***
Ночь была дождливой и по-южному темной. Раскачиваясь на пологих волнах, фрегат натужно скрипел корабельным набором. В открытые окна кают-компании ветер доносил всю свежесть юга. Сменившись с вахты и попивши кофею, Броневский в::еете с Насекиным увлеченно предавались новомодной турецкой игре "нарды", метко прозванной флотскими остряками "шиш-бё-шем". Игра с виду, казалось бы, незатейлива: бросай кости да двигай фигурки по лузам, однако, на самом деле, требует известного расчета и хорошего глазомера. Сверху прокричали: – Лодка с берега!
– Кого это еще к нам несет посреди ночи! – недовольно бросил Насекин, тряся в кулаке кости. – У меня дуплет в две шестерки!
Нежданными гостями оказались местные пастухи. Новость, сообщенная ими, была весьма важной: буквально перед заходом солнца севернее у побережья пастухи видели целую флотилию французских судов. Поблагодарив рагузцев за известие, Развозов щедро отсыпал им серебра. Пастухи было заскромничали: – Зачем так много!
– То не вам, то вашим женам и детишкам! – успокоил их капитан-лейтенант.
Едва лодка отвалила от борта "Венуса", засвистали наверх команду. Спустя десяток минут фрегат уже выбрал якорь. Следом за ним готовился вступить под паруса и верный собрат "Автроил". К восходу солнца, лавируя, фрегаты благополучно выбрались из пролива. Вскоре близ коварной песчаной отмели Гамена обнаружили одиннадцать шебек и канонерских лодок под трехцветным флагом.
– Кажется, здесь будет чем поживиться! – весело прикидывали русские. – Без призов не уйдем!
Приближающиеся фрегаты разглядели и французы. Попасть под огонь тяжелых пушек им не улыбалось. Не теряя времени, суда обрубили канаты, из бортов высунулись весла, и вся флотилия разом ринулась прочь, невзирая на противный ветер. Обогнув небольшой каменистый мыс, французы поставили паруса и устремились к ближайшей из бухт Спалатре. Фрегаты сразу оказались в весьма невыгодном положении. Чтобы миновать мыс, им надо было несколько раз поменять галс, а это давало убегающим заметную фору. Несмотря на это, погоня была продолжена. По мере того, как преследуемые и преследователи вытянулись на обширный плес, дистанция между ними начала понемногу сокращаться. Блестящий ходок "Венус" выжимал все возможное из своих парусов и вот-вот выходил уже на орудийный выстрел. И в этот момент, как назло, резко упал ветер! Французы получили преимущество, так как сразу же воспользовались веслами.
– Уходят же! Уходят! – молотили в бессильной злости кулаками по планширю на "Венусе" и "Автроиле".- А мы только делаем что смотрим вослед!
– Успокойтесь, господа! – охладил своих офицеров Развозов. – Увы, но таковы превратности морской войны: все в руках Божиих!
Вскоре торжествующие французы скрылись из виду. Фрегаты же беспомощно качались на штилевой волне до самых сумерек. К ночи несколько посвежело, и Развозов направил свой отряд следом за скрывшимся противником. Настойчивость была вознаграждена, и незадолго до полудня французы были вновь открыты! Они стояли, переводя дух от пережитого, у местечка Подгорье. На сей раз ветер был на нашей стороне, и фрегаты летели на всех парусах. Бой был неизбежен. Теперь шебеки с канонерками уже искали спасения каждый сам по себе, разбегаясь, как тараканы, во все стороны. Три судна, видя, что уйти им не удастся, выбросились на берег. Еще два были разломлены и потоплены первыми же ядрами, еще одна канонерка села на мель и загорелась. И все же русские без призов не остались! "Автроилу" досталась 14-пушечная шебека "Генрих", а "Венусу" – полушебека "Тременда". Не довольствуясь этим, подняли еще десяток пушек с затонувших на отмели судов.
Со стороны берегового селения внезапно раздалась частая ружейная пальба. В зрительную трубу хорошо были видны фигурки синих солдат, выкатывающих на прямую наводку пушки.
– Французы! – определили моряки. – И, кажется, весьма рассерженные! Фрегаты развернулись к берегу.
Залп! И сразу пять десятков ядер понеслось в сторону неприятеля. В мгновение ока берег стал пустынным.
– Дробь! – велел Развозов своим разгоряченным артиллеристам. – Французы уже разбежались, а дома селян нам громить незачем!
Пока приводились в порядок и считали трофеи, с берега подошла лодка с местным старостой графом Ивечи-чем. Французы пытались было расстрелять храброго ра-гузца из ружей, но грозный вид фрегатских пушек заставил их переменить свое желание. Староста сообщил, что в нескольких милях догорает еще одна французская шебека. Затем Ивечич сердечно поблагодарил русских моряков за то, что не стали обстреливать его деревню.
– А как же иначе, хлопали его по плечу столпившиеся вокруг офицеры. – Что мы, звери какие!
В благодарность староста прислал лодку, доверху наполненную зеленью и вином. Французы более не появлялись.
– Здесь мы свое дело сделали! – довольно потирал руки Развозов. – Теперь можно командующему представить наши трофеи. Не с пустыми руками на глаза покажемся!
Фрегаты медленно расходились в разные стороны: "Венус" с призами брал курс на Катторо, а "Автроил" возвращался в точку дозора к Курцало.
Спустя двое суток, "Венус" уже входил в Катторо. На трофейных судах были подняты Андреевские флаги, под которыми уныло трепыхались перевернутые французские.
В тот же день трофеи были переименованы: "Генрих" в "Страшную", а "Тременда" в "Ужасную".
Командиром "Страшной" по праву старшинства был назначен лейтенант Насекин. Провожая товарища, Бро-невский чуть не плакал от обиды: шутка-ли, теперь Насекин командир собственного 14-пушечного боевого судна! У него самостоятельные плавания и полноправное присутствие на совещаниях у командующего наравне с линкоровскими и фрегатскими капитанами, и все лишь потому, что Насекин двумя годами старше выпуском из морского корпуса, тогда как на его, Броневского, счету захват и успешное командование целым отрядом призов!
Состояние лейтенанта было вполне понятно наблюдательному Развозову. Подойдя к безутешному офицеру, он товарищески положил ему руку на плечо:
– Не переживай, Володя, твои корабли впереди. Война еще не окончена!
***
Тем временем, прознав о соглашении русских и французов, стали расходиться по домам раздосадованные бокезцы и черногорцы. Затягивающееся стояние под Рагузой им скоро наскучило, и они толпами потянулись к родным очагам. Все попытки остановить успеха не имели.
Вот как описывает это очевидец: "Невозможно равнодушно смотреть на черногорцев и бокезцев, возвращающихся домой с трофеями. Один из них одет был в женское платье, найденное им в Рагузе, на другом был капу-цинский капюшон, на третьем сенаторская мантия и парик, а на плечах с одной стороны на крючках повешены живые гуси и утки, а с другой человеческие головы, книги, подушки и все, что только могли найти и унести с собой. Таким образом, несколько дней являлись сии странные фигуры на голых склонах Далматинских гор, пробираясь к хижинам своим с пляскою и распевая веселые песни, которые с ужасным криком гусей и уток, висящих на крючках, производили дикие отголоски!"
Немногочисленные русские батальоны вскоре остались одни, и численность осаждавших Старую Рагузу оказалась значительно меньше ее защитников.
Перегруппировав свои батальоны, готовился к новому удару в тыл наших позиций Мармон. Чтобы не попасть в два огня, Вяземскому пришлось начать отход.
На отходе отставший от колонны подпоручик Витебского полка Арбенев был взят в плен французским штаб-офицером. У Арбенева оказались в самый неподходящий момент разряжены пистолеты, а француз свалился на него, как снег на голову. Держа подпоручика под прицелом, французский офицер повел его к себе в тыл. А в придорожных кустах в это время отлеживался раненый гренадер Колыванского порта. Он из последних сил зарядил ружье и выстрелом уложил француза на месте. Совсем неподалеку шла оживленная перестрел-ка:то сдерживали неприятеля наши егеря.
– Давай я отнесу тебя в безопасное место! – попытался приподнять лежащего на земле гренадера Арбенев.
– Не надо, ваше благородие! – простонал тот. – Я тяжко ранен и чувствую, что скоро помру! Так что вы напрасно не мешкайте и спасайте себя! А за мою душу лучше отслужите панихиду!
– Да, братец, мне тебя и вправду одному не утащить! – оглядевшись, сказал подпоручик. – Ты держись сколько можешь, а я скоро с помощью вернусь!
Добравшись до расположения наших войск, Арбенин взял несколько солдат и случайно встретившегося лекаря и вместе с ними вернулся к гренадеру. Бедняга уже был без памяти от большой потери крови. Лекарь на месте перевязал рану, а затем на шинели подпоручика раненого отнесли к своим. К счастью, солдат, несмотря на две тяжелые раны, впоследствии выздоровел, а Арбенин за свой человеколюбивый поступок был удостоен благодарности командующего…
Генерала Молитора в течение целого дня сдерживали две роты егерей капитана Бабичева вместе с добровольцами-черногорцами графа Ивелича и губернатора Радо-нича. Егеря дрались отчаянно, но под натиском вдесятеро превосходившего противника зынуждены были отходить, огрызаясь ружейным огнем и штыками. Авангард вышедшего из города генерала Лористона не менее успешно сдерживал батальон егерей майора Велисарова.
Самыми последними берег покинули митрополит Пётр и князь Вяземский. Прибытие их к флотилии солдаты, матросы и черногорцы встретили криками: "Ура!"
Французы было сунулись в азарте на берег, но, получив несколько хороших залпов корабельной артиллерии, отошли.
Велисарову пришлось прорываться к кораблям уже через французские порядки. Не ожидавшие такой прыти, они не успели толком опомниться, как русские егеря и мушкетеры с ружьями наперевес кинулись в атаку. Впереди остальных сам Велисаров.
– Шире шаг! – командовал он своим. – И штыками работать шибче, мы же суворовцы!
Отряд прикрытия вышел весь, унеся с собой не только раненых, но и убитых.
Вдалеке в тумане медленно таяли бастионы Старой Рагузы. Свежий ветер Адриатики пенил волны. Тяжело груженные войсками и артиллерией канонерские лодки, вытянувшись в длинную кильватерную колонну, уходили на зюйд. Вице-адмирал Сенявин, оставив транспортную флотилию на контр-адмирала Сорокина (известие о присвоении звания было получено буквально несколько дней назад), подняв все возможные паруса, устремился на "Селафииле" в Катторо, чтобы разобраться в тамошней обстановке, организовать прием и размещение войск.
Против занятого неприятелем берега остался лишь линейный корабль "Уриил".
– Теперь, кажется, начинается наш бенефис! – заметил его командир капитан 2-го ранга Быченский.
– Зрители, во всяком случае, уже собрались! – прыснули к кулак смешливые мичманы, глядя на не приятельские колонны. Быченский ухмыльнулся:
– Первым вступает оркестр! Эй, в оркестровой яме, готовы ли? – Готовы! – крикнули ответно из орудийных деков.
– Первым солирует опер-дек, следом гон-дек! – велел командир. – Залп!
Отважно маневрируя на самой линии прибоя, "Уриил" быстро охладил боевой пыл французов точной картечью.
– А не суйтесь, куды вас не просют! – говорили матросы, глядя сквозь орудийные порты, как разбегаются маленькие синие фигурки. – Целее будете!
Вдалеке смутно терялась в облаках вершина Черной Горы, неприступная и таинственная, вселяющая уверенность в правоту славянского дела.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда по прибытии в Катторо российские воинские начальники подсчитали потери при эвакуации, то сразу и не поверили: десяток пропал без вести, да еще один был ранен. Однако радости от этого было мало: отступление есть отступление!
Как только русские полки оставили предместье Старой Рагузы, тут же оживились австрийцы, стоявшие корпусом против острова Курцало. Генерал Бельгард и полковник Лепин тут же написали Сенявину письмо, требуя передачи Катторо им.
– Эти-то откуда вылезли? – дивились моряки. – Как воевать, так их и днем с огнем не сыщешь, а как добро делить, так они впереди всех!
А на палубе флагманского "Селафиила" уже толпились городские депутаты. Едва вице-адмирал вышел, они разом рухнули на колени.
– Мы знаем, царю было угодно отдать нас французам! – начал говорить один. – Поэтому мы волей своего народа объявляем, что решили, предав все огню, оставить Отечество и повсюду следовать за твоим флотом. Пусть Бонапарте достанется лишь пепел! Если ж ты не сможешь взять нас с собой, то будь спокойным свидетелем нашей погибели. Мы будем драться за свою свободу, пока не сложим головы. Пусть могильные кресты скажут потомству, как мы сражались за свой дом и за Россию!
Сенявин отвернулся. В глазах его стояли слезы. Плакали стоящие на коленях старцы. Вытирали глаза бывшие на палубе офицеры и матросы.
– Встаньте, отцы! – сказал вице-адмирал. – Встаньте и запомните, что я буду драться рядом с вами! Предлагаю послать в Петербург именитейших граждан, чтобы добиться милосердия императора Александра. Мы же будем уповать на перемену неприятного положения политических дел!
Может показаться невероятным, но Сенявин вновь решил ни при каких обстоятельствах не исполнять императорского указа о передаче Катторо австрийцам. Прямо на палубе своего флагмана он объявил во всеуслышание, что Новую Рагузу никому отдавать не станет, а борьбу за Старую Рагузу не прекратит! Сверхосторожный советник Сенковский, отступив перед такой решимостью, заперся наглухо в своем доме. А город ликовал! На главной площади по-прежнему развевался огромный корабельный Андреевский флаг.
Биограф Сенявина так расценивает его решение не отдавать врагам славянскую землю: "Сей подвиг Сенявина вывел его из чреды обыкновенных людей и поставил наряду с теми, кои не страшатся жертвовать собою пользе и славе Отечества. С сего времени имя его сделалось известным Европе и, может, более нежели собственному его Отечеству, ибо скромность, чуждая самохвальств, всегда была добродетелью великих мужей…"
Пока в Катторо царила смута, вызванная неосторожными словами статского советника, большая часть местного ополчения разошлась по домам. Богатые перевозили семьи на Корфу, готовя свои дома к сожжению. Храбрые строили планы нападения и истребления приближающегося австрийского корпуса. Кто-то намеревался податься в корсары и уже снаряжал для этого суда. Вернулась к себе в горы и большая часть черногорцев. Однако стоило Сенявину заверить население, что Россия не оставит в беде, как в мгновение ока все переменилось. Первыми вернулись черногорцы, ведомые неукротимым митрополитом. Храбрые горцы были в восторге от поступка русского главнокомандующего. Стоило Сенявину только появиться на улице, как его сразу же окружали толпы воинственных усачей. Они начинали что есть силы палить из ружей и пистолей в воздух.
– Поберегите патроны для французов! – пытался увещевать их вице-адмирал. Куда там!
– У нашего батюшки-государя Александра больше червонцев, чем патронов! – кричали в ответ черногорцы и палили еще пуще.
Отряды горцев встали на границе с турками, надежно перекрыв ее. Испугавшись их появления, турки попытались заверить Сенявина, что более пропускать французов через свои владения не будут, но веры им уже не было. Регулярные войска заняли крепости Кастель-Ново и Эспаньола и спешно занялись их укреплением. Вице-адмирал сам каждый день осматривал ход работ.
– Кастель-Ново – ныне ключ всей здешней области! – говорил он работавшим солдатам.
– Да что мы дети малые, не понимаем?! – отвечали те. – Лучше пот лить сегодня, чем кровушку завтра!
Под рукой у Сенявина было теперь лишь две тысячи триста бойцов. С кораблей, правда, свезли последние четыре роты морских солдат, которые главнокомандующий берег как свой последний резерв, но это общей безрадостной картины не меняло. Впрочем, французы, хотя и получили десятитысячное подкрепление, осторожничали и предпочитали отсиживаться за рагузскими стенами, а не выходить в поле.
Адриатическое море по-прежнему было в руках русских. Дозорные фрегаты неустанно вылавливали неприятельских каперов и тех, кто на свой страх и риск дерзнул прорвать морскую блокаду
***
Обменявшись солютацией с береговыми батареями, вышел в море отряд капитана 1-го ранга Митькова: линейный корабль "Ярослав", фрегат "Венус" и новоприо-бретенная шебека "Забияка".
Суда спешили в Нарентский залив, именуемый нашими моряками просто "малым морем", в отличие от "большого моря" – Адриатики. Задачу Митькову Сеня-вин поставил конкретную: пресечь всякое сообщение морем между Далмацией и Рагузой.
Едва отойдя от берега, отряд попал под жаркое дуновение печально знаменитого средиземноморского сирокко. В водах, близких к африканским пустыням, сирокко порой сжигал людей насмерть. К северу он терял смертельный жар, но все равно встреча с ним всегда была для мореплавателей нелегким испытанием.
В несколько мгновений дышать на палубах судов стало невозможно, лица и руки горели от ожогов. Раскаленный чугун пушек, казалось, вот-вот расплавится, со снастей смола не капала, а стекала ручьями. Всего час продолжался сирокко, но когда он закончился, люди были измотаны, словно после многодневного шторма.
У покрытого виноградными лозами острова Меле-ды нашли шебеку "Азард", уже несшую дозорную службу.
– Согласно сочинению аббата Лавока, именно здесь, у Меледы, произошло кораблекрушение апостола Павла! – говорили меж собой офицеры.
– Аббату Лавоку не пристало верить! – вмешался в разговор Броневский. – Ибо хорошо известно, что апостол, построив новый корабль, отплыл в Рим и по пути посетил Сиракузы и Мессину. Скорее всего, Меледу аббат просто-напросто перепутал с Мальтой! – Разве можно перепутать столь разные острова?
– Вполне! Ибо в старые времена и Мальта, и Меледа назывались одинаково – Мелита!
– Кончай спор, богословы! – прервал разговор, вышедший на шканцы Развозов. – Займитесь лучше просмолкой канатов, а то после сирокко с них, почитай, все повытекло!
С "Азарда" сообщили, что в близлежащем порту Кур-цало стоят линкор "Святой Пётр" и транспортная флотилия с тремя тысячами австрийцев на борту.
– Цесарцы, что, собираются Старую Рагузу у французов отбирать? – поинтересовался Развозов. – Скорее, у нас Коттаро! – ответили с "Азарда".
– Может, стоит соединиться с "Петром" да перетопить их всех к чертовой матери! – обступили командира офицеры "Венуса". Тот отрицательно помотал головой:
– Флагманом у нас каперанг Митьков, да и указаний таких от Дмитрия Николаича не было. Пока корона венская нам союзна! А уж как приказ будет, так и щепок не оставим!
Крейсерский отряд расположился так, что полностью пресек сообщение Старой Рагузы с материковой Далмацией и со всеми островами. В первые дни моряки захватили несколько загруженных припасами французских судов, но затем неприятель перестал посылать их в море. Теперь на горизонте белели лишь паруса рыбачьих лодок, которые никто не трогал. Иногда "Венус" подходил к ним, и моряки, покупая рыбу, вызнавали о последних событиях, происходящих в занятой французами Рагузе.
– Только рыбой и питаемся! – делились своими горестями рыбаки. – Все, что в доме было, французы забрали: И слова не скажи, чуть что – сразу в зубы, а если сдачи дать, то и к капралу Прево потащут. – Кто такой Прево?
– Да гильотиной у них командует. Она ножом механическим головы враз рубит! От этого Прево еще никто живым не возвращался!
– Не приведи, Господи! – крестились моряки. – Вот уж что удумали, душегубцы окаянные!