С Марысей, по-прежнему одетой казачком-джурой и прятавшей при посторонних лицо под башлыком, Скоропадский встретился напротив башни у Черниговских ворот крепости. Она была с куренным Сливой, в четырех-пяти шагах за спиной полковника виднелись в темноте Меншиков и командир одного из поступивших в его распоряжение гренадерских батальонов. Сами батальоны вместе с казаками Сливы, чтобы не оказаться обнаруженными противником, расположились в трехстах саженях от вала и были готовы к движению.
- Все в порядке, Марысенька? - тихо спросил Скоропадский, беря ее за руку. - Держись за меня, чтобы не оступиться. И будь внимательна, ошибиться нельзя никак.
- За последние два дня я трижды прошла днем по предстоящему маршруту и запомнила его, - так же тихо ответила Марыся. - Но каждый раз при одинаковом числе шагов оказывалась в разных местах. Как бы поиски пистолета не затянулись.
- Об этом не волнуйся, - успокоил ее Скоропадский. - Куренной отобрал для поисков два десятка самых шустрых своих хлопцев, которые не только пистолет в грязи, а иголку в стогу сена сыщут.
Скоропадский не переоценил возможностей подобранных Сливой казаков. Едва Марыся, завершив счет шагов, остановилась, те с кинжалами в руках приступили к поискам пистолета и быстро справились с заданием.
- Спасибо, королевна, - ласково погладил по плечу Марысю Скоропадский. - Кличь князя, - приказал он Сливе.
- Чем порадуешь, полковник? - поинтересовался подошедший с командиром батальона Меншиков. - Лаз отыскали?
- Мы напротив него. Пора начинать действовать.
- Значит, начнем. Ступай к своим гренадерам и веди их к нам, - приказал Меншиков командиру батальона. - И срочно шли к валу подрывную команду . Отправишь ее, давай полковнику Анненкову сигнал о начале штурма.
Через минуту в стороне, где параллельно валу двигались русские батальоны и курень Сливы, взлетели в небо две зеленые и одна красная ракеты. Не успели они погаснуть, как в двух местах у крепостных стен вспыхнула яростная орудийная и мушкетная стрельба, донеслись крики "Ура!" и "Слава!" - это по сигналу ракет полковник Анненков начал очередной штурм Батурина, отвлекая внимание его защитников от батальонов Меншикова. Почти одновременно со штурмом у обнаруженного входа в крепостные подземелья появились солдаты-минеры с тремя бочонками пороха.
Команда на подрыв прозвучала, когда один из подошедших к валу батальонов залег в полусотне шагов от него, а два других замерли в колоннах за ним. Мощный взрыв разворотил значительный участок вала, полностью разрушив преграждавшую вход в подземелье каменную стену-перегородку. Ворвавшаяся в пустоту подземного коридора взрывная волна покатилась в его глубину, лишь слегка обвалив стены у входа и сорвав с потолка несколько плит перекрытия.
Едва над головами просвистели комья мерзлой земли, разбросанной взрывом по сторонам, Скоропадский и Меншиков оказались у входа в подземелье. Там пахло сгоревшим порохом, из черного зева несло плесенью и столбом валила пыль.
- Факелы, живо! - скомандовал Меншиков подбежавшему командиру передового батальона.
Заполнившее начало подземного коридора облако пыли было настолько плотным, что свет факелов мог пробить его на шаг-полтора. Но это не остановило князя. Не обращая внимания на поднявшуюся со стен крепости стрельбу по бегущим к валу гренадерам, он вырвал из рук ближайшего к нему факел, со шпагой в руке первым шагнул в подземелье. Осветив свое лицо поднесенным факелом, крикнул:
- Вперед, братцы! В крепости полно добра, вина, девок! Возьмете ее на штык - все ваше! Сутки пейте, гуляйте, балуйтесь с девками и бабами! Ура, молодцы!
Пропуская мимо себя хлынувших в подземный коридор солдат, князь прижался спиной к стене, приказал командиру батальона:
- Отправь посыльного к полковнику Анненкову с вестью, что мы в крепости. Пускай усилит свой натиск на стенах, и Чечель запляшет у нас, как сазан на сковородке. И догоняй свой батальон, а я пойду со вторым. Ты, полковник, - посмотрел он на Скоропадского, - отправишься с казаками в город за третьим батальоном, а еще лучше, если вообще откажешься от своего бредового замысла взять в плен Чечеля. Как бы хорошо ни знала твоя дивчина все потайные закоулки гетманского дворца, Чечель не глупее нее.
- Попытка - не пытка, ваше сиятельство, - ответил Скоропадский. - А вдруг повезет?
- Тогда каждый из нас преподнесет Государю свой подарок: я - Батурин, ты - Чечеля...
Скоропадский дождался, когда в подземном коридоре исчез последний гренадер, положил руку на плечо стоявшей рядом Марыси.
- Пора и нам позаботиться о своем подарке царю, как выразился по этому поводу князь. Приступай к счету.
- Приступаю. Только не отвлекай, чтобы я не сбилась со счета.
Выполнять роль проводницы оказалось намного трудней, чем быть спутницей батуринского коменданта. Тем не менее Марыся успешно справилась с этой задачей.
- Пришли, - с облегчением сказала она, приведя казачий отряд к подножию каменной лестницы, от которой начинала свое недавнее путешествие под землей с Чечелем. - Дальше я не была.
Неожиданно она ощутила, что между ней и Скоропадским находится некто ею невидимый. Марыся почувствовала на своем лице его тяжелый взгляд, ей показалось, что он внимательно вслушивается в ее слова, а в один краткий миг она даже различила контуры неясной фигуры, от которой дохнуло холодом. Кто или что это может быть? Куренной Хмара, который в свое время так перепугал ее тогдашнего спутника полковника Чечеля? Но чего ему нужно от нее? А почему от нее? Возможно, призрак запорожского куренного снова поджидает Чечеля или просто бродит по подземелью?
А если все это лишь игра воображения или следствие сильных впечатлений, обрушившихся на нее в последние дни? Но что бы ни явилось причиной ее непонятного, однако крайне неприятного состояния, лучше поскорее выбраться из-под земли и позабыть о Чечеле и его бывшем запорожце-побратиме.
- А, Иванку? Что? - спросила она, почувствовав, что Скоропадский трясет ее за плечо.
- Что с тобой? - в голосе полковника была тревога. - Побелела, дрожишь, в глазах пустота, руки как ледышки. Говорю с тобой, а ты будто меня не слышишь.
- Задумалась, Иванку, - натянуто улыбнулась Марыся, вспомнив, что примерно так, как сейчас сказал о ней Скоропадский, выглядел Чечель при встрече с привидевшимся ему покойным Хмарой. - Да и нездоровится что-то. Наверное, простыла.
- Ничего удивительного - под землей изрядная холодрыга, и вовсю гуляют сквозняки. Теперь мы вполне можем обойтись без тебя, поэтому можешь смело возвращаться на свет божий. Куренной, возьми десяток казаков и проводи пани в мою хату...
Скоропадский остановился не в русском лагере, а в граничившем с ним предместье. Часть его жителей укрылась от русских войск за стенами Батурина, и полковник облюбовал для себя один из лишившихся хозяев просторных домов.
В чистенькой, уютной горнице топилась печь, знакомый Марысе джура помог ей снять мокрую верхнюю одежду и сапожки, по ее просьбе сбросил с кровати на пол к печи пуховую перину, открыл две бутылки вина - испанского хереса и токайского. Принес поднос с жареной курицей, копченым свиным боком, поздними яблоками и грушами, медовыми ватрушками и сдобными коржами.
- Ежели что потребуется еще, покличьте меня, - сказал он, закрывая за собой дверь.
Марыся распахнула пошире дверцу печки, уселась по-турецки напротив огня, наполнила кубок токайским и выпила его крупными, жадными глотками. То ли она действительно простыла и чувствовала недомогание, то ли, надышавшись пороховых газов и пыли подземелья, очень хотела пить, но она даже не почувствовала вкуса напитка. Снова налив в кубок вина, Марыся принялась медленно цедить его сквозь зубы, и вскоре начала ощущать, как по телу разливается приятное тепло и слегка шумит в голове. Утоляя появившийся голод, она принялась за крупное румяное яблоко, заедая его ватрушками и запивая токайским из наполненного в третий раз кубка.
Дрова в печке весело потрескивали, от вина кружилась голова и двоилось в глазах, усталость исчезла, из головы улетучились воспоминания о всех неприятностях последнего времени. Отставив к печке пустую бутылку токайского, Марыся налила в кубок хереса, и когда потянулась к подносу за желтой, будто наполненной медом грушей, выпитое токайское сделало свое дело - она не смогла удержать равновесия и свалилась на перину. Рассмеявшись, Марыся осталась лежать на боку лицом к огню, лишь подложила под голову кулачок и подвинула ближе к себе поднос с вином и едой.
Не хотелось ничего делать, ни о чем думать, а лишь смотреть на пылающие поленья и улетающие в дымоход яркие искры, отпивая время от времени из кубка небольшими глотками ароматный, терпковатый на вкус напиток. Но что это - бутылка с хересом почти пуста? И полной нигде не видно? Ах да, она велела джуре распечатать лишь две бутылки. Какая недальновидность! Ничего, почти все в мире поправимо, и она прикажет ему принести еще одну. Нет, две или, еще лучше, три! Вот только еще немного понежится на мягкой перине, допьет оставшееся в бутылке вино и тут же кликнет джуру...
Волна холодного воздуха, докатившаяся до Марыси от настежь открытой двери, заставила ее проснуться и открыть глаза. В дверном проеме стоял Скоропадский в наброшенном на плечи жупане и сбитой на затылок высокой папахе с алым шлыком, было заметно, что он навеселе. За его спиной виднелись двое джур - у одного на боку висел огромный узел из связанной концами бархатной скатерти, у другого в каждой руке было по большой плетеной корзине с торчащими бутылочными горлышками.
- Спишь, Марыся?! - весело гаркнул Скоропадский. - Вставай и встречай гостя! - Он шагнул в горницу, оглянулся на джур, скомандовал: - Корзины - на пол к перине, узел - рядом с ними. Запомните, ни для кого, кроме князя Меншикова, меня нет дома. А теперь - геть с моих глаз, покуда не покличу!
Марыся, из головы которой не выветрился хмель и которой лень было подниматься на ноги, на четвереньках приблизилась к корзинам, зазвенела перебираемыми бутылками.
- Французское шампанское и итальянское кьянти... португальский портвейн и испанская мадера... мадьярский токай и белое рейнское... красное бургундское и розовое родосское. Вдобавок коньяк и шартрез. Умница, Иванку, угадал мое желание - я недавно собиралась послать джуру за чем-либо похожим из твоих походных запасов.
Покончив с содержимым корзин, Марыся развязала концы скатерти, отбросила их в стороны, в изумлении всплеснула руками.
- Не верю глазам! Утки на вертеле, жареные куропатки, тушеные в сметане гусиные лапки... Заливная осетрина, устрицы, крабы, печеная форель... Апельсины, ананасы, финики... Копченые угри и даже цыплята в шоколаде, которыми последний раз я лакомилась на балу у княгини Потоцкой. Иванку, откуда у тебя такое богатство? Я чувствую себя не в украинской глуши, а словно в Варшаве или Кракове на королевском приеме.
- Не догадываешься? - рассмеялся Скоропадский, швыряя в угол у печки мокрый жупан и вешая на гвоздь шапку. - Из подвалов гетманского дворца. Любил Иван Степанович добре выпить и вкусно закусить, знал, чем и как встретить любовниц. Привычки остались с поры, когда вертелся при варшавском королевском дворе да бражничал с фаворитом царицы Софьи князем Голицыным. Не вижу причин, почему бы и нам не отведать даров из гетманских подвалов. А ты, Марыся?
Разговаривая, Скоропадский снял и поставил рядом с жупаном грязные доверху сапоги, сев на лавку, начал стаскивать с себя сорочку. Услышав его слабый стон, Марыся отвлеклась от апельсина, отправляемого долька за долькой в рот, бросила взгляд на полковника и только сейчас заметила, что его брошенная у лавки сорочка в крови, а надетая под ней тонкая кольчуга пробита на плече. Скривив лицо и закусив от боли губу, запрокинув голову, Скоропадский пытался снять ее вслед за сорочкой.
Отбросив недоеденный апельсин, Марыся мигом оказалась возле полковника, присела на корточки, участливо заглянула в глаза.
- Иванку, ты ранен? Чего не сказал сразу? Тебе нужен лекарь, и самый лучший.
- Верно, и этот лекарь - ты, - Скоропадский с трудом улыбнулся. - Лечением займемся чуть позже, а вначале помоги снять кольчугу. Наверное, присохла с кровью к телу, и чтобы не рвать ее по живому, засохшую кровь нужно размочить. Сунь сорочку в ведро с водой и подай мне. После поможешь тащить кольчугу через голову.
Вдвоем они осторожно сняли кольчугу, за ней нательную сорочку, и Марыся увидела на плече Скоропадского неглубокую, но довольно длинную рану с ровными краями.
- Иванку, как тебя угораздило под саблю попасть? А ежели не бережешься в бою, имей надежную, достойную полковника кольчугу.
- Как угораздило? А так, что не мог я в стороне стоять, когда мои казаченьки схватились грудь в грудь с сердюками Чечеля. А на кольчугу не греши - она меня не раз от сабли и даже пули спасала. Только напоролся в сегодняшней схватке на особый кинжал - кольчугобой именуется! - и порвал он ее, будто обычную сорочку. Такие кинжалы редкость, больших денег стоят, а славятся ими умельцы-оружейники из кавказского аула Кубачи, что в краю дагов и лазгов. Хорошо, что удар был скользящим, иначе пробил бы этот кольчугобой мое плечо насквозь.
- Но рана даже сейчас кровоточит! Тебе обязательно нужен лекарь. Ты, взрослый человек, неужели этого не понимаешь?
- А ты понимаешь, что у меня и у русских сотни тяжелораненых, которым необходима срочная помощь! Срочная! А меня с этой царапиной казаки поднимут на смех. И разве я не сказал, что лучшим для меня лекарем будешь ты? Только из-за такого лекаря я покинул застолье у князя Меншикова и не стал праздновать победу со своими старшинами, что делал всегда. Не веришь? Сейчас докажу...
Скоропадский подхватил Марысю на руки, посадил себе на колени. Принялся целовать вначале в губы, затем все ниже, пока не добрался до грудей. Но когда его рука скользнула Марысе под подол платья, она соскочила на пол, опасливо покосилась на дверь.
- В доме полно джур, а двери такие, что из-за них каждый шорох слышен. К тому же ты ранен и потерял много крови.
Скоропадский рассмеялся.
- Думаешь, джуры не знают, чем мы с тобой наедине занимаемся? Уверяю, никто из них не считает, что мы друг дружке псалтырь читаем. Потом, джурам сейчас не до нас: по дороге сюда от князя Меншикова они отловили в лесу четырех удравших от русских девок и притащили с собой. Девки молодые, статные, хороши собой, так что хлопцы будут тешиться с ними, покуда не надоест. А рана... Какая это рана, если я на ногах и уже позабыл о ней. Смотри...
Марыся не успела что-либо сказать, как очутилась на перине, ее платье полетело на пол, а Скоропадский, стоя рядом на коленях, гладил ладонями ее обнаженные бедра.
- Иванку, может, займемся этим чуть позже... на... на... на десерт? - робко предложила Марыся, понимая, что говорит глупость, поскольку последние слова фразы произнесла, уже занимаясь тем, что хотела перенести "на десерт".
Рана действительно не сказалась на здоровье Скоропадского, по крайней мере, на его темпераменте. Марыся, истосковавшаяся за последнее время по мужской ласке, отдалась полковнику со страстью и упоением, и они надолго забыли обо всем остальном. Разжать объятия и поднять головы их заставил чудовищной силы взрыв, от которого зазвенели в окне стекла, и в горнице стало светло, словно днем.
- Русские рвут в крепости пороховые склады и жгут провиантские склады, - сказал Скоропадский, садясь на перине и приглаживая растрепанный оселедец.
- Иванку, а ведь мы с тобой даже не выпили за победу! - воскликнула Марыся, пристраиваясь рядом с ним и укладывая головку на казачье плечо. - Как же так? Полагаю, мы тоже имеем к ней некоторое отношение? - с лукавинкой спросила она.
В голове Марыси еще бродил хмель от выпитого в одиночестве вина, полковник полностью удовлетворил ее женские потребности, и она чувствовала себя превосходно. Особенно когда бросала взгляды на корзины с торчавшими из них бутылочными горлышками и на содержимое узла из бархатной скатерти.
- Тоже полагаю, что да, - ответил Скоропадский, вытаскивая из ближайшей корзины две бутылки шампанского и ставя их рядышком в шаге от перины.
Протянув руку, он взял с лавки свою саблю, обнажил ее. Свист клинка - и с обеих бутылок слетели горлышки, а в потолок с шипением ударили пенные струи.
Марыся восторженно захлопала в ладоши.
- Виват, Иванку! Какой мастерский удар! Такой в Варшаве удавался только ротмистру князю Янушу Радзивиллу, чем он несказанно кичился!
- Значит, мерзавец, научился у кого-то из нашего брата-казака, - сказал Скоропадский, шаря рукой в узле со снедью.
Вытащив из него два кубка, он наполнил их оставшимся на дне бутылок шампанским, протянул один Марысе.
- За взятие Батурина! За пленение Чечеля! Слава!
- Виват! - откликнулась Марыся.
Выпив и не выпуская из рук кубка, она сказала:
- Иванку, а за то ли мы подняли тост? Что нам от того, что русские захватили Батурин, а их царь получит живого Чечеля? Предлагаю выпить за цель, ради достижения которой мы отдали Батурин Меншикову, а Чечеля Петру - за нашу с тобой победу! За победу, которая позволит тебе сменить полковничий пернач на гетманскую булаву! За нашу с тобой победу!
Повторный взмах казачьей руки с саблей, и еще две бутылки шампанского расстались с горлышками. Однако на сей раз вино не ударило в потолок - тут же подхватив бутылки, Марыся направила обе струи в кубки.
- За гетмана Ивана Скоропадского! Виват!
- За очаровательную пани, которая берет крепости и расчищает путь к гетманским булавам! Слава!
Едва они выпили, раздался новый взрыв, от которого не только задребезжали стекла, но ходуном заходила под ногами земля, а на стенах заплясали отблески далекого пожара, не уступавшие по яркости языкам пламени в печи.
- Фейерверк в нашу честь! - воскликнула Марыся. - Гетманщина прощается с Мазепой и приветствует Ивана Скоропадского! Почему в таком случае пусты наши кубки?
Еще два бутылочных горлышка покатились по полу, а Марыся с наполненным кубком ухватила Скоропадского за руку, увлекла к окну, раздвинула в стороны занавески:
- Смотри, на улице светло, будто днем! А как красиво плывут тучи дыма над пожарищем! Черные облака на багряном небе! Прямо как в сказке из детства! - восторгалась она. - А как приятно дрожит земля - будто я стою в прогулочной лодке! А взрывы, взрывы, ты только прислушайся к ним - у каждого свой голос и отголоски, как у церковных колоколов! Я никогда не могла представить, что на войне столько романтики и поэзии! За встречу Гетманщины с новым гетманом Иваном Скоропадским!
Ставя пустой кубок на пол, Марыся нагнулась, и ее взгляд скользнул по собственному телу, освещенному заревом пожарища.