не поднимая глаз. – Греби ровно, но слушай меня. Ты видишь картушку компаса?
– Когда наклоняюсь вперед.
– Держи ритм, не нервничай, но всякий раз при наклоне бросай взгляд на компас. Наш курс зюйд-вест-тень-вест. Ты сидишь напротив, поэтому держи на норд-ост-тень-ост, ориентируясь на корму. Это нелегко, зато избавит нас от лишнего подруливания и освободит мне руку в случае надобности.
Я последовал указанию, хоть и не без труда, и постепенно наше продвижение делалось все ровнее, пока Дэвису совсем не стало нужды говорить. Единственными звуками стали теперь тихое шкворчание сковородки за левым бортом – это, как я знал, отдаленные звуки прибоя – да приглушенный скрип уключин. Я нарушил тишину лишь однажды, воскликнув: "Очень мелко", – когда правое весло коснулось песка.
– Не разговаривай, – скомандовал Дэвис.
Прошло с полчаса, и мой приятель добавил к этому набору звуки бросаемого лота. "Бульк!" следовал через регулярные интервал, когда груз уходил в воду, и Дэвис, придерживая руль бедром, управлялся руками с линем. Пользы с того выходило мало, и чем дальше, тем хуже. Я снова зацепил дно, а глянув за борт, заметил водоросли. Неожиданно лот ушел вдруг на большую глубину, а ялик, избавившись от сопротивления, которое всегда воздействует на малые суда на мелкой воде, буквально прыгнул вперед. Одновременно по неспокойной поверхности воды я сообразил, что мы оказались в действии сильного течения.
– Бузе-Тиф, – пробормотал Дэвис. – Греби теперь во всю мочь и ровно, как часы.
Ярдов сто я наваливался на весла, заставляя лодку буквально лететь. Промеры давали шесть сажен, а потом вдруг глубины столь же резко пошли на убыль: десять футов, шесть, три, один. Ялик зацепил дно.
– Отлично! – заявил Дэвис. – Теперь табань! Загребай только правым. – Лодка развернулась носом на норд-норд-вест. – Снова оба весла! Не обращай больше внимания на компас, просто греби и слушай мои команды. Приближается коварный участок.
Мой друг отложил карту, запихал лот под банку, и, опершись коленом на мокрый моток линя, стал непрерывно щупать дно древком багра – будучи размечено рисками через каждый фут, это приспособление не раз служило такой цели и ранее. Почти сразу я понял, что грядет заминка, потому как ялик завертелся на месте, как собака, потерявшая след.
– Останови лодку и бросай кошку, – скомандовал вдруг Дэвис.
Я подчинился, и мы медленно развернулись, повинуясь легкому течению, направление которого мой друг проверил по компасу. Потом с полминуты он сидел, погрузившись в свои мысли. Что поразило меня сильнее всего, это что Дэвис ни разу не попытался рассмотреть хоть что-то сквозь туман. Я понимал, что это дело совершенно бесполезное, потому как поле нашего зрения ограничивалось пятью ярдами, но сам, пользуясь передышкой, глядел во все глаза. Он принял наконец решение, и мы двинулись вперед, на этот раз быстро и прямо, как стрела, и по глубине большей, нежели длина багра. По лицу товарища я понял, что сейчас происходит нечто важное и шансы наши колеблются… Снова коснулись мы ила, и радость художника, закончившего шедевр, засветилась в его глазах. Немного сдав, мы нацелились на вест, и впервые за все время Дэвис стал вглядываться в туман.
– Вот он! – отрезал он. – Теперь легче!
Веха – обычное, воткнутое в дно деревце, – выплыла из мглы. Дэвис ухватился за него, и мы остановились.
– Отдых три минуты, – объявил он. – Мы показали хорошее время.
На часах было 11.10. Пока Дэвис готовился к следующему этапу, я съел пару сухарей и глотнул виски.
Мы добрались до восточного отводка Меммерт-Балье – канала, расходящегося за Юстом к востоку и западу, достигая южной оконечности острова Меммерт. Как нам это удалось, я даже представления не имел в ту минуту, но читатель может легко проследить маршрут, сопоставив мой рассказ с пунктирной линией на карте. Поясню лишь, что идея Дэвиса заключалась в том, чтобы пересечь пролив, называемый Бузе-Тиф, и выйти на противоположной его стороне в точке, расположенной существенно южнее нужного нам отводка Меммерт-Балье. Уклонение делалось в расчете на устремленное к северу отливное течение. Затем нам предстояло направиться на норд и попасть в отводок. Так и случилось. Причиной заминки послужила глубокая впадина посреди отмели Ицендорф – тупик с широким устьем, которое Дэвис едва не принял по ошибке за наш балье. У нас не было времени обходить подобные зазубрины по краю, поэтому мы предприняли бросок наперерез, рискуя пропустить высшую ее точку и оказаться либо унесенными в море (мелкие ошибки нарастали бы), либо бесцельно болтаться вдоль края.
Следующие три мили являлись решающими. Они включали в себя водораздел, протяженность и глубина которого оставались под вопросом, а также ключевую точку всего нашего перехода, место, где фарватер раздваивался. Нужное нам направление уходило дальше на запад, другая ветвь уклонялась к северо-западу. Нам предстояло грести вовсю, но не упускать из виду развилку. Прибавьте к этому течение, противное для нас до перехода через водораздел, и то, что отлив находился в самой неблагоприятной для нас стадии: было слишком мелко, чтобы рисковать срезать по пескам, но слишком глубоко, чтобы обозначились очертания канала. Да и компас при прохождении малых небольших извилин помочь не мог.
– Время, – сказал Дэвис, и мы тронулись.
Я тешил себя мыслью, что теперь по правому борту у нас всю дорогу будет тянуться череда бонов. Опыт приучил нас, что идущие параллельно материку и островам каналы, как правило, обвеховываются по северной стороне. Человек, не такой уверенный, как Дэвис, наверняка поддался бы искушению слепо следовать этим отметкам, перебираясь от одной к другой и теряя драгоценное время. Но Дэвис отлично знал характер "мистера Бона" и его эксцентричный характер и предпочитал полагаться на свое чувство направления, которое никакой туман не в силах был притупить. Будь у нас возможность видеть вехи, было бы замечательно, ибо мы знали бы, по какой стороне канала идем. Но даже это скромное удобство Дэвис принес в жертву скорости. Он перебрался к южному, необвехованному берегу канала, и пошел с помощью промеров, держась, так сказать, за край отмели Ицендорф, как за перила. Позже мой друг признался, что вынужден был так поступить в свете приближения к развилке с неизбежным для нее смешением бонов. Наш отводок шел южнее, поэтому нам стоило держаться южного берега и не полагаться на подсказку вех, пока мы не минуем критической точки.
Около часа провели мы в предельном напряжении сил: я – физических, Дэвис – умственных. Мне никак не удавалось грести в полную силу, потому что правое весло то и дело цеплялось за ил или водоросли да и залипание на мелкой воде тоже замедляло ход. Однажды нам пришлось вылезать и тянуть ялик за борта, потом запрыгивать и грести дальше. Туман ошеломил меня, заставив утратить все представления о времени пространстве, я чувствовал себя марионеткой, пляшущей под сумасшедшую музыку без мелодии и ритма. Расплывчатая фигура Дэвиса, ритмично машущего вперед-назад правой рукой, представляла собой механическую фигуру, безумную, как и я, но целеустремленную и назидательную в своем безумии. Затем циркуляции, описываемые его багром, приобрели в моем разгоряченном воображении некие гротескные формы. То мне чудился ус гигантского насекомого, то костыль ковыляющего хромого, то орудие чокнутого альпиниста, который сидит в веревочной петле и подтягивает, подтягивает себя к мифической вершине водораздела. На заднем плане этих видений мелькали две назойливые мысли: "Нам надо спешить" и "Мы плывем не туда". Что до последнего, то когда вы берете линкбоя, чтобы тот проводил вас через лондонский туман, то испытываете то самое ощущение: какое бы направление он ни выбрал, вам все время кажется, что это не тот поворот.
– Да мы назад гребем! – возопил я однажды, заметив, что теперь левое мое весло цепляется за преграду.
– Чепуха, – ответил Дэвис. – Я просто пересек канал.
У меня вырвался вздох облегчения.
Здравый рассудок постепенно возвращался ко мне не в последнюю очередь благодаря изменившимся обстоятельствам. Не было бы счастья, да несчастье помогло – усиливающийся отлив хоть и угрожал нашей затее полным провалом, зато предлагал взамен компенсацию: чем ниже падала вода, тем четче обозначался пролив. Дошло до того, что в багре и компасе пропала надобность – наши "перила", илистый край отмели, показались на поверхности рядом с нами, теперь уже с правой стороны, потому как развилка была пройдена и мы теперь держались северной стороны. Оставалось только нажимать вовсю, пока русло канала совсем не пересохло.
Что за гонка была! Гомеровского масштаба, битва людей с богами, ибо что есть боги, как не персонифицированные силы природы? Даже если бог отлива не входит в круг олимпийцев, то тем не менее является могучим небожителем. Дэвис покинул свой пост и взялся за весло. Повинуясь объединенным нашим усилиям, ялик несся прыжками, образовывая миниатюрную расходящуюся волну, разбивающуюся о берег. Ладони мои, хоть и огрубевшие за минувшие недели, покрылись волдырями мозолей. Ритм был слишком быстр для моих сил и дыхания.
– Мне нужная передышка, – прохрипел я.
– Отлично, думаю, мы уже перевалили, – сказал мой друг.
Мы остановили ялик, и Дэвис, перегнувшись через борт, воткнул в дно багор. Тот медленно уплыл за корму. Даже мой отупевший ум ухватил значение этого факта.
– Три фута глубины и попутное течение. Перевалили, и с запасом, – заметил Дэвис. – Давай я погребу, а ты пока отдохни и перекуси.
Часы отсчитывали первые минуты второго, а нам, по его расчетам, все еще предстояло одолеть восемь миль с учетом всех извилин.
– Но теперь это уже вопрос мышечной силы, – добавил он.
Успокоенный этим заверением, я налег на язык и сухари. Что до мышечной силы, тот тут нам беспокоиться было не о чем. Дэвис оставался свеж, мое же утомление объяснялось по большей части перенапряжением во время лихорадочного рывка. Что до тумана, то тот в свойственной всем туманам манере не раз начинал подниматься и светлеть, но только чтобы снова опуститься и укутать все непроницаемым одеялом.
Обратите внимание на точку, обозначенную на схеме как "2-й отдых" (нанесена приблизительно, как утверждает Дэвис), и наш маршрут далее по каналу на запад. Вы заметите, что пролив делается глубже и расширяется, достигая размеров большой реки, и в итоге вливается в эстуарий Эмса. Северное его ответвление, идущее по краю вышедшей тогда на поверхность мели Нордланд, ведет с одним поворотом (отмеченным литерой "А") прямиком на Меммерт, причем тщательно размечено бонами. Тогда вы поймете, почему Дэвис так мало беспокоился из-за остальной части пути. В сравнении с успехами, которые он продемонстрировал, это выглядело детской забавой. При наличии вех ему не составляло труда держаться их как ориентира либо вернуться к ним при малейшем сомнении. На деле, как видно из нанесенного пунктирной линией нашего курса, он дважды решительно отрывался от бонов. В первый раз чисто ради экономии времени, а во второй – отчасти ради скорости, отчасти из желания избежать коварной развилки под литерой "А", где образующее собственную маленькую дельту ответвление тоже было размечено вехами. Во время первого из отклонений, краткого, но самого блестящего, он усадил за весла меня, а сам отвечал за румпель. Во время второго и в промежутке греб сам, прерываясь по временам для сличения курса с картой. Мы перешли на долгие, размеренные гребки и стремительно покрывали милю за милей, лишь изредка перекидываясь словом-другим.
– И где будем высаживаться? – проговорил вдруг Дэвис после долгого молчания.
Песчаная отмель, увенчанная одинокой вехой, нависла над нами.
– Где мы?
– В четверти мили от Меммерта.
– Который час?
– Почти три.
Глава XXII
Квартет
Свершив свой tour de force, Дэвис на миг впал в некое подобие замешательства.
– И какого дьявола нас сюда занесло? – пробормотал он. – У меня голова кругом.
Я заставил его глотнуть виски, что его несколько оживило, а затем мы шепотом обсудили основные моменты.
На сушу я высаживаюсь один. Дэвис из чувства долга возражал, но здравый смысл и отвращение к земле перевесили. Двоих легче заметить, чем одного. Я хорошо знаю язык и, если меня окликнут, смогу прикрыть отход парой приличных случаю фраз, а в шерстяных штанах, морских сапогах, непромокаемом плаще и надвинутой на лоб зюйдвестке вполне сойду в тумане за коренного обитателя Фризов. Дэвис останется при ялике, но как мне найти его? Я надеялся обойтись без помощи, взяв за ориентир край песков, но если он услышит свист, то должен использовать туманный горн.
– Возьми карманный компас, – посоветовал мой друг. – Никогда не отрывайся от моря, не взяв пеленга; для устойчивости клади компас на землю. Захвати еще вот этот кусок карты, может пригодиться. Впрочем, депо ты и так не пропустишь, оно должно быть совсем рядом с берегом. Как долго планируешь там пробыть?
– А каким временем мы располагаем?