Дворецким Ксеркс назначил знатного вавилонянина Бел-Шиманни, сына жреца. Ему-то царь и поручил закончить внутреннюю отделку дворцовых помещений в стиле, более напоминавшем архитектурные традиции вавилонян, нежели персов. Бел-Шиманни прекрасно справлялся с этим делом. Во время посещений нового дворца Ксеркс не мог не восхищаться великолепием настенных фресок из разноцветных глазурованных плиток. Глаз царя радовали блестящие гладкие полы в обширных залах из белого, жёлтого и розового мрамора с идущими вдоль стен широкими полосами из тёмно-красного гранита. Закруглённые вверху высокие дверные проёмы были украшены белыми розетками на красном и голубом фоне. Такие же розетки, только гораздо больших размеров, шли сплошной полосой вдоль стен почти во всех помещениях под самым потолком. Вход во дворец и все выходы в просторный внутренний двор охраняли стоявшие парами большие каменные крылатые быки с человеческими головами. Это были демоны-охранители. Выкрашенные яркими красками, эти статуи издали казались замершими невиданными живыми существами.
Ксеркс нарадоваться не мог на своего трудолюбивого дворецкого. Вот и теперь, распустив совет знати, он собирался следующим утром отправиться из Суз в Вавилон, чтобы посмотреть, как преобразилась после отделки главная дворцовая лестница, хорошо ли покрашены голубой краской зубцы дворцовых башен, завезено ли всё необходимое на женскую половину дворца, отделка которой была закончена ещё в прошлом месяце. К тому же надо было отдать Бел-Шиманни новые распоряжения. Дворецкий подобрал искусных архитекторов и каменщиков, однако Ксеркс желал во все детали вникнуть сам, приученный к этому отцом.
После ужина царь долго молился светлым богам зороастрийцев Митре, Апам-Напат и богине Аша-Вахиште. Поскольку стоял февраль, а зимой была сильна власть злых демонов-даэва, зимние молитвы персов были длиннее летних молитв. В зимнюю пору людям надлежало обрядовыми заклинаниями и употреблением священного напитка хаомы с гораздо большим упорством, чем летом, отгонять от своих жилищ злых духов, насылаемых творцом вселенского зла Ангро-Манью.
Определив по ровному горению пламени в очаге, что силы зла отступили от его жилища, затаившись где-то вдалеке, Ксеркс, вполне удовлетворённый, отправился в опочивальню. Сняв с себя повседневную одежду и совершив омовение в большом чане, царь с помощью прислуживающих ему молчаливых евнухов облачился в чистые благоуханные белые одежды из тончайшей ткани. Эти одежды состояли из узкой рубашки ниже колен с рукавами и широкого балахона, надевающегося через голову поверх рубашки.
В опочивальне, освещённой тремя масляными светильниками, Ксеркса ожидала молодая наложница из числа пленённых египтянок. Эту девушку царь выбрал ещё утром. Последнее время Ксеркс проводил только с наложницами-египтянками, подаренными ему Ахеменом. Царю предстояло выбрать из двух десятков пленниц две или три, которые останутся в его гареме. Остальные в качестве подарков должны перейти к приближенным, как повелось исстари.
Все предыдущие египтянки не произвели на Ксеркса, имевшего большой опыт в любовных утехах, особенного впечатления. К тому же ни одна из египтянок не знала ни слова по-персидски, что тоже не понравилось.
"Что это такое? - мысленно возмущался царь. - Прошло больше сорока лет с той поры, как Египет вошёл в состав Ахеменидской державы. А египтяне как не знали персидского языка, так и не знают! В Вавилове уже через двадцать лет после завоевания каждый житель этой страны мог изъясняться на персидском языке, который далеко не родствен арамейскому".
Прежде чем раздеться и возлечь с египтянкой на ложе, Ксеркс заговорил с нею. Оказалось, что рабыня немного владеет персидским. Правда, она знала наречие кочевых племён. Ксеркс же, как и все Ахемениды, пользовался языком горных персов. В незапамятные времена именно горные племена основали персидскую государственность, дабы действеннее противостоять натиску других горцев Загроса - эламитов.
"Что ж, - с усмешкой решил Ксеркс, снимая с себя одежды, - с этой рабыней хотя бы можно будет побеседовать, если в постели и она окажется неумехой".
Рабыня, повинуясь воле царя, сняла с себя длинное белое платье из виссона, а также все украшения, серебряные браслеты и бусы из лазурита. Она была заметно скована в движениях, от смущения на её щеках выступил румянец.
Чертами лица и телосложением египтянка сильно отличалась от азиатских женщин. Брови, глаза, небольшой вздёрнутый носик, чуть пухлые щёки и сочные уста являли облик совсем другой человеческой породы. Цвет кожи, подернутой лёгким золотистым загаром, тоже подтверждал принадлежность рабыни к иному, отличному от азиатских племён, народу. Иссиня-чёрные, подстриженные ровно до плеч, волосы египтянки, жёсткие на вид, оказались необычайно мягкими на ощупь.
Ксеркс с удовольствием погрузил свои пальцы в нежный шёлк этих волос, чувствуя их щекочущее тепло. Рабыня нравилась ему всё больше и больше. При невысоком росте и широких бёдрах египтянка тем не менее выглядела стройной, благодаря тонкой талии, узким плечам и умению прямо держать спину.
Уложив рабыню на ложе, Ксеркс с каким-то любопытством принялся рассматривать по-детски маленькие кисти её рук и ступни ног. Он осторожно мял ладонями маленькие упругие груди египтянки, ощупывал всё её тело, такое юное и свежее, источавшее запах непорочной плоти. В этот миг царю казалось, что Египет - самая замечательная страна на свете, ибо там рождаются столь прелестные девы.
Увлёкшись, Ксеркс сунул руку египтянке между ног. Рабыня невольно вздрогнула: она была девственна.
Это приятно удивило Ксеркса. Все прочие рабыни-египтянки, побывавшие у него в опочивальне, девственницами не были. Гневаться за это на Ахемена Ксеркс считал ниже своего достоинства: он понимал, что рабыни достались ему из военной добычи, а не как дар от дружественного правителя. И вот оказалось что Ахемен почтил-таки своего царственного брата рабыней-девственницей и притом такой пригожей!
Видя, что египтянка не может скрыть свой страх, сознавая то неизбежное, что сейчас должно произойти, Ксеркс в порыве великодушия стал её успокаивать. Он сказал, что не хочет неволить такую прелестную девственницу и лучше побеседует с нею. С этими словами Ксеркс улёгся рядом с египтянкой, укрыв её и себя одним одеялом.
Для начала царь спросил у девушки, как её имя и откуда она родом.
Рабыня сказала, что её зовут Тамит и родом она из города Мемфиса.
- Что означает твоё имя?
Египтянка помедлила, видимо припоминая нужное слово по-персидски.
- Моё имя означает "кошка".
Ксеркс удивился и пожелал узнать, почему египтянке дали именно такое имя.
- Мой отец был храмовым служителем, - ответила рабыня. - Он мумифицировал кошек, умерших от старости или от болезни. Храм, в котором служил мой отец, принадлежал богине Бает. Вся жизнь его была связана с кошками. Вот и меня он назвал "кошкой".
Ксеркс слышал от отца, который не только бывал в Египте, но даже пытался учить язык, что среди множества египетских богов есть богиня с головой львицы. Это и была Бает. Священным животным этой довольно мстительной богини считалась кошка. По этой причине египтяне всячески оберегали кошек и погребали их, как и людей, в забальзамированном виде.
В ходе непринуждённой беседы египтянка осмелела и со своей стороны тоже пожелала узнать, что означает имя царя.
- Моё имя означает "владычествующий над героями", - не без гордости поведал Ксеркс.
Беседа царя и рабыни продолжалась недолго. Вскоре евнухи увели египтянку в отведённый ей покой, а к царю привели другую наложницу, его любимицу, вавилонянку Ламасум.
Ксеркс, распалённый прелестями юной египтянки, набросился на вавилонянку, как голодный набрасывается на долгожданную еду. Ламасум, которую евнухи подняли с постели, поначалу была сонная и вялая. Однако жаркие объятия Ксеркса, его неистовая страсть очень скоро пробудили Ламасум от дрёмы. Истомлённые сладостным трудом, царь и наложница вскоре провалились в глубокий сон, даже не укрывшись и не подобрав с пола разбросанные подушки.
Ксерксу приснилось странное. Во сне к нему явился отец в пурпурном царском кандии с широкими рукавами, с белой тиарой на голове. Ксеркс почему-то был совершенно голый, с растрёпанными волосами и бородой. Дарий хмурил брови и сердито выговаривал сыну: "Так-то ты исполняешь моё завещание! Сначала собираешься идти в поход на Афины, потом меняешь своё решение. Мужественные люди дают тебе верный совет, а ты прислушиваешься к речам малодушных вроде Артабана. Нехорошо ты поступаешь, сын мой. Я не могу простить тебе этого!"
Ксеркс и впрямь после совета долго размышлял в одиночестве, стоит ли немедленно затевать войну с Афинами или лучше повременить. В конце концов он решил, что самое лучшее обождать год-другой, ведь у него и помимо этого много незаконченных дел. О своём решении Ксеркс собирался объявить персидской знати на следующий день с утра перед тем, как отправиться в Вавилон. И вот отец, которого давно нет в живых, каким-то образом прочитал эти мысли.
"Отец, откуда ты взялся? - спросил изумлённый и испуганный Ксеркс. - Я конечно рад тебя видеть, но..."
"Если "но", значит, не рад, - раздражённо перебил сына Дарий. - Ты думаешь, что оттуда, где я теперь пребываю, у меня нет возможности следить за тобой. Думаешь, ты навсегда избавился от моей опеки и моих нравоучений! Запомни, сын мой, у меня везде глаза и уши. А мир живых не так уж далёк от мира мёртвых".
И Дарий слегка усмехнулся.
"Отец, я подавил восстание в Египте, - пробормотал Ксеркс, словно оправдываясь. - Поверь, это стоило персам немалой крови".
"Охотно верю".
"Поэтому я и подумал, что, едва закончив одну трудную войну, глупо тут же ввязываться в другую, - продолжил Ксеркс уже смелее. - За год или два Афины никуда не денутся и вряд ли станут сильнее".
"Я начинаю жалеть, сын мой, что отдал трон тебе, а не Артобазану. Он не только старше, но и храбрее, - сердито промолвил Дарий. И уже другим тоном добавил: - Душно тут у тебя".
Подойдя к дверям, Дарий отдёрнул полог.
В опочивальню ворвалась струя свежего ночного воздуха из длинного коридора, ведущего в зал со множеством колонн и с несколькими световыми колодцами в потолке, от них там постоянно царила прохлада. Из-за сильного сквозняка погас один из трёх светильников, стоявших на высоких бронзовых подставках.
"Помни, сын мой, я и оттуда слежу за тобой, - с угрозой в голосе произнёс Дарий. - Помни об этом всегда!"
Ксерксу стало зябко, и он проснулся. Однако царя тут же бросило в жар, так как в дверях опочивальни возвышалась плечистая фигура его отца! Видение не исчезло и после того, как Ксеркс протёр глаза. В десятке шагов от него стоял живой Дарий! Царь не мог понять, то ли он сошёл с ума, то ли продолжается наяву его сон. Трясущимися руками Ксеркс растолкал спящую наложницу.
Проснувшаяся Ламасум испуганно вытаращила глаза, увидев над собой взволнованного Ксеркса.
- Что случилось, царь? - Ламасум в страхе приподнялась на смятой постели.
- Гляди! - Ксеркс ткнул пальцем в сторону двери. - Там призрак... Призрак моего отца!
Ламасум отбросила с лица непослушные пряди чёрных волос и, привстав, глянула.
- Это не призрак, царь. Это евнух Нифат. Разве ты не узнаешь его?
В дверях действительно стоял старый евнух Нифат, постельничий. Он задёргивал широкий тёмный полог из верблюжьей шерсти, чтобы в царскую опочивальню не дуло из коридора.
Ксеркс соскочил с ложа и, не обращая внимания на свою наготу, подбежал к евнуху.
- Нифат, а где мой отец? Где царь Дарий? Ты видел его?
- Повелитель, царь Дарий умер больше двух лет тому назад, - удивлённо ответил евнух. - Он погребён в гробнице близ Персеполя.
- Это я знаю! - У Ксеркса вырвался раздражённый жест. - Здесь был не живой отец, а его тень. Понимаешь?
Евнух взирал на царя, не зная, что сказать.
Наконец он произнёс:
- Тени я не видел.
- Но как Hie так? - Ксеркс схватил евнуха за руку. - Призрак моего отца только что был здесь, у дверей. Призрак мог удалиться только туда... - Он указал в темноту коридора. - А ты, Нифат, появился именно оттуда. Ты же шёл со светильником в руке. Неужели ты никого не заметил в коридоре?
- Прости, повелитель, - евнух склонил голову в белой круглой шапочке, - но в коридоре никого не было.
Ламасум, слышавшая весь разговор, приблизилась к стоявшим у дверей.
- Царь, - обратилась вавилонянка к Ксерксу, - тебе приснился сон. Ты увидел своего отца во сне, только и всего.
- Да, я видел сон, - согласился царь, уперев руки в бока. - И во сне я разговаривал с отцом в этой самой комнате. - Для большей убедительности Ксеркс топнул босой ногой по полу, застеленному коврами. - А когда проснулся, то увидел отца, стоящего в дверях, вот здесь.
Евнух почтительно отступил на полшага назад, тем самым желая показать царю, что он внимает его рассказу с полнейшей серьёзностью. Нифат больше десяти лет служил ещё Дарию, которого он глубоко почитал.
- Потом я стал будить тебя, чтобы и ты увидела тень моего отца, - продолжил Ксеркс, положив руку наложнице на плечо, - но когда ты проснулась - тень уже исчезла. А ты - появился! - Царь кивнул на постельничего. - И ты утверждаешь, что ничего не видел?
- О, царь! - Евнух слегка поклонился. - Лгать я не могу. Если бы я хоть что-то или кого-то заметил, то...
- Зачем ты пришёл сюда? - Ксеркс подозрительно прищурился.
Евнух не смутился.
- Проходя по коридору, я увидел свет, падающий из дверей твоей опочивальни, повелитель. Я подумал, что дверной полог сорвался с крюков, и поспешил сюда, ведь утренние сквозняки очень вредны.
- Это мой отец отдёрнул полог. Вернее, тень моего отца, я сам видел! - торжественно вставил Ксеркс. - И ветерок из коридора загасил один из светильников. Видите?
Он указал на ближнюю к дверям бронзовую подставку, на которой и впрямь стоял потухший алебастровый светильник в виде лотоса. Такие светильники царь Дарий когда-то привёз из Египта.
Евнух и наложница молча переглянулись. Затем Ламасум ещё раз попыталась убедить царя, что его видение всего лишь сон.
- А кто, по-твоему, отдёрнул полог в спальне? - спросил Ксеркс. - Я не вставал с ложа, клянусь чем угодно!
Ламасум опять обменялась с постельничим недоумевающим взглядом, не зная, что сказать.
- Полог отдёрнул царь Дарий, мы верим тебе, повелитель, - пришёл ей на помощь Нифат. - Только это было во сне.
- Как же во сне, если ты сам только что задёрнул этот самый подог наяву! - Ксеркс начал терять терпение. - Вы оба принимаете меня за сумасшедшего? Отвечайте!
Евнух и наложница испуганно залепетали, что у них и в мыслях нет такого. При этом они упали на колени, низко склонив голову к самому полу.
Ксеркс коснулся рукой их склонённых голов, тем самым давая понять, что не гневается.
- Ступайте! - хмуро бросил он. И направился обратно к ложу.
Видя мрачное настроение царя, евнух и наложница поспешили удалиться, при этом Ламасум покинула опочивальню в обнажённом виде. Одежда так и осталась лежать на скамье рядом с одеждой царя: так сильна была привычка к немедленному и беспрекословному подчинению его приказам.