/2/
Новый Орлеан осыпал чету Джэксон подарками: роскошной мебелью для их спальни в доме Керра, набором топазов для Рейчэл, бриллиантовой булавкой для Эндрю. Они вновь прошли цикл: из героя в злодеи и вновь из злодея в герои.
Лишь судья Доминик Хэлл не входил в число обожателей. Взамен он издал приказ об аресте Эндрю по обвинению в неуважении к суду.
- Эндрю, ты не должен подчиниться этому вызову, не так ли?
- Ну, миссис Джэксон, жена бывшего судьи не должна так говорить. Я заточил Хэлла в тюрьму, чтобы защитить наши военные позиции, он же имеет право бросить меня в тюрьму, чтобы защитить позиции суда.
Она поехала в суд с Эндрю и Эдвардом Ливингстоном. Зал был так набит, что служащие суда должны были проложить для них проход к скамьям защиты. Судья Хэлл отказался выслушать защитительную речь Ливингстона и оштрафовал Эндрю на тысячу долларов за неуважение к суду. На какой-то момент Рейчэл испугалась, что Эндрю учинит скандал по поводу решения о штрафе, но он благочинно принял решение. Когда наконец они пробились через приветствовавшую их толпу к карете и сели в нее, жители Нового Орлеана выпрягли лошадей и сами протащили карету по улицам на площадь перед биржей. Слушая прощальное выступление Эндрю перед тысячью поклонников, заполнивших площадь, Рейчэл подумала:
"Мой брат Северн был прав: те же самые качества, которые вызвали его неудачи, привели его к успеху".
Рейчэл и Эндрю выехали из Нового Орлеана в конце первой недели апреля 1815 года. Вдоль городских улиц и сельских дорог выстроились на целые мили жители Луизианы, выражавшие им свою благодарность и признательность. До Натчеза они плыли по реке, дальше пришлось передвигаться в карете и верхом по Тропе, повторив путь, проделанный ими домой после медового месяца в Байю-Пьер, - тот самый судьбоносный путь, на котором Эндрю поссорился с Хью Макгари по поводу ожидаемого нападения индейцев, и эта ссора так обозлила Макгари, что спустя два года он предстал перед Харродсбургским судом и дал показания, что видел Рейчэл Робардс и Эндрю Джэксона спящими под одним одеялом.
Тропа Натчез все еще находилась в плохом состоянии, и порой Рейчэл опасалась, что ее позвоночник вот-вот войдет в череп. Когда ей становилась невмоготу каретная тряска, она присоединялась к мужу и сыну, ехавшим верхом. Поездка длилась на несколько недель больше, чем их первая, поскольку в каждом поселке на пути их встречали возбужденные толпы. Наилучший для Рейчэл прием устроила семья Грин в зале с хрустальной люстрой, под которой некогда состоялась церемония ее бракосочетания с Эндрю.
Рейчэл удивило безумство толпы, встречавшей их на границе Теннесси. Ей было не ясно, почему съехались со всех сторон семьи, чтобы прокричать здравицу Джэксонам, почему такое огромное скопление людей сопровождало их в Нашвилл, словно это была триумфальная процессия, почему на площади перед зданием суда сгрудилось так много людей, что казалось, будто каждая живая душа в Теннесси сочла необходимым засвидетельствовать им свое почтение. И лишь когда они удалились в Эрмитаж, где у въезда в поместье их приветствовали соседи и Рейчэл прочитала первые газеты с Востока, какие попались ей в руки со времени отъезда из Нового Орлеана, и познакомилась с текстом Гентского договора, она начала понимать, что означал ее муж для народа страны. Даже ее неопытный ум смог осознать, что договор был унизительным документом, подписанным американскими дипломатами после трех лет непрерывных поражений. Англичане не соглашались даже отказаться от практики захвата американских судов и американских моряков! Эндрю одержал свой триумф у Нового Орлеана уже после подписания мира в Генте, и с юридической точки зрения ничего не менялось, однако он все же свершил великое дело - превратил три года поражений в победу, восстановил уверенность американцев в себе и, как добавляли редакторы восточных газет, преподнес англичанам незабываемый урок.
Сидя в постели, удобно обложившись подушками, и поглощая с аппетитом завтрак, принесенный Митти, Рейчэл отложила в сторону газеты и невидящими глазами уставилась в окно, выходившее на поля Эрмитажа. Если то, что пишут эти редакторы, соответствует истине, не станет ли неизбежным давление на Эндрю, чтобы он выставил свою кандидатуру на пост президента в следующем году? Она вспомнила, как буквально за несколько часов до их отъезда из Нового Орлеана Эдвард Ливингстон сказал:
- Знаете, генерал, дорога на север от Нового Орлеана может привести прямо в Вашингтон-Сити.
Она промолчала и, как надеялась, не выдала своих чувств. Эндрю добродушно рассмеялся, поблагодарил Ливингстона за комплимент, а затем тоном, не допускавшим возражений, сказал, что такая мысль абсурдна.
Но была ли она абсурдна? Посещавшие Эрмитаж так не думали. В воздухе витали разговоры о президенте. Партия федералистов, поддержавшая конвент в Хартфорде и предложения о капитуляции в войне, исчезла с политической сцены. Становилось очевидным, что будет избран тот, кого выдвинут республиканцы. Фаворитом считался Джеймс Монро. Однако многие полагали, что двадцатичетырехлетняя Виргинская династия, основателем которой был Джордж Вашингтон, а продолжателями - Томас Джефферсон и Джеймс Медисон, подошла к собственному логическому концу. Нужен был человек иного склада, человек из иных сред, с сильной волей и новыми идеями. Кто лучше всех отвечал таким требованиям, как не герой Нового Орлеана?
Эндрю знал о таких разговорах, но не показывал вида. Лишь раз в беседе с Рейчэл он упомянул об уже начавшейся кампании по выдвижению его кандидатуры.
- Не беспокойся, дорогая, потребуется предписание Хабеас корпус акт, чтобы вернуть меня в политику.
За двадцать четыре часа до ее отъезда для встречи с мужем в Новом Орлеане Эрмитаж был выставлен на продажу. Ныне же земли Эрмитажа, остававшиеся весь прошлый год заброшенными, усиленно обрабатывались, они были вновь расчищены и засеяны хлопком новым надсмотрщиком, нанятым Робертом Хейсом. Насколько хватал глаз, простирались ровные ряды молодого, еще зеленого хлопчатника под ласковым майским солнцем. В месяцы, предшествовавшие победе Эндрю у Нового Орлеана, его соседи приходили в Эрмитаж, желая сделать что-нибудь для генерала и тем самым выразить свое уважение. Неутомимый Роберт Хейс не пренебрегал такими предложениями, и благодаря помощи соседей сараи были починены, хижины обмазаны глиной, яблони и персиковые деревья подрезаны, разбиты новые сады из саженцев, предоставленных Джоном Овертоном. Миловидная Джейн Коффи, одна из дочерей Мэри, переехала в Эрмитаж, чтобы следить за домом. К приезду Рейчэл и Эндрю в доме все сверкало.
Рейчэл чувствовала себя слегка пристыженной, когда бродила по полям, посещала своих рабочих и соседей, наслаждалась особой красотой долины Кумберленда и вспоминала, что когда-то хотела продать этот дом. Как странны повороты судьбы, способной буквально за несколько часов уничтожить или спасти человеческую жизнь! После дуэли с Чарлзом Дикинсоном Эндрю потерял почти всех своих друзей в Кумберленде. Он стал подавленным, задиристым, много пил и устраивал публичные сцены. Его не радовали ни эта прекрасная плантация, ни его чистокровные лошади, и Рейчэл задумывалась: не кончилась ли жизнь для нее, не соскользнут ли они по грязному склону в небытие? И она, видя его беспокойство, разочарование, неспособность обрести место в мире, также хотела уехать из Эрмитажа, поискать более плодородную землю, на которой мог бы вновь расцвести Эндрю.
Какой ошибкой стало бы это для Эндрю, который в этот самый час присутствует на обеде в его честь в таверне "Белл" в Нашвилле, где собрались самые важные представители штата, чтобы вручить ему церемониальную саблю, присланную в дар из Миссисипи, и где даже мистер Фарисс и мистер Дэзон будут вынуждены пожать ему руку! Какой ошибкой было бы это для нее, не желавшей ничего более, как быть первой леди в глазах мужа и жить мирно и счастливо на своей плантации в окружении друзей, родственников и соседей!
Эрмитаж вновь стал перекрестком Запада; сюда приезжали буквально сотни людей: не только бесчисленные родственники и жители долины Кумберленда, желавшие лично поздравить генерала, но и политические фигуры с Востока, оказывавшиеся по делам на расстоянии нескольких дней езды, армейские офицеры, чиновники и бизнесмены Юга, проезжавшие по Тропе в направлении столицы или Нью-Йорка. Они приходили не с пустыми руками, ежедневно поступало много различных подарков: для Рейчэл - швейная шкатулка, украшенная перламутром, флакон духов с запахом китайских мандаринов, расшитый бисером кошелек, редкие кружева, гитара, шкатулка для драгоценностей, изготовленная из морских раковин, прекрасный английский фарфор и изделия из стекла; для Эндрю - трости, сабли, книги, редкие вина и фрукты.
Для самой себя Рейчэл взяла за образец поведения нормы, установленные ею еще в Хантерз-Хилл: она приветствовала всех, кто хотел ее видеть, все приходившие были ее друзьями. Она любезно принимала их, свободно вела беседу. Но сама редко покидала территорию Эрмитажа. Она ездила в Нашвилл только тогда, когда возникала необходимость, и ограничивала свои визиты многочисленным кругом Донельсонов и их потомков, а также давнишними соседями, с которыми она сблизилась.
Молл и Джордж слишком постарели, чтобы справляться с работой по дому, поэтому крупная Ханна взяла на себя приготовление пищи, в чем ей помогали Митти и Орейндж. Молодая Джейн оказалась способной экономкой и была так очарована потоком знаменитостей, посещавших Эрмитаж, что попросила:
- Тетушка Рейчэл, не могла бы я остаться с вами навсегда? Я освободила бы вас от работы, и вы могли бы уделять все ваше внимание дядюшке Эндрю.
Здоровье Эндрю пошатнулось. Шесть месяцев он мучился от дизентерии, от которой страдала вся армия, и целыми неделями питался лишь рисом. Они оба предполагали, что для поправки ему нужна размеренная жизнь и добротная пища, но теперь, осев прочно дома, он оказался еще более подверженным болезням. Не помогала даже специальная пища, которую готовила ему Молл, утверждавшая, что только она в состоянии сделать для него действительно нужное. Многие месяцы он поддерживал себя усилием воли, теперь, когда стимул военной необходимости исчез, он неожиданно расслабился и слег в постель.
Потоку посетителей был поставлен заслон. Рейчэл сидела около его кровати и кормила его куриным бульоном, сопровождая каждую ложку мольбой к Всевышнему помочь ей.
- За прошедшие шесть месяцев ты израсходовал, Эндрю, энергию, отведенную на шесть лет. Тебе нужно хорошо отдохнуть. Мы начнем сначала и будем поднимать тебя на ноги, как ребенка.
- Звучит приятно, - тихо сказал он с подушки.
- Нам не о чем беспокоиться, - заверила она его. - Цены на хлопок растут, а урожай обещает быть хорошим.
- Я хотел бы поехать в Вашингтон, сделать доклад… объясниться по делу судьи Хэлла, принять участие в реорганизации армии… но все это может подождать.
- Разумеется, может. Когда станет теплее, ты должен взять сына на рыбную ловлю. И Энди огорчен: я настояла, чтобы он оставался в школе, а не ездил со мной в Новый Орлеан. Поэтому тебе следует провести время и с ним в конных прогулках и на охоте. Майор Рейд приедет сюда. Он хочет начать писать книгу об истории твоих войн. А я должна вновь сделать тебя красивым, крепким, ведь предстоит написать твой портрет для той медали, которой конгресс наградит тебя.
Он вытянул из-под рубашки миниатюру на слоновой кости, все еще висевшую на серебряной цепочке на его шее:
- Быть может, послать эту вместо моего портрета?
/3/
После беспечного лета к октябрю Эндрю потерял покой. Он решил, что должен поехать в Вашингтон-Сити добиться назначения офицеров для глухих районов, объяснить, почему не следует обращать внимание на возражения племени крик против договора о земле, получить разрешение на вытеснение всех индейских племен на правый берег Миссисипи, дабы предотвратить их вооружение и использование враждебной европейской нацией, и на изгнание испанцев из Флориды, находившихся в положении, когда они могли открыть вражеским войскам доступ в Соединенные Штаты.
Рейчэл знала, что небольшая группа, желавшая выдвинуть Эндрю в президенты, - Джон Овертон, Джон Рейд, Джон Итон, богатый адвокат и плантатор во Франклине, Уильям Льюис и Уильям Кэррол - хотела, чтобы Эндрю появился на публике, повышая тем самым шансы на выдвижение. Она спрашивала себя: хочет ли он стать президентом? По этой ли причине он намерен предпринять поездку? Поддался ли он той самой страсти, которая в прежние годы побуждала его стать конгрессменом и сенатором?
И если Эндрю попросит сопровождать его, следует ли ей ехать? Причины, побудившие ее в прошлом отказаться от поездок, страх перед незнакомыми, смотревшими на нее как на "ту самую миссис Джэксон", отпали после успехов Эндрю и ее собственного пребывания в Новом Орлеане. Ее проблема заключалась не в том, желает ли она поехать в Вашингтон-Сити, где ее ожидают обеды, балы и приемы, а в том, что своим присутствием она выдает желание помочь мужу получить назначение на пост главного исполнительного лица. Однако если муж предложит ей сопровождать его, она поедет; разлук было более чем достаточно…
Постоялые дворы, в которых они останавливались на ночь, были удобными. Но она радовалась, когда они добрались до Линчбурга, где должны были отдохнуть несколько дней в доме родителей майора Рейда. Родители Рейда, воспитанные люди, были рады и считали за честь принять чету Джэксон. Когда Рейчэл и Эндрю готовились спуститься к ужину, наверх вбежал молодой Рейд:
- Генерал, внизу находится делегация от Линчбурга. Завтра город дает официальный банкет в вашу честь. Из Монтичелло приезжает Томас Джефферсон, чтобы председательствовать на банкете!
Рейчэл увидела, что лицо Эндрю вспыхнуло от радости. Она протянула ему свою руку. Он крепко схватил ее. Со сверкающими глазами он пробормотал:
- У мистера Джефферсона есть основания ненавидеть меня. Я был осой, жалившей его все эти годы, и тем не менее он такой утонченный джентльмен, что готов проехать почти сто миль, чтобы присутствовать на обеде в мою честь.
"Да, - подумала Рейчэл, - вы можете теперь простить друг другу, ведь война с Британией кончилась, и она выиграна".
Картина, представшая ее глазам, когда она входила в бальный зал гостиницы в три часа дня и ее рука легко лежала на руке мистера Джефферсона, была куда более впечатляющей, чем бал в здании биржи в Новом Орлеане. Триста гостей стояли навытяжку, когда Рейчэл и Эндрю и между ними Джефферсон прошествовали по центральному проходу зала. Она плохо понимала, какие блюда и как менялись, однако под покровом спокойной беседы она чувствовала скрытую напряженность, словно все ждали чего-то крайне важного, но никто не знал, в чем оно заключается. Наконец, когда столы были убраны, встал председатель, сделал жест, просящий внимания, и повернулся к Томасу Джефферсону. Джефферсон медленно поднялся со своего стула с бокалом в руке. Седые волосы прикрывали его уши, глаза, выдававшие проницательность, блестели, и в свои семьдесят два года он все еще выглядел по-своему красивым патрицием. Протянув бокал к Эндрю, он произнес своим низким, приковывающим внимание голосом:
- Честь и хвала тем, кто возвысил достоинство страны.
Триста человек встали со стульев, протянули бокалы в сторону Эндрю и выпили в его честь. Голова Рейчэл начала кружиться: она понимала значение жеста мистера Джефферсона. В ближайшие дни его заявление появится во всех газетах Америки и станет главной темой разговоров в Вашингтон-Сити.
Что это означает? Лишь то, что мистер Джефферсон отлил в слова признательность нации за непоколебимую волю Эндрю к победе? Или же, как можно было прочитать на лицах многих стоявших, то, что Томас Джефферсон публично одобрил выдвижение Эндрю Джэксона как кандидата на пост президента Соединенных Штатов?
Но разве может это быть? Джеймс Монро - один из самых старых и дорогих друзей мистера Джефферсона, он служил мистеру Джефферсону и мистеру Медисону на самых важных правительственных постах. Невозможно представить себе, чтобы мистер Джефферсон отбросил своего старого товарища, которого готовил на пост президента, ради человека, который долгие годы был его противником.
Ее мысли заняли несколько мимолетных секунд. В зале наступила тишина, насыщенная ожиданием глубочайшей драмы. Все глаза обратились к Эндрю: как он ответит на этот тост? Использует ли он этот банкетный зал как политическую платформу, оповестив всех о своем намерении бороться за пост президента? Или же упустит момент, ответит обычной вежливостью, скрыв свои чувства и желания?
Эндрю поднялся по левую руку от мистера Джефферсона. Его глаза не говорили ни о чем. После нестерпимо долгой, как ей казалось, паузы, в течение которой в зале сгущалась тишина, Эндрю поднял бокал и, улыбаясь мистеру Джефферсону, сказал:
- За Джеймса Монро, военного министра.
В зале началось столпотворение, гости размахивали руками, шумели и кричали друг другу через стол: ведь этими пятью короткими словами Эндрю Джэксон отвел свою кандидатуру на президентских выборах 1816 года, официально выдвинув Джеймса Монро из Виргинии. Все, что произойдет между настоящим моментом и выборами, приведет к умиротворению, ибо в Америке не будет никого, кто стал бы оспаривать кандидатуру мистера Монро.
Эта сцена навсегда запечатлелась в памяти Рейчэл: Эндрю, стоящий над шумной толпой с улыбкой, отчетливо видимой в левом уголке его рта, полугрустной и в то же время счастливой оттого, что он наконец-то принял решение и все сомнения и вопросы остались позади, хотя не без некоторого сожаления, ведь он добровольно отказался от шанса стать первым в своей стране. Рейчэл уловила странное выражение и на лице мистера Джефферсона. "Не выдал ли он, - спрашивала она себя, - не очень-то прикрытое чувство облегчения? Не повел ли мистер Джефферсон далеко идущую игру? Не сделал ли он, поняв характер Эндрю, красивый жест, проехал сотню миль, чтобы взять на себя роль председателя банкета и вознести хвалу генералу Джэксону в надежде, что тот в ответ сделает красивый жест в пользу Джеймса Монро?" Но что бы ни думал мистер Джефферсон, в ее уме не было сомнения относительно его безмерного удовлетворения: он не хотел, чтобы мистер Джэксон стал президентом, он страстно желал, чтобы этот пост занял его друг, сосед и протеже.
Вашингтон-Сити столько раз становился источником неприятностей для Эндрю, что город в ее представлении выглядел исчадием ада. Поэтому она подъезжала к городу с трудом подавлявшимися волнением и тревогой. Город крайне разочаровал Рейчэл: разбитые грязные улицы, уродливые кирпичные дома без зелени около них, стоящие вразброс на полях и болотах. Впечатление неухоженности, почти заброшенности усугублялось разрушениями, причиненными британцами, которые сожгли Капитолий, дом президента, казначейство, государственный и военный департаменты, и они были восстановлены лишь частично.
В первое утро их пребывания в Вашингтон-Сити Эндрю поднялся с первыми лучами солнца. Рейчэл, проснувшись, увидела, что он ходит по комнате гостиницы в нервном, возбужденном состоянии.
- Эндрю, какие неприятности?