III
Ланни понял, что получает действительно превосходное предложение, и на мгновение пожалел, что ему не нравятся нацисты. У него было чувство, что Ирма захочет, чтобы он сказал да. И ей понравится помогать ему в таких международных поручениях. Несомненно, генерал пригласил ее на обед для того, чтобы оценить ее с этой точки зрения.
"Мой дорогой Геринг", - сказал муж Ирмы, - "вы сделали мне комплимент, и я хотел бы верить, что я его заслуживаю. Конечно, я иногда встречаю важных персон и слышу их разговоры без лишних свидетелей. Я полагаю, что мог бы иметь больше таких возможностей, если бы их искал. Я также считаю Берлин приятным городом для посещений. И если бы я увлёкся временами наблюдать за вашей интересной работой, то было бы естественно для вас задавать мне вопросы, а для меня рассказывать вам, что я слышал, Но когда вы предлагаете мне платить за это, то дело принимает другой оборот. Тогда я должен чувствовать себя обязанным. А я всегда был Taugenichts. Даже прежде, чем я приобрёл богатую жену, я любил порхать с одного места на другое, смотреть на картины, слушать хорошую музыку или её играть, может не так хорошо, общаться с друзьями, и развлекаться, наблюдая человеческие спектакли. Бывало, что я зарабатывал немного денег, но я никогда не чувствовал, что мне нужно зарабатывать. И я не хотел бы никогда это чувствовать".
Это был своего рода ответ, когда хотят поднять цену. И что делать потенциальному работодателю? "Мой дорогой Бэдд", - сказал генерал в том же осторожном стиле, - "менее всего я хотел бы сделать вас любом смысле обязанным или вмешиваться в ваш образ жизни. Но ваш образ жизни делает вас очень удобным помощником".
- Это действительно приятно, Exzellenz, обнаружить, что мои слабости стали моими достоинствам".
Великий человек улыбнулся, но продолжил свои попытки получить то, что он хотел. - "Предположим, что вы окажете мне такие услуги, которые развлекут вас и которые не потребует больших жертв с вашей стороны, чем приезжать в Берлин два или три раза в год. И предположим, что когда-нибудь, чисто по дружбе, я подарю вам охотничье угодье, как это, площадью в одну или две сотни квадратных километров. Конечно, это не должно быть воспринято, как унижение или оскорбление".
"Gott behute!" - воскликнул плейбой. - "Если бы я владел такой собственностью, я должен был бы платить налоги и оплачивать содержание, и сразу попал бы под моральное давление, чтобы получить от неё какую-то пользу".
- Неужели вы не можете ничего придумать, что я мог бы сделать для вас?
Ланни понял, что его обрабатывают виртуозной дипломатией. Генерал не говорил: "Вы знаете, у меня есть власть над вами, и это путь, который, возможно, заставит меня ослабить её!" Он не заставлял Ланни отвечать: "Вы знаете, что вы ни за что не хотите мне уступить и не держите свое обещание". Он облегчал положение для них обоих. И Ланни, конечно, не собирался пропустить свой шанс! "Да, Геринг", - быстро сказал он, - "Есть одна вещь. Для этого ваша замечательная правительственная машина должна сделать специальные усилия и найти этого молодого сына Йоханнеса Робина".
- Вы все еще беспокоитесь об этом еврее?
- А что я могу сделать? Он вроде мой родственник. Моя сестра вышла замуж за его брата, и, естественно, вся семья сокрушается. Когда я поехал в Берлин, чтобы показать свои картины Дэтаза, я вынужден был обещать сделать всё в моей власти, чтобы найти его. Я колебался беспокоить вас еще раз, зная, какие огромную нагрузку вы несёте.
- Но я уже говорил вам, мой дорогой Бэдд, что я пытался найти этого человека без успеха.
- Да, но я знаю, какая была большая путаница последние несколько месяцев, я знаю случаи, когда отдельные лица и группы брали на себя полномочия, на которые они не имели законного права. Если вы хотите сделать мне одолжение, которого я никогда не забуду, то поручите одному из ваших сотрудников сделать тщательное расследование, не только в Берлине, но и во всём рейхе. И позвольте мне снять этого совершенно безвредного молодого человека с моей совести.
"Ладно", - сказал министр-Президент. - "Если это ваше сокровенное желание, я постараюсь его исполнить. Но помните, не всё может быть в моей власти. Я не могу оживлять мертвых".
IV
Вернувшись в Берлин, Ланни взял свою жену покататься, и они обсудили новые события. "Либо он мне не доверяет", - сказал Ланни, - "либо я услышу его в ближайшее время".
"Он должен делать вид, что провёл расследование", - вставила в разговор Ирма.
- Чтобы обнаружить ошибку, не надо много времени. Он может сказать: "Я смущен, обнаружив, что моя, казалось бы, эффективная организация допустила оплошность. Ваш друг был в Дахау все это время, и я приказал его перевести в Берлин". Если он не сделает этого, значит, что он не доволен моими обещаниями.
- Может быть, он слишком много знает о тебе, Ланни.
- Это не исключено, но он даже не намекнул на это.
- А зачем это ему нужно? Фредди - его единственная зацепка за тебя, и он это знает. Возможно, он думает, что ты уедешь из Германии и расскажешь обо всём Йоханнесу.
- Всё - это старая история в настоящее время. Йоханнес разорён, и я сомневаюсь, что кто-нибудь проявит к нему интерес. Коричневая книга опубликована, и его там нет.
"Слушай", - сказала жена. - "Этот вопрос всё время беспокоит меня. Может быть, Фредди сделал что-то серьезное, и Геринг знает об этом и предполагает, что ты тоже знаешь?"
- Это зависит от того, что ты считаешь серьёзным. Фредди помогал финансировать и содержать социалистическую школу. Он пытался преподавать рабочим набор демократических и либеральных теорий. Это является преступлением для этого правительства, и виновным в этом лучше умереть.
- Я не имею в виду это, Ланни. Я имею в виду какой-то заговор, попытку свержения правительства.
- Ты знаешь, что Фредди не верил в такие дела. Я слышал, как он говорил тысячу раз, что он верит в правительство народного согласия, например, как у нас в Америке, и, например, какой пыталась стать Веймарская республика или так или иначе, какой она могла бы быть.
- Но разве не возможно, что Фредди, возможно, изменился после пожара Рейхстага, и, после того, как увидел, что сделали с его товарищами? Это не была бы Веймарская республика, которую он попытался бы свергнуть, а Гитлер. Разве это не вероятно, что он и многие его друзья передумали?
- Многие, без сомнения, передумали, но вряд ли Фредди. Что он мог? Он закрывал глаза, когда держал пистолет!
- Есть много других, которые могут стрелять. Что было у Фредди, это деньги, куча денег, которые он мог бы получить от своего отца. Были месяцы март и апрель. А, ты знаешь, что он делал, или что его товарищи планировали и во что они его втянули?
- Я думаю, что он сказал бы нам об этом, Ирма. Он чувствовал себя связанным словом чести.
- Он мог бы быть связанным словом чести и с другими, он не мог говорить о своих товарищах. Может быть, что он даже не знал, что происходит. Но другие использовали его. Некоторых из этих ребят я встречала в Школе. Это были люди, которые будут бороться до конца, я знаю. Люди Шульц, например, ты себе можешь представить, что он лег и позволил нацистской машине проехать над ним? Мог он попытаться побудить рабочих к тому, что они называют массовой акцией? И его жена могла помогать ему? Опять же, предположим, среди них был нацистский агент и пытался заманить их в ловушку, чтобы поймать их в каком-то акте насилия, чтобы был повод их арестовать?
- Нацистам не нужны никакие поводы, Ирма, они арестовывают людей оптом.
- Я говорю о возможности, что может быть какое-то реальное обвинение Фредди. Какая-то причина, почему Геринг считает его опасным и не отпускает его.
- Против людей в концентрационных лагерях нет уголовных обвинений. Уголовники содержатся в тюрьмах, где их пытают, чтобы те выдали сообщников. Потом им стреляют в затылок и кремируют. Люди, которые находятся в Дахау, являются социалистическими политиками и редакторами и профсоюзными лидерами. Интеллектуалы всех групп, которые стоят за свободу, справедливость и мир.
- Ты считаешь, что они там без каких-либо обвинений против них?
- Точно так. Над ними не было никакого суда, и они не знают, за что они там и как долго они там останутся. Две или три тысячи лучших людей в Баварии, и я думаю, что Фредди не сделал ничего более, чем любой из них.
Ирма больше не сказала ни слова, и ее муж знал причину этого. Она не могла поверить в то, что он сказал. Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой. Во всем мире люди не верили, и будут продолжать не верить, к великому раздражению Ланни.
V
Шли дни, и наступало время для открытия выставки в Мюнхене, но до сих пор никто не признал ошибку непогрешимой государственной машины. Ланни постоянно размышлял над этой проблемой. Разве что жирный генерал ожидал от него поставок товаров в кредит без выставления счёта? Ланни подумал: "А не пойти ли ему к чёрту. И пусть катится туда немедленно!"
В раздражении подпольный социалист стал думать о тех товарищах, которых он встречал на школьных приемах. Рахель дала ему адреса, а в свободное время он проехался по ним, всегда принимая меры предосторожности, припарковывая свою машину на некотором расстоянии и убеждаясь в отсутствии слежки. Ни в одном из случаев ему не удалось найти лиц, кто бы знал об их местонахождении. В большинстве случаев люди даже не признавались, что слышали о них. Они исчезли с лица фатерланда. Мог он предположить, что все они были в тюрьмах или концентрационных лагерях? Или некоторые из них "ушли в подполье"? Он еще раз обдумал, как ему попасть в эту преисподнюю, но всегда быть в состоянии вернуться в отель Адлон во время, чтобы получить сообщение от второго человека в нацистском правительстве!
Ирма пошла на вечерний чай с танцами в американском посольстве, а Ланни отправился посмотреть на картины во дворце рядом. Но там он не нашел ничего, что мог бы рекомендовать своим клиентам, и цены показались высокими. Танцев ему не хотелось, и он был уверен, что его жена найдёт других партнеров. Его мысли обратились к серьезному молодому "коммерческому художнику", который носил большие роговые очки и ненавидел свою работу, изготовление рисунков аномально тонких арийских женщин, носящих женское белье, чулочно-носочные изделия и эксцентричные шляпы. Также Ланни подумал о жене молодого человека, большой души и студентки живописи с подлинным талантом. Людвиг и Гертруда Шульц. В этих именах не было ничего особенного, но Люди и Труди звучали как водевильный дуэт.
Ланни позвонил в рекламное агентство, и там сообщили, что молодой человек уже там не работает. Он позвонил в художественную школу и узнал, что эта студентка уже не учится. Ни в одном месте он не услышал доброжелательного тона или дополнительной информации. Он предположил, что если бы молодые люди бежали за границу, то они бы, конечно, сообщили об этом в Бьенвеню. Если они должны "спать на открытом воздухе" в Германии, то что им делать? Могут ли они выходить только ночью, или они должны иметь какой-то камуфляж? Он был почти уверен, что они будут жить среди рабочих. У них никогда не было много денег, и без работы, вероятно, им не обойтись без помощи товарищей рабочих.
VI
Как добраться до подполья! Ланни мог припарковать свой автомобиль, но он не мог припарковать свой акцент, манеры и модные маленькие рыжеватые усы. И прежде всего, его одежду! Старой он не имел. А если купить поношенную, то как бы он выглядел, входя в отель де люкс? Для него стать обитателем трущоб будет почти так же сложно, как и для обитателя трущоб стать плейбоем миллионером.
Он проехал мимо здания, где раньше находилась школа для рабочих. Сейчас на флагштоке над дверью весел большой флаг со свастикой. Нацисты устроили здесь районный штаб. Тут информации не получишь! Ланни поехал в район, где жили Шульцы. Шестиэтажные многоквартирные дома, обычный "трущобный" рабочий квартал, какие он видел в Европе. Народ старался оставаться в помещении как можно дольше. Наступили холода, и приоконные ящики с цветами были убраны внутрь.
Он проехал мимо дома, в котором он бывал у Шульцев. Ничто не отличало его от любого другого дома, кроме номера. Он проехал вокруг квартала и снова вернулся, и по внезапному побуждению остановил свою машину, вышел из неё и позвонил дворнику. Он уже делал одну попытку получить здесь информацию, но, возможно, он делал это не достаточно энергично.
На этот раз он попросил разрешения пройти и поговорить с женой дворника, и его неохотно приняли. Сидя на деревянном стуле на очень чистой кухне, но с сильным запахом свинины и капусты, он старался подружиться с подозрительной женщиной из народа. Он пояснил, что является американским торговцем произведениями искусства. Что познакомился с талантливой художницей, у которой взял несколько работ. Эти работы удалось продать, и теперь он должен ей деньги и находится в затруднении, потому что не может ее найти. Он знал, что Труди Шульц была активным социалистом, и, возможно, по этой причине она не хочет афишировать себя. Но он является человеком далёким от политики, и Труди, и ее друзьям нечего его бояться. Он старался применить все свои знания по психологии в попытке завоевать доверие женщины, но всё было напрасно. Она не знала, куда уехали Шульцы и не знает никого, кто мог бы это знать. Квартира в настоящее время занята рабочим с семьей из нескольких детей. "Nein", а затем снова "Nein, mein Herr".
Ланни сдался, и услышал, как дверь в дворницкую захлопнулась позади него. Затем он увидел, спускающуюся по лестнице многоквартирного дома девчушку лет восьми или десяти, в заплатанном платье и с черным шерстяным платком вокруг головы и плеч. Внезапно по наитию он быстро сказал: "Bitte, wo wohnt Frau Trudi Schultz?"
Ребенок остановился и посмотрел. У неё были большие темные глаза и бледное от недоедания лицо. Он подумал, что она была еврейкой, и, возможно, на эту мысль его навёл ее испуганный взгляд. А, возможно, это было потому, что она никогда не видела таких людей около своего дома. "Я старый друг фрау Шульц", - продолжил он свою атаку.
"Я не знаю, где она живет", - пробормотал ребенок.
"А может, ты знаешь, кого-нибудь, кто знает? Я должен ей деньги, и она их ждёт". Он добавил на выдохе: "Я товарищ".
"Я знаю, где она бывает", - ответила малышка. "Это портновская мастерская Аронсона, вниз по дороге, в следующем квартале".
"Danke schon", - сказал Ланни и положил монетку в хрупкую ручку голодной на вид малышки.
Он оставил свою машину, где остановился, и нашел портновскую мастерскую, на которой весела вывеска на идиш и немецком. Он прошел мимо по другой стороне улицы, и снова пожалел о своём костюме, который бросался в глаза в этом районе. "Аронсон", вероятно, социалист. А, возможно, нет, и Ланни, войдя вовнутрь и задав вопрос о Труди, мог создать такие условия, последствия, которых он не мог себе представить. С другой стороны, он не мог ходить взад и вперёд перед дверями мастерской, не будучи замеченным. А у тех, внутри магазина, несомненно, были причины наблюдать, что творится снаружи.
Ему ничего не оставалось, как спуститься к углу и купить кулёк конфет, а потом вернуться и сесть на ступеньку через дорогу от магазина, но так, чтобы его частично укрыли перила. Сидя, он выглядел не таким высоким, а кулёк конфет делал его менее респектабельным. Кулёк также заинтересовал трех детей из многоквартирного дома. Когда он поделился своим сокровищем, которое они назвали Бом-Бом, они обрадовались его присутствию. Он спросил их имена, куда они ходят в школу, в какие игры играют, а они робко отвечали. Между тем он не сводил глаз с двери мастерской Аронсона.
Вскоре он осмелился спросить своих трёх пролетарских друзей, знают ли, Труди Шульц. Они никогда не слышали о ней, а он подумал, не сумасбродная ли это затея. Возможно, было бы более разумным, чтобы уйти, оставив записку. Не называя своего имени, только намек: "Друг, который продал ваши рисунки в Париже". Он хотел бы добавить: "Прогуляйтесь перед огромной белого мрамора статуей Карла III Толстого на Аллее Победы в двадцать два часа в воскресенье". Треть своего внимания он уделил обдумыванию этой программы, другую раздаче лакомства растущей толпе, и оставшуюся треть наблюдению за дверью с надписью "Аронсон: пошивочная мастерская, ремонт, восстановление".