Риск. Молодинская битва - Геннадий Ананьев


Новый исторический роман современного писателя Г. Ананьева посвящен событиям, происходившим на Руси в середине XVI века.

Центральное занимает описание знаменитой Молодинской битвы, когда в 1572 г. русская армия под руководством князя Михаила Воротынского разгромила вдвое превосходившее крымско-турецкое войско.

Содержание:

  • ГЛАВА ПЕРВАЯ 1

  • ГЛАВА ВТОРАЯ 6

  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ 9

  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 13

  • ГЛАВА ПЯТАЯ 19

  • ГЛАВА ШЕСТАЯ 24

  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ 30

  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ 34

  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 39

  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 44

  • ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 50

  • ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 53

  • ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 59

  • ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 66

  • ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 72

  • ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 80

  • ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 100

  • ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ 106

  • КОММЕНТАРИИ 107

  • Примечания 107

МОЛОДИ - селение на р. Рожае, в 50 км южнее Москвы, у которого в 1572-м русские войска разгромили войско крымских татар и турок. Воспользовавшись отвлечением сил России в Прибалтику, Турция и Крымское ханство усилили свою агрессию с Юга. В 1569-м состоялся неудачный поход турок и крымских татар на Астрахань. В 1571-м татаро-турецкое войско неожиданно преодолело южные оборонительные рубежи, достигло Москвы и сожгло ее слободы, прилегавшие к Кремлю и Китай-городу.

В 1572-м Турция и Крым организовали новый поход на Москву; их 120-тысячную армию возглавил хан Девлет-Гирей. Русское правительство своевременно сосредоточило у переправ через Оку и в районе Серпухова войска в 60–65 тысяч человек под командованием князя М. И. Воротынского. Битва началась 26 июля и завершилась 3 августа разгромом крымско-турецкого войска. Успеху русских войск способствовали искусное применение артиллерии и своевременный ввод в действие резервов. После разгрома под Москвой Турция и Крымское ханство отказались от попыток отторгнуть от России присоединенное в 50-е гг. XVI в. Поволжье.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Воротынск, стольный град вотчины князя Ивана Михайловича Воротынского, примолк в ожидании неведомого, оттого особенно волнующе-страшного. Вроде бы ничего особенного: ускакал князь со своей малой дружиной в Москву, стало быть, так нужно - дело-то обычное. А служба государю, понятное дело, неволит. Однако слух пошел, будто перед этим из самого из Крыма прибыл вестник с тайным словом, а вскорости после этого лазутчики, посланные князем в Поле, заарканили татарского сотника, а с ним какого-то знатного вельможу. Молва эта просочилась сквозь стены детинца, расползлась по улицам Борис и Протас, перемахнула через городскую стену и речку Выссу и пошла гулять по Посаду, взбудораживая каждый дом Хвостовки и Слободы.

Вроде бы князь старался не будоражить прежде времени горожан, и о прибытии из Крыма вестника знали лишь дворяне княжеские и воеводы. Да и о плененных крымцах знали тоже немногие, а гляди ж ты, не утаилось.

Особенно неуютно чувствовали себя посадские, их волновал вопрос - не пора ли, оставив дома свои, а то и подпалив их, укрыться за городскими стенами, порушив за собой мост через Выссу. Дворяне, однако, помалкивали. Будто ничего не происходило из ряда вон выходящего, но посадские знали, что все кузнецы куют, оставив все прочие заказы, мечи, клевцы, боевые топоры, шестоперы, наконечники на копья, но особенно болты каленые для самострелов, вяжут кольчуги на манер новгородских, а из окрестных сел везут крупы и муку да бочонки со смолой; из ближнего же леса, что за Межовым колодцем, челночат дровни с сухостоем, который затем пилят и калят, укладывая великие поленницы вдоль стен не только города, но и детинца.

Как тут не напружиниться?! Как не осудить дворян, напрочь забывших о посадских, будто они вовсе не достойны внимания?!

А может, небыльные слухи будоражат души?

И все же Хвостовка и Слобода самолично, не ожидая слова дворянского, приготовились, чтобы по первому слову без проволочек укрыться за городскими крепкими стенами. Они все до единого уложили необходимый скарб на повозки, приторочив его покрепче, чтобы не упало бы что нужное при быстрой езде. Особенно озаботились они о продовольствии на долгое время, хотя знали, что съестные припасы княжеские во время осады распределяются между всеми поровну. Но на княжеское надейся, а о своем позаботиться нелишне. Кроме того, каждое утро, выгоняя скотину за ворота, предупреждали пастухов, чтобы те не уходили со стадами слишком далеко.

В детинце знали, что посадские мельтешат, что они недовольны малым к ним вниманием, но что могли им сказать дворяне? Не нужно, мол, себя за узду дергать беспричинно? А вдруг - нужно? Тогда как? Князь не погладит по головке, если посадские окажутся без должной защиты. Он же велел исподволь готовиться к возможной осаде. Но исподволь - не значит еще, что нужда пришла жечь посады и кучить, собирать всех за стенами. А уж если быть перед собой совершенно честными, многие дворяне не считали, что татары могут появиться под стенами их города. Тайный вестник не о походе на Москву говорил, а о намерении крымского хана Мухаммед-Гирея прибрать к рукам Казань, сместив казанского хана Шаха-Али, посаженного на престол еще отцом нынешнего царя, и по сей день верного присяжника России. И уж после того, как сотворится подобное, на Казани воцарится Сагиб-Гирей, тогда и поход на Москву. Но осилит ли Мухаммед-Гирей Казань? Вряд ли. Замыслы, что ни говори, великие, но исполнимы ли они? Вполне могут окончиться все пшиком.

Нельзя упускать из виду и то, что в Казани сидит царев воевода, еще и посол его, так разве они станут ротозейничать. Ополчат они при нужде и своих ратников, и казанцев, подготовив достойную встречу алчным братьям Гиреям. Да и мордва, чуваши, черемисы и эрзя не переметнутся к крымцам. Давно они не нарушают присяги, которую дали русскому царю. Вот и получается, не пустопорожняя ли вся эта тревога?

Впрочем, обузой не станут ни смола, ни поленницы дров для костров под котлами кипящими, ни запас оружия и доспехов.

Думать, однако же, можешь что угодно, твоя голова - твои мысли, но волю князя исполняй с усердием. Особенно наказ лазутить Поле. И не только Бакаев, Бахмутский и Сенной шляхи, но даже Ногайский и степные малоезженные дороги через Усмань на Теткжов и Казань. Не близкий свет. Даже пары недель для таких разъездов маловато будет. А сменять велено на местах. Но что делать, если князем велено!

До дюжины разъездов лазутили в Поле, сменяя друг друга, но пока ничего тревожного они не приносили. Дворяне ждали, с каким словом пришлет князь к ним гонца, в душе опасаясь, как бы не поступило от него повеления послать к нему всю большую дружину. Обычно же как бывает: ты советуешь - тебе и исполнять. Велит царь идти князю в помощь средневолжским городам, дадут под начало полк-другой, но и про дружину прикажут не забывать.

Однако шли дни, а вестей от князя не было. Впрочем, они и не могли прийти, ибо пока что бился князь Иван Воротынский головой о стену непонимания. Ни царь, ни Дума его не поддержали, хотя вроде бы все он сделал по уму.

Не заехав даже в свой дом переодеться, поспешил князь в Кремль.

На Красной площади людишки ротозейничают, ратники, при оружии и в доспехах, стоят не шелохнувшись. Оберегают проделанный в людском разноцветье широкий проход от Фроловских ворот в сторону Неглинки.

"Послов, стало быть, принимает Василий Иванович, князь великий", - определил Воротынский и заколебался: стоит ли своим появлением нарушать пристойный порядок приема послов? Не вызовет ли у послов его появление в доспехах догадки какой? Не перегодить ли?

Оно, конечно, лучше бы перегодить, только сподручно ли ему, удельному князю, ближнему слуге цареву, думному боярину, торчать у входа во дворец с придворной челядью. Все, однако, сложилось ладно. Едва миновал он Архангельский собор, осенивши себя крестным знамением, как увидел послов, спускавшихся по Красному крыльцу в сопровождении дьяка Посольской избы.

"Ишь ты, из думных никого. Не вышло, значит, доброго ряда", - подумал князь.

Рынды, в белоснежных атласных ферязях с серебряными петлицами на груди и золотой цепью наперекрест, не преградили князю дорогу парадными топориками, но и не поклонились, не шелохнулись, когда он Цроходил. Князь миновал этих истуканов, замерших по обе стороны парадной двери, словно сделавшихся составной частью ее.

В Золотой палате тоже все привычно празднично. На лавках, похожие на нахохлившихся клуш, восседали думные бояре. В мехах дорогих, в бархате, шитом золотом и усыпанном жемчугами. Головы боярские украшали высокие горлатные шапки, а руки, унизанные перстнями, чинно покоились на коленях. За спинами боярскими возвышались рынды с поднятыми, словно в замахе, серебряными топориками, в своей белоснежной одежде похожие на ангелов, оберегающих трон, на котором восседал, еще более бояр расперившийся мехами и бархатом в золоте, жемчуге и самоцветах, царь Василий Иванович. Размашисто перекрестившись на образ, висевший на стене близ трона государя, поклонился князь Воротынский поясно государю, коснувшись рукой наборного, пола, и молвил:

- Челом бью, государь. Дело срочное привело меня к тебе в доспехах ратных.

- Садись. Место твое в Думе всегда свободно.

И в самом деле, между князьями Вельскими и Одоевскими оставалась пустота на лавке. Почетное место. От трона недалеко. По породе. По отчеству. Владимировичи они, оттого и место знатное.

Прошел к своему законному месту князь Воротынский, но не сел. Спросил, вновь поклонившись:

- Дозволь, государь, слово молвить. Несчетно коней сменил, спеша с вестью тревожной. Прямо с седла и - к тебе, великий князь.

- Вот и передохни малое время, пока мы по послам литовским приговор приговорим.

Умостился на лавке князь и только теперь почувствовал, что торжественность в палате насупленная. Обидели послы, выходит, великого князя и Думу, и пока, как понял Воротынский, еще не выплеснулась наружу та обида, не начался суд да ряд. Утихомиривали гнев бояре, чтобы сгоряча не наговорить лишнего, а чтобы мудро и чинно вести речи.

- Ну, что скажете, бояре? - обратился к Думе царь, тоже, видимо, уже начавший успокаиваться и, как обычно, принявший какое-то решение, но желающий выслушать и своих верных советников. - Слыхали, какие земли требуют они от меня? Вот и рассудите…

Бояре помалкивали. Зачем зачин делать. Пусть сам Василий Иванович определит, кому первому речь держать.

Тот так и сделал. Обратился к юному князю Дмитрию Вельскому:

- Твое слово, племянник мой любезный.

Встал князь. Сотворив низкий поклон, ответствовал:

- Сказ наш один: под Литву не пойдем. Негоже вотчинами Рюриковичей владеть иноземцам. Иль у дружинников наших мечи затупились?

- Одоевские? - произнес царь.

- Не отдавай нас литвинам поганым. Верой-правдой служили тебе, государь, как присягнули. Так же и далее служить станем.

- Воротынские?

- Челом бьем, государь. Твои мы присяжные!

- Ладно тогда. Так послам и ответим: на чужой каравай пусть рта не разевают. - Помолчал немного и кинул взор на Ивана Воротынского: - Сказывай теперь твою спешную весть.

- Дозволь сперва по Литве молвить? Отчину твою, землю исконно русскую, Литве не видать. Только повременить бы с ответом. Пусть дьяки Посольской избы исхитрятся, время растягивая, а ты, великий князь, еще раз им прием назначь. Да не вдруг. Пусть потомятся. Не убудет с них.

- Отчего такая робость? Иль у Литвы сил поболее нашего?

- Не робость, государь. Мы за тебя животы свои не пожалеем, а дружины наши - ловкие ратники, только послушай, государь, и, бояре думные, послушайте: весть я получил, будто МагметТирей вот-вот тронется в большой поход…

- Полки завтра выходят на Оку. Главным воеводой поставил я князя Дмитрия Вельского. С ним стоять будет и мой брат, любезный князь Андрей Иванович. Сил достанет остановить крымцев. Пойди и ты с ними, князь Иван.

- Повеление твое исполню. С дружиною своею пойду. Только не все я еще поведал. Магмет-Гирей повезет в Казань, большим войском задумку свою подпирая, брата своего Сагиб-Гирея, чтобы взять для него царский трон у Шигалея. Потом ополчить Казань и вместе воевать твои,

государь, земли.

- Посол мой в Тавриде боярин Федор Климентьев и митрополит Крымский и Астраханский таких вестей мне не шлют. А как тебе ведомо стало?

- Станицу, из сторожи высланную, крымцы пленили, а нойон Челимбек из бывших моих дружинников казакам бежать позволил и весть с ними послал. Его пять лет назад крымцы в бою заарканили. Я думал, сгинул смышленый ратник, а гляди ты - нойон. И меня не забыл.

- Челом бью, государь, - поднялся князь Шуйский. - Не с Литвой ли сговор у крымцев? Мы рать всю на Оку, опричь того в Мещеру, да во Владимир с Нижним, а Литва тут как тут. Твою, князь Иван, вотчину в первую голову воевать примутся. Смоленские земли им зело как возвернуть желательно.

- Что скажешь, князь Иван? - спросил царь. - Неправ ли князь Шуйский?

Дальше