- А для того, чтобы в большой европейской войне неожиданно сосредоточивать и массировать войска в самых немыслимых пунктах. Если придётся нам схватиться с немцами, я всегда постараюсь против одной их дивизии поставить своих две. А для этого нужно приучить солдата к неутомимости... Ни расстояние, ни погода не должны его пугать... В этом залог успеха...
Когда отдыхал и спал Скобелев во время этого сказочного похода - неизвестно... Силы его отряда во всяком случае были так незначительны, что помимо этих громадных переходов солдатам, останавливавшимся на ночлег, приходилось ещё окапываться...
- Чего же торопиться так? Три дня не сделали бы разницы, - спрашивали его.
- Как?.. По другую сторону Марицы, параллельно с нами, шли таборы Абдул-Керим-паши... Адрианополь являлся, таким образом, призом, который достанется быстрейшему. Явятся они раньше - засядут в адрианопольские форты, и тогда прощай надежда на скорое окончание войны!.. Тут расседлать коней некогда.
Движение это было столь быстро, что, воображавшие встретить русских только в Казанлыке, Сервер и Намык паши пришли в ужас, встречая массы беглецов по дороге.
- Где москов? - спрашивали они.
- Москов близко!..
Наконец, в шестидесяти верстах за Адрианополем Намык и Сервер, поражённые, наткнулись на аванпосты Скобелева.
- Чей отряд? - спросили у своих.
- Ак-паши!
До того это было неожиданно и так потрясло старика Намыка, что он зарыдал, откинувшись вглубь кареты... Через час к ним подъехал почётный конвой от Скобелева. Генерал принял их у себя.
- Не хотят ли паши отдохнуть и переночевать здесь? - обратился он к ним.
- Нет, нет... Ни за что!
- Почему же?
- Если мы остановимся на ночь, то вы будете уже за Адрианополем. А когда мы доедем до главной квартиры - то вы и к Стамбулу подойдёте!
И действительно, не успели паши добраться до главной квартиры, не успели выслушать условий перемирия, первым пунктом которого была сдача Адрианополя, не успели они ещё расположится на отдых, как их разбудил, кажется, полковник Орлов.
- Что такое? - всполошились те.
- Великий князь, главнокомандующий, приказал сообщить вам, что уступка Адрианополя больше уже не требуется...
- Что значит это?
- Сегодня утром Скобелев уже занял Адрианополь.
- Этого не может быть. В Эдирне, верно, уже Сулейман...
- Сулейман разбит и бежал в горы.
Скобелев торжественно вступил в Адрианополь. Массы народа высыпали ему навстречу. Цветы и венки летели под ноги его коня. Болгарки, осиротевшие после казнённых и убитых отцов, мужей и братьев, прорывались к нему, целовали ему руки и ноги, тысячи благословений слышалось кругом... У самого города генерал обратился к своим войскам:
- Я надеюсь, братцы, что вы не опозорите себя здесь самоуправством. Нас принимают как друзей, и мы должны себя держать как друзья. Не сметь ничего и никого трогать... Если найдутся между вами люди, способные красть и грабить, чему я не верю, не хочу верить, я без церемоний расстреляю их... Но я знаю, что этого не будет... Солдаты мои не способны на это!..
- Рады стараться, ваше-ство!
- Первое время вас поместят в дома, из которых, пока население не привыкнет к вам, не выходите...
И действительно, солдат первый день не видно было вовсе на улицах города.
Запертые лавки открылись, спрятанные товары появились на прилавках, торговля закипела вовсю. Население города благодарило войска за изумительный порядок, прислало солдатам всевозможных припасов. Через два дня, когда солдаты стали уже ходить по городу, их всюду принимали как друзей. В некоторых лавках отказывались принимать от них деньги. Солдаты насильно отдавали их.
- Бери, бери, нечего. Мы, брат, свои... Не говори потом, что братушко обидел тебя... У нас, брат, на это строго...
Две недели порядок в Адрианополе не нарушался вовсе... Ни одного грабежа, ни одной кражи, ни одной драки в городе... Ни разу и никто не явился с жалобой на солдат... "Нам и при турках не было так хорошо. Ещё никогда торговле и промышленности так не покровительствовали в Эдирне!" - говорили адрианопольцы. Ушёл Скобелев - город заняли другие отряды, и недавнее спокойствие сменилось совсем иным.
Это, впрочем, уже не входит в программу нашей книги...
- Спасибо, ребята, - говорил Скобелев своим полкам, оставляя Адрианополь. - От души спасибо. Вы высоко подняли честь русского солдата. Вы доказали, что мирному населению вы не враги, а друзья, что вы защита каждому, кто не идёт на вас с оружием в руках... Спасибо вам, страшным в бою и добрым на отдыхе!..
- Ну, полдела кончено! - говорил он в Адрианополе. - Мои солдаты имеют полное право гордиться этим переходом от Казанлыка сюда... И главное, знаете почему?
- Быстротою и стремительностью?
- Этого мало. При быстроте и стремительности мы не растеряли солдат. У нас не было отсталых. Скажите, пожалуйста, встречали моих солдат или струковских кавалеристов позади?..
- Нет.
- Вот оно и есть... В таком походе и отсталых не было... Пришли в Адрианополь - больных не оказалось. Вот почему я и мои солдаты можем гордиться этим эпизодом... А теперь давай Бог поскорей добраться до Константинополя!
XXXI
Адрианополь, турецкое Эдирне, до сих пор мерещится нам какою-то далёкой поэтической грёзой... Это город изящных Джамий, венчанный, словно короной, мечетью Селима с её четырьмя дивными минаретами. Это - мусульманская Москва, вторая столица султанов, полная для оттоманского народа воспоминаний о прежнем блеске и славе... Мы въезжали туда с понятным волнением. Скобелев там остановился в доме Амед-Юнус-бея - пустом, оставленном его жителями. Хозяин, известный предводитель башибузуков, один из ренегатов, бывший христианин, теперь озлобленный, ненавистный христианам турок, палач мирного населения, разумеется, не имел права рассчитывать на любезность русских. Зато дом его был идеалом восточного жилья. Не виданную до тех пор роскошь обнаруживал этот мусульманский палаццо с его переполненными тропическими растениями зимними садами, мраморными залами, поэтическими фонтанами, полными тишины и неги кельями гарема, зеркальными стенами и красивыми лестницами. Лепные и расписанные потолки смотрелись в кристальные воды внутренних бассейнов, тропические цветы, орошаемые алмазною пылью фонтанов, распространяли тонкое благоухание по широким залам... Скобелев выбрал тут самую простую комнату, в другой поместился его штаб. В Адрианополе отдыха было мало. С первого же дня делались поездки в окрестности, рекогносцировки к Чорлу и Гадем Киой. Сверх того, возня с консулами и администрацией турецкого города тоже немало отнимала времени у Михаила Дмитриевича. Тут он в первый раз и совсем неожиданно для главной квартиры обнаружил свои административные способности. Короткий период его управления Адрианополем был замечателен в полном смысле слова. Потом, начиная от последнего мусульманского бейгуша и кончая банкирами и капиталистами Эдирне, все вздыхали о нём.
- При Ак-паше было гораздо лучше. Ак-паша не давал нас в обиду...
- Скобелев справедлив. Для него нет своих или чужих... При нём никаких недоразумений не случалось.
Здесь же Скобелеву пришлось расстаться с оригинальным ординарцем из турок. В шейновском бою он спас от смерти молодого турецкого офицера.
- Куда мне деться? - спросил тот.
- Пусть едет за мной!
Тот и остался при Скобелеве. Мы много смеялись, видя, с какою важностью турок следует всюду за генералом, не оставляя его ни на шаг. Потом оказалось, что он серьёзно привязался к Михаилу Дмитриевичу. Он не отставал от него, как не отстаёт собака от господина, шёл по пятам. В Казанлыке он был всюду, где был генерал. В конце концов, он стал передавать поручения туркам, собирать всевозможные справки... Сделался совсем ординарцем.
Стали было его расспрашивать о позициях турок в шейновском бою - отвечает охотно. Сам указывает, куда лучше идти, откуда удобнее атаковать.
- Вот патриотизм!.. - злился Скобелев. - А ведь храбрый офицер был... С превосходными солдатами и такими офицерами турецкая армия уйдёт недалеко. Бросьте - не расспрашивайте его... Офицер не должен быть лазутчиком!.. А впрочем...
И Скобелев расхохотался, поймав себя на этой сентиментальности.
Тотчас же он чудесно воспользовался сведениями, сообщёнными ему турком...
- Их нельзя судить с нашей точки зрения!
Тем не менее меня интересовал этот субъект. Я через переводчика по окончании боя обратился к нему с вопросом; как он может служить врагам своего отечества.
- Потому что это Ак-паша... А Ак-паше всякий служить поставит себе за честь... Таких генералов нет... И по Корану выходит то же.
- Вот те и на... Это же каким образом?
- Коран говорит: победителю повинуйся... Нет силы высшей, как сила меча.
В Адрианополе было полное убеждение, что Турции уже не будет, что все её европейские провинции присоединяются к России. Когда Скобелев созвал к себе улемов, они ему ответили то же, что и ординарец из турок ответил мне.
- Мы обязаны повиноваться победителю! - говорили они.
- А если Адрианополь отдадим болгарам? - возразил Скобелев.
- Болгары нас не завоевали, и по Корану мы восстанем и истребим их... Нас завоевали русские силою меча, и только они имеют право быть нашими господами...
- И если они будут так же справедливы, как ты, - отозвался седой как лунь старик, - то мы благословим Аллаха, карающего нас... С русскими жить можно.
- Ничего не тронул, ни имущества нашего, ни наших жён. Когда армяне и греки вздумали было вместе с болгарами обидеть нас, воспользоваться нашим достоянием, ты вступился за турок, ты стал нам защитой... Пусть белый царь отдаст тебе в управление этот вилайет - мы ничего не хотим больше.
- Сами турки не верят, - говорил Скобелев, - что мы когда-нибудь вернём им Адрианополь... Неужели мы его не удержим за славянами... Этого не может быть...
Потом я встретил его на фортах Адрианополя. Адрианополь укреплён гениально, и если бы Сулейман, или Абдул Керим, или Вейсиль, отступая, заняли их, здесь бы выросла такая Плевна, что первая, остановившая нас на шесть месяцев, побледнела бы перед нею. Их всех - двадцать семь, и они расположены правильным фронтом вокруг города, на ружейный выстрел один от другого. Каждый полк, который двинулся бы в атаку, подвергнулся бы огню, по крайней мере, двух таких редутов. Они поразили Скобелева удивительными приспособлениями к местности... "Вот мастера-то...", "Вот гениальные инженеры!" - повторял он, осматривая их.
- Не так, как у нас!..
- Почему?
- А потому, русский инженер начнёт строить, вперёд можно звать - по книжке выстроит... Как в книжке, так и у него... А тут и форму, и расположение форта определяет не книжка, а местность.
И действительно, мы видели здесь и четырёхугольные, и овальные, и вытянувшиеся длинною волнистою линией.
Везде чистота и изящество работы было удивительное. Всюду каменные траверсы, рассчитанные так, что откуда бы ни был огонь, ни орудия, ни склады, ни люди не подверглись бы малейшей опасности... Из каждой амбразуры открывался обстрел дороги, лощины, гор. Амбразуры были прорезаны так, что полоса обстрела могла быть определяема произвольно. Насыпи башенных редутов были сделаны в совершенстве.
- Лучше нельзя... Лучше нельзя... - повторял Скобелев. - Посмотрите, у них каждый форт имеет свою физиономию. Нет рутинных утверждённых чертежей. Простор частной инициативы талантливых инженеров полный!.. Посмотрите-ка на номер пятый... Он вытянут извилиной по узкому гребню горы... С одной стороны он обстреливает Марицу и её берега, с другой - все эти оставленные и разорённые деревушки. Каждая извилина его даст новое направление огню...
- ...Как можно сдать такие позиции... - злился Скобелев. - Знаете... Досадно, что Сулейман не занял их...
- Вот-те и на...
- Вы меня не поняли... Я рад... Но инстинкты военного - совсем иное... У меня сейчас же вот явилось желание взять их боем... Какая слава!.. Взять штурмом такой редут - не то что плевненский...
И воодушевившись, он начал уже располагать войска, указывать пункты, откуда бы он начал атаку, подступы, по которым бы повёл её, овраг, который бы дал ему возможность укрыть резервы и предпринять обходные движения…
- Они воображают, что этого редута нельзя разгромить артиллерийским огнём... А я бы вон там поставил дальнобойную батарею... Отсюда бы мог подходить тихою сапой... Рылся бы, рылся... Нос к носу стал, а там - первая удобная ночь - "ура" и в штыки...
И план за планом так и посыпались у Скобелева.
Ничего, ни малейшей неровности местности, ни малейшего пригорка не упускал его зоркий, орлиный взгляд. Невозможное действительно становилось возможным и недоступное доступным.
- Верьте мне, при хороших войсках и опытных генералах и офицерах нет неприступных крепостей... Гибралтар можно взять, не то что эти форты... Разумеется, если уверить себя, что этого вот нельзя - так и ум утратит силу... Прежде всего нужно иметь дерзость при знаниях и таланте, а остальное всё приложится... Расчёт и дерзость. Массу войска, превосходное вооружение, чудесную артиллерию... Вон, видите, лощина...
- Вижу.
- Вот этой лощиной я бы в тыл к ним пробрался и стал хозяйничать... Ещё раз повторяю: нет неприступных позиций... Решительно нет. Бывают позиции, которые требуют слишком много жертв, так что овчинка не будет стоить выделки. Это верно. Но если уже говорить о принципе, так всякую позицию взять можно... При современном состоянии вооружения Измаил был совсем неприступен, а расчесал же Суворов турок и взял крепость!
XXXII
Из Адрианополя Скобелев двинулся на Чатальджу.
- Если это этап, днёвка, я готов помириться, но если после придётся остановиться, не дойдя до Византии, то готов извериться во всём. Посмотрите, что это за чудная страна! Со времён Олега русские стремились сюда... Неужели же мы остановимся у цели?
И действительно, чудную страну проходили мы.
Стоял ещё январь, а уже безоблачные голубые небеса благоговейною тишиной веяли на ещё не проснувшуюся землю.
Сады и рощи стояли безлистные, но в воздухе уже изредка проносился тонкий аромат каких-то ранних цветов... Города и сёла поражали нас художественною пестротою. Тонкие минареты стройно рисовались в прозрачном воздухе, арки мечетей красиво изгибались над прохладными входами, за которыми густился загадочный мрак, едва-едва озаряемый маленькими лампочками турецких мечетей. Плоские кровли казались ступеньками каких-то чудовищных лестниц, разбегавшихся во все стороны. Ветер нёс навстречу тёплые волны иного, не нашего воздуха, нежного, ласкающего. По ночам откуда-то доносилась нервная, печальная, вздрагивающая песня мусульманского юга, и из-под низко опущенных покрывал порою женщины метали на нас то полные ненависти, то сверкавшие любопытством взгляды... Зелёные чалмы и халаты мулл, красные куртки албанцев, пёстрые накидки молодёжи - всё это сливалось в какой-то яркий, красивый калейдоскоп... По вечерам, когда утихал гомон многоязычной толпы, издали доносилось меланхолическое роптание фонтанов... Кристальные струи, выбегая из желобов, проделанных в мраморных, золотою вязью покрытых досках, падали в такие же мраморные водоёмы. В одном месте, по пути, Скобелеву прислали букет неведомо как собранных цветов... Ещё не пришла их пора, и таких в окрестностях не было.
- Откуда это?
- Благодарность... От турецких женщин...
- От каких турецких женщин? - изумился он.
- От женщин Казанлыка, Ески-Загры и Адрианополя... За то, что честь их не была нарушена, за то, что неприкосновенность гаремов свято соблюдалась вашими войсками.
"Совершенно напрасно, русские ведь с женщинами не воюют!.."
Скобелев, далеко не равнодушный к прелестям природы, восхищался этими местами по-своему.
- Какие позиции! - восклицал он. - Вот где Турция должна была бы защищать свою неприкосновенность. Первая линия защиты - Дунай, вторая - Балканы, третья - малые Балканы и четвёртая - здесь... Если бы у них было так организовано, долго ещё война бы не кончилась...
По пути он вёл упорные споры с окружающими по совершенно отвлечённым вопросам, скакал в карьер и злился на возможность того, что дальше Чатальджи мы не двинемся.
Только что приехав в Чатальджу и получив приказание не двигаться дальше, он ночью с одним ординарцем отправился тайком на нейтральную полосу. Произвёл рекогносцировку гадем-киойских позиций и всей местности, так что не удайся перемирие, найди турки войска, чтобы поставить их здесь, - Скобелев уже имел понятие о том, как отбить эти позиции, как вести атаку на них... В то самое время, когда, глубоко веруя в ненужность дальнейших военных действий, все успокоились, полковник Гродеков вместе с генералом сняли планы этой линии и изучили все её детали...
После Адрианополя я уже мог любоваться только на Константинополь... На остальное не хотелось и смотреть. В памяти вставала всё время чудная картина Эдирне, только каким я его видел в последнюю минуту, когда только что поднявшееся солнце облило розовым заревом своим мраморные мечети этой мусульманской Москвы... Точно окрашенные румянцем крови, висели над городом четыре грациозные минарета Селима... Вспоминались и серые силуэты башен Эски-Серая и развалины римской крепости... Тянуло опять назад...
Чатальджа в трёх верстах от станции железной дороги. Отряд весь расположился кругом, в самом городе, дома тотчас же переполнились массою офицеров, штабов, канцелярий... Не прошло нескольких дней, предприимчивые греки и левантинцы открыли здесь бесчисленные кафе, ещё немного погодя - чуть не в каждой улочке закрасовались рестораны, а ещё спустя немного из Царьграда налетела сюда международная саранча - девицы лёгкого поведения, немки, француженки, итальянки, армянки, гречанки... Войска, натерпевшиеся от невольного поста в Болгарии и на Балканах, стали отводить душу вовсю. Червонцы тратились щедрою рукою, вино лилось повсюду, от генерала до прапорщика - всем жилось весело... Как вдруг, словно гром грянул над отрядом, разнеслась весть о перемирии.
- Неужели мы не займём Константинополя!.. - взволновался Скобелев.
Ему говорили о возможности коалиции... Он повторял своё.
- Смелому счастье служит... Мы не можем отступать. Это вопрос нашей народной чести... Мы не можем опустить своего знамени; мы можем подписать самый великодушный мир (хотя великодушия я не понимаю), но подписать его в Византии!.. Не иначе. Это удовлетворение должно быть дано войскам. Следует занять Галлиполи, и ни одно английское судно не прорвётся в Босфор... Теперь или никогда... Прав тот, кто владеет!.. Европа не подымется. Она вся уйдёт на брюзжание и дипломатические угрозы.
- А если?
- А если... Вернее, что она только отхватит себе тоже клочок медвежьего ушка...