Однако, нацистские автомобили их не преследовали, и штурмовики не ждали в отеле Монополь. На следующее утро они подъехали к границе, и никто не искал динамита в двух футлярах скрипок Ганси. Они прошли через рутинную процедуру декларирования денег, вывозимых из страны, а затем были переданы бельгийским таможенным властям. Ланни вспомнил тот день, когда он был выслан из Италии, и с каким облегчением он увидел французские мундиры и услышал французскую речь. Восемь лет прошло, и Бенито, "Блаженный маленький дутыш", по-прежнему высокомерно заявлял, что его преемник еще не родился. Теперь его ловкий трюк копировался в другой и гораздо более могущественной стране, и по слухам, он давал советы. Во скольких еще странах Ланни Бэдд будет наблюдать ту же картину? Сколько еще произойдёт преобразований? Будут ли японские завоеватели Маньчжурии носить новые цвета рубашек или кимоно? Или это будут "Огненные кресты" во Франции? Или группа Мосли в Англии? И если да, то в какую часть мира двинутся сторонники свободы?
VIII
Высокая стройная фигура Ганси Робина стояла перед зрителями в симфоническом зале. Перед аудиторией требовательных парижан, чьи аплодисменты следовало сначала заслужить. В первом ряду сидели Ланни, Ирма и Бесс в сильном волнении. Ганси выглядел серьезным, и его поклоны свидетельствовали о чувстве собственного достоинства. Он понимал, что это выступление будет важным, но не слишком нервничал, осознавая свои силы и умения. Дирижер был француз, отдавший всю жизнь служению искусству, которое любил. Его волосы поседели, и те, что остались, обрамляли его блестящую лысину. Он постучал по краю своего пюпитра и поднял палочку. Литавры ударили четыре раза, а затем зазвучали несколько нот робкой походной песни. Затем еще четыре удара, и опять звуки песни. Это был концерт для скрипки Бетховена.
Ганси стоял и ждал со своим инструментом на сгибе руки и смычком с боку. Вступление было изысканным, но он не хотел отвлечь чье-либо внимание от звуков даже движением своих глаз. Ланни Бэдд, сидящий в первом ряду вместе с женой и Бесс, знал каждую ноту этой композиции, он играл на фортепиано транскрипции оркестровой части для Ганси в поместье "Буковый лес". В тот роковой день семь лет назад, когда Бесс впервые встретила пастушонка из древней Иудеи и попала под его чары. Это было одной из причин, почему Ганси сделал этот концерт хитом своей программы. Любовь вдохновляла его исполнение, а любовь есть способ действий с тем, что она затрагивает.
Марш приобрел твердую поступь Бетховена. Оркестр гремел, и Ланни хотел воскликнуть: "Осторожно, Маэстро. У него не так много инструментов!" Но выразительные руки дирижера подали сигнал оркестру смягчить звук, как только смычок Ганси коснулся струн. Песня поплыла вперед, радостная пока еще нежная, добрая, но уже сильная, всеми этими качествами обладала душа Бетховена, и которым душа Ганси оказывала честь. Скрипка пела, и оркестр сопровождал её. Различные инструменты подхватывали мелодию, в то время как Ганси украшал её, кружась вокруг неё, над и под ней, прыгая, перескакивая, совершая искусный полет веселой акробатики. Концерт является способом демонстрации возможностей музыкального инструмента. Но иногда он может также иллюстрировать возможности человеческого духа, его радости и печали, тяжелый труд и триумф, славу и величие. Мужчины и женщины бредут через повседневную рутину, они устают и становятся равнодушными, теряют веру или даже ещё хуже. Но приходит великий художник и раскрывает настежь ворота своего бытия, и они понимают, сколько они потеряли в своей жизни.
Более двадцати лет этот чувствительный молодой еврей посвятил себя одному специфическому искусству. Он сделался рабом нескольких кусков дерева, полос из кишечника свиньи и волос из лошадиного хвоста. И с помощью таких непривлекательных средств Бетховен и Ганси умудрились выразить богатство, элегантность и разнообразие жизни. Они привели слушателей в мастерскую вселенной, где её чудеса задумывались и творились. Истинный процесс массового производства, создающий мириады листьев деревьев и лепестков цветов, крылья насекомых и птиц, образцы кристаллов снега и солнечных систем. Бетховен и Ганси показали работу этого механизма, из которого цвет и изысканность, мощность и блеск лились непрерывным потоком.
Ланни так много шутил над фамилией своего зятя, что он перестал признавать свои шутки каламбуром. Физически Ганси никак не походил на дрозда, но когда слышали его музыку, то на ум приходило, что крылья дрозда проявляют чудеса легкости и изящества, и что каждое перо отдельный триумф. У дрозда сильное сердце, и он летит без остановки над морями к земле. Он летит высоко в верхних регистрах среди гармонических нот, где ощущения острее, чем на земле. В быстрых руладах скрипки Ганси были парение и стремительность всех птиц. В длинных трелях были дрожание крыльев колибри, отливающих фиолетовым, зеленым и золотым цветом в лучах солнца, парящих, словно без движения. Каждый момент это может умчаться, но он по-прежнему остается очарование.
IX
Ганси играл сложную каденцию. В зале ни одного постороннего звука. Оркестранты затаили дыханье, и аудитория тоже. Гаммы бросали вверх и вниз летающие звуки. Вверх, как ветер через сосны на склоне горы, вниз, как водопад, сверкая радугой в лучах солнца. Бетховен проявил искусство, соединив две темы в контрапункте, а Ганси показал мастерство, играя трели двумя пальцами и мелодию двумя другими. Только музыкант мог осознать, сколько лет требуется тренировать нервы и мышцы, чтобы так прижать две струны одновременно, но все могли понять, насколько это было красиво и в то же время безудержно.
Вторая часть была молитвой, где горе смешивается с тоской. Так Ганси мог рассказать о том, что обременяет его душу. Он мог рассказать, что мир был суров и жесток, и что его бедный народ страдал. "Рожденный скорбеть - рожденный скорбеть", - простонали деревянные духовые и звуки скрипки Ганси реяли над ними, вымаливая сострадание. Но нельзя долго плакать с Бетховеном. Он превращает боль в красоту, и во всех его работах нельзя найти хотя бы одну, где бы он оставил слушателя в отчаянии. Там приходит пик мужества и решимости, и тема горя превращается в танец. Автор этого концерта был унижен и разъярен, когда солдаты Наполеона захватили его любимую Вену, он ушел в лес в одиночку и напомнил себе, что завоеватели мира приходят и уходят, а любовь и радость остается жить в сердцах людей.
"Ой, да ладно, радуйся, о, приходи и веселись, приходи одна, приходите все, и танцуйте со мной!" Ланни забавлялся, подыскивая слова для музыкальных тем. Этот танец шел по лугам, усыпанным цветами. Ветры катилась впереди него, а вся живность собралась в веселую процессию, птицы порхали в воздухе, кролики и другие восхитительные создания резво носились по земле. Рука об руку шли молодые люди в ниспадающих одеждах. "О, юноши и девы, О, юноши и девы, приходите смеяться, петь и танцевать со мной!" Это был бунт Айседоры, который навсегда останется в памяти Ланни. Когда буря оркестра заглушила скрипку Ганси, наш слушатель прыгал с вершины горы на другую.
Видимо другие слушатели пережили такие же приключения, и когда прозвучала последняя нота, они вскочили на ноги и попытались рассказать артисту об этом. Ланни увидел, что его зять заслужил триумф. Такой приятный, добрый человек, каким он был, покраснел от усилий, но даже меньше, чем обычно, показывая напряжение, при котором он жил. Люди, казалось, поняли, что здесь был тот, кого не испортит восхищение. Он не собирался любоваться собой и своей славой, он никогда не утратит вкус к жизни. Он будет любить свое искусство и служить ему. Все в этом зале знали, что он был евреем, и что это было время страданий его народа. Антисемитизма, царившего в Париже, не было среди любителей искусства, и крики "Браво!" молодому виртуозу свидетельствовали, что кричавшие были приверженцами дела свободы и человеческой порядочности.
Ланни думал о великом композиторе, друге человечества и защитнике угнетенных. Этот концерт редко исполняли при его жизни, чтобы он почувствовал, если бы услышал исполнение этих солиста и дирижера. Но затем в голову Ланни пришла мысль: "Что бы Бетховен подумал, если бы мог видеть, что происходит на его родине?" Там мечты искусства бежали, и тягостная реальность заняла их место. Ланни подумал: "Немецкая душа была захвачена Гитлером! Что он ей может дать, только своё собственноё безумие? Что он может сделать из неё, только свой искаженный образ?"
X
Ганси всегда направлялся прямо домой после выступления. Он был обессилен и не хотел рассиживаться без дела в кафе. Он вошел во дворец и уже собирался идти в свою комнату, когда зазвонил телефон. Вызывал Берлин, и Ганси сказал: "Это должно быть папа, он хочет узнать, как прошел концерт".
Он был прав, и сказал отцу, что все прошло хорошо. Йоханнес не стал спрашивать о частностях, вместо этого ошеломил вестью. - "Горит Рейхстаг".
"Herrgottl" - воскликнул сын, повернулся и повторил слова отца для других.
- Нацисты говорят, что подожгли коммунисты.
- Но, папа, это безумие!
- Я не могу обсуждать это. Найдешь новости в газетах, и строй свои собственные догадки. Здание горело в течение нескольких часов, и они говорят, что там были замечены люди, бежавшие с факелами.
"Это заговор!" - воскликнул Ганси.
- Я ничего не могу сказать, но я рад, что вас здесь нет, нужно оставаться там, где вы сейчас находитесь. Это ужасно…
Так Ганси долго не ложился спать. Они сидели и разговаривали, и Ланни, у которого были друзья в газете Le Populaire, позвонил в редакцию, чтобы получить дополнительные сведения. Считалось, что большое здание существенно выгорело, и правительство заявило, что оно было намеренно подожжено эмиссарами Красного Интернационала.
Все четверо молодых людей были знакомы с этим продуманным образцом архитектурного стиля Бисмарка и могли себе представить место происшествия и там, и в других местах в городе. "Это провокация", - заявила Бесс: "Коммунисты не террористы". Ланни согласился с ней, а Ирма держала при себе то, что она думала. Это было естественно, что каждый коммунист называл это заговором, а каждый нацист будет уверен в обратном.
"На самом деле, это слишком очевидно!" - утверждал, Ганси. - "Выборы прошли шесть дней назад, и эти негодяи примут все меры для дискредитации нас!"
"Рабочие не дадут обмануть себя!" - настаивала Бесс. - "Наша партия едина".
Ланни подумал: "старая запись фонографа!" Но он сказал: "Это ужас, как говорит папа. Они сегодня ночью захватят все коммунистические штаб-квартиры по всей Германии. Радуйтесь, что у вас есть хорошее алиби".
Но ни один из музыкантов не улыбнулся этой идее. В своих душах они чувствовали удары, которые получали их товарищи по партии.
XI
То, что произошло в здании Рейхстага в ту ночь 27 февраля, станет предметом споров внутри и за пределами Германии на долгие годы. Но не может быть никаких сомнений в том, что происходило в другом месте. В то время как, четверо молодых людей беседовали в Париже, лидер берлинских штурмовиков, граф Хельдорф, отдавал приказы на арест видных коммунистов и социалистов.
Список жертв был подготовлен заранее с ордерами на арест, каждый с фотографией жертвы. Граф знал, что марксисты были преступники. А Геринг заявил, что сумасшедший голландец, который был схвачен в здании со спичками и другими средствами поджигания, имел при себе коммунистический партбилет. Заявление оказалось неправдой, но оно сработало в нужный момент.
На следующий день Гитлер убедил Гинденбурга подписать указ "об охране государства от коммунистической угрозы", и после чего нацистам путь был открыт. Тюрьмы были переполнены подозреваемыми. В спешке началось создание концентрационных лагерей. Прусское правительство, которое возглавлял Геринг, выступил с заявлением о документах, найденных при обыске в доме Карла Либкнехта за три дня до пожара. Коммунисты были в заговоре с целью сжечь общественные здания по всей Германии, начать гражданскую войну и революцию по российской модели. Планировалось начать грабежи и террористические акты сразу после пожара. Они должны быть направлены против лиц и имущества. Было обещана публикация этих документов, но никто никогда их не увидел, и эта история была забыта, как только она достигла своей цели, оправдания упразднения гражданских свобод во всем, что было Германской республикой.
XII
Когда свидетельства стали просачиваться в газеты Англии и Франции, молодые красные и розовые много часов ломали головы над одним из грандиозных "подлогов" истории. Кто задумал это? И кто это выполнил? Для ответа на первый вопрос лучше всего подходил немецкий летчик мировой войны, который бежал в Швецию, где стал наркоманом и был помещен в психопатическое учреждение. Герман Геринг был человек глыба, нелепо тщеславный, с любовью к ярким образцам форменной одежды, которые делали его мишенью берлинских остряков. Он был также человеком огромной энергии, жестокий и беспринципный, совершенный тип пиратов, которые грабили границы Германской империи в средние века. Он надавал себе титулов и установил свои огромные белые мраморные статуи на Siegesallee, известной берлинским острякам, как "кладбище искусства".
Герман Геринг занимал должности: министра без портфеля, Федерального уполномоченного по воздушному транспорту, министра внутренних дел Пруссии. Эти должности давали ему власть, как и в старые пиратские времена, но, к сожалению, они были выборными. И в следующее воскресенье пролетариат может пойти на выборы и лишить Германа его величия, и это может очень не понравиться человеку аристократических вкусов, другу бывшего наследного принца и Тиссена. Так и случилось, человек действия должен был действовать, для этого его официальная резиденция была связана с Рейхстагом длинным подземным переходом. Также под его командой была хорошо обученная армия, которая могла выполнить его любую команду. Что значит здание по сравнению с будущим нацистской партии?
Человек, которого нацисты, наконец, осудили за это преступление, был слабоумным голландцем, исключенным из Коммунистической партии этой страны. Он бродяжничал по всей Европе. Полиция утверждает, что на допросе он подробно рассказал, что поджёг занавески в ресторане спичками и бутылкой керосина. Но ресторан не был единственным помещением, которое горело. Были взрывы в зале заседаний, и оттуда вырвались пламя и взрывные газы. Глава пожарного управления Берлина заметил дорожки бензина на этажах здания. Сразу после пожара он объявил, что полиция увезла грузовик, груженный несгоревшими горючими материалами с места пожара. Сразу же после его заявления он был уволен со своего поста.
Таковы были сведения, которые молодые радикалы за рубежом собрали вместе и опубликовали в своих газетах. Но газеты, которые могли бы опубликовать такую новость в Германии, были все закрыты, а их редакторы находились в тюрьме, и многие из них были подвергнуты жестоким пыткам. Больно было знать, что ваши товарищи, идеалисты, кому вы верили и за кем следовали, были избиты резиновыми палками, на них танцевали шиповаными сапогами, отбив им почки и раздавив их яички. Еще страшнее знать, что гражданские права были убиты в одной из мировых наиболее развитых стран, и что родина Гете и Баха была в руках людей, которые были способны планировать и совершать такие зверства.