Она заметила, что у ягненка при рождении видны лишь нижние зубы, а его глаза - голубоватого цвета под почти закрытыми веками.
- Рано или поздно ты будешь получать столько же денег за свою юридическую практику.
Он нетерпеливо заерзал в кресле, поменяв положение ног, обутых в сапоги:
- Дело не в том, что мне надоело заниматься правом, но мне кажется, что все судебные дела на один манер: спорные права на землю, споры относительно продажи товаров, кто начал ссору, а кто кончил ее. Я никогда не скрывал от тебя, что для меня право было лишь средством…
Из кухни торопливо вышла Молл в сером хлопчатобумажном платье и черном фартуке; ей хотелось узнать, как чувствует себя ягненок. Эндрю подошел к окну, любуясь падающим снегом. Его рыжие волосы блестели, отражая свет камина. Было около четырех часов дня, а за окном уже сгустилась мгла.
- Я все подсчитал. Джон и я имеем вместе около пятидесяти тысяч акров, на мое имя записано около тридцати тысяч. Их цена - десять центов за акр. В Филадельфии я смогу получить за акр примерно доллар. Поездка займет до двух месяцев. На полпути есть дешевая хижина, я могу купить ее за полцены. Две-три поездки в Филадельфию, и потом мы сможем открыть лавки в долине Кумберленда и торговые отделения в Натчезе и Новом Орлеане.
Он шагал по главной комнате взад и вперед, из трубки вылетали россыпи искр, способных пробудить ягненка к жизни.
- Но как же быть с делами, которые ты ведешь, и с работой прокурора?
- Джон завершит дела во время объезда, Сэм в состоянии вести всю переписку в конторе. Что же касается прокурорства, то, ты знаешь, суд не платил мне пять лет, еще с тех пор, как мы стали территорией. Полагаю, что я могу стать должником на одну четверть сессии…
"Странный человек, - подумала она, - у него жажда к приобретению земли, и вместе с тем он может работать пять долгих лет, не получая за это ни цента и храня при этом молчание".
- Это дело нескольких лет, Рейчэл, после этого мы можем стать владельцами большой плантации, о которой я всегда мечтал. Я хочу иметь для тебя самое лучшее в Кумберленде… самое лучшее во всем мире. Тогда мы окажемся на самой вершине. Никто не сможет взобраться выше и напасть на нас.
Она наклонила голову, и ее подбородок коснулся мягкой шерсти на голове ягненка. В течение года с того момента, как они повторно сочетались браком, Рейчэл понимала, что он загорелся решимостью обладать… богатством, властью. "Чем выше он взбирается, - думала она, - тем прочнее ему кажется его положение". Для нее же самой требовалось уединение, ибо ей было важно жить, не попадая в фокус чужих глаз, не становясь объектом подслушивания и притчей во языцех. Она хотела не то чтобы замкнуться, а чтобы никто не врывался в ее мир без ее согласия. Это желание было намного сильнее, чем тяга к пище, воде, сну и даже смеху.
Они были счастливы в Поплар-Гроув, пока… не пришли те известия из Харродсбурга. В течение первых двух лет Эндрю был доволен: земля хорошо плодоносила, они жили в достатке за счет того, что она давала, во всяком случае не лучше и не хуже, чем двадцать соседей в округе. Люди все еще называли их участок поместьем Джона Донельсона, и это давало дополнительную защиту от сплетен… а тем временем люди забудут, она и Эндрю упрочат свое положение. Однако то, что создавало ей уют и защиту, раздражало Эндрю и становилось все более неприемлемым для него. "Странно, - думала она, - но необходимость пройти вторую церемонию не повлияла ни на кого, кроме Эндрю и меня. Мысль об этом будет все время возбуждать его. Если я буду стараться поступать так, чтобы он казался неприметным, какой хотела бы быть я, это убьет его".
Она подняла голову. Ее голос звучал звонко.
- Уверена, дело с лавкой пойдет успешно, Эндрю; я буду тебе всячески помогать.
Она почувствовала слабое движение у себя на груди. Ягненок поднял голову, задергал тонкими ножками.
- Посмотри, дорогой, у него открылись глаза.
Ягненок проблеял, и его тельце затряслось.
- Теперь, дорогая, ты можешь поставить его на ноги, - сказал Эндрю. - Он хочет бегать.
Она осторожно опустила ягненка на пол около своей юбки. Некоторое время он стоял неуверенно, покачиваясь на слабых ножках, огляделся вокруг и отпрянул в испуге от огня. Потом побежал в другой конец хижины и снова к ногам Рейчэл.
/2/
Рейчэл редко покидала Поплар-Гроув, и то лишь для коротких поездок в Нашвилл. У нее развилось шестое чувство, и с первого взгляда она могла сказать, занимает ли мысли людей ее история настолько сильно, что это видно по их глазам. Ее страшили косые взгляды, глухие пересуды, пересказы случившегося и всякое иное вмешательство в ее личную жизнь. Она избегала встреч с незнакомыми, даже если это происходило дома у ее сестер и она знала, что эти люди были друзьями семьи. Она утеряла способность уверенно смотреть в глаза другим, даже при малейшем намеке на любопытство или сомнение она отводила взор со смущением и болью. Чувство полной безопасности появлялось у нее лишь дома, на своем участке. Она с радостью принимала гостей у себя, ибо понимала: тот, кто способен отважиться на длительную поездку, не может не быть другом без камня за пазухой, радушным и искренним. Ведь только доброжелательные люди готовы сесть за ваш стол, верно?
Ей нужно было сохранять спокойствие, несмотря на то что от Эндрю приходили огорчительные известия. Из-за депрессии, охватившей Восток, договоренности, согласованные перепиской, сорвались ко времени приезда Эндрю в Филадельфию. Он был вынужден снизить цену за акр земли с одного доллара до двадцати центов, и тем не менее покупателей не было. К концу третьей недели разочарований он писал:
"Трудности, каких я ранее не испытывал, поставили меня в самое скверное положение, в каком может оказаться человек. Я не займусь таким бизнесом вновь ни за какие деньги…"
Сэмюэл и Джон Овертон часто наведывались в Поплар-Гроув к ней на ужин. Недавно Джон переехал в собственную хижину, которую он назвал Травелерс-Рест (Отдых путешественника), находившуюся в пяти милях к югу от Нашвилла. Он прочитал письмо Эндрю без очков, потом надел очки, чтобы лучше увидеть то, над чем следует подумать.
- Я говорил ему, что мы должны придерживать нашу землю и продавать ее участок за участком новым поселенцам, - сказал Джон. - Но он так торопился поехать в Филадельфию…
В отсутствие мужа она жила в подвешенном состоянии, стараясь заполнить каждый час бесконечными заботами: занималась шитьем детского белья для нового потомства, которого ждали Джонни и Мэри, вязанием зимних носков из грубой шерсти, шитьем одежды для себя на случай выездов на лошади и тонкой льняной рубашки для Эндрю, отделанной плиссировкой на груди… она берегла свои чувства до его возвращения. Экспедиция Никаджака отогнала враждебные индейские племена, и впервые после приезда в Кумберленд она могла обходить поля, не опасаясь нападения, могла сажать розы и овощи за домом. Ее любимец - ягненок всегда был около нее. В первый солнечный день апреля она приказала рабам вспахать и засеять поле. Перешагивая через борозды в своих высоких сапожках и тяжелой юбке из грубой хлопчатобумажной ткани, она следила за их работой. Широкая шляпа защищала ее лицо от жгучих лучей жаркого солнца. К середине мая в бороздах проклюнулись молодые поросли, а овцы, коровы и лошади дали новый приплод. Урожай обещал быть хорошим, живности было вполне достаточно, чтобы сделать запасы мяса, сала, шерсти и кожи. Она чувствовала себя помолодевшей, полной жизненных сил и готовой стать матерью: по ночам ее лоно жаждало мужа и ребенка, которого она хотела бы выносить.
Она ожидала, что Эндрю приедет недовольный и расстроенный. Но то, каким она его увидела, выходя из хлева в жаркий, обжигающий июньский день, превзошло все самые неприятные предположения. Он сидел понурый в седле на лошади, остановившейся перед хижиной. Это был совсем другой человек, а не тот, что уехал три с половиной месяца назад, полный надежд. Его глаза ввалились в глазницы, щеки впали и посерели, измятая коричневая одежда висела на исхудавшем теле, как на огородном чучеле.
Рейчэл отвела его в дом, позаботилась, чтобы он как следует вымылся горячей водой с мылом, затем натянула на него чистую белую льняную ночную рубаху и уложила в постель. Эндрю немного поел, пожал ей руку, а затем провалился от усталости в сон. Она закрыла ставни медвежьей шкурой, надежно защищавшей от солнечного света, и тихо затворила дверь.
Когда он проснулся, он тотчас же позвал ее.
- Сейчас я сильнее тебя, - решительно ответила она. Рейчэл стояла, уперев руки в бока, на ней был запачканный соком ягод фартук, ее карие глаза светились счастьем, что он наконец дома. - Тебе придется побыть в постели несколько дней.
Когда они совершили вдвоем первую прогулку по полям к реке, Эндрю был доволен увиденным:
- Ты великолепная хозяйка, дорогая, ты сделала работу лучше меня.
Они спустились к воде. Рейчэл сняла мокасины и побродила вдоль берега, подняв юбку выше колен. Эндрю поймал пескаря и рассказал, что произошло в Филадельфии. Он собирался уже покинуть город, не продав ни клочка земли, и, следовательно, без товаров для лавки, которую хотел открыть. И тут накануне поражения ему удалось продать участки бывшему нашвиллскому адвокату Дэвиду Аллисону, приехавшему на Восток и разбогатевшему на перепродаже западных земель.
- Единственное осложнение заключалось в том, что я должен был получить личную расписку у Аллисона. Мы пошли в компанию Микера и Кохрана, где я приобрел товаров на четыре тысячи восемьсот долларов, потом Аллисон повел меня в фирму Эванса и компании, где мне продали товаров на тысячу шестьсот долларов в счет того, что был должен мне Аллисон.
Самое большое его возбуждение, как оказалось, было связано с тем, что на пути из Филадельфии он набрал пачку книг - произведения графа Мориса де Сакса "Мемуары о военном искусстве", Фредерика Уильяма фон Штейбена "Правила порядка и дисциплины войск Соединенных Штатов" и книгу Вергетиуса "О короле войны", считавшуюся своего рода военной библией.
- Между прочим, любимая, я не говорил тебе, - сказал он вполголоса, - что намерен стать генерал-майором нашей милиции.
Она откинула назад голову, рассмеялась от всей души, вытащила заколки из своих темных волос, рассыпавшихся по ее плечам. Она обняла его за шею и, притянув к себе, поцеловала.
- Что? Твой смех - неверие?
- Нет, генерал Джэксон, это выражение радости. Теперь я знаю, что тебе вновь хорошо.
/3/
4 июля до наступления жары они проехали верхом до старой бревенчатой хижины, которую Эндрю купил как помещение для лавки. Внутри было сумрачно, крохотные оконца едва пропускали свет, стены были закопчены, повсюду висела паутина, все было покрыто пылью и пеплом. Стены были забрызганы салом, стекавшим со свечей.
Рейчэл скорчила гримасу:
- Я приглашу сегодня в полдень Джорджа с ведром щелока, а также попрошу прорезать более широкие окна. Кстати, кто будет продавать твои товары? Разумеется, ты не собираешься стоять за этим прилавком?
- Для меня нет проблемы. Мне нравится, когда товар и деньги меняют владельцев. Но я должен в сентябре поехать на окружную сессию суда, и, если, по подсчетам губернатора Блаунта, население превысит шестьдесят тысяч, мы проведем конституционный конвент и преобразуемся в штат.
Она услышала нотку желания в его голосе.
- Видимо, мы думаем получить голоса шестидесяти тысяч человек? И даже, очевидно, больше, если есть желание участвовать в съезде. Я не знала, что у тебя появился интерес к политике.
- Отвечая на ваши вопросы, мадам, в обратной последовательности, скажу: утверждение независимого статуса этой территории - вовсе не политика, мы должны стать штатом, чтобы получить представительство в конгрессе. Если бы вы видели набобов в Филадельфии в шелковых зеленых бриджах и напудренных париках… для меня трудно понять, почему эти аристократы порвали с Англией, когда всю свою жизнь они подражают во всем британцам.
- Но, Эндрю…
Он улыбнулся:
- Хорошо. Сегодня я не стану сражаться с ними. Отвечая на твои другие вопросы, скажу, что надеюсь быть выбранным в конвент. Губернатор Блаунт сказал мне в Ноксвилле, что включит мое имя в список. У меня много идей относительно того, как устроить новый штат… Что касается населения… - он усмехнулся, - то на этой территории нет такого гражданина-злоумышленника, который не был бы готов проголосовать по меньшей мере три раза.
1 августа Сэмюэл, доставивший товары Эндрю на плоскодонке из Лаймстауна, Кентукки, прибыл в Нашвилл. Потребовалось несколько дней, чтобы разложить товары по полкам: гвозди, топоры, кухонную утварь, рулоны нанки, полосатого ситца, несколько рулонов сатина и кружев, туфли, шляпы, писчебумажные товары, перец, табак. Через три недели они нанесли визит в поместье Джона Овертона Травелерс-Рест и осмотрели посаженный им молодой яблоневый и абрикосовый сад. Затем прибыл Сэмюэл с письмом для Эндрю, которое было доставлено с попутчиком из Филадельфии. Оно было с пометкой: "Важное".
Послание было коротким, но по тому, как отливала кровь от лица Эндрю, Рейчэл поняла, что письмо может иметь большие последствия.
Он поднял глаза и на мгновение непроизвольно открыл рот:
- Это от Микера и Кохрана из Филадельфии. Дэвид Аллисон попал в беду. Его расписки… "срок которых истекает, оплачиваются нерегулярно или вообще не оплачиваются. Пользуемся представившейся возможностью известить вас, что у нас мало или вообще нет надежд на выплату с его стороны, и мы должны получить деньги от вас по истечении срока векселя".
Она стояла на тропинке сада, вслушиваясь одновременно в тихую беседу трех мужчин и в то, что звучало внутри ее головы. Эндрю задолжал Микеру и Кохрану четыре тысячи восемьсот долларов, половину которых он должен выплатить 1 декабря. Смогут ли они продать достаточно скота, чтобы получить наличные?
- Я так или иначе найду покупателей, - заявил мрачно Эндрю.
- Ты не сможешь, во всей Кумберлендской долине нет такой наличности, - сказал Джон.
- Я виноват во всем, Джон. Обещаю, что ты не потерпишь убытка.
Рейчэл видела, что Джон Овертон тщательно обдумывает обещание.
- То, что нам удастся получить от Аллисона, мы разделим пополам. Деньги могут задушить дружбу быстрее, чем медведь гризли.
Рейчэл была огорчена не потерей денег, которые можно вновь набрать, а переживаниями Эндрю. Это было ударом для его гордости: его обвели вокруг пальца, его мнение оказалось ошибочным, его оборотный капитал испарился. Он был не из тех людей, кто сожалеет о содеянном, но куда он направит свои усилия, чтобы достигнуть того уровня богатства, который, казалось, был его первейшей целью?
По извилистой тропе они приехали к вершине холма Хантерз-Хилл, самого высокого в окрестностях, возвышающегося над реками Кумберленд и Стоун. Примерно в полдень они добрались до вершины. Эндрю разложил одеяло с подветренной стороны. Они слышали, как шуршали над ними сдуваемые ветром последние осенние листья.
- Надо было бы взять ягненка с собой, - сказала Рейчэл. - Он попрыгал бы здесь с удовольствием.
- Ты готова прыгать каждый раз, когда выводишь его из дома. Видимо, забываешь, что ягненок стал уже овцой. Однажды он перепрыгнет забор и присоединится к своему брату.
- Ты мог бы составить шутку, заменив несколько букв, чтобы получился баран.
После завтрака они растянулись на одеяле, ее голова удобно лежала на его плече. Он запахнул концы одеяла для тепла и заговорил в легком, шутливом тоне:
- Я привез тебя сюда под ложным предлогом. Я не рвался на пикник, которым увлек тебя.
- Ох!
- У меня есть что рассказать тебе, и, надеюсь, ты почувствуешь себя на вершине мира, услышав мое сообщение.
- Если ты на вершине мира…
- Спасибо. - Он смолк, а затем сказал: - Я продал лавку.
- За достаточно большую сумму, чтобы покрыть счет от Микера и Кохрана?
- Нет. Здесь ни у кого нет такой наличности, чтобы купить. Элия Робертсон платит мне тридцатью тремя тысячами акров земли, по четверти доллара за акр. Филадельфийцы предоставляют мне время для продажи. Мы неплохо выйдем из положения, когда я продам землю. Мне не нравится провал, как любому другому. Но я многому научился и не повторю сделанных ошибок…
Он лежал спокойно, посмотрел на нее, откинул волосы с ее лба и провел пальцем по дуге ее бровей. Затем сказал:
- Вчера губернатор Блаунт прислал мне сообщение, что подсчет населения закончен. Он хочет, чтобы я помог составить новую конституцию…
Она подумала: "Ради этого он привез меня сюда".
- Хорошо. Ты поможешь основать штат, о котором мечтал отец, когда перевез нас в Кумберленд. Мне хотелось бы видеть тебя на съезде выступающим перед всеми…
- Тогда заметано. Ты поедешь со мной.
Она поднялась с одеяла, прошлась немного, вглядываясь вниз, - на дым, поднимавшийся от горевшего хвороста, на заборы и рощи, на ручьи и деревья, освещенные солнцем.
- О, я не имела в виду лицезреть тебя в натуре. Я понимала так, что прочитаю отчет в газете "Интеллидженсер" и представлю себе, как ты стоишь на трибуне.
Она не слышала, как он подошел к ней сзади.
- Превосходный вид, не правда ли? - спросил он.
- Самый красивый из тех, что мне доводилось видеть.
- Ты можешь чувствовать себя счастливой здесь?
- Жить выше всей той… борьбы… что идет там, внизу.
- Этими своими словами ты сняла камень с моей груди.
Она быстро повернулась:
- Эндрю, что это значит?
- Моя дорогая, ты провела пикник на собственном участке. Я купил Хантерз-Хилл.
- Но как ты сумел? Нас ведь обобрали…
- Я намерен построить тебе самый лучший дом во всем новом штате, Рейчэл. Это будет первый в долине Кумберленда дом из бруса. В Филадельфии я купил гвозди и стекло и запрятал их. Подождем, пока ты не увидишь мебель: прекрасные диваны, столы из орехового дерева, французские обои…
- На какие средства, дорогой? Мы только что потерпели крах со своим первым предприятием. Ты говоришь, что новая земля стоит двадцать пять центов за акр, но ты можешь получить всего лишь десять или пять центов.
Взволнованный, он возвышался над ней, как стройный кипарис:
- Ну, дорогая, настало время осмелиться поднять себя наверх, и именно в момент неудачи, когда люди думают, что ты скатываешься вниз. В таких условиях мы сами и только сами можем изменить тенденцию! Нужно найти самую высокую вершину на местности, взобраться на нее и объявить ее своей. Тогда люди будут смотреть на тебя на вершине Хантерз-Хилл в превосходном доме снизу вверх. Рейчэл, весь мир придет к твоим дверям…
Она взяла его руку:
- Что бы ты ни захотел, Эндрю, я знаю, ты можешь сделать.