X
Прошло две или три недели, и в душе Ирмы Барнс Бэдд опять зашевелились амбиции. У неё был великолепный дворец в Париже, за который она платила более восьмидесяти тысяч франков арендной платы в месяц, и почти столько же за его содержание, независимо от того используется ли он или нет. Наступила осень, один из восхитительных сезонов в городе света. Бомонд вернулся с гор и моря, в городе открылись осенние Салоны и начались оперы, концерты и все то, что любил Ланни. Были и балы, автосалон и другие проявления роскоши. Молодая пара уселась в автомобиль, Софи и ее муж в другой, Бьюти и ее муж в третий. Мистер Дингл не возражал, куда бы она его возила, потому что, как ни странно это может показаться, Бог был в Париже, и там были люди, которые знали его, даже в самый разгар развлечений.
Марджи, вдовствующая леди Эвершем-Уотсон, приехала из Лондона и привезла с собой Нину и Рика на короткие каникулы. Рик стал знаменитостью, и хозяйки салонов бегали за ним. Было отправлено приглашение графу Штубендорфу в обмен за его гостеприимство, и к удивлению Ланни, он его принял. Приехали и другие светские берлинцы, тут было рукой подать через Рейн, но Лан-ни больше не был наивным, и не мог убедить себя, что эта близость способствовала сохранению мира между великими европейскими державами. Конференция по ограничению вооружений шла со спорами до сих пор в Женеве, и перед ней маячил полный крах. Государственные деятели, фешенебельная публика и даже военные угощали друг друга дорогими винами и изысканными блюдами и стали лучшими друзьями. Но они будут продолжать накапливать оружие и интриговать каждый против всех других, пока в один прекрасный день не прозвучит alerte, и все ринутся назад к собственной стороне реки, или горы, или туда, где проходит граница.
У Ирмы не заняло много времени, чтобы стать опытной хозяйкой салона. С Эмили Чэттерсворт и другими дамами, консультировавшими ее, она играла свою роль с достоинством и успехом. Все любили ее, и самые привередливые обитатели Сен-Жермен, le gratin, не могли найти в ней никаких недостатков. Она не предполагала, что потребуется время на признание салона. Между тем она предоставляла изысканные развлечения, не скупясь. В то время, когда все, за редким исключением, вынуждены идти на наименее простительные нарушения.
В течение трех лет бизнес пророки твердили миру, что спад был лишь временным явлением, что процветание было за углом. Но, видимо, это был круглый дом. Очевидно, сам дьявол прокрался в экономическую структуру и разрушает её. На Уолл-стрите в разгар бешеной политической кампании прошла новая волна банковских банкротств. Дивиденды, казалось, перестали выплачиваться, как и проценты по облигациям. Доход Ирмы за третий квартал этого года упал почти на сто тысяч долларов. Она заявила мужу: "Мы будем пускать пыль в глаза до окончания данного договора аренды, а затем вернёмся и заползем в наше штормовое убежище".
Он ответил: "Все в порядке", и согласился с ней. Он знал, что он не может изменить представление Ирмы, что она помогает сохранить общественный порядок, распределяя деньги среди домашней прислуги, торговцев вином, флористов, портных, и всей той очереди, которая толпится у боковой двери этого дворца, как это было в дни Марии-Антуанетты, сто пятьдесят лет назад. Этим не удалось спасти феодализм, и Ланни сомневался, что это сможет спасти капитализм, но не было никакого смысла огорчать кого-либо раньше времени!
Ланни горевал, что его жизнь была слишком легка. Он горевал об этом в течение многих лет, но, как он мог сделать её трудной? Даже суровый Джесс Блэклесс, депутат Французской республики, не мог забыть тот факт, что был обязан своим избранием взносам Ирмы, и что рано или поздно ему придется опять идти на выборы. Даже Жан Лонге, литератор, а также социалистический редактор, не мог себе позволить поставить под сомнение оценку богатого молодого американца, который принес ему несколько рисунков немецкой студентки художницы. Он сказал, что будет рад использовать их, и Труди Шульц порадовалась скромным гонорарам от Le Populaire. Она не имела ни малейшего представления, что деньги пришли из вклада, который сделал Ланни в фонд на ведение избирательной кампании этого партийного органа.
XI
Программа Гитлера "оппозиция насмерть" привела к роспуску рейхстага, и началась новая избирательная кампания. Для Адольфа настали трудные времена, потому что он не смог достать деньги для избирательной кампании, и когда в начале ноября состоялись выборы, стало ясно, что он потерял почти два миллиона голосов за три месяца. Йоханнес Робин испытал большое облегчение и написал, что произошло заметное изменение к лучшему. Его вера в немецкий народ была оправдана, т. к. он отказал в доверии личности с психическими расстройствами. Йоханнес рассказал, что поведение фюрера после неудачи показало, что он не может себя контролировать и место ему в учреждении особого сорта.
Через два дня после немецких выборов прошли выборы в Соединенных Штатах. У Робби Бэдда была вера в американский народ, и она продолжалась до семи вечера во вторник после первого понедельника ноября 1932 года. Но после этого времени она была полностью и безнадежно разрушена. Великий инженер, друг и кумир Робби, потерпел позорное поражение, а "тот человек Рузвельт" выиграл выборы во всех штатах, за исключением шести. Один из них был родной штат Робби, и неуступчивый республиканец благодарил Бога за то, что он оставил ему этот маленький атом самоуважения! Ади Гитлер хоть и был душевнобольным, но по сравнению с Рузвельтом, по мнению Робби, обладал мудростью Юпитера. А этот кандидат совершал по стране увеселительные поездки, обещая всем все, в том числе полностью несовместимые вещи, такие как сбалансированный бюджет и программы государственной экспансии, которые должны были довести государственный долг до цифр, которые используют только астрономы.
Оба Робби и Йоханнес ввели в обычай отправлять Ланни копии своих писем друг другу, содержащих комментарии к событиям в своих странах. Впервые с момента мировой войны еврейский трейдер стал оптимистом. Он повторил свою любимую кулинарную формулу, что суп не едят таким горячим, каким его варят. Чтобы доказать свою веру в землю пилигримов, он предложил Робби купить для него больше акций Бэдд. Но Робби ответил в строжайшем секрете, сам печатая письмо на машинке, что заводы Бэдд вскоре могут быть полностью закрыты. Только мудрая и милосердная Корпорация финансирования реконструкции Гувера удерживала их от объявления дефолта по своим облигациям.
По американским законам между выборами Рузвельта и его вступлением в должность должно пройти четыре месяца. Робби думал, что будет передышка, но наступил паралич. Ничто не делалось, и каждая сторона винила другую. Герберт был уверен, что Франклин хотел, чтобы страна скатилась в пропасть для того, чтобы он мог получить славу её спасителя. Во всяком случае, банковские банкротства шли волна за волной, люди прятали деньги в матрасах, деловые люди покупали золото из-за ожидаемой инфляции, а люди в Европе, которые инвестировали свои деньги в Америку, сейчас отзывают их обратно. Семнадцать миллионов безработных, мировой рекорд!
XII
Между тем безвыходное положение в Германии продолжалось. Коммунисты отняли у социалистов еще одну большую порцию голосов, и они ненавидели друг друга больше, чем когда-либо. Гитлер получил ещё одну аудиенцию с Гинденбургом, и потребовал пост канцлера, но ему было отказано.
Нацистские экстремисты были приведены в бешенство "комплексом законности" Гитлера и требовали, чтобы он захватил власть. Произошла ещё одна бурная ссора между фюрером и руководителем его организации Рейх номер один Грегором Штрассе-ром. Первый снова грозил самоубийством, а второй угрожал выйти из партии и создать новую собственную партию.
Штрассер начал заигрывать с господами из Херрен клуба, которые были готовы сотрудничать с любым, кто мог бы принести им голоса. Генерал фон Шлейхер хотел вытеснить фон Папена, который считался его другом и союзником. Шлейхеру пришла в голову светлая идея о кабинете, куда вошли бы экстремисты Юнкеры и крайние нацисты. Они могли бы запугать Гитлера, потому что его партия стала банкротом, а его денежные мешки закрыли свои кошельки, и сам он был в состоянии безумия. Тандем Шлейхера и Штрассера будет угрожать другим роспуском рейхстага и очередными выборами, на которых нацисты без денег с уверенностью потеряют половину голосов. Таков был рентгеновский снимок немецкой политики в изложении Йоханнеса Робина, направленного его верным друзьям. Он не говорил, что заговорщики приходили к нему за деньгами, но сказал, что из вторых рук он не получал вышеуказанную информацию.
По-видимому, эта сделка состоялась. Когда члены семьи Бэдд приехали в Бьенвеню на Рождество, "паркетный генерал" стал канцлером Германской республики, а Грегор Штрассер порвал с Гитлером и в настоящее время вёл переговоры о должности в кабинете. Гитлер был запуган и согласился на закрытие Рейхстага до января.
Из Коннектикута и из Лонг-Айленда пришли рождественские письма, в которых было видно, что авторы очень старались придумать что-нибудь веселое. Ирма, читая их, сказала мужу: "Может быть, нам лучше закрыть дворец и сэкономить деньги, чтобы позаботиться о моей матери и твоем отце".
"Благослови тебя Господь!" - ответил принц-консорт. - "Ты наняла белого слона до апреля, так можешь ездить на нем всё это время".
- Но предположим, что они действительно попали, Ланни!
- Робби на бирже не играет, и я думаю, что твоя мать тоже, поэтому они не могут полностью разориться.
Ирма подумала немного, потом сказала: "Ты знаешь, Ланни, у тебя действительно есть хватка. Ты оказался прав насчет экономики. Все важные люди ошиблись, а ты попал в самую точку".
Молодой социалист ответил: "Стоит пережить депрессию, чтобы услышать такое от своей жены!"
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Дуют яростные ветры
I
Вернувшись в Париж, Ланни в течение января месяца получал каждое утро номер берлинской социалистической газеты Vorwarts с опозданием на двадцать четыре часа. На первых страницах там можно было найти детали политической обстановки под паническими заголовками, сопровождавшиеся редакционными призывами. Все подавалось с социалистической точки зрения. Но Ланни мог проверить эту точку зрения, прогулявшись до холма Монмартр и услышав комментарии своего дяди депутата, основанные на чтении Юманите, газеты, основанной Жоресом, но которая теперь находилась в руках коммунистов. Эта газета тоже публиковала свои новости из Берлина, уравновешивая панические заголовки и редакционные призывы. Так как Юманите получала свои новости по телеграфу, Ланни иногда заглатывал противоядие раньше яда.
"Ты видишь!" - воскликнул красный дядя: "у социал-демократов нет ни одного конструктивного предложения. Они только осуждают то, что мы предлагаем!"
- Но вы тоже их осуждаете, дядя Джесс.
- Рабочие знают нашу программу, и каждый раз, когда проходят выборы, социалистические чиновники теряют полмиллиона или миллион голосов, а мы их получаем.
- Но предположим, что больше не будет никаких выборов, дядя Джесс. Предположим, Гитлер возьмёт власть!
- Он не сможет причинить никакого вреда нашей монолитной партии. У нас подготовленные и дисциплинированные члены партии, и они будут стоять твердо.
- Но предположим, что он запретит вашу организацию!
- Нельзя уничтожить партию, которая имеет несколько сотен тысяч членов, и которая собирает четыре или пять миллионов голосов.
- Не делай ошибку, недооценивая своего врага.
- Ну, если надо, мы уйдём в подполье. Это уже случалось раньше, и ты можешь быть уверен, у нас есть планы во Франции, а также в Германии.
- Я надеюсь, что ты не ошибся, дядя Джесс. Ланни сказал, что думал. Он спорил с коммунистами, но испытывал противоречивые чувства, потому что, в конце концов, они были рабочей партией, и никто не может быть уверен, что они не понадобятся. Первый пятилетний план Советского Союза был завершен с успехом, и все красные ликовали по этому поводу. Социалисты тоже не остались в стороне, и многие дрогнули, спрашивая, а что если русский путь единственно возможный. Во всяком случае, они имели право быть выслушанными. Ланни сделал все, что мог, чтобы убедить обе стороны прекратить ссориться, и дал им возможность ссориться с ним.
II
Каждый раз, когда ему хотелось узнать о том, что на самом деле происходит в Германии, ему было достаточно лишь написать Йо-ханнесу Робину. Ответ еврейского финансиста был порывом ветра, срывавший туман и обнажавший пейзаж. Он показывал немецкую нацию, идущей по опасной дороге, окруженной со всех сторон зияющей пропастью и вулканами, извергающими облака огненного пепла, с падающими камнями, вызванными землетрясениями. Несомненно, ни один из Плиниев, ни дядя, ни племянник, не наблюдал более ужасных природных явлений, которым противостояла Веймарская республика в начале этого 1933 года.
Беспредельно агрессивные нацисты вели днём и ночью бои с коммунистами по всей стране. А между тем две правящие группы, промышленники на западе и помещики на востоке, взвинчивали тарифы для защиты своих интересов. Ста процентов им было мало в эти дни при слабеющих рынках. Рабочие, которые хотели понижения цен на товары и продукты питания, раз за разом отказывались голосовать за кандидатов этих групп. Но даже с менее чем пятью процентами голосов реакционные политики по-прежнему цеплялись за власть, натравливая одну фракцию против другой, используя лесть, смешанную с угрозами.
Канцлер фон Шлейхер начал обхаживать профсоюзы, называя себя "социальным генералом", указывая "умеренным" социалистам и католикам, насколько все будет хуже, если к власти придут любые экстремистские группы из этих партий. За эти разговоры он потерял благосклонность денежных мешков Рура, которые хотели уничтожить профсоюзы и слушали песню сирены Гитлера, обещавшего исполнить их желание. Также была проблемой Osthilfe, помещики аристократы Восточной Пруссии были поставлены в неловкое положение. Чтобы спасти фермеров от разорения, были выделены огромные государственные средства, но крупным землевладельцам, влиятельным аристократам, удалось получить большую часть этих денег, и они использовали их не для благоустройства земель, а совсем для других целей. Теперь чуть ли не каждый день социалистическая и коммунистическая пресса печатала обвинения и требовала расследования.
Папен и Шлейхер еще делали вид, что дружат, но были готовы вцепиться друг другу в глотку. Шлейхер сверг Папена по сговору с нацистами, но двое продолжали играть в эту игру. Папен, "джентльмен-мошенник", был самым неутомимым махинатором. Бледный блондин, аристократ с тонким, морщинистым лицом вечно улыбался. Он посещал одно за другим секретные совещания, рассказывая всем разные истории, тщательно рассчитанные так, чтобы ранить своего соперника.
"Папен провел встречу с Гитлером в доме друга Тиссена, барона фон Шредера", - написал Йоханнес, и Ланни не нужно спрашивать, что это значит. "Мне рассказали, что Папен и Гугенберг провели встречу", - что, тоже не было неясным. Гугенберг, "серебряный лис", посетил один из вечеров Робина. Большой человек с усами моржа, жестокий, но умный. Лидер Пангерманской группы и владелец самой мощной пропагандистской машины в мире. Практически все крупные капиталистические газеты Германии, а также УФА, монополия по производству фильмов, принадлежали ему. "Папен привлекает средства для Гитлера среди промышленников", - писал Йоханнес: "Я слышал, что фюрер имеет долговые расписки на более, чем два миллиона марок, которые он не может оплатить. Вопрос, сойдет ли он с ума, прежде чем станет канцлером!"