VII
В эту зиму Робби Бэдд приехал с визитом. Он проводил какую-то странную сделку и встречался с бывшим командиром немецкой подводной лодки, который поступил на службу китайского мандарина. Этот последний был свергнут и теперь хотел пулеметы фирмы Бэдд, чтобы вернуться. Он получил поддержку нескольких банкиров во Французском Индокитае, но те не хотели покупать французское оружие, опасаясь огласки этого со всех сторон сомнительного дела. Но Робби объяснил с улыбкой, что в эти дни надо брать деньги, где можно. Нет никаких шансов сейчас продать любой из мирных товаров в Европе!
Он рассказывал те же самые истории в трудные времена, которые его сын слышал в Берлине и Вене. Во всех американских городах были очереди безработных за бесплатным питанием, и на углах улиц можно было увидеть мужчин, а иногда и женщин, которые топали ногами и протягивали замерзшими руками яблоки. Цены на яблоки до того упали, что это был способ, чтобы от них избавиться. Никель за штуку. Мистер, не поможете бедному парню на чашечку кофе? Не было никакого учёта безработных, но все соглашались, что их число быстро растет, и ситуация была ужасной. Робби поблагодарил Бога за великого инженера, которому он помог быть избранным в президенты. Этот озабоченный человек твердо стоит как скала, настаивая на том, что Конгресс должен сбалансировать бюджет. Если это будет сделано, бизнес поднимется. Так было всегда, и должно быть.
Робби погасил половину долговых расписок, которые он дал Ланни, Бьюти и Марселине в обеспечение денег, которые он получил от них во время паники на Уолл-стрите. Он вложил сто пятьдесят тысяч долларов на имена всех трёх в государственные ценные бумаги США, и теперь пытался убедить их перевести эти ценные бумаги в акции. Они обсуждали этот вопрос в течение часа или около того, сидя перед пылающим огнем кипарисового дерева в гостиной дома. Бьюти колебалась, но Ланни сказал: "Нет", и повторил это снова и снова.
"Посмотри, где сталь теперь!" - воскликнул отец.
"Но", - утверждал молодой человек: "ты говорил то же самое, когда был здесь в прошлый раз. Ты был уверен, что сталь не покатится вниз".
Он взял своего отца в турне по цивилизованному миру. Где государство, у которого есть деньги, чтобы купить американскую сталь? Великобритания, Франция, Германия, все могут произвести больше, чем продать, а малые страны продолжают существовать только из-за опасений своих кредиторов потерять деньги. Здесь был Робби, сам человек, занимающийся сталью, который скатился до торговли с китайскими мандаринами и южноамериканскими революционерами! Россия отчаянно хотела сталь, но ей пришлось научиться самой делать сталь, потому что она не имела иностранной валюты, и никто не доверял ей. "И ты говоришь, что сталь будет расти!", - воскликнул сын.
Робби не мог ответить и ничего изменить. Он знал, что Ланни получал свои идеи из розовых и красных газет, который хранил у себя в кабинете, чтобы не травмировать своих родственников и друзей. Все эти газеты по определению были заинтересованы в катастрофе, и поэтому они не могут быть правы. Но если это так, что станет с миром Робби? Он предупредил: "Делайте, что хотите, но заметьте, что я вам говорю, если только Гувер сможет удержать инфляционные тенденции, то мы увидим такой бум, которого никогда не было в мире прежде".
VIII
Ланни вернулся к очарованию исследования детского развития. Поистине изумительная вещь наблюдать, как распускается крошечный организм в определённом порядке и в соответствии с графиком. У них была книга, в которой говорилось, что и когда ожидать. И стало событием, когда малышка Фрэнсис сказала своё первое слово за две полных недели раньше срока, все испытали еще большее возбуждение, когда она сделала свои первые усилия, чтобы встать на ноги. Все, и друзья, и слуги, согласились, что они никогда не видели краше этой маленькой девочки. Ланни, с его творческим темпераментом, принялся размышлять о том, что из неё может получиться. Она будет расти и станет красивой молодой женщиной, как и ее мать. Можно ли научить ее большему, чем знала ее мать? Наверное, нет; она будет иметь слишком много денег. Или же она? Был ли какой-то шанс заставить ее делать какую-нибудь полезную работу?
Он думал то же самое и о своей сводной сестре, которая созревала раньше времени под теплыми лучами солнца юга Франции и в удовольствиях его светского общества. Марселина собиралась стать Бьюти, как ее мать. Как она не могла не знать этого? С раннего детства она познакомилась с созданием красоты и атрибутами отображения красоты: с лосьонами, косметическими кремами, косметические пудрами и макияжем, все находилось в таких красивых коробочках, бутылочках и других вместилищах, что от них нельзя было оторваться. Одежда создавалась для демонстрации красоты, а зеркала - для её изучения. Разговоры велись о её воздействии на мужчин, для которых она и была создана. Самосознание, секс-сознание было самим дыханием существования этого молодого создания, которое замерло с волнением, инстинктивно зная, что приближается критический период ее жизни. Чопорная мисс Аддингтон была обеспокоена о своей подопечной, но Бьюти, которая сама была такой же, принимала всё более легко. Ланни, тоже был не по годам развит в этом возрасте, и поэтому мог понять ее. Он будет пытаться научить ее мудрости, чтобы смягчить ее мирские желания. Он будет говорить о её отце, стараясь повлиять его примером на её жизнь. Его картины делали живым его присутствие, но, к сожалению, Марселина не знала его, как бедного художника на Мысе Антиб, работавшим в испачканных краской вельветовых штанах и старой голубой кепке. Она знала его, как человека renomme, как источник дохода и предмет спекуляций. Его пример подтверждал её убеждение, что красота и известность были одним и тем же. Её наслаждением было привлекать внимание других лиц. Важных лиц, если это возможно, но даже кто-то был лучше, чем никто!
IX
Среди этой странной неоднородной семьи Парсифаль Дингл продолжал жить своей тишайшей жизнью. Он твердо верил, что нельзя спорить с людьми. Единственно, что было можно, это подать пример, и быть уверенным, что в свое время он будет иметь эффект. Он не принимал участия в каких-либо спорах, и никогда не высказывал своего мнения, если его не просили. Он ничего не просил для себя, потому что, по его словам, все было в нем. Он ходил вокруг здесь и там и был другом цветов, птиц и собак. Он много читал, часто закрывая глаза. Трудно было понять, молится он или спит. Он был добр ко всем и лечил богатых и бедных без различия. Слуги почитали его, как какого-то святого. Его слава распространилась, его просили прийти и исцелить того или иного человека. Врачи негодовали на это, то же делало и местное духовенство. Это не было санкционировано и было грубым нарушением приличий.
По крайней мере, час каждый день мистер Дингл проводил с мадам Зыжински, и часто Бьюти была с ним. Духи завладели умами этой пары, и влияние другого мира распространилось через это на небольшое сообщество. Бьюти начала спрашивать у духов советы, и следовать им во всевозможных вопросах. Они сказали ей, что наступили опасные времена, и нужно быть осторожным с деньгами. Дух Марселя сказал ей это, а так же дух преподобного Блэклесса, так он называл себя. Бьюти никогда не принимала его советы, пока он был жив, но предполагалось, что он стал сверхмудрым в потустороннем мире. Экономность была тем, что от неё хотел Ланни, и он чувствовал себя в долгу перед духами. Будучи разговорчивым человеком, Бьюти рассказала своим друзьям о своих "советчиках", и Бьенвеню получило более странную репутацию, чем когда-либо, даже когда оно было излюбленным местом художников, покупателей оружия и внебрачных пар.
Ланни время от времени пытал счастья на сеансах. Характер его общения с духами претерпел изменения. Мари отошла на задний план, и ее место заняли Марсель и пра-пра-дядя Эли Бэдд. Эти два друга его детства рассказали ему многое о себе, и много общались между собой в том месте, где они обитали. Просто их так представлял себе Ланни после их смерти. И он подтвердил свою идею, что получал во время сеансов искусную реконструкцию содержания своей собственной памяти. Время от времени появлялся какой-то факт, который он раньше не знал. Но он обосновывал это тем, что, возможно, он уже слышал это, но забыл. Он много разговаривал с обоими своими бывшими родственниками, и, конечно, не мог помнить каждую деталь.
Его теория была подтверждена тем фактом, что он получил сердечное письмо от мистера Эзры Хэккебери, которому удалось удержаться от банкротства в городке Рюбенс, штат Индиана. Он сообщал об ужасных временах, но надеялся, что люди по-прежнему будут иметь мыло на кухне. Эта надежда подкреплялась в виде ежемесячных отчетов о продажах, а тем временем мистер Хэккебе-ри играл в метание подков за сараем, как и в старые добрые времена, и спрашивал, поддерживает ли Ланни свою квалификацию в данной области. Когда Ланни написал о том, что ему рассказали духи, Эзра ответил, что с ним было, как было с Марком Твеном: отчет о его смерти был преувеличен. За время общения с Тикемсе Ланни зафиксировал несколько случаев ошибок вождя в различии живых от мертвых, и Ланни сделал из этого факта вывод, который его удовлетворил, в то же время он не обращал внимания на ряд других фактов, которые его не удовлетворяли. В этом поведении у него имелись примеры многих ведущих деятелей науки.
X
Так прошёл приятный период в уютном лимузине, в котором Ланни Бэдд катил по жизни. Он грустил о страданиях мира, но грусть не мешала ему вкушать отличные блюда, которые готовили слуги, как виллы, так и коттеджа. Она не мешала ему читать рукописи, которые слал ему Рик, и первый набросок Силезской сюиты, с которым его познакомил Курт. Он вёл свой розовый класс и спорил с молодыми красными, которые приходили подразнить его, но в то же время занимали у него деньги, когда попадали в беду. Он тратил свои собственные средства, но и залазил в карман Ирмы, играя в покровителя социального недовольства на юге Франции. Но Ирма особенно не возражала, потому что у нее были деньги, и было инстинктивное чувство, что чем больше семья зависит от нее, тем лучше она к ней относится. Кто ест мой хлеб, тот поет мои песни!
Удивительное происшествие. Однажды Ланни находился в студии, играя на рояли, который он купил для Курта. На нём начинало сказываться десятилетнее влияние морского воздуха. Стоял весенний солнечный день, и Ланни открыл все двери и окна, заполняя окружающую атмосферу звуками вальса Каприз Рубинштейна. Зазвонил телефон, потому что теперь во всех зданиях поместья были телефоны. Ирме казалось смешным отправлять слугу каждый раз, когда она хотела пригласить Бьюти в коттедж на обед, или когда она хотела позвать Ланни пойти плавать. Теперь слуга позвонил из виллы, сообщая, что пришёл пожилой джентльмен, представившись "Месье Жаном". Ланни обычно не задумывался, но на этот раз он попросил повторить имя. Вдруг он вспомнил город Дьепп.
От командора английского ордена Бани и кавалера французского ордена Почетного легиона не было ни слуха, ни духа в течение большей части года, пока Ланни уже отчаялся услышать от него что-нибудь. Казалось невероятным, что Захаров зная, что он получил что-то реальное на том сеансе, мог вытерпеть, чтобы не получить больше? В конце концов, он решился продолжить, и, что характерно, он не ограничился полумерами, а пришёл лично. В первый раз он удостоил, таким образом, семью Бэдд. Так он оказывал честь очень немногим людям.
"Месье Жан" был один. Он уселся на краешек стула, как будто он не был уверен, что будет радушно принят. Он держал трость, опираясь на нее обеими руками, сложенными над ней. Холодные голубые глаза встретились с глазами Ланни. Ошибался ли Ланни, думая, что это был тревожный взгляд на лице старого паука, старого волка, старого черта? Во всяком случае, молодой человек встретил своего гостя с радушием, а тот поспешно сказал: "В течение долгого времени я знал, что обязан извиниться перед вами".
"Не беспокоитесь об этом, месье Жан", - сказал молодой человек. Он использовал это имя, потому что слуги могли подслушать. - "Я понял, что вы были расстроены. Несколько раз во время этих сеансов я слышал вещи, которые не походили на правду, и они могли смутить других присутствующих". Ничто не могло быть более тактичным.
"Я должен был написать вам", - продолжал другой. - "Но я отложил это, думая, что вы могли бы навестить меня".
- У меня не было никакой возможности узнать, какие будут ваши пожелания. Для себя Ланни добавил: "Вы пробовали других медиумов, надеясь получить то, что вы хотели!"
- Я решил, что будет правильным, если я принесу мои извинения лично. Я извинюсь и перед медиумом, если она все еще с вами.
- Да. Ланни стал ждать, пока старик не спросит, что он хотел.
- Как вы думаете, могу ли я увидеть ее снова?
- Вы имеете в виду, попробовать другой сеанс?
- Я бы почитал бы это большим одолжением.
- Я не могу отвечать за нее, месье Жан. Как я уже объяснял раньше, у неё вызывает глубокое беспокойство, если что-то идёт не так. Она была очень расстроена.
- Я понимаю это. Я основательно подготовился сейчас, и могу дать вам мое слово, что ничего подобного не повторится. Что бы ни случилось, я всё выдержу, как говорите вы, американцы.
"Может быть", - предложил Ланни: "Вы хотели бы предпочесть, чтобы сидеть с ней наедине?"
- Если она будет доверять мне, это было бы лучше. Вы можете сказать ей, что я щедро заплачу ей.
- Я просил бы вас не упоминать об этом. У нас есть финансовые договоренности с ней, и ее время принадлежит нам.
- Конечно, это было бы правильно для меня оплатить хотя бы часть стоимости?
- Нет необходимости поднимать этот вопрос. Сумма настолько мала, тем более, что вы можете не получить результаты, которые хотите.
- Если я смогу получить их, и если я мог бы время от времени видеть ее, вы, безусловно, позволите мне сделать некоторые финансовые предложения?
- Мы поговорим об этом потом. Сначала я посмотрю, смогу ли я убедить ее, дать вам другой сеанс.
- Вы не рассказали ей обо мне?
- Я не рассказал никому. Помните, я вам писал о своём намерении.
- Вы были очень добры, Ланни, и я никогда не забуду этого.
XI
Было нелегко убедить мадам Зыжински. Она все еще злилась на "этого грубого старого джентльмена". То, что он сделал с ней, было непростительно. Но Ланни убеждал её, что грубый старый джентльмен был очень несчастлив, и высказывания Тикемсе сломили его. Ему потребовалось почти год, чтобы придти в себя. Но теперь он раскаялся и дал слово, и Ланни был уверен, что он будет держать его. Мадам привыкла доверять Ланни, она была одинокой старухой, и в своём воображении принимала его за своего сына. Теперь она сказала, что даст месье Жану еще один шанс, но сначала Ланни должен объяснить ему, какое потрясение, он нанёс ей, что она в течение нескольких дней была больна и находилась в депрессии, и так далее. Тикемсе, несомненно, будет очень зол и будет ругать клиента, не обращая внимания на его достоинства.
Ланни послушно вернулся и представил эти сообщения, и оружейный король Европы торжественно согласился смирить свою гордость перед вождем ирокезов. Ланни сказал: "Я не знаю, что он такое, но он действует как человек, и вы должны относиться к нему таким же образом, вы нанесли ему обиду, и вы должны сделать вид, что просите прощения". Ланни сказал это с улыбкой, но командор английского ордена Бани и кавалер французского ордена Почетного легиона был серьезен, говоря, что если получит сообщение от желаемого источника, то готов подвергнуться пыткам реальных индейцев.
Так Ланни повёл его вниз к себе в студию и показал ему несколько картин Марселя на стенах, хотя у него, вероятно, именно тогда не было склонности к искусству. Пришла медиум и сказала: "Бонжур, месьё" Захаров ответил: "Бонжур, мадам", и они уселись на двух стульях, которые для них принёс Ланни. Он подождал, пока не увидел, что женщина успешно впала в транс. Затем он вышел, закрыв за собой двери студии.
Бьюти и Ирма ездили в Канны за покупками. Они вернулись, и, конечно, уже нельзя было держать визит Захарова втайне от них. Да и в этом не было необходимости, так или иначе, дело, несомненно, решится на этот раз. Или герцогиня появится, или Захаров откажется от дальнейших попыток. Ланни пригласил их в комнату своей матери и рассказал им, кто принимал участие в сеансе мадам в Дьеппе. Дамы были в восторге, Захаров был таких же королевских достоинств, как и Ирма, а государи не часто встречают себе социально равных. "О, как ты думаешь, он останется на ужин?" - спросила Бьюти.
Во всяком случае, дамы должны были переодеться, но не слишком, ведь месьё Жан был одет не для приёма. Ланни объяснил причину изменения имени. Затем он стал прогуливаться вверх и вниз по лоджии в передней части виллы, наблюдая за закатом солнца за темными горами на побережье Залива Жуан. Он так много раз его видел, насколько помнил себя. Он видел начало войны и сожженные и потонувшие в этой синеве воды корабли. Он видел, как запутанные судьбы людей сплетались на этой земле. Любовь и ненависть, зависть и жадность, страдания и страх. Он видел, как люди танцевали, смеялись и непринуждённо болтали, и не раз плакали. Марсель сидел здесь с обезображенным огнём лицом, встречая своих друзей в защитной темноте. Здесь тоже, Курт играл свою музыку, Рик рассказывал о своих пьесах, а Робби вел переговоры о крупных оружейных сделках. Теперь Ланни шел, ожидая услышать, поговорил ли дух благородной испанки со своим греческим мужем в личности американского краснокожего, умершего пару веков назад, используя голосовые связки польской крестьянки, которая была служанкой в доме в варшавского купца. Что можно сказать о жизни, она разнообразна!
Старик вышел из студии только один, его голова, как всегда, была выдвинута вперед, как будто он вынюхивал свой путь. Ланни пошёл ему навстречу. Старик воскликнул с непривычной силой: "Мой мальчик, это действительно волнующая вещь".
- Вы получили результаты?
- Я получил то, что, безусловно, кажется результатом. Скажите, вы убеждены в честности этой женщины?
- Мы все убеждены в этом.
- Как давно вы знакомы с ней?
- Около восемнадцати месяцев.
- Вы думаете, что она действительно в трансе, или притворяется?
- Она должна бы быть опытной актрисой, если это не было бы правдой, мы наблюдали за ней и не думаем, что она достаточно умна, чтобы ввести нас в заблуждение.
- Вы уверены, что она не знает, кто я?
- Я не могу себе представить, как она могла бы это узнать. Никто, кроме моего отца, не знал об этом, а вы знаете, что мой отец не пустомеля. Когда вы в письме пригласили меня на встречу, я принял все меры предосторожности, разорвал ваше письмо и бросил его в море.
- Ланни, это было так, как будто моя жена сидела в соседней комнате, посылая мне сообщения. Вы можете понять, насколько это важно для меня.
- Это важно и для нас, потому что мы все получаем такие же сообщения.