Кошевой атаман Иван Сверчевский прибыл с запорожскими полками на помощь восставшей против османского владычества Молдавии, разгромил и вышвырнул из ее пределов турок, одержал победы над армиями их придунайских сателлитов. Преданный затем молдавскими боярами, усмотревшими в нем претендента на трон, принял в казаками последний бой на берегу озера Кагул против турецких войск. Принял бой против вдесятеро сильнейшего врага, хотя мог беспрепятственно отступить на Сечь, и, как некогда спартанский царь Леонид со своими тремястами воинами, лег мертвым на берегу Кагула со всеми до единого своими казаками.
Кошевой атаман Иван Сирко, который, будучи еще полковником, заставил говорить о казаках всю Европу, прибыв с двумя с половиной тысячами сечевиков по просьбе кардинала Мазарини на помощь Франции в ее борьбе с Испанией в период Тридцатилетней войны. Казаки взяли штурмом сильнейшую испанскую приморскую крепость Дюнкерк, которую до них безуспешно осаждали французы, и несколько других крепостей, выиграли у испанцев ряд сражений в открытом поле, заслужив у главнокомандующего французской армией "Великого Конде" название лучшей пехоты мира. Когда основная часть запорожцев возвратилась на Сечь, тысяча казаков во главе с Сирко по личной просьбе принца Конде осталась во Франции и еще два года вместе с королевскими мушкетерами участвовали в боях.
Однако Сирко мог не только удивлять Европу подвигами сечевиков, став с несколькими из своих старшин кавалерами высших орденов Франции, но и смешить их. Когда в бытность уже кошевым атаманом в ночь перед Рождеством 1678 г. Запорожье подверглось нападению крымских татар и 15 тысяч янычар, казаки не только отбили их, но и нанесли тяжелейшие потери. С началом ледохода сечевики спустили вражеские трупы вниз по Днепру "в гости к хану и султану", после чего Сирко получил от султана письмо с угрозой мести запорожцам. В ответ Сирко продиктовал и отправил в Стамбул такой ответ, что над султаном несколько месяцев потешались при всех европейских монарших домах.
Разве может сравниться он, Мазепа, с этими кошевыми и гетманами по личной воинской славе либо как организатор дела защиты Украины от посягательств на ее свободу со стороны соседей? Конечно, нет. Все свои два десятка лет гетманства он был верным слугой Москвы, позволяя ей безраздельно укрепляться на Гетманщине и в зародыше уничтожая малейшее недовольство по этому поводу среди казачьей старшины и простого казачества и селянства. А если его полки и стяжали боевую славу, то в составе русской армии, зачастую на чужой земле и, как правило, под началом царских генералов и фельдмаршалов.
Не дано войти ему в народную память и как защитнику православной веры от латинян и униатов. Союз с Москвой спас Гетманщину от проникновения в нее папства и его верных слуг-униатов, и казачьи походы "за веру православную" отошли в прошлое. А его богатые дары в храмы и монастыри, щедрая помощь сирым и убогим, устройство за собственный счет приютов и больниц для старых и увечных казаков воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, нисколько не мешая распространению давних небылиц, что он тайный католик со времен службы при варшавском королевском дворе.
Не прославиться ему и как сочинителю многих лирических виршей и героических дум о подвигах и трагических судьбах предыдущих гетманов и полковников, хотя некоторые думы постоянно распевают кобзари и старцы-лирники. Распевать распевают, только никто слова не обронит, кто написал думу, а когда он, Мазепа, неоднократно интересовался этим, ему отвечали, что стародавние казачьи думы с их словами и музыкой передаются на Украине из поколения в поколение, а сложил их сам народ.
Так что трудно, почти невозможно прославиться Ивану Мазепе и как гетману, защитнику неньки-Украйны от недругов-соседей, и как поборнику и хранителю веры православной от поползновений папы-латинянина и униатов-перевертышей, и даже на поприще написания виршей и дум. Выходит, остаться ему в памяти потомков в безвестности либо, хуже того, быть оклеветанным своими завистниками и врагами? Ни за что! Иначе зачем Господь отпустил ему столь долгую жизнь и даровал двадцатилетний срок гетманства? Конечно, не для того, чтобы он не оставил после себя никакого следа в истории родного края и канул в Лету, словно его и не было! Ведь каждый человек должен хоть чем-то запечатлеть свое пребывание на земле, и если ему, Мазепе, не суждено даже продолжить род, значит, именно он обязан покрыть свое имя такой славой, что она будет сиять в веках, не нуждаясь в новых свершениях продолжателей рода Мазеп-Колядинских.
И вот судьба предоставила ему возможность войти в историю казачества и неньки-Украйны! Причем не идя по следам своих знаменитых предшественников, желавших Украине независимости, и не повторяя их ошибок! Отчего ни один из них не смог сделать Украину вольной, хотя в своем стремлении все пытались сделать своими друзьями кого угодно - польского короля, московского царя, турецкого султана? Может, забывали, что перечисленной тройке ближайших соседей Украины она была нужна всего лишь как союзница в борьбе с их врагами, но никак не самостоятельная держава, отчего, приобретая из этой тройки друга, Украина тут же получала двух врагов, противящихся усилению своих соперниц за счет Украины?
Нет, предшественники Мазепы это прекрасно помнили, однако не могли выбрать удачный момент для осуществления своих планов, когда их союзнику-покровителю удалось бы надежно защитить Украину от других ее соседей, также помышляющих превратить украинские земли в часть своих держав. Пока самым расчетливым в этом отношении оказался гетман Богдан Хмельницкий, чей заключенный с Москвой в Переяславле союз существует уже полстолетия, хотя после кончины Богдана от переданной им Москве Гетманщины "от Чигирина до Конотопа" в состав Речи Посполитой вновь возвратилось правобережье Днепра.
Он, Мазепа, будет еще дальновиднее, избрав державой-покровительницей для Украины не ее соперничающих между собой соседок, а далекую Швецию, которой сейчас и позже будет крайне необходим союзник против рвущейся к Балтике России. Король Карл, показавший себя одним из лучших в сегодняшней Европе полководцев, в ближайшее время разобьет царя Петра и заставит его уйти из Гетманщины и той части Польши, что ныне на стороне русских. И тогда Мазепа со Станиславом Лещинским осуществят то, о чем сейчас лишь мечтают: заключат договор между Речью Посполитой и Гетманщиной, превратив двуединую польско-литовскую республику в триединую державу из трех во всем равноправных народов - поляков, литовцев, казаков .
Правда, нечто подобное в свое время пытался сделать гетман Иван Выговский, заключив 6-го сентября 1658 года в Гадяче договор с Речью Посполитой, по которому казачья Гетманщина входила в ее состав на тех же условиях, на каких в 1569 году по Люблинской Унии произошло соединение Литвы и Польши. Хотя договор на следующий год был утвержден Сеймом, реализован он был частично: в результате русско-казачьей войны к Речи Посполитой смогло присоединиться только днепровское Правобережье со столицей Гетманщины Чигирином, а левобережье Днепра так и осталось в руках России, обретя в 1669 году новую столицу - Батурин. Уж больно сильно сплелись на Украине интересы трех соседок-соперниц: Польши, России, Турции, чтобы хоть одна из них позволила Гетманщине добровольно связать свою судьбу с кем-либо из двух других претенденток на ее земли!
Но если Иван Выговский не устоял перед напором Москвы, не желавшей выпустить из своих рук Гетманщины и ловко использовавшей против него сына Богдана Хмельницкого - Юрия, то новой польско-литовско-казачьей державе не придется воевать ни с кем. Россия вскоре окажется поверженной королем Карлом, и ей долго будет не до Украины, турецкий султан является союзником шведского короля, к тому же в последнее время его больше интересуют события в центре Европы, а не на ее восточных задворках. Поэтому несколько ближайших лет новая держава сможет пребывать в мире, занимаясь своим внутренним устройством и укреплением.
Это будет крайне важный для Мазепы отрезок времени, в течение которого он должен явить королю Карлу и Речи Посполитой с Гетманщиной все, на что способен. Разве для того он намерен порвать с царем Петром, которому так долго служил, чтобы обрести нового хозяина в лице безвольного и бездеятельного шведского ставленника в Польше Станислава Лещинского? Кто таков бывший познанский воевода, королю Карлу уже должно быть ясно: политик, которого не признает большинство населения Речи Посполитой, и полководец, чьи войска постоянно терпят поражения, даже получая поддержку от шведской армии.
Никчемность Лещинского станет особенно очевидна, когда наряду с ним у шведского короля на востоке Европы появится другой союзник - гетман Мазепа. Каковы его казачьи полки, королевские войска уже не раз испытали на полях сражений, а какую огромную поддержку они смогут оказать шведам в войне с Россией, Карл убедится, когда вскоре Мазепа примкнет к нему с 40-50-тысячной казачьей армией. Вот тогда король Карл пусть задумается, кто более достоин возглавить созданную под его протекторатом новую польско-литовско-казачью державу: Лещинский, не оказавший ему никакой помощи, или Мазепа, снабдивший шведскую армию припасами и усиливший ее своими многочисленными войсками в самый ответственный для нее момент похода на Москву?
Да и как может править бывший познанский воевода новой державой, если половина Польши его никогда не признавала и не признает доселе, Литва равнодушна к обоим сегодняшним польским королям, а казачьи полки Гетманщины гоняли и сейчас гоняют "станиславчиков" короля Лещинского из одного конца Речи Посполитой в другой? А у Мазепы за плечами послушная Гетманщина с мощной армией, у него, как представителя рода литовских князей Колядинских, сильные связи среди литовской знати, которой он намного ближе, чем познанский шляхтич Лещинский. Его кандидатура на королевский престол должна устроить и ныне разбившихся на два враждебных лагеря польских панов: все-таки лучше и, главное, не так обидно, иметь королем бывшего украинского гетмана, князя и некогда пажа короля Яна Казимира, чем ненавистного для одних Августа Саксонского, а для других - Станислава Лещинского.
Конечно, и у него есть весьма существенный в глазах поляков и литовцев недостаток - исповедуемое им православие, однако это дело поправимое. Если французские короли считают, что Париж стоит обедни, то почему украинский гетман не может рассудить точно так же? Особенно если учесть, что его задачу в этом отношении облегчит царь Петр, который постарается предпринять против мятежного гетмана все, на что способен. Царю послушен нынешний российский местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский, которого признают своим главой украинские архиепископы, так что анафема Мазепе обеспечена. В таком случае, кто посмеет осудить гетмана, отлученного за верность интересам неньки-Украйны от православной веры и вынужденного вернуться к первоначальной вере своей матери - католицизму?
О, Иван Степанович Мазепа слишком много прожил и приобрел достаточно опыта, чтобы менять русского царя на шведского короля, не рассмотрев предварительно свой поступок с разных сторон. Судьба отказала ему в возможности прославиться как казацкому гетману - что ж, он войдет в историю как первый король новой могучей страны на востоке Европы - польско-литовско-казачьей державы!..
Сильный порыв ветра ударил в окно снежным зарядом, и этот звук отвлек Мазепу от размышлений. Он подошел к окну, с минуту наблюдал за разыгравшейся за стенами резиденции метелью. Ну и погодка: ночью прямо-таки русские вьюги, а во второй половине дня выпавший снег тает, и в лучах по-осеннему тусклого солнца ярко зеленеет чуть прихваченная морозцем трава. Но, как ни зеленела трава и ни пригревало в полдень солнце, на дворе глубокая осень, за которой грядет зима, обещающая по приметам быть холодной.
Гетман зябко передернул плечами, возвратился к креслу, опустился на него. Взял со стола одно из писем, подержал на весу и, даже не заглянув в него, положил на прежнее место. Зачем тратить время на чтение, если он знает написанное наизусть? Царский любимчик князь Меншиков предлагал гетману срочно прибыть к нему для важного разговора. Какой важный разговор между ними может быть, если все пожелания царя и самого Меншикова об отправке своих казаков в любую точку театра военных действий со шведами и поляками короля Лещинского он безоговорочно выполняет, а на его просьбу оставаться в Борзне или Батурине из-за плохого состояния здоровья царь ответил положительно? Какие другие вопросы, имеющие отношение к личной персоне Мазепы или участию в войне его полков, могут быть настолько неотложными и важными, что вопреки разрешению царя не покидать обоих своих резиденций Мазепа должен спешно отправиться на встречу с Меншиковым? Он, гетман, таких вопросов не знал.
Не иначе, хитрит князек, хитрит. Только старого воробья на мякине не проведешь. Если у Меншикова действительно есть к Мазепе очень важное дело, оно может заключаться в одном - князю откуда-то стало известно о связях гетмана со шведами или королем Лещинским. Поэтому он желает либо получить от Мазепы по данному поводу объяснения, либо, если улики против гетмана не вызывают сомнений, арестовать его за пределами Борзны или Батурина, где сделать это весьма затруднительно даже с участием значительных русских сил. Зачем царю предавать огласке факт измены Мазепы Москве и иметь лишние хлопоты с Гетманщиной, когда ему так необходим безопасный тыл на Украине? Куда благоразумнее арестовать Мазепу без всякого шума в штаб-квартире Меншикова, провести крайне ограниченным кругом лиц расследование и казнить его, объявив по всеуслышание, что он скончался от старческих хворей, на которые в последнее время постоянно жаловался.
Лично он, Мазепа, на месте царя только так и поступил бы, убив этим одновременно двух зайцев: избавил бы себя от необходимости признать собственную грубейшую ошибку в деле с доносом Кочубея и Искры и не допустил бы возможной смуты в казачьих полках и среди населения Гетманщины, которую наверняка попытались бы учинить сторонники Мазепы, объявив его защитником независимости Гетманщины от Москвы и ее жертвой. Поэтому он не отправится к Меншикову, а поскольку для того болезнь гетмана уже не является оправданием его постоянного пребывания в Борзне и Батурине, он придумает другой предлог для отказа прибыть к князю. Например, что он настолько тяжело болен, что его готовят к соборованию.
Предлог неплохой, жаль только, что с ответом к Меншикову должен возвратиться племянник Войнаровский, который в сопровождении эскадрона драгун доставил вчера послание князя. Конечно, перебить кучку драгун ничего не стоит, однако это значит разрыв с Москвой и переход к королю Карлу, а шведская армия еще на значительном расстоянии от Борзны и неизвестно, кто пожалует к ней первым - русские или шведские войска. Поэтому необходимо еще несколько суток сохранять видимость верности царю Петру и не торопить события - всему свой черед.
А что касается любимого племянника, то княгиня Марыся Дольская не так давно обещала, что лично займется проблемой его благополучного возвращения из штаб-квартиры Меншикова к Мазепе. Княгиня уже третьи сутки находится в Борзне, и гетман в нужный момент напомнит ей о данном обещании.
3
- Господин Войнаровский, к вам посетительница, - доложил появившийся в дверях русский драгунский подпоручик.
Войнаровский оторвал глаза от лежавшей перед ним на столе книги, отпил из бокала глоток вина, посмотрел на офицера. Он уже точно не помнил, кем официально состоял при нем подпоручик: то ли порученцем, то ли начальником личной охраны, однако никогда не забывал одного - этот человек, как и два десятка подчиненных ему драгун, являлись глазами и ушами князя Меншикова, у которого он, племянник гетмана Мазепы, якобы находился в гостях. А поскольку он пребывал гостем по весьма деликатному вопросу - князь собирался отдать за него замуж одну из своих сестер, - не было ничего удивительного, что будущему родственнику оказывались почести ничуть не меньшие, чем самым высокопоставленным особам в штаб-квартире Меншикова.
- Посетительница? - удивился Войнаровский. - Насколько помню, я вообще никого сейчас не жду, тем более женщин, которых давно не имею привычки приваживать к своему жилищу.
- Она очень настойчива и уверяет, что намерена сообщить вам нечто важное. Настолько важное, что вначале добивалась аудиенции у князя Меншикова, однако ей это не удалось. Зная, что вы вхожи к князю в любое время, она решила действовать через вас.
- Сообщить мне нечто важное? Почему она не обратилась к дежурному офицеру при князе? Впрочем, на то она и женщина, чтобы поступать вопреки здравому смыслу, - философски заметил Войнаровский, прикладываясь к кубку. - Кто она?
- Представилась как пани Домбровская из... - подпоручик наморщил лоб. - Она называла какой-то городишко под Варшавой, но я его позабыл. Да и какое это имеет значение, если она может говорить что угодно, а мы лишены возможности это проверить? Лично у меня создалось впечатление, что сия особа намерена наверстать при штаб-квартире князя то, что она потеряла при короле Карле.
- Вы имеете в виду, что это одна из оставшихся без работы маркитанток, покидающих в последние дни шведскую армию?
- Думаю, что ваша посетительница - птица более высокого полета. Из тех, что в Саксонии и Польше свили теплое гнездышко под бочком у короля Карла и кормятся из его рук. Точнее, кормились до недавнего времени.
- И теперь ищут, у кого бы свить не менее теплое гнездышко уже при штаб-квартире князя Меншикова? - рассмеялся Войнаровский. - Вы заинтриговали меня, господин подпоручик. Я многое слышал о любовницах короля Карла, однако не видел ни одной из них, и сейчас с удовольствием исправлю это упущение. Зовите посетительницу.
Вошедшая вместе с подпоручиком среднего роста миловидная пани с гордо посаженной головкой, осиной талией и высокой грудью приятно удивила Войнаровского, знавшего толк в женщинах. Конечно, пани не семнадцать лет, пожалуй, как бы она ни молодилась, ей уже за двадцать, но штучка на вид аппетитная. И прав подпоручик - она не может быть маркитанткой. Разве могут быть у кочевой торгашки и солдатской шлюхи такие красивые, ухоженные руки, длинные, отполированные ногти, так умело подобранные на лице румяна и белила?