V
Ланни отвёз жену в дом своего отца на автомобильном пароме из Лонг-Айленда в Нью-Лондон, штат Коннектикут, и там они провели неделю с семьей. Город Ньюкасл сильно пострадал от депрессии: оружейный завод был закрыт полностью. Заводы по производству металлических изделий, лифтов, и другие работали всего три дня в неделю. Рабочие жили на свои сбережения, если они у них были. Они закладывали свои дома и теряли свои автомобили и радиоприемники, потому что просрочили взнос за платежи в рассрочку. Пара тысяч семей были полностью разорены, и большинство из них были рабочие компании Бэдд, так что это было пятном на совести и нагрузка на кошельки всех членов правящей семьи. Эстер работала даже тяжелее, чем во время мировой войны. Она была председателем комитета по финансам благотворительных столовых города и помощи детям. Она ходила и в женские клубы, и в церковь, рассказывая душераздирающие истории, заставляя женщин плакать, и благодаря этому частная благотворительность не могла полностью прекратиться.
Это было важным вопросом, так ей сказал ее муж. Если Америка будет вынуждена принять британскую систему пособий по безработице, то настанет конец индивидуальной инициативы и частному предпринимательству. Робби казался своему сыну замыкающим в команде по перетягиванию каната, его каблуки были врыты в землю, зубы сжаты, вены вздуты и выделялись алым цветом на лбу. Он принимал все усилия, чтобы удержать свою страну от движения по неправильному пути. Робби поехал в Вашингтон, чтобы увидеть президента Гувера, своего героя и капитана своей команды. Великий инженер был буквально в осаде. Все силы беспорядка и разрушения - какими он и Робби их считали - пытались сбить его с его позиции, что бюджет должен быть сбалансированным, стоимость доллара - сохраниться, а у бизнеса - быть шанс "вернуться" в полном порядке на правильный курс.
Города и округа, у которых кончались свои ресурсы, требовали федеральную помощь. Вернувшиеся с войны солдаты организовались и требовали бонусов и льгот за службу за границей, в то время как бизнесмены сидели дома и набивали свои кошельки. Так агитаторы не унимались и с пеной у рта требовали провести их законопроект через Конгресс, минуя вето президента. Бедный Герберт продолжал произносить речи об американской системе "твердого индивидуализма". Его подбодрил надёжный деловой человек, который занимался нефтью, как и он сам, сказав ему, что тот спасает цивилизацию.
Эстер, конечно, должна была верить мужу. Она заявила всем клубным дамам и церковным дамам, что те спасают цивилизацию, и они вносили свои десять центов или долларов, а собравшись вместе, вязали свитера или готовили и подавали горячий суп. Но каждый спад на Уолл-стрите оставлял больше людей без работы в Ньюкасле, и дамы не знали, что делать. Когда Ирма выписал чек на пять тысяч долларов для детей, слезы благодарности текли по щекам мачехи Ланни. Он доставил ей много огорчений в прошлые годы, но теперь его кредитный рейтинг был "ААА". Даже его либерализм стал более респектабельным по сравнению с красными убеждениями Бесс, о которой мать справлялась с глубокой тревогой.
Загородный клуб Ньюкасла устраивал благотворительный костюмированный танцевальный вечер. Билет стоил двадцать пять долларов, отсутствие на вечере вызывало недовольство общества. Ирме и Ланни пришлось ехать в ближайший город, так как все, кто умел шить в Ньюкасле, уже работали над костюмами. Но в том городе все было в порядке, потому что там тоже не дымили заводские трубы. Несколько женщин работали день и ночь, и в результате пара появилась в виде Беатрисы и Бенедикта в прекрасных краснофиолетовых бархатных костюмах с золотыми накладками. Восхитительный повод, когда все было кончено, Ирма и Ланни подарили костюмы драматическому комитету загородного клуба. А Ирма заметила, что костюмы в сложенном виде и при транспортировке в автомобиле сомнутся, и их нельзя будет надеть снова.
VI
В такие времена не очень весело посещать фабричный город. Но это был город Бэддов, и в благополучные дни все радушно относились к молодой паре и к их друзьям, даже евреям. Так что теперь надо было остаться, проявить сочувствие, оказать небольшую помощь, посетить приемы в их честь, пожимать руки и общаться с бесчисленными Бэддами. Даже Ланни не мог вспомнить их всех, и ему пришлось "зубрить" имена, как для экзаменов в колледже. Кроме того, они играли в гольф и теннис в загородном клубе, плавали и выходили в море при восхитительной июньской погоде. Дикие розы бросались в глаза в сельской местности, а вся природа велела им не принимать всё близко к сердцу, и жизнь продолжалась.
Кроме того, они должны были посетить президента оружейной компании Бэдд. Старик в своё время сказал Ланни, что тот, вероятно, никогда его больше не увидит. Но он был ещё здесь и по-прежнему держался, по-прежнему руководил компанией по телефону. Его руки дрожали так, что было больно смотреть. Щеки отвисли брылами, казалось, что у него стало два раза больше желтой кожи, чтобы покрыть его уменьшившийся череп. Но он остался таким же мрачным пуританином, задавая вопросы Ланни, чтобы убедиться, что тот не забыл текста Библии. Он слышал о новорожденной Фрэнсис и, конечно, заявил, что выполнит своё обещание отметить ее в своем завещании. Хотя он не был уверен, что владел каким-либо имуществом, или, что цена акций компании Бэдд уже не превышала стоимости бумаги. Он смутил пару, спросив их, не сделают ли они ещё одну попытку для сына. Ирма ответила ему, что они оставили это на волю Господа. Но это было не так, но Лан-ни не смел противоречить ей. А потом она сказала, что ей было стыдно волновать старика, так близкого к могиле.
Все знали, что он не продержится долго. И шла подпольная война за контроль над компанией. Мучительная борьба между Робби и его старшим братом Лофордом, этим безмолвным, угрюмым человеком, который отвечал за производство. Ланни и Ирма видели его только тогда, когда посетили первую конгрегационалист-скую церковь. Старый дед не сказал, кого он хотел бы иметь своим преемником, и, конечно, никому не хотелось его спрашивать. В течение некоторого времени Лофорд искал сторонников из директоров и других, представлявших его сторону, говоря им о грубых ошибках, которые совершал Робби, или о том, что Лофорд считал ошибками. Естественно, это вызывало для Робби необходимость защитить себя, и ситуация гляделась некрасиво. Робби думал, что пока имеет преимущество. Его отец продлил его контракт еще на пять лет как европейского торгового представителя, так, что если Лофорд получит председательство, то они должны были бы заплатить довольно приличную цену, чтобы выкупить контракт у Робби.
VII
Дела в Германии шли все хуже и хуже. Робби получил письмо от Йоханнеса, в котором говорилось, что экономика была хуже некуда. Не было больше иностранных кредитов, а Германия не могла без них существовать. Йоханнес выводил из страны всё больше денег, и просил помощи у Робби инвестировать их. Робби сказал своему сыну по секрету, даже Ирма не должна была знать - президент Гувер подготовил заявление о введении моратория на международные долги. Он все еще сомневался в этом непростом шаге. Приведет ли он к положительному результату или вызовет еще тревогу? Французы, с которыми консультации не проводились, вероятно, будут в ярости.
Заявление было принято вскоре после того, как молодая пара вернулась в поместье Шор Эйкрс, французы были в ярости, но немцам оно сильно не помогло. В середине июля крупнейший Данат банк потерпел неудачу в Берлине, и там был ужас, похожий на тот, который наблюдал Ланни в Нью-Йорке. Канцлер Брюнинг отправился в Париж, чтобы просить о помощи, но премьер-министр Лаваль ему отказал. Франция теперь была сильнейшей финансовой державой в Европе, и сидела на куче золота, одалживая его только для вооружения Польши и других ее восточных союзников, которые шантажировали ее без благодарности. Великобритания сделала ошибку, пытаясь подкрепить немецкие финансы, но в результате теперь ее собственные стали ненадёжными. "Мы не дураки", - писал молодой Дени де Брюин Ланни, который ответил: "Если вы позволите Германской республике пасть, то получите Гитлера, это поможет вам?" Молодой Дени ничего не ответил.
Таковы были проблемы, с которыми столкнулись государственные мужи, а два любимца фортуны веселились по всем северовосточных штатам. Приходили приглашения, приказ слугам собрать вещи, в машину, затем несколько часов или, возможно, весь день в дороге, и прибытие в имение в Бар-Харборе или Ньюпорте, Беркшире или Рамапо Хиллс, Адирондаксе или в Тысяче островов. Где бы имение ни было, там был дворец, даже если он назывался "коттеджем" или "лагерем". А в "лагере" можно носить спортивную одежду и не переодеваться к обеду. Но еда будет изысканной, ибо никто не приезжал, не выслав вперед штат прислуги и не обеспечив все современные удобства, в том числе надежного бутлегера. Радио и патефоны обеспечивали музыку для танцев, и если не хватало партнеров для игры, вызывались знакомые по междугороднему телефону, и они мчались сотни миль или больше, а когда приезжали, то хвастались своей скоростью. Еще раз Ланни вспомнил английского поэта Артура Клафа, и его песню о дьяволе в одном из его многочисленных воплощений: "Как приятно иметь деньги, Хей хо! Как приятно иметь деньги!"
У этих молодых людей ещё были деньги, несмотря на то, что их поток иссякал. Худшее из затруднений в депрессии, как оно представлялось дочери Дж. Парамаунта Барнса, было то, что многие из ее друзей, попав в беду, говорили ей об этом. Действительно мучительная ситуация: в самый разгар игры в бридж в Тукседо Парке хозяйка получила телефонный звонок от своего брокера в Нью-Йорке, и пришла с белым лицом, сказав, что, если она не сможет собрать пятьдесят тысяч долларов наличными на следующее утро, она разорена. Не у всех было так много денег в банке, и тем более в то время, когда ходили слухи о том или другом банке. Ирма видела глаза хозяйки, устремлённые на нее, и что было самым неудобным, она не могла сама излечить всю депрессию и должна была установить границу дозволенного.
Да, это совсем не все весело иметь так много денег. Нельзя закрыться в себе и стать бессердечным и равнодушным к страданиям других людей. Но есть вокруг люди, которые хотели, того, что не всегда заслуживают, которые так и не научились делать что-нибудь полезное и оказались беспомощными, как дети в условиях кризиса. Конечно, они должны идти работать, но что они могли делать? Оказалось, что на работу берут людей, которые умеют эту работу делать. Прямо сейчас, как говорилось, шесть или восемь, или десять миллионов человек ищут работу и не находят. Кроме того, Ланни и Ирма, оказалось, точно не являются лицами, которые дают такого рода советы!
VIII
Настало первое июля, день выплаты дивидендов, и многие из крупнейших и наиболее важных корпораций выплату "пропустили". Это вызвало шок на Уолл-стрите и на тех, кто жил на дивиденды. Доходы Ирмы еще больше уменьшились, и их сокращение казалось, вероятно, продолжится. Новости из-за рубежа были хуже, не придумаешь. Рик, который знал, что происходит за кулисами, написал об этом своему другу. Канцлер Германии был в Лондоне, умоляя о займах, но больше никто не осмеливался ему помочь. Франция ожесточилась, потому что немцы совершили преступление в попытке создать таможенный союз с Австрией. Но как эти страны смогут выжить, если не смогут торговать?
Вся жизнь Ланни заключалась в привычке сидеть и слушать старших, говорящих о состоянии мира. Теперь он знал об этом больше, чем большинство людей, которых он встречал, даже старших. В то время, как Ирма играла в бридж или в настольный теннис с молодыми друзьями, которые приобрели удивительный навык в этой быстрой игре, Ланни рассказал президенту одного из крупных банков на Уолл-стрите, почему тот грубо ошибался, рекомендуя своим клиентам покупать облигации фашистской Италии, или пытаясь убедить одну из самых богатых старых леди Америки, что она на самом деле не помогает в борьбе с большевизмом, когда дает деньги на поддержку деятельности нацистов в Соединенных Штатах. Так один очаровательный, утончённый молодой немец был представлен ей, и объяснил, что это святой крестовый поход, чтобы сохранить западную цивилизацию от угрозы азиатского варварства!
Это был весьма сложный мир для набожной прихожанки епископальной церкви и члена общества "Дочери американской революции" чтобы в нём двигаться ощупью. Большое банковское состояние дало ей огромную власть, и она искренне хотела использовать его с умом. Ланни рассказал ей о различных радикальных пунктах нацистской программы, и старая леди испугалась. Затем рассказал ей, как Гитлер отказывался от этих пунктов один за другим, и она снова воспрянула духом. Но он заверил ее, что Гитлер не хотел больше отказываться от этих пунктов. То, что он хотел, это получить власть, а затем он будет делать все, что необходимо, чтобы сохранить её и приумножить. Ланни выяснил, что невозможно объяснить это добрым, хорошо воспитанным и, добросовестным американским женщинам. Для них это было слишком ужасным. Если настойчиво говорить об этом, то удастся только убедить их в том, что не всё в порядке с говорившим, он слишком циничен.
IX
Ланни просто не мог все время жить среди этих разжиревших классов. Он стал скучать по своим красным и розовым и вышел в раскаленный и многолюдный город и еще раз посетил школу социальных наук Рэнд. Он рассказал им, что делал для обучения рабочих на Ривьере, и сделал свой взнос в их расходы. Быстро разнеслась весть, что здесь побывал обладатель кошелька Фортуната,. и все, кто имел основания, - а их, по-видимому, были сотни - стали писать ему письма или слать напечатанные на ротаторе или в типографии обращения на получение средств. Мир был полон бед, и было мало тех, кто о них заботился!
Кроме того, он подписался на еженедельник New Leader, и получал недельную дозу ужасов капиталистической системы, которая разработала такие чудесные силы производства, но не смогла их использовать. Она заставила миллионы голодать, в то время, как несколько паразитов жирели в роскоши. Эта статья лежала на столе в его комнате, и Ирма увидела бросающиеся в глаза заголовки и спросила: "О, дорогой, ты все еще читаешь эту чепуху?" У неё вызвало раздражение, что ее назвали паразитом. И Ланни должен был ответить: "Но мы и есть паразиты" и принялся доказывать это.
У нескольких групп трудящихся и профсоюзов были летние лагеря, где их участники могли провести отпуск. Ланни поехал взглянуть на один из них, желая знать рабочих из первых рук. Но он совершил ошибку, взяв с собой жену, которая испортила всё дело. Ирма делала, что могла, но она не знала, как стать приветливой. Место было переполнено, и в основном там были евреи. Они были одеты неформально и вели себя общительно. Они хорошо проводили время по-своему, не обращая внимания, что это ей не нравится. Они не оказывали достаточно почтительного отношения к её королевскому достоинству и не любили, когда на них смотрят, как в зоопарке. Короче говоря, попытка преодоления социальной пропасти потерпела провал.
На том же южном берегу Лонг-Айленда, где находилось поместье Барнсов, было увеселительное место, известное, как Кони-Айленд. Ланни слышал о нём, но никогда его не видел, а у Ирмы остались лишь смутные воспоминания от времени в детстве, когда они были там вместе с отцом. В жаркий воскресный день порочная идея пришла в голову одному из их элегантной компании: "Давайте поедем посмотреть Кони!" Они утверждали, что это действительно было зрелищем. Мировой первоклассный тур по посещению трущоб, туры такого класса в мире встречались только в люкс круизах с посещением Шанхая или Бомбея.
На двух полностью загруженных автомобилях они приехали на место, которое представляло длинную отмель. Трудно было найти свободное пространство для парковки, и они должны были пройти километра три пешком. Но они были молоды, и это было им в удовольствие. Там, наверное, был миллион человек, и большинство из них заполняло широкий участок пляжа. Едва можно было передвигаться между людьми, лежащими или сидевшими на песке, изнемогающими от зноя под палящим солнцем. Если хотелось узнать элементарные данные о человеческом существе, здесь было место, где можно было увидеть, какими жирными они были, или какими тощими, какими волосатыми, какими кривоногими, какими сутулыми, и как они отличались от норм, установленных Праксителем. Здесь можно было обнаружить, также, какое зловоние и хриплый шум они издавали, какие дурно пахнущие продукты они ели, и какими совершенно непривлекательными и лишними они были.
Для привередливого Ланни Бэдда хуже всего было их безмозглость. Они пришли на праздник и хотели, чтобы их развлекали, и здесь был, казалось бы, бесконечный ряд устройств, созданных для этой цели. По ценам от десяти центов можно было подняться на огромных вращающихся колесах, или покрутиться, сидя на ярко окрашенных жирафах и зебрах. Можно было поездить в крошечных машинах, которые врезались друг в друга, можно было походить в темных туннелях, где было вечное землетрясение, или в светлых, где внезапный ветер вздымал женские юбки и заставлял их кричать. Можно было пугаться призраков и монстров, короче, можно было сделать тысячу фантастических вещей, все они были предназначены для животных, а не для существ с разумом. Там могли унизить или сделать смешным, но редко на Кони-Айленде могли ободрить, вдохновить или научить какой-либо полезной вещи. Ланни воспринял это кошмарное место, как воплощение деградации капитализма, причиняемой миллионам своих жертв. Все, чтобы держать их подальше от мыслей.
Таким образом, молодой либерал сам попал в жаркий спор с молодыми спутниками, которые сделали свои выводы из этого погружения в чувственность. Ирме, которая монополизировала до километра берега океана, противно стало, что кто-то довольствовался квадратным метром, сидя на корточках на берегу. Ее приятель детства, Бабс Лоример, отец которого когда-то был монополистом в спекуляции пшеницей, сделал политические выводы из спектакля, и спрашивал, может ли кто-нибудь представить, как эти массы могут войти в правительство и управлять. "Балда" Винтроп - его звали Ньютон, чьи овдовевшая мать собирала небольшую долю цента с каждого, кто ехал на Кони-Айленд по городской железной дороге, посмотрел на проблему биологически, и сказал, что не может себе представить, как такие орды уродов выжили, или почему они хотят жить. Ещё посмотрите на их детей!