Томас подождал, пока они не скрылись из виду, после чего провел Жанетту через открытый участок в чащу, а оттуда к горящему дому. На ярком солнце пламя казалось бледным. В пределах видимости никого не было, только возле утиного садка среди перьев лежала собака. Она скулила. У нее было проткнуто брюхо. Томас наклонился над животным, погладил по голове и почесал за ушами, а умирающий пес лизнул ему руку и попытался завилять хвостом. Томас вонзил нож прямо ему в сердце, так что пес умер мгновенно.
- Он бы не выжил, - обратился Томас к Жанетте.
Она ничего не сказала, а только смотрела на горящую солому и стропила. Томас вытащил нож и потрепал мертвого пса по голове.
- Отправляйся к святому Гинфорту, - сказал он, вытирая клинок, и признался Жанетте: - В детстве я всегда хотел иметь собаку, но мой отец их терпеть не мог.
- Почему?
- Он был странный.
Томас вложил клинок в ножны и встал. Дорога со следами копыт вела от фермы к ферме на север, и они пошли вдоль нее, осторожно пробираясь между васильков, поповника и кизила. Это была страна маленьких полей, высоких берегов, небольших рощиц и неровных холмов. Страна засад. Но они не видели никого, пока с вершины пологого холма не заметили приземистую каменную деревенскую церковь, а за ней - солдат. Сотни солдат встали лагерем в поле за домами, а другие расположились в самой деревне. Близ церкви виднелись большие шатры. У входа благородные рыцари поставили свои знамена.
Томас все колебался, не желая заканчивать эти счастливые дни с Жанеттой, но понимал, что выбора нет, и потому с луком на плече повел ее в деревню. Солдаты увидели их, и навстречу вышла дюжина лучников во главе со здоровенным командиром в кольчуге.
Первым его вопросом было:
- Из какого вы ада?
Его стрелки по-волчьи оскалились при виде потрепанного платья Жанетты.
- То ли ты хренов монах, укравший лук, то ли хренов лучник, стянувший у монаха рясу.
- Я англичанин, - сказал Томас.
На верзилу это как будто не произвело никакого впечатления.
- У кого на службе?
- Я служил Уиллу Скиту в Бретани.
- В Бретани!
Начальник стрелков нахмурился, не зная, верить ли Томасу.
- Скажи ему, что я - графиня, - по-французски проговорила Жанетта.
- Что она говорит?
- Ничего, - сказал Томас.
- И что вы тут делаете? - спросил верзила.
- Я отбился от своего отряда в Бретани, - нерешительно сказал Томас. Ему не стоило говорить, что он скрывается от правосудия, но он не подготовил другой легенды. - Я просто ушел.
Это было слабое объяснение, и здоровенный лучник отнесся к нему с должным презрением.
- Это означает, парень, что ты хренов дезертир.
- Будь так, я бы вряд ли пришел сюда, верно? - вызывающе спросил Томас.
- Ты бы вряд ли пришел сюда из Бретани, если бы не заблудился! - заметил командир стрелков и плюнул. - Тебя надо отправить к Скорсби, пусть разберется, кто ты такой.
- Скорсби? - переспросил Томас.
- Слышал о нем? - недружелюбно спросил верзила.
Томас слышал об Уолтере Скорсби, который, как и Скит, возглавлял собственный отряд лучников и латников. Скорсби не пользовался хорошей репутацией. Говорили про его угрюмый нрав, но, очевидно, именно ему предстояло решить судьбу Томаса, поскольку лучники окружили их и повели в деревню.
- Это твоя женщина? - спросил Томаса один из солдат.
- Это графиня Арморика, - ответил тот.
- А я долбаный граф Лондонский, - расхохотался лучник.
Испуганная угрюмыми лицами Жанетта вцепилась в руку Томаса. Ему было тоже не по себе. Когда в Бретани дела шли из рук вон плохо, когда эллекин ворчал и было холодно, сыро и противно, Скит любил приговаривать: "Радуйтесь, что не попали к Скорсби". А теперь Томас, похоже, попал.
- Дезертиров мы вешаем, - с удовольствием сообщил верзила-начальник.
Томас заметил, что лучники, как и остальные войска, которые он видел в деревне, носят на камзолах красный крест святого Георгия. Огромная толпа солдат собралась на пастбище между деревенской церквушкой и цистерцианским аббатством или монастырем, каким-то чудом избежавшим разрушения. Монахи в белых рясах прислуживали священнику, служившему мессу солдатам.
- Сегодня что, воскресенье? - спросил Томас одного из лучников.
- Вторник, - ответил тот, сняв шляпу из уважения к богослужению. - День святого Иакова.
Они подождали на краю пастбища у деревенской церкви. Ряд свежих могил говорил, что появление здесь солдат привело к смерти нескольких жителей. Но большинство селян, вероятно, убежало на юг или запад. Остались лишь двое. Старик, согнутый пополам работой, с белой бородой чуть ли не до земли, что-то шамкал священнику в отдалении, а маленький мальчик лет шести-семи пытался натянуть английский лук на забаву английским стрелкам.
Месса закончилась, и люди в кольчугах поднялись с колен и направились к шатрам и домам. Один из лучников, конвоировавших Томаса, зашел в расходящуюся толпу и вновь появился с несколькими людьми. Один выделялся высоким ростом и новой, отполированной до блеска кольчугой. На нем были высокие сапоги, зеленый плащ и меч с золотой рукоятью в ножнах, отделанных красной материей. Подобное щегольство не шло к его изможденному и мрачному лицу. Он был лыс, зато с раздвоенной бородой, которую заплел в косы.
- Это Скорсби, - шепнул один из лучников, и Томасу не пришлось гадать, кого из приближавшихся он имел в виду.
Скорсби остановился в нескольких шагах, и здоровенный лучник, арестовавший Томаса, усмехнулся.
- Дезертир, - с гордостью заявил он. - Говорит, что пришел из Бретани.
Скорсби сурово посмотрел на Томаса, а на Жанетте задержал взгляд. Ее изодранная одежда не скрывала крутых бедер, ворот платья был разодран, и Скорсби явно хотел увидеть больше. Как и Уилл Скит, он начал свою военную жизнь лучником и поднялся благодаря сообразительности. Томас догадался, что в душе этого человека не осталось сострадания.
Скорсби пожал плечами.
- Если дезертир, повесьте ублюдка. - Он улыбнулся. - Но его женщину мы задержим.
- Я не дезертир, - сказал Томас, - а эта женщина - графиня Арморика, родственница герцога Блуаского, племянника короля Франции.
Многие стрелки осклабились, услышав такую нелепицу, но Скорсби был осторожным человеком и учитывал состав собравшейся на краю церковного двора небольшой толпы. Среди зрителей было два священника и несколько рыцарей в плащах с гербами. Заявление Томаса зародило в уме командира некоторое сомнение. Нахмурившись, он посмотрел на Жанетту. На первый взгляд она была похожа на крестьянку, но, несмотря на свое загорелое лицо, отличалась благородной красотой, а остатки ее платья говорили о былой элегантности.
- Кто она? - переспросил Скорсби.
- Я уже сказал, кто она, - зло ответил Томас, - и могу сказать больше. У нее украли сына, а этот мальчик находится под опекой нашего короля. Она пришла за помощью к его величеству.
Томас торопливо перевел Жанетте сказанное, и, к его облегчению, она согласно кивнула.
Скорсби пристально посмотрел на Жанетту. Что-то в ее внешности усилило его сомнения.
- А ты почему с ней? - спросил он.
- Я ее спас.
- Он говорит, что спас вас, мадам, - по-французски сказал кто-то в толпе, Томасу не было видно, кто это. Говорившего окружали латники в бело-зеленых одеждах. - Это правда?
- Да, - ответила Жанетта и нахмурилась, не видя, кто ее спрашивает.
- Расскажите, кто вы, - потребовал невидимый голос.
- Я Жанетта, вдовствующая графиня Арморика.
- Кто был ваш муж?
Судя по голосу, спрашивавший был молод и очень самоуверен.
Жанетту возмутил тон вопроса, но она ответила:
- Анри Шенье, граф Арморика.
- И почему вы здесь, мадам?
- Потому что Карл Блуаский похитил моего сына! - сердито ответила Жанетта. - Ребенка, находящегося под покровительством короля Англии.
Молодой человек помолчал. Некоторые в толпе нервно отступили от окружавших его латников в бело-зеленых одеждах, и Скорсби встревожился.
- Кто взял его под это покровительство? - спросил голос.
- Уильям Богун, - ответила Жанетта. - Граф Нортгемптонский.
- Я верю ей, - сказал голос.
Латники расступились, и Томас с Жанеттой увидели говорившего. Это был едва ли не мальчик. Томас засомневался, начал ли он бриться, хотя юноша был высок ростом, даже выше Томаса, и латники заслоняли его лишь потому, что носили высокие белые плюмажи на шлемах. Он был светловолос, его лицо слегка опалило солнце, и на нем был зеленый плащ, простые штаны и льняная рубашка. Ничто в его внешности, кроме роста, не объясняло, почему все вдруг опустились на колени.
- На колени! - прошипел Скорсби Томасу, и тот в замешательстве опустился на одно колено.
Теперь на ногах оставались только Жанетта, юноша и его эскорт из восьми рослых латников.
Юноша взглянул на Томаса.
- Ты действительно пешком пришел из Бретани? - спросил он по-английски, хотя, как и у многих вельмож, в его английском сквозил французский акцент.
- Мы пришли вместе, мой господин, - по-французски ответил Томас.
- Зачем? - сурово спросил юноша.
- Искать защиты у короля Англии, который является покровителем сына моей госпожи, коварно взятого в плен врагами Англии.
Юноша окинул Жанетту тем же оценивающим взглядом, как до того глядел на нее Скорсби. Может быть, он еще и не брился, но знал толк в красивых женщинах.
- Добро пожаловать, мадам, - сказал юноша. - Я знал репутацию вашего мужа и восхищался им, и я сожалею, что никогда не получу возможности встретиться с ним в бою. - Он поклонился Жанетте, потом развязал свой зеленый плащ и, подойдя к ней, набросил ей на плечи, скрыв разорванное платье. - Заверяю вас, что к вам будут относиться с почтением, какого требует ваш ранг, и клянусь сдержать все обещания, данные Англией вашему сыну.
Он снова поклонился.
Жанетта, изумленная и обрадованная манерами молодого человека, задала вопрос, на который хотел получить ответ и Томас.
- Кто вы, мой господин? - спросила она, вежливо присев.
- Я Эдуард Вудстокский, мадам, - ответил тот, предложив ей руку.
Для Жанетты это имя ничего не значило, но оно изумило Томаса.
- Это старший сын короля, - шепнул он ей.
Жанетта упала на колено, но гладкощекий подросток поднял ее и повел к монастырю. Это был Эдуард Вудстокский, граф Честерский, герцог Корнуоллский и принц Уэльский. Колесо фортуны снова вознесло Жанетту ввысь.
* * *
К Томасу оно, похоже, осталось безразлично. Его все бросили. Жанетта ушла под руку с принцем и даже не оглянулась. До Томаса донесся ее смех. Он нянчился с ней, кормил ее, заботился о ней и любил ее, и вот, недолго думая, она его бросила, как что-то ненужное. Никому до него не было дела. Скорсби со своими людьми, отпуская шутки о повешении, ушли в деревню. Томас не знал, чего же теперь от него ждут.
- Черт возьми! - громко выругался он, чувствуя себя болваном в изодранной рясе, и повторил еще раз: - Черт возьми!
В нем поднималась злоба, густая как желчь, способная свести человека в могилу. Но что ему оставалось делать? Он был болваном в рваной рясе, а принц - сыном короля.
Принц отвел Жанетту на невысокий, заросший травой пригорок, где в ряд стояли разноцветные шатры. У каждого шатра возвышался шест с флагом, и на самом высоком развевался разделенный на четыре части флаг принца Уэльского с золотыми английскими львами на двух красных четвертях и золотыми королевскими лилиями на двух голубых. Лилии означали претензии на французский трон, а весь флаг - флаг английского короля - пересекала белая зубчатая полоса, означавшая, что он принадлежит старшему королевскому сыну.
Томас хотел двинуться вслед за Жанеттой и попросить у принца помощи, но тут, поймав ветерок, развернулся один из флагов пониже, самый дальний от него, и Томас уставился на его полотнище.
На флаге голубое поле по диагонали пересекала белая полоса, и три желтых льва, стоящих на задних лапах, держали герб, украшенный тремя красными звездами с зеленой серединой. Томас хорошо знал этот герб, но не смел поверить, что Уильям Богун, граф Нортгемптонский, здесь, в Нормандии. Граф был наместником короля в Бретани, однако, несомненно, это был его флаг. Томас направился туда в страхе, что на развевающемся полотнище окажется не тот герб - похожий на графский, но другой.
Но это действительно был флаг графа, и палатка графа, в отличие от величавых шатров на пригорке, являла собой все то же сшитое из поношенных парусов сооружение. Когда Томас попытался войти туда, путь ему преградили шесть стражников в одеждах цвета графского окружения.
- Ты пришел исповедать его светлость или всадить стрелу ему в брюхо? - спросил один из них.
- Я бы хотел поговорить с его светлостью, - ответил Томас, с трудом подавив злобу, вызванную поведением бросившей его Жанетты.
- Вот как? А захочет ли его светлость говорить с тобой? - спросил стражник, удивленный притязаниями оборванного стрелка.
- Захочет, - ответил Томас с уверенностью, которой на самом деле не испытывал, и добавил: - Передайте ему, что здесь человек, взявший для него Ла-Рош-Дерьен.
Стражник поколебался. Он нахмурился, но тут полог шатра откинулся, и появился сам граф, голый до пояса, с мускулистой грудью, поросшей рыжими волосами. Он грыз гусиную ножку и посматривал на небо, словно опасался дождя.
Повернувшись к нему, стражник указал на Томаса и пожал плечами, снимая с себя ответственность за неизвестного сумасшедшего.
Заметив Томаса, граф несколько мгновений рассматривал его, а потом воскликнул:
- Боже! Ты принял сан?
- Нет, милорд.
Граф зубами оторвал от кости шмат мяса.
- Томас, верно?
- Да, милорд.
- Никогда не забываю лиц, а запомнить твое у меня есть особая причина, хотя я никак не ожидал увидеть тебя здесь. Ты пришел пешком?
Томас кивнул:
- Пешком, милорд.
Что-то настораживало в поведении графа: он словно не удивился встрече с Томасом в Нормандии.
- Уилл говорил мне о тебе, - сказал граф, - он все мне рассказал. Значит, Томас, мой скромный герой из Ла-Рош-Дерьена, стал убийцей, так? - мрачно проговорил он.
- Да, милорд.
Граф отбросил обглоданную кость, щелкнул пальцами, и слуга принес ему из шатра рубашку. Он надел ее и заправил в рейтузы.
- Господь милосердный, парень, ты ожидаешь, что я защищу тебя от мести сэра Саймона? Тебе известно, что он здесь?
Томас застыл в изумлении. Сэр Саймон здесь? А он привел Жанетту в Нормандию! Ей сэр Саймон вряд ли сумеет сильно навредить, поскольку она под покровительством принца, но он вполне сможет отыграться на Томасе. И сделает это с огромной радостью.
Заметив, как побледнел Томас, граф добавил:
- Он в королевской свите, поскольку я не хотел брать его с собой. Но он настоял на переводе, так как рассчитывает, что найдет в Нормандии больше добычи, чем в Бретани. Я бы сказал, он прав, но что действительно доставит ему радость, так это встреча с тобой. Тебя когда-нибудь вешали, Томас?
- Вешали, милорд? - тупо переспросил тот.
У него все еще голова шла кругом от известия, что сэр Саймон приплыл в Нормандию. И стоило проделать весь этот путь, чтобы встретить поджидающего его врага?
- Сэр Саймон тебя повесит, - с неприличным удовольствием проговорил граф. - Ты будешь задыхаться в петле, и не найдется ни одной доброй души, чтобы дернуть тебя за ноги и ускорить твой конец. Ты можешь проболтаться час, а то и два в страшных мучениях. А может быть, еще дольше! Помню, я повесил одного парня, так он промучался с рассвета до полудня и при этом умудрялся поносить меня. Так я полагаю, тебе нужна моя помощь, верно?
Томас с запозданием упал на колено.
- После Ла-Рош-Дерьена вы предложили мне награду, милорд. Могу я потребовать ее теперь?
Слуга принес из шатра табурет, и граф уселся, широко раздвинув ноги.
- Убийство есть убийство, - проговорил он, ковыряя в зубах.
- Половина людей Уилла Скита - убийцы, милорд, - заметил Томас.
Граф задумался над этим, потом неохотно кивнул.
- Но они помилованные убийцы. - Он вздохнул. - Хорошо бы здесь был Уилл. Я хотел взять его, но он не может покинуть Бретань, пока не загонит Карла Блуаского обратно в его клетку. - Он бросил сердитый взгляд на Томаса. - Если я тебя помилую, то наживу себе врага в лице сэра Саймона. Не то чтобы он и сейчас был мне другом, но все же зачем мне тебя спасать?
- За Ла-Рош-Дерьен, - сказал Томас.
- Да, тут я в долгу перед тобой, - признал граф. - В великом долгу. Мы бы выглядели большими дураками, если бы не взяли этот городишко, как он ни жалок. Но черт возьми, парень, почему ты не отправился на юг? В Гаскони куча ублюдков, которых следует убить. - Он посмотрел на Томаса, явно раздраженный необходимостью платить лучнику по долгам, и в конце концов пожал плечами. - Я поговорю с сэром Саймоном, предложу ему денег. Будет достаточно, если он сделает вид, что тебя здесь нет. Что касается тебя, - он помолчал, вспоминая свои прежние встречи с Томасом, - ты ведь тот парень, который не сказал мне, кто был твой отец, верно?
- Я не говорил вам, милорд, потому что он был священником.
Граф счел это прекрасным обстоятельством.
- Помилуй Бог! Священником? Так ты - чертов щенок, выходит так? В Гиени детей священников считают щенками дьявола. - Он осмотрел Томаса с головы до ног, и его снова позабавила драная ряса. - Говорят, что из щенков дьявола выходят хорошие солдаты и еще лучшие шлюхи. Полагаю, ты лишился своего коня?
- Да, милорд.
- Все мои лучники на конях, - сказал граф и обернулся к одному из стражников. - Найдите этому ублюдку вислобрюхую клячу, пока он сам не подыщет себе что-нибудь получше, а потом дайте камзол и отведите к Джону Армстронгу. - Он снова посмотрел на Томаса. - Ты поступаешь ко мне в лучники и, значит, должен носить мой герб. Ты мой солдат, щенок дьявола, и, возможно, это защитит тебя, если сэр Саймон запросит слишком много денег за твою ничтожную Душу.
- Я постараюсь отплатить вашей светлости.
- Отплати мне, парень, взятием Кана. Ты впустил нас в Ла-Рош-Дерьен, но тот городишко - ничто по сравнению с Каном. Кан - настоящее зло. Мы выступаем туда завтра, но сомневаюсь, что сможем увидеть стены изнутри еще месяц или больше. Если вообще увидим. Дай нам войти в Кан, Томас, и я прощу тебе дюжину убийств.
Он встал, кивнул в знак прощания и вернулся в шатер.
Томас не двинулся. Кан, думал он. Кан. Кан - это город, где живет мессир Гийом д'Эвек. Томас перекрестился, поняв, что это судьба. Судьба направила его стрелу из арбалета мимо сэра Саймона Джекилла и привела его к стенам Кана. Судьбе было угодно, чтобы он исполнил епитимью, наложенную отцом Хоббом. А Бог, решил Томас, забрал у него Жанетту, потому что она мешала исполнению обета.
Но теперь настало время выполнить свои обещания, ведь Бог привел Томаса к стенам Кана.