- Мистер Дикинсон не хвастался. Он прекрасно прицелился. Он стрелял точно туда, где, по его представлению, находилось сердце. Но ты знаешь, насколько широк мне синий сюртук. Стоя в пол-оборота, как положено, я почувствовал, что ветер раздул сюртук на моей груди. Никогда не думал, что худоба принесет мне удачу, но именно она спасла мою жизнь… пуля прошла мимо всего на полдюйма.
Доктор Мей вытащил из своего кармана носовой платок и вытер пот с лица Эндрю.
- Сейчас, я думаю, нам всем не повредит доброе крепкое виски. Мистер Джэксон получит свою порцию в постели.
- Всего одно слово, джентльмены, прежде чем вы уйдете, - сказал Эндрю, опираясь на локоть. - Когда сообщите об этой ране в Нашвилле, будьте добры употребить мои слова: "Мистера Джэксона проткнули, больше ничего".
Мужчины согласились, затем сопроводили Рейчэл вниз. Томас Овертон быстро проглотил две порции виски и затем рассказал о дуэли:
- Во время нашей поездки к Ред-Ривер генерал и я обсудили, как следует драться на дуэли. Как вы знаете, пистолеты надо держать дулом вниз до подачи сигнала, после этого каждый стреляет, как считает нужным. Едва ли возможно, что оба пистолета могут выстрелить одновременно, поэтому более проворный может закончить дуэль одним выстрелом. Должны ли мы попытаться быть первыми или же дать возможность быть первым Дикинсону? Мы согласились, что Дикинсону нужно демонстративно дать возможность выстрелить первым…
- …Пожалуйста, мистер Овертон…
- Я рассказываю так быстро, как могу, миссис Джэксон. Когда я дал команду "Огонь!", Дикинсон молниеносно поднял свой пистолет и выстрелил. Я увидел, как от груди сюртука генерала отлетел клубок пыли. Потом он поднял левую руку и прижал ее к груди. Дикинсон сделал шаг или два назад и бросил неуверенным тоном: "Боже мой, неужели я промахнулся?" Я крикнул: "На место, сэр…"
- Мистер Овертон, будьте добры…
- Генерал прицелился в мистера Дикинсона и нажал на спусковой крючок. Оружие не щелкнуло и не выстрелило, курок остановился на полпути. Генерал оттянул курок назад, вновь прицелился и выстрелил. Он попал в цель. Это станет концом заносчивого мистера Дикинсона, бросившего вызов людям, которых он рассчитывал убить на расстоянии двадцати четырех шагов.
Рейчэл поднялась наверх к Эндрю с подносом, на котором стоял его ужин. Она обложила Эндрю подушками, а когда он почувствовал боль в руке, накормила его.
Вскоре он спокойно уснул. Когда Роберт Хейс пришел за Джейн, Овертон и доктор Мей ушли вместе с ними. Рейчэл разделась и осторожно легла в постель, не желая разбудить Эндрю. Ее сон был беспокойным, она знала, что не успокоится, пока не получит утешительных новостей относительно Дикинсона. Она никогда не питала к нему ненависти, она лишь считала его нападки на беззащитную женщину бестактными. Если мистер Дикинсон смертельно ранен, то ее ответственность будет такой же, как ответственность Эндрю. Она не хотела, чтобы кто-то был убит из-за нее.
Новости из Нашвилла поступили достаточно быстро.
На следующее утро, когда Эндрю еще спал, Молл тихо позвала ее вниз, к лестнице. Рейчэл, накинув на плечи халат и надев тапочки, спустилась к ожидавшему внизу милиционеру. Он просил разрешить ему встретиться с генералом Джэксоном. Она настойчиво доказывала, что Эндрю нельзя тревожить, тогда офицер сказал:
- Меня послали, чтобы сказать генералу, что Чарлз Дикинсон умер в девять часов вчера вечером.
Рейчэл ухватилась за стул, чтобы не упасть. Когда милиционер ушел, она опустилась на колени:
- Ой, Боже, пожалей бедную жену, будь милостив к ребенку на ее руках.
Затем из глубины ее рассудка выплыли произнесенные шепотом слова: "И пожалей и нас".
Книга пятая
/1/
Рейчэл размышляла по поводу смерти Чарлза Дикинсона. Она с тревогой наблюдала, как огорченные жители долины Кумберленда поменяли местами роли дуэлянтов: каким-то образом Эндрю Джэксон превратился в непобедимого стрелка, безжалостно убившего более молодого и менее опытного противника. В письме капитана Эрвина, опубликованном в "Импаршиал ревыо", утверждалось, что, хотя Эндрю технически действовал в рамках своих прав, он, нажимая второй раз на спусковой крючок, тем не менее по сути дела нарушил неписаный закон дуэли. Это утверждение было воспринято с доверием в Нашвилле, и его честь, ради которой он рисковал жизнью, была серьезно подмочена. Среди женщин миссис Сомерсет Фарисс, кузина Чарлза Дикинсона, обвинила Рейчэл в том, что из-за двух нападок на нее мистера Дикинсона она подстрекала мистера Джэксона к дуэли, и намекала, что кровь Чарлза Дикинсона на руках Рейчэл Джэксон. Когда нашвиллцы явились на похороны Дикинсона, страсти настолько накалились, что состоялся массовый митинг протеста.
Рейчэл уже не приходилось накрывать стол на двадцать персон - они ели в одиночестве. Даже те друзья, которые считали дуэль неизбежной, были расстроены смертью молодого Дикинсона. Их стремление сторониться Эрмитажа выражало их недовольство. Рейчэл понимала это: разве она сама не испытывала неприязненные чувства, представляя себе свежую кровь на руках Аарона Берра? Осознание этого усиливало ее отчаяние, по мере того как клиенты Эндрю, его помощники, его старые друзья в Нашвилле, толпа поклонников на беговой дорожке и люди, приезжавшие со всего штата за советом для заключения земельной сделки, обмена лошадей, рассеивались подобно утреннему морозцу. Его друзья, контролировавшие политику в Теннесси, также отшатнулись от него, не искали больше его советов и поддержки. Умерев, Чарлз Дикинсон подорвал политическую позицию Эндрю и его влияние намного сильнее, чем он мог бы это сделать, оставаясь живым. Лишь молодые помощники Эндрю из милиции Западного Теннесси оставались лояльными, приезжали в Эрмитаж для тренировки лошадей и выпивки, рассуждали о кампании, посредством которой они могли бы выдворить испанцев из Флориды. Дуэль была для них делом чести, необходимостью, и они, нисколько не сомневаясь, подводили под ней черту.
Эндрю разрешили встать с постели после ланча. Но он был вынужден провести вторую половину дня, откинувшись на красном диване, чтобы его сломанные ребра срослись. Рейчэл перевязывала рану, но она не заживала так быстро, как предсказывал хирург. Томас Овертон и доктор Мей сдержали свое обещание и не сказали никому, что пуля Дикинсона прошла около сердца Эндрю на расстоянии не более дюйма.
Рейчэл умоляла:
- Эндрю, ты должен позволить доктору Мею дать точное описание твоей раны. Многие люди, обозленные на тебя, думая, что ты отделался царапиной, почувствуют себя по-другому, узнав, как близок был Дикинсон к тому, чтобы убить тебя.
- Куда и насколько серьезно поразил меня Дикинсон - это мое личное дело, - отрывисто ответил он, - мне нет нужды исповедоваться перед людьми с короткой памятью, настроенными против меня.
- Будь великодушен, Эндрю, дай им возможность спасти свое лицо. Быть может, это позволит семье Дикинсона почувствовать себя хоть чуточку лучше.
От боли Эндрю скривил рот, когда он приподнялся и сел.
- Он не был великодушным к тебе - нанес публичный удар. Он не был великодушным ко мне - поехал на место дуэли, абсолютно уверенный, что я оттуда живым не уеду. Он делал ставки в Нашвилле, что убьет меня первым выстрелом.
- Да, Эндрю, я знаю все это. Но атмосфера вокруг нас так пропитана ненавистью и пересудами… старыми сплетнями… о Льюисе, о наших двух первых совместных годах, и как я не смогла защититься в Харродсбурге, и решение присяжных против нас…
Она почувствовала руку Эндрю в своей, его лицо было бледным и изнуренным.
- Дорогая, ты должна верить мне. Я сделал то, что должен был сделать. Я бы не мог больше жить с тобой или просить тебя по-прежнему любить меня, если бы позволил Чарлзу Дикинсону продолжать унижать нас. Отмщение было необходимо.
Она коснулась ладонями его щек и поцеловала обескровленные губы Эндрю.
- Хорошо, Эндрю, что бы мы ни делали, мы делаем вместе, и как бы тебе ни приходилось страдать, мы будем выносить вместе. - Она колебалась некоторое время, говорить ли, а потом быстро добавила: - На митинге была принята петиция, чтобы издатель Эйстин отпечатал следующий выпуск "Импаршиал ревью" в траурной рамке, как знак уважения к памяти и сожаления по поводу преждевременной кончины мистера Чарлза Дикинсона…
- Выпуск с траурной каймой, - прервал он хрипло, - то есть с официальной черной повязкой. По какому праву? Если бы я мог поехать в город…
Она поднялась, подошла к окну и стала спиной к Эндрю, словно поправляя занавески.
- Почему бы не написать письмо протеста? Эйстин отдает номер в печать завтра. Я доставлю письмо к нему утром.
На следующее утро Рейчэл ожидала в приемной редакции газеты, пока из наборной не вышел молодой блондин в черном фартуке, прикрывавшем его брюки. Его пальцы потемнели от литер, которые он набирал. Она вручила ему письмо Эндрю. Он прочитал его, склонившись над конторкой и покачивая головой в ритм с чтением.
- Ну, миссис Джэксон, вы понимаете, что наша газета не может занять чью-либо сторону. Мы всемерно стараемся придерживаться нашего названия - "Импаршиал ревью".
Глаза Рейчэл вспыхнули:
- Ваше "Ревью" больше отвечало бы титулу "Импаршиал", если бы вы никогда не помещали письма Томаса Суонна, Эрвинсов, мистера Дикинсона, мистера Макнейри или генерала Джэксона.
Издатель непроизвольно открыл измазанный чернилами рот, его нижняя челюсть отвисла.
- Но, миссис Джэксон, когда джентльмен вручает нам заявление и заранее оплачивает его, у нас нет оснований ему отказать. Не можем мы отказать и семидесяти трем выдающимся гражданам в праве оплатить черную кайму одного из выпусков газеты.
Рейчэл вообще не любила разные выверты и уклонения, а этот молодой газетчик явно лукавил.
- Полагаю, что вы перечислите имена всех семидесяти трех, оплативших черную рамку?
- …Ну… нет, об этом не было договоренности.
- Тогда, будьте добры, наденьте пальто, обойдите семьдесят трех заказчиков и скажите им, что генерал Джэксон настаивает на публикации их имен. Мы не можем допустить, чтобы "Импаршиал ревью" занимала одностороннюю позицию, не так ли?
Лицо Эйстина вспыхнуло:
- Это необычно, мэм, но я сделаю то, что вы сказали. Мы стараемся удовлетворить каждого.
Двадцать шесть скорбевших отозвали свои имена, остальные стояли на своем. Чтобы подчеркнуть свою беспристрастность, Эйстин поместил бесплатно письмо Эндрю. Из-за черной каймы усилились раздоры, а поездка Рейчэл в город дала дополнительное оружие тем, кто обвинял ее в соучастии.
Насколько осталось в ее памяти, это было самое жаркое лето. Коровы задыхались от зноя и старались укрыться под деревьями, а свиньи искали прохладу в пруду. Глинистая почва на дорогах превратилась в летучую серую пыль. Доктор Мей запретил Эндрю заниматься выездкой лошадей к осенним состязаниям. Эндрю отозвал все свои заявки.
Отзыв был излишним, ибо Нашвиллский клуб жокеев объявил, что зрители не станут посещать скаковую дорожку Эндрю Джэксона. Все скачки переносятся в Хартсвилл.
Несмотря на настойчивые усилия Рейчэл восстановить здоровье Эндрю, он оставался худым, истощенным. В осенние дни она обходила поля, наблюдая за уборкой урожая. Земля была подобна раскаленному котлу, и пыль забивала рот и нос. Возвратившись с полей, Рейчэл шла в хижину над родником, где Молл заранее заполняла тазы прохладной водой. Сбросив запыленное платье и капор, Рейчэл купалась и мыла волосы. Расчесав их, она закрепляла прическу золотым гребешком, подаренным ей Эндрю. После этого она надевала белое или светло-желтое платье без воротничка, с короткими рукавами и отправлялась в главный дом, чтобы выпить перед обедом с Эндрю стакан холодного вина. По вечерам они садились под деревьями и веерами отгоняли назойливую мошкару.
Судья Овертон посещал их так часто, как позволяли его многочисленные обязанности. Джон Коффи приезжал, чтобы провести вместе уик-энд. Из семейства Донельсон они виделись с Джейн, приезжавшей в полдень со своей дочерью Рейчэл, а Мэри и Катерина наведывались обычно по воскресеньям, привозя с собой целую стайку детей. Уильям осудил дуэль, Джонни молча дал понять, что недоволен новыми осложнениями, которые создали для клана действия Эндрю. Александр и Левен были либо слишком индифферентными, либо слишком ленивыми, чтобы приехать или же прислать свое сочувствие. Лишь Северн, с которым ни она, ни Эндрю не поддерживали близких отношений, почувствовал, что они страдают от изоляции. Он купил участок земли, непосредственно примыкавший к Эрмитажу, и настаивал на том, чтобы Джэксоны почаще навещали его.
Как только доктор сказал Эндрю, что он может ездить в карете, Эндрю отправился в свою лавку в Кловер-Боттом. После трех поездок он перестал ездить туда, и Рейчэл не нужно было спрашивать почему. Она и так поняла, что лавка пустовала. Ей удалось также скрыть от мужа, что полковник Уорд не выполнил своих обязательств по выплате второй половины суммы за Хантерз-Хилл. К обрушившимся на них проблемам добавилось и то, что их последняя флотилия из семи лодок, нагруженных продуктами для Нового Орлеана, попала в шторм. Три лодки потонули, а оставшиеся были повреждены и по этой причине приплыли с запозданием; в итоге продажа на рынке не возместила даже расходов.
Рейчэл философски приняла все эти финансовые потери. Она была убеждена, что они - неизбежная часть их образа жизни. Но в долгие бессонные ночи она вновь и вновь шептала про себя:
- Ох, Эндрю, если бы ты направил свой пистолет вверх и выстрелил в небо, каким великим человеком ты бы стал! Ты вышел бы из дуэли милостивым победителем, слишком щедрым, чтобы требовать свой фунт мяса!
Однако в те несколько секунд, что прошли между осечкой и новым взводом курка для выстрела, Эндрю знал, что он серьезно ранен. Мог раненый, возможно умирающий, человек пожалеть своего противника, полного мрачной решимости уничтожить его? И кто дал ей право судить? Она, погнавшаяся за любовью, поспешила вступить во второй брак, зная, что совершает неслыханное дело, что развод неизвестен в Теннесси и в пограничных территориях, что Льюис Робардс не позволит ей стать совершенно свободной… что стигма навсегда превратит ее в источник спора и вражды.
/2/
Однажды ночью в конце сентября они услышали стук копыт по тропе. Эндрю вылез из постели, подошел к большому окну, которое оставалось открытым, и воскликнул:
- Да это полковник Берр!
Эндрю надел халат и тапочки. Рейчэл поднялась и села на кровати.
- Эндрю, могу ли я спуститься вниз с тобой? - спросила она.
Он взглянул на нее: ее косы были туго закручены на голове, а глаза сверкали от такого неожиданного визита.
- Иди впереди, - сказал он с улыбкой, - если полковник считает себя с нами на такой дружеской ноге, что врывается к нам так поздно ночью, то это значит, что мы можем принять его по-семейному.
Лицо полковника Берра расплылось в любезной улыбке, когда они открыли перед ним дверь.
- Как приятно вновь увидеть вас и генерала, миссис Джэксон. Я ждал этого случая много дней. Только этим я могу объяснить мою бесцеремонность в столь поздний час.
- Да ну, полковник, я был бы крайне огорчен, если бы вы не ворвались, - прогудел Эндрю.
Рейчэл подобрала полы своего широкого фланелевого халата и прошла в хижину около родника, где хранились ее припасы. Она взяла холодных жареных цыплят, булку хлеба, испеченную Молл, охлажденное сливочное масло и бутылку белого вина. Она застала мужа и полковника, когда они углубились в обсуждение планов военных действий против Испании. Рейчэл давно не видела Эндрю таким оживленным. Только теперь она поняла, в каком сонливом состоянии он был все лето, как ему хотелось находиться в гуще происходившего в Теннесси. Расстилая скатерть на столе и ставя тарелки и бокалы, она прислушивалась к сообщению полковника Берра, что вооруженные силы Испании, действующие на американской территории, заточили в тюрьму пять граждан Соединенных Штатов и сорвали американский флаг, поднятый над дружественным индейским племенем.
- Боже Всевышний! - воскликнул Эндрю. - Кажется, пришло наше время!
- Я купил полосу земли площадью двести тысяч акров в Уошито, - продолжал Берр, - и несколько сотен молодых бойцов обязались поселиться там со мной. Когда начнется война с Испанией, у нас будет самодеятельная армия, готовая двинуться на Техас и Мексику.
- Все в Нашвилле с удовольствием услышат ваши сообщения, полковник, - страстно сказал Эндрю. Он повернулся к Рейчэл: - Моя дорогая, я хотел бы, чтобы ты пригласила на обед всех тех, кто был на нашем первом обеде в честь полковника Берра.
Рейчэл отшатнулась, когда оба мужчины посмотрели на нее. Придет ли хотя бы один из приглашенных? Осмелится ли она просить чету Фарисс, Дейзи Дэзон и ее отца, других, оплативших траурную кайму в газете? Должна ли она рисковать нарваться на их отказ воспользоваться возможностью устранить ров холодности и враждебности, разделивший их после дуэли? Ей может помочь Джон Овертон - он тесно связан с Нашвиллем. Она должна прежде всего поговорить с ним.
Джон был одним из управляющих Нашвиллской ассамблеи танцев, чей первый бал должен был состояться вечером в субботу в новой гостинице "Тальбот". Рейчэл спросила, не захочет ли Ассамблея пригласить полковника Берра в качестве почетного гостя. Джон подумал над предложением, решил, что оно поднимет значение бала, и послал извещения всем спонсорам Ассамблеи.
В следующий полдень он нанес ответный визит.
- Кажется, я действовал без моей обычной адвокатской осмотрительности, приглашая полковника Берра на встречу в субботу вечером.
- Были возражения?
- Да. В мою контору пришли несколько человек, заявивших, что мы не должны оказывать честь полковнику Берру. Кажется, полковника обвиняют в сомнительной деятельности.
- Какой? - настороженно спросила она.
- Так, прокурор Соединенных Штатов во Франкфорте мистер Дэвис вызывает полковника в федеральный суд по обвинению в том, что он собирается нанести ущерб державе, с которой Соединенные Штаты находятся в состоянии мира.
- О, ты имеешь в виду подготовку к войне с Испанией? Эндрю одобряет это…
- Другие сомнительные действия: в Каннонсбурге, штат Огайо, Берр сказал полковнику Моргану, что Союз не проживет долго - нерешительность и глупость федерального правительства велики, и через четыре-пять лет штаты разойдутся и что с двумя сотнями бойцов он может сбросить в Потомак конгресс с президентом во главе.
- Но ведь это предательство! - Она была буквально ошарашена. - Есть ли доказательства для таких обвинений?
- Доказательств нет. Все опирается на слухи… Во всяком случае мы достигли рабочего компромисса: полковник Берр получит входной билет, но не будет нашим почетным гостем… И конечно, на балу будешь ты и Эндрю.
Полковник Берр уехал в Нашвилл в пятницу и остановился в гостинице "Тальбот". Эндрю надел форму генерала милиции, а Рейчэл решила не привлекать к себе внимания. Она сочла, что лучше выглядеть скромно, и надела простое темное платье.
Джон встретил их при входе. Повернувшись к Рейчэл, он сказал с грустной улыбкой:
- Как распорядитель бала, мадам, могу ли я иметь честь ввести вас в зал?
Она покраснела от удовольствия - таким способом Джон показал враждебно настроенному обществу, какова его позиция. Почти пятнадцать лет назад он дал понять окружающим, что верит в ее невиновность, приехав из Харродсбурга в блокгауз Донельсонов и попросив принять его постояльцем. Сколько раз за прошедшие годы он возобновлял знаки своего доверия!