Присутствие Молл доставляло ей удовольствие. Никто не знал, сколько ей лет, этого не знала и сама Молл. Ее чистая кожа шоколадного цвета была гладкой, красочно контрастировала с ее седыми волосами. Она была неутомима в работе, постоянно напевая церковные мелодии. Она знала десятки таких мелодий, но не помнила ни одной полной строки песен. Молл была неисчерпаемым источником информации, поскольку она, как и Рейчэл, прошла обучение у миссис Донельсон. Теперь Рейчэл пришлось впервые выполнять обязанности хозяйки плантации. От нее порой ускользали некоторые мелкие детали: рецепт изготовления красной краски; момент, когда щелок становится достаточно крепким для варки мыла; надлежащее сочетание древесины и температуры при копчении мяса; как изготавливать свечи из лаврового дерева, которые горят медленнее и ароматизируют воздух.
С каждым днем она все больше любила Эндрю, ей не верилось, что могут появиться еще более глубокие чувства в радости любить и быть любимой. И все же каждый следующий день был несравненно более насыщенным, делая любовь еще более полной и возвышенной: ведь каждое новое утро обещало еще один день чудесных воспоминаний, питавших новые чувства.
Эндрю и Джон Овертон вернулись из осенней поездки на выездные сессии судов в полдень в конце декабря, когда слой выпавшего снега поднялся до порога. Они веселились, разгружая навьюченных лошадей.
- Мне, видимо, придется открыть лавку, - сказал Эндрю. - Посмотри, что мы привезли: мешки с солью, ботала для коров, топоры, головки сахара, упряжь, седла, кукурузную муку, шкуры медведя и бобров, пчелиный воск, копченую свинину и оленину, два ружья с рожками, полными пороха, свинец для пуль и рулон яркого ситца для Молл. Мне заплатили также одной коровой, двумя лошадьми, пятью свиньями и восьмью овцами. Я сохранил лошадей, а коров и овец обменял на земельные участки.
Однако самым важным подарком оказалась брошь из жемчуга для нее, привезенная в знак возвращения домой. В этот вечер Рейчэл нарядилась к обеду, расчесала волосы и уложила их в высокую прическу. Она надела красное шерстяное платье с длинными рукавами, воротник платья красиво обрамлял ее загоревшую шею, а глубокий вырез обеспечил прекрасный фон для новой брошки и серебряной цепочки. Эндрю сказал ей, что она прекрасна. Во время обеда они держались за руки, спрятанные под столом.
- Когда я вижу вас вдвоем, - сказал Джон, - мне немножко горько, что я все еще холостяк.
- Но, Джон, почему ты должен оставаться холостяком? В Кумберленде много красивых девушек, ищущих мужа.
Джон поднял руки к лицу, как бы защищаясь. Через минуту он сказал без всяких эмоций, словно говорил о каком-то правовом вопросе:
- Какая женщина могла бы полюбить меня, Рейчэл, такого невзрачного?
Она встала и положила свою руку на его плечо.
- Джон Овертон, как вы можете быть столь добрым к другим и таким жестоким к себе? Однажды какая-нибудь женщина посмотрит в ваши мягкие, симпатичные глаза и решит, что вы прекрасны…
Джон и Эндрю удивленно посмотрели друг на друга, а затем рассмеялись от всей души.
- Ох, Рейчэл, даже моя мама не думала, что я прекрасен…
- Ну, я также некрасив, - сказал продолжавший смеяться Эндрю, - у меня, как у лошади, длинное лицо.
- О, Эндрю, прекрати. Наши лица такие, какими их создал Господь Бог. Женщина любит человека не за количество волос на его голове или за форму носа. Она любит мужчину за его внутренние качества: силу или, быть может… честность.
Юридическая практика Эндрю Джэксона и Джона Овертона расширялась так быстро, что к апрельской сессии суда 1793 года в Нашвилле накопилось сто пятьдесят пять дел. Эндрю получил семьдесят два, а на долю Джона выпала значительная часть оставшихся.
- Рейчэл, почему бы нам не соорудить гостевую хижину для Джона? Мы могли бы оборудовать ее как вторую контору с соответствующим набором справочников о законах, и я смог бы чаще оставаться дома.
- Хорошо. Я построю ее весной, в твое отсутствие.
Рейчэл и семейство Донельсон немедленно приступили к работе по сколачиванию рамы кровати, стола и стульев. Рейчэл внесла и свой вклад. Она соткала покрывало для кровати из окрашенной индиго туго пряденной шерсти со сложным рисунком, известным под именем фантазии холостяка. Она попросила брата Сэмюэля остаться в ее доме на два месяца, пока мужчины будут в отъезде. Сэмюэл тотчас же согласился:
- Прекрасная возможность для меня. Все книги по юриспруденции будут в моем распоряжении.
Через неделю после отъезда Эндрю начались набеги индейцев, такие интенсивные, каких не помнила Рейчэл. Сын полковника Бледсоу и его друг были убиты на противоположном берегу реки, у Нашвилла, а 17 февраля подвергся обстрелу другой сын Бледсоу, которого индейцы преследовали вплоть до его блокгауза. Пять дней спустя были сняты скальпы у двух сыновей полковника Саундерса. Через два дня брат Роберта капитан Сэмюэл Хейс был убит около входной двери нового дома Джона Донельсона. Генерал Робертсон приказал, чтобы каждый дом, каждое укрепление и каждая группа людей, работающих на расчистке земли, были день и ночь начеку.
Перед Рейчэл встала дилемма: или переехать в дом матери и оставить своих работников на милость индейцев, или забрать негров с собой, но тогда индейцы сожгут всю плантацию дотла.
- Я не хочу, чтобы мой муж приехал домой на пепелище, - заявила Рейчэл.
- Конечно, - сказал Сэмюэл, - но ты не можешь допустить и того, чтобы он приехал к оскальпированной жене. Может быть, мать даст нам Александра и Левена в качестве ночных стражей.
Эндрю и Джон вернулись домой 9 апреля, в тот день был убит работавший в поле полковник Исаак Бледсоу. Увидев Рейчэл живой и здоровой, Эндрю дал волю своим чувствам в яростных обвинениях всех индейцев. Когда наконец он замолк, Джон сказал сухо, юридическим тоном:
- Разумеется, ты признаешь, что и у индейцев есть претензии к нам?
- Конечно, претензии на бочонок виски от англичан и на ящик ружей от испанцев.
Джон возразил:
- Каламбуром не отделаешься, - и добавил: - Как бы плохо ни вели себя племена крик и чироки, они не могут поставить нам свечку. История нашей страны рассказывает о том, как белый человек углублялся в земли индейцев, как истреблял их дичь, как рубил леса и распахивал поля. Мы подкупали индейцев, растлевали их и нарушали практически все соглашения.
Рейчэл почувствовала, что у Эндрю ком подступил к горлу. Он вскочил со стула и закричал:
- Боже мой, Джон, не позволю, чтобы ты защищал индейцев в моем доме! Более того, мне известно, что федеральное правительство выразило пожелание, чтобы в этом году каждый американец отпраздновал 4 июля. Чему же будет посвящен этот праздник?
- Независимости, - ответил Джон, - тому, за что ты получил шрам, помнишь?
- Какая независимость? - воинственно кричал Эндрю. - Разве мы участвуем в голосовании? Разве мы представлены в конгрессе? Разве правительство построило для нас дороги, наладило почтовую службу или обеспечило войсками, чтобы охранять границу?
В этом был весь характер Эндрю, о чем она уже слышала. Она подошла к Эндрю, положила свою руку на его. Он на мгновение посмотрел на нее, а затем тяжело опустился на стул, потирая тыльной стороной руки свои глаза.
- Я думаю, что это хорошая мысль, - сказала Рейчэл. - Мы можем устроить здесь большой прием. Я сама никогда не устраивала приемов. К тому же самое время отметить вторую годовщину нашей свадьбы. Мы можем дать обед на открытом воздухе 4 июля, а потом, если кто-то не хочет праздновать этот день по политическим мотивам, отметить наш юбилей.
Более сотни взрослых и бессчетное количество детей явились на их прием по случаю 4 июля. Утро выдалось прохладное, и они отправились в лес собирать ягоды, а когда солнце раскалило воздух, молодежь принялась плескаться в реке. На гладкой площадке под тенью дуба мужчины оживленно спорили, подливая холодную родниковую воду в виски. Другая группа мужчин отправилась в загон, где устроили скачки на солидное денежное пари. На северной, тенистой стороне дома три скрипача во главе с Джеймсом Гамблом без устали играли для танцующих.
Рейчэл переходила от группы к группе, чтобы убедиться, что каждый доволен едой, напитками, компанией и развлечениями. Время от времени она шла посмотреть на Эндрю, чтобы обменяться улыбкой и парой слов о том, как чувствуют себя гости. Джон Рейнс уселся под тенью навеса над дверью и собрал вокруг себя слушателей. В прошлом году он вырастил хороший урожай табака, построил плоскодонку и отвез свой груз в Новый Орлеан, где цены на табак были высокими. Однако испанцы конфисковали не только его табак, но и бревна, из которых он соорудил лодку, и ему пришлось добираться с пустыми руками пешком по Тропе Натчез.
- Иногда мне приходит на ум: зачем мы остаемся здесь вообще, друзья? Конечно, эти деятели из Новой Англии в напудренных париках не хотят, чтобы мы стали частью Соединенных Штатов. Наше правительство отдало Миссисипи под контроль испанцев.
Оглядевшись вокруг, Рейчэл отметила про себя, что почти каждый из присутствующих мужчин сражался против англичан. Эндрю обратился к ним со словами:
- Наш конгресс утверждает, что мы слишком молоды и слишком слабы, чтобы ссориться с испанцами, и что устье Миссисипи не так важно, поэтому он отдал Испании контроль над навигацией по Миссисипи на двадцать лет. Англичане все еще оккупируют форты на северо-западе - Детройт и Мауми, которые они обещали десять лет назад освободить. Но выдворило ли их наше правительство? Нет, мы ведь слишком молоды и слишком слабы. Мы видим, как англичане подстрекают индейцев против поселенцев и направляют их на тропу войны против нас. Мы намерены вести войну за независимость вновь и вновь, но в следующий раз, Боже мой, мы не отступим.
Джон Овертон вздохнул, затем сказал:
- Ну, Эндрю, ребенок должен поползать, прежде чем встать на ноги. Если бы Испания начала войну с нами из-за Луизианы, то наше правительство пало бы. Потребуются годы, чтобы мы стали достаточно сильными и прогнали англичан из северных фортов. Мы не можем рисковать ссорой с каждой нацией, готовой подраться с нами.
- Неудивительно, что все презирают нас, - проворчал Эндрю.
Когда жгучее июльское солнце зашло за западную линию горизонта, гости начали собираться домой.
- Удалась ли моя вечеринка? - спросила Рейчэл, когда они остались вдвоем. - Люди так раздражаются, когда их вовлекают в политику.
Эндрю был удивлен:
- Почему, дорогая, все чудесно провели время! Политические споры по сути дела одно из блюд.
Рейчэл вопросительно посмотрела на мужа. Может быть, так и есть, но ей нравилось другое: нравилось, когда ее называли миссис Джэксон, мэм; нравилось, когда называли по имени, для нее оно имело солидность, выражало отношение гостей к браку с Джэксоном, к джэксоновской любви, к джэксоновскому дому.
/4/
Был скучный серый день, тучи висели низко, словно бревенчатый потолок над головой, как вдруг она услышала тяжелый стук копыт. Возможно ли это, но по рыси лошади она узнала, что не все благополучно со всадником. Одна тревожная мысль сменяла другую: он заболел, ранен, неудача в суде… Последние два месяца с момента его отъезда были тяжелыми: девять детишек Катерины, съевшие несвежее мясо, серьезно захворали, и Рейчэл провела с ними две недели, пока не поставила их на ноги. Ее сестра Мэри слегла с невралгией, и Рейчэл пришлось взять в свои руки управление ее выводком из двенадцати человек. Всего два дня назад поместье Джейн подверглось нападению индейцев, и два охранника были убиты. И теперь Эндрю…
Она медленно встала со стула, открыла дверь и вышла во двор. Один внимательный взгляд на лицо мужа, и она инстинктивно почувствовала что-то неладное, касающееся их - Рейчэл и Эндрю Джэксон. Он спрыгнул с лошади не улыбаясь, не сказал ей ни слова и не поцеловал, лишь прикоснулся своей щекой к ее щеке, спрятав глаза. Его щетина поцарапала ей кожу; когда она повернула лицо так, чтобы прикоснуться своими губами к его губам, она почувствовала твердость его губ, не желавших поцелуя.
Они прошли в дом. Большая комната выглядела уютно, в камине потрескивали дрова, настенные лампы горели в честь его приезда. Он плюхнулся в кресло около камина, а она пошла мимо большой дымовой трубы в кухню и быстро вернулась с чашкой горячего кофе. Когда он выпил почти все содержимое чашки и его щеки покраснели, она села у его ног.
- Что за неприятности, мой дорогой?
Он уставился на нее на минуту совершенно безучастно, словно случившееся с ним было кошмаром на дороге и никак не связано с их домом, где ярко пылал камин и лампы освещали комнату. Он пытался найти слова, обрести дыхание, набрать силы.
- …Это… что ты можешь ожидать, - Робардс.
- Льюис? Но каким образом?
- Он… сделал что-то.
- Но что он мог сделать? Мы в безопасности, мы женаты…
Она внезапно умолкла, ее тело стало деревянным. Возможно ли это?.. Эндрю покачал головой? Или же как-то странно моргнул, или проглотил комок в горле?
- Эндрю, ты что пытаешься сказать, что мы не?..
- Нет, нет!
Он встал с кресла и опустился на колени перед ней, его длинные руки страстно обхватили ее, неподвижно сидевшую на жестком коврике.
- Мы женаты. Мы всегда были женаты. Мы всегда будем.
Хриплым голосом она сказала:
- Льюис пытается чинить неприятности? Он оспаривает нашу свадьбу в Натчезе?..
- Нет.
- …Все говорят, что она была законной, единственный способ для нас сочетаться браком имелся только там.
- Не то. Как хотелось бы, чтобы было так.
Он поднялся, неуклюже, как слепой, прошелся по комнате, затем вернулся к ней. Слова хлынули потоком:
- Он только сейчас начинает судебное дело о разводе! Сообщение, что он получил развод от законодательного собрания Виргинии, было неправильным. Собрание отказало ему в обращении. Когда я ехал по Тропе, чтобы привезти тебе эту новость в июле 1791 года, и мы поженились…
Она откинулась назад, глядя на него полными страха глазами:
- Я все еще замужем за Льюисом Робардсом?
У нее закружилась голова. Эндрю поймал ее, его пальцы впились в ее плечо.
- Я убью каждого, кто осмелится задать вопрос…
Она не разбирала его слов, до нее доходил лишь тон его голоса. Она подумала: "Наконец-то Льюис Робардс добился своего. Он сделал меня прелюбодейкой".
Когда она вошла в столовую Донельсонов и увидела все семейство на своих ритуальных местах за длинным столом, в ее сознании запечатлелось выражение каждого лица: еще один кризис в семействе Донельсон.
Во главе стола сидела мать, выражение ее лица как бы говорило: мне это причинило боль, но я все еще думаю, что Эндрю Джэксон стоит любой цены. Место отца занимал Джонни, его взгляд говорил о том, что в данный момент он скорее обеспокоен ущербом, нанесенным имени Донельсонов, чем тем, что может произойти с браком Джэксона. Напротив сидел Александр, не питавший интереса к женщинам, к любви или браку, выражение его лица вопрошало: чего вы можете ожидать, если у вас хватило глупости жениться? На втором месте восседал осторожный Уильям, огорченный свалившимися на его сестру неприятностями, но помнивший о том, что он советовал ей оставаться с Льюисом Робардсом. Рядом с Уильямом был Сэмюэл, его обычно гладкое лицо было покрыто пятнами, а мягкие карие глаза сверкали гневом. Он был точным ее портретом, если бы она взглянула на себя в зеркало.
Обычно ее место было рядом с местом Сэмюэля. Она села в кресло. Рядом с ней расположился Эндрю. Посмотрев через стол, она заметила, что рядом с Александром сидит Джейн, которая даже сейчас вспоминает с отвращением сцену, устроенную Льюисом в доме Хейсов. Рядом с Джейн был Стокли, бывший юрист, усердно старающийся разобраться в юридических последствиях дела, причиняющего страдания сестре. Осматривая свою сторону стола, она увидела, как полковник Роберт Хейс протянул руку и пожал в знак поддержки руку Эндрю. Это был самый блестящий человек за столом, по-настоящему хороший и внимательный, боец, второе лицо в командовании милицией под началом генерала Робертсона и в то же время человек такого высокого достоинства, что не стал бы оправдывать кого-либо, нарушившего его нормы. Рядом с Робертом Хейсом находился ее брат Северн со впавшими щеками, который редко являлся на семейные совещания, а напротив него - Левен, не обладавший ни опытом, ни осознанием ответственности. Его озадаченный взгляд как бы спрашивал: из-за чего вы все так расстроены? В конце стола на ее стороне сидели два зятя: муж Мэри Джон Кэффрей и муж Катерины Томас Хатчингс. Они сочувственно кивали ей, но выражение их лиц давало понять: это дело Донельсонов, мы рады сделать что-то, как-то помочь, но пока помолчим. В конце стола, напротив матери и Джонни, находились две ее сестры - Мэри и Катерина. Мэри, еще больше располневшая и довольная приездом дюжины ее детей, и Катерина, ставшая еще более жилистой, сидели молча на совете Донельсонов.
Рейчэл чувствовала, что кого-то не хватает, хотя все ее братья и сестры, а также их жены и мужья были на месте. Затем открылась дверь и вошел Джон Овертон, с полей его шляпы стекала вода. Он снял промокшие сапоги и сел рядом с Левеном. Теперь все были в сборе, можно было начать совет.
Первым заговорил Стокли:
- Во имя всего святого, Эндрю, что случилось? Мы не можем себе представить.
Эндрю кивнул в сторону Джона Овертона:
- Думаю, пусть расскажет Джон. Он первый узнал об этом.
Глаза всех собравшихся за длинным столом устремились на Овертона. Когда он начал говорить, то казалось, будто он кладет слово за словом в чашу посреди стола, а остальные могут выбирать их по своему вкусу.
- Когда я и Эндрю поехали в Джонсборо, я узнал, что вопрос о разводе должен был слушаться в суде четвертой сессии Харродсбурга.
Все спокойно сидели. Затем Стокли спросил:
- Каково положение дел с разводом, дарованным законодательным собранием Виргинии?
Джон Овертон посмотрел на Эндрю. Тот кивнул Джону, сделав знак, чтобы он продолжал.
- Мы были неправильно информированы. Законодательное собрание отклонило петицию Робардса о разводе. То, что они приняли, называется разрешением, позволявшим Робардсу обратиться по своему делу к судье и жюри.
- Но он не сделал этого в то время? - сурово спросила миссис Донельсон.
- Нет, он ждал до апреля этого года. Суд не стал слушать его дело и отложил до нынешнего сентября.
Роберт Хейс наклонился над столом, сложив руки и выдвинув их вперед. Его дисциплинированный ум требовал выяснения сути дела.
- Как мы могли поверить, что развод состоялся весной 1791 года? Кто распространил это сообщение?
- Я слышал такое сообщение из трех-четырех источников, - сказал Джонни, - от людей, приехавших из Харродсбурга и Ричмонда.
- Мы приняли слухи за правду, - горько ответил Эндрю.
- В сообщении было больше сути, чем в слухах, Эндрю, - сказал Овертон. - Когда ты был в Натчезе, я несколько дней находился в семье Робардс. В этой семье считали, что Льюис и Рейчэл развелись. Миссис Робардс сказала мне, что счастлива по поводу освобождения Рейчэл.
Это были первые слова, которые Рейчэл полностью расслышала. Она взглянула на Джона, моргнув ресницами, словно ожидая дополнительных разъяснений.
- Миссис Робардс сказала, что мы разведены?
- Да, это сказала и ее дочь, жена Джека Джуитта.
- Они не стали бы… искажать, - глухо сказала Рейчэл. - Они всегда хорошо ко мне относились.