- Что в других местах люди недоверчивы и не так хорошо знакомы между собой, как в Лионе, не создали такой же сети давних, проверенных отношений. Что они одержимы мелочной, буквальной страстью к деньгам и не верят, что сделка совершена, пока реальные монеты не перейдут из рук в руки.
На лицах собеседников проступило облегчение - они поняли, что не придётся огорошивать Элизу этой новостью.
- Так вы знаете, что в Лионе все расчёты производятся через книги. Человек сидит за конторкой и пишет: "Синьор Каппони должен мне десять тысяч экю с солнцем" - к слову, это платёжное средство имеет хождение лишь в Лионе - и считает, что ссыпал монеты к себе в сундук. На следующей ярмарке у него возникает необходимость перечислить синьору Каппони пятнадцать тысяч экю. Он вычёркивает строку в книге, а синьор Каппони записывает у себя, что этот малый должен ему пять тысяч экю, и так далее.
- Но должны же какие-то деньги переходить из рук в руки! - воскликнул четырнадцатилетний Авраам, у которого такая дикость не укладывалась в голове.
- Да, очень немного, - сказал Яков Голд, - причем лишь после того, как исчерпаны все способы рассчитаться на бумаге путём многосторонних трансферов между разными банковскими домами.
- А не проще ли рассчитываться деньгами? - упорствовал Авраам.
- Возможно - если бы у них были деньги! - Элиза сказала это в шутку, но слушатели на мгновение застыли.
- Почему у них нет денег? - спросил Авраам.
- Разные люди отвечают по-разному. Большинство - что деньги не нужны, потому что система работает идеально. Другие объясняют, что звонкую монету, как только она появляется, вывозят в Женеву.
- Зачем?
- В Женеве есть банк, который в обмен на звонкую монету выпишет вам переводной вексель, подлежащий оплате в Амстердаме.
Глаза у Авраама сверкнули.
- Так мы не одни гадаем, как обратить в деньги полученную в Лионе прибыль!
- Ещё бы! Этот вопрос заботит всех иностранных коммерсантов в Лионе, не готовых поверить, будто запись в книге ничем не хуже чистогана, - сказал Самуил.
- Да кто ж вообще в такое поверит? - спросил Авраам.
Якоб Голд ответил:
- Тот, кто здесь давно и кого эта система исправно кормит.
Элиза кивнула.
- Она работает лишь потому, что эти люди прекрасно друг друга знают. Их такое устраивает. Однако мы, чужаки, не можем войти в Депозит, как зовётся здешняя система расчётов.
Яков Голд добавил:
- Она устраивает тех, у кого здесь дома, земли, слуги. Они проворачивают огромные сделки и живут, ни о чём не заботясь. Недостаток денег сказывается, только когда возникает потребность извлечь капитал и переехать в другое место. Однако если такая потребность у вас возникла…
- Значит, вы не живёте в Лионе и не входите в Депозит, - подхватила Элиза.
- Мы можем кружить на месте весь день, как уроборос, - сказал Самуил, хлопая в ладоши, - но факт в том, что мы здесь и хотим закупить лес для короля. У нас нет денег, зато есть кредит у мсье Кастана, у которого, в свою очередь, есть кредит, потому что он живёт здесь и входит в Депозит.
- Спасибо, Самуил, - проговорила Элиза. - Вы правы: мсье Кастану верят. Если другой член Депозита запишет в книге: "Мсье Кастан должен мне столько-то экю", для него это всё равно, что золото. А нам нужно обратить "золото" в поставку леса в Нант.
- Благодаря господину Вахсманну, - сказал Яков Голд, имея в виду хозяина дома, - мы в основном представляем, куда идти и кого спрашивать о потенциальных продавцах леса; но как перевести им деньги из королевской казны?
- Нужен член Депозита, готовый записать в своей книге, что король должен ему эти деньги, - сказала Элиза.
- Однако деньги не попадут в руки того, кто продает нам лес, если только он не входит в Депозит, а я не думаю, что лесорубов туда принимают, - подытожил Самуил.
- А мы не получаем прибыли, - напомнил бдительный Авраам. Элиза ущипнула его за нос, чтобы помолчал, и сказала:
- Верно, однако, воск, шёлк и другие товары продаются здесь в огромных количествах, так что должны существовать какие-то ходы. И кому-то удаётся получить прибыль в звонкой монете, раз её тайком вывозят в Женеву.
Призвали господина Вахсманна - уроженца Померании, плотного, седого, лет шестидесяти с лишком. Собравшиеся изложили ему свои затруднения и спросили, как же он продаёт товар, если не входит в Депозит. Вахсманн ответил, что имеет договорённость с крупным лионским дельцом, у которого держит текущий счёт, когда баланс этого счёта положительный, господин Вахсманн может приобрести, что ему нужно. То же самое, заверил он гостей, должно относиться к любому серьёзному лесоторговцу.
- План начинает вырисовываться, - сказал Самуил. - Мы находим лесоторговца, уславливаемся о цене в экю с солнцем, не заботясь о том, что это чисто воображаемая валюта, потом передаём дело участникам Депозита, и пусть они проводят взаиморасчёты по книгам. Мы получаем лес. Но как нам при этом извлечь прибыль?
Господин Вахсманн пожал плечами, будто не задумывается о таких пустяках; однако по обстановке дома было видно, что доходы он получает, и немалые.
- Если хотите, можете перевести прибыль на мой счёт, мы вложим её в последующие операции с Депозитом, и со временем она обратится во что-нибудь материальное, скажем, в бочонки с мёдом, которые вы сможете продать за золото в Амстердаме.
- Вот так люди приезжают в Лион и остаются здесь навсегда, - пробормотал Яков Голд, соединив в одной реплике сомнения амстердамца в разумности лионской системы с презрением парижанина к провинции.
Господин Вахсманн снова пожал плечами и обвёл взглядом свои хоромы.
- Бывает и хуже. Знаете, какая погода в Штеттине в это время года?
- Что, если получить прибыль в звонкой монете и обменять её в Женеве на переводные векселя? - спросил Авраам. - Куда быстрее, да и легче доставить в Амстердам, чем бочонки с мёдом.
- Металлических денег очень мало, а спрос на них очень велик, так что вам придётся уступить большой процент, - предупредил Вахсманн. - Если вас это не останавливает, то такими операциями занимается дом Хакльгеберов. Их представительство под вывеской Золотого Меркурия, наискосок через Меняльную площадь.
- Знакомая фамилия, - проговорила Элиза. - Я была в их лейпцигской фактории, и сам Лотар на меня пялился.
- Никогда о таком не слышал, - заметил Самуил, - но если на вас пялился, значит, не совсем дурак.
- Он занимается драгоценными металлами, - сказал Якоб Голд, - вот всё, что я о нём знаю.
- Когда здешние генуэзцы разорились, - начал господин Вахсманн, - это случилось потому, что испанские рудники затопили Севилью серебром. Женевские банкиры приехали в Лион, дабы заполнить пустоту, оставшуюся после генуэзцев. Банкиры эти были связаны с серебряными рудниками в Гарце и Рудных горах, процветавших некоторое время, пока на рынок вновь не хлынуло испанское серебро. В общем, у одного из женевских семейств было представительство в Лейпциге. Те, кого отправили им руководить, породнились с семейством фон Хакльгеберов. Сами Хакльгеберы издавна связаны с Фуггерами. Говорят, что их род восходит ко дням римлян.
Авраам фыркнул.
- А наш - ко дням Адама.
- Да, но они чрезвычайно этим гордятся, - заметил господин Вахсманн. - И, кстати, теперь, когда ты справил бар-мицву, тебе стоит меньше корпеть над Торой и больше учиться светскому лоску. Так или иначе, судьба благоволила лейпцигской ветви, и вскоре хакльгеберовский хвост уже вилял женевской собакой. Дом этот невелик, но Хакльгеберы слывут очень ушлыми. Их представительства есть в Лионе, Кадисе, Пьяченце - везде, где перемещается большое количество денег.
- И что они делают? - полюбопытствовал Авраам.
- Ссужают в долг, совершают операции с деньгами, как остальные банки. Однако специализируются они на манёврах вроде того, о котором мы говорим: доставка драгоценных металлов в Женеву. Помните, я предупреждал, что вы потеряете большой процент на переводе прибыли в звонкую монету? Вы могли бы задуматься, куда деваются недостающие деньги. Ответ: они оседают в сундуках Лотара фон Хакльгебера.
Господин Вахсманн встал и раза два прошёлся по террасе, прежде чем продолжить.
- Я торгую воском. Я знаю, откуда он берётся и где на него есть покупатели, сколько воска того или иного сорта требуется в разное время года в разных местах. Я бы сказал, что вот так же Лотар фон Хакльгебер разбирается в деньгах.
- Вы имеете в виду золото? Серебро?
- Что угодно. Металл в чушках, слитках, чеканную монету, ценные бумаги, расчётные деньги, такие как экю с солнцем. Для меня деньги воистину загадочны, для него - просты, как воск. Подобно сотам в кипятке, они сплавляются и смешиваются в одно.
- Тогда мы отправимся к его здешнему представителю, - заявила Элиза.
- Хорошо, - подхватил Самуил де ла Вега, - но я вам скажу: будь у них здесь простые монеты, мы бы провернули всё дело за час. Не стану отрицать, система работает, но этот ваш Депозит напомнил мне альпийские деревушки, где все из поколения в поколение женятся на близких родственницах.
- На следующий день, - продолжала Элиза, - я встретилась с Герхардом Манном, представителем Хакльгеберов в Лионе.
Она выпустила мошонку Бонавантюра Россиньоля. В последние полчаса ей лишь таким способом удавалось поддерживать его внимание по ходу рассказа про экю с солнцем, Депозит и тому подобное. Однако при имени "Хакльгебер" Бон-Бон встрепенулся.
- Лотар фон Хакльгебер, - сказала она, - не из тех, кто потерпит, чтобы его служащие шлялись днём по кофейням.
- Это точно!
- Он устроил так, чтобы у Манна работы было выше головы. Бедняга разрывается на части. Целыми днями носится по городу верхом. Кареты для него слишком медленны. Условиться о встрече с ним почти невозможно. Мы обменялись полудюжиной записок. В конце концов, я выбрала самое простое: осталась дома и стала ждать, когда он сам ко мне заглянет. Естественно, он прискакал, когда я как раз начинала кормить Жан-Жака. Вместо того чтобы отослать Манна, я пригласила его в дом, и он сидел напротив, пока Жан-Жак висел на моей титьке.
- Возмутительно!
- Я его испытывала. Проверяла, возмутится ли он.
- И что?
- Он делал вид, будто ничего не замечает, хотя это было трудно.
Россиньоля передёрнуло.
- О чём вы говорили?
- Мы говорили о Лотаре фон Хакльгебере.
* * *
- Вы встречались в Лейпциге с самим? - переспросил Манн.
- Разговор шёл о добыче серебра в Гарце, - сказала Элиза, - в которой он, со свойственной ему проницательностью, решил не участвовать.
Элиза объяснила, чего они хотят. На лице Манна проступила озабоченность, даже испуг. Элиза подумала, что он не хочет браться за их дело, но и отказать не смеет: боится, как бы она не пожаловалась самому. Представитель Хакльгеберов в Лионе был молод - необходимое условие, чтобы долго работать в таком бешеном темпе. Его явно отправили сюда в качестве проверки: справится или нет и можно ли поручать ему что-нибудь более ответственное. У Герхарда Манна были голубые, близко посаженные глаза и высокий лоб, такой выразительный, что в его складках Элиза могла читать чувства собеседника, словно в сонетах на бумаге. Умом молодого немца Бог не обидел, но не наделил решительностью. Элиза догадывалась, что рано или поздно его обойдёт человек с более сильным характером, и Герхард Манн будет до скончания дней сидеть за конторкой на верхнем этаже в лейпцигском Доме Золотого Меркурия, наблюдая за гостиным двором в зеркало на палке.
Поразмыслив, Манн успокоился и принялся подбирать слова на разных языках.
- Это будет… - начал он и перешёл на немецкий; Элиза разобрала корень "зондер", который у немцев означает "специальный", "особенный", "чрезвычайный". С его помощью Манн вежливо давал понять, что такая сумма не стоит его времени.
- Однако нам рекомендуют заключать подобные сделки. Порою это первая струйка, сочащаяся через трещинку в плотине; важна не сама вода, а русло, которое она пробивает и в которое может хлынуть значительный поток.
Тирада означала, что он знает о связях Элизы с французским правительством и хотел бы участвовать в её делах, особенно теперь, когда в связи с войной государственные траты возросли.
- Ваше сравнение не понравилось бы голландцам, - сказала Элиза, имея в виду своих компаньонов де ла Вега.
- Если бы вы заботились о благе голландцев, то не взялись бы за эту сделку, - напомнил Герхард Манн.
- Итак, Герхард Манн изыскал способ повернуть дело так, чтобы не оставить поводов для неудовольствия ни мне, ни самому, - сказала Элиза.
Устав сидеть на Россиньоле, она отодвинулась назад и устроилась по-турецки между его раздвинутыми коленями.
- Я сообщила де ла Вега, что мы сумеем получить прибыль чистоганом, - продолжала она. - За несколько часов они обошли всех крупных торговцев лесом и заключили две сделки: одну на поставку партии дубовых брёвен из Центрального массива, сложенных на берегу Соны милей выше по течению, другую - на партию альпийской сосны, ожидающей на слиянии Роны и Соны. Если хочешь, Бон-Бон, я посвящу час-другой описанию торга между нами, двумя лесопромышленниками, мсье Кастаном, различными членами Депозита, Герхардом Манном и некоторыми страховщиками и перевозчиками.
Россиньоль что-то пробормотал про belle dame sans merci.
- Отлично, - продолжала Элиза, - тогда довольно будет сказать, что в неких книгах появились некие записи. Быстрый экипаж отправился в Женеву, до которой семьдесят пять миль по прямой, но куда больше по дороге, которой ездят кареты. Авраам получил свой переводной вексель, хотя прибыль едва покрывала издержки и потраченное братьями время. Лес был наш.
Тогда - в середине ноября - мы полагали, будто дело сделано. Мы получили лес и условились о доставке. Амстердамец считал бы, что сделка осуществилась. Для этих людей нет ничего привычнее, чем отправить любое количество товара в Нагасаки, Нью-Йорк или Батавию одним росчерком пера.
Нам, как и брёвнам, предстоял путь на север: Якобу Голду - в Париж, остальным - в Дюнкерк, откуда де ла Вега планировали отплыть в Амстердам.
Мне быстрее всего было бы сесть в карету, одолженную маркизом д'Озуаром, и ехать по дороге. Однако де ла Вега в ней бы не поместились. Холодало. Мы никуда особенно не спешили. Поэтому я отослала лошадей и кареты в Орлеан, поручив кучерам нанять там экипаж для де ла Вега.
Сами же мы собирались добраться дотуда по реке. План предполагал, что в Роанне мы отыщем речное судно, на котором доберёмся до Орлеана с куда большими удобствами, чем по дороге, а уже из Орлеана экипажами в Париж и затем в Дюнкерк.
Луара, как ты знаешь, течёт мимо Орлеана в Нант, поэтому брёвна предстояло сплавлять так же. Описанный план имел ещё одно преимущество: по дороге мы могли приглядывать за королевским лесом и улаживать любые маловероятные затруднения, буде такие возникнут.
- Однако, мадемуазель, - вставил Россиньоль, - по вашим словам выходит, что это было почти месяц назад. Что вы делали оставшееся время?
- Полный рассказ занял бы ещё месяц. Ты знаешь, что каждая французская провинция контролирует свой отрезок реки или дороги и вправе взимать сборы, пошлины и тому подобное. Точно так же ты знаешь, что население - лоскутное одеяло гильдий, приходов и корпораций, и все они обладают своими особыми привилегиями.
- Которые дарует король, - вставил Россиньоль, тревожась, что сейчас Элиза скажет нечто крамольное.
Именно это она и собиралась сделать, но здесь, в королевстве тайн, не боялась говорить открыто.
- Король дарует привилегии, чтобы люди вступали в гильдии и корпорации! И получает дополнительную власть, обещая расширить или угрожая сузить эти привилегии!
- И что с того? - фыркнул Россиньоль.
- Через несколько дней Авраам пошутил, что в такое путешествие нельзя пускаться без сопровождения целой когорты юристов. Однако и этого мало! У каждой провинции свои собственные законы и традиции, ни один юрист не понимает их все, так что по-настоящему надо бы останавливаться каждые несколько миль и нанимать нового. Однако до сих пор я говорила о законных способах препятствовать сплаву брёвен. Они составляли лишь половину наших трудностей. На реке есть люди, которые раньше были пиратами, а теперь занимаются вымогательством. Мы откупались звонкой монетой, пока она не кончилась, после чего пришлось платить брёвнами. Каждую ночь другие, менее организованные поселяне выходили на поживу. Мы подозревали, что так будет, однако нанятые нами ночные сторожа мало отличались от воров. Единственным надёжным дозорным оказался Жан-Жак. По ночам он будил меня каждые два часа, и я, кормя его, смотрела в окно каюты, как местные жители таскают наши брёвна.
- Не может быть, чтобы во Франции творились такие безобразия! - воскликнул Россиньоль.
- Да, существуют механизмы поддержания порядка на дорогах и водных путях: различные древние суды, прево и бальи, подчинённые местным сеньорам. У них якобы есть вооружённые отряды, но когда они нужны, их не сыскать. Если бы я каждую неделю сплавляла лес по реке, мне волей-неволей пришлось бы договариваться со всеми владетельными господами. Не знаю, было бы это дешевле или накладнее, чем прямой грабёж. Наш сплав по Луаре застал врасплох многих, кто украл бы больше, двигайся мы по чёткому расписанию.
Луара, особенно в верхнем течении, изобилует песчаными мелями, и каждую следует преодолевать по-своему: иногда найти и нанять местного лоцмана, иногда заплатить мельнику, чтобы тот спустил запруду и вода пронесла брёвна через мель.
Я могла бы продолжать в том же духе весь день, но воздержусь. Довольно сказать, что, добравшись до Орлеана на десять дней позже намеченного, мы с Якобом Голдом рванули в Париж и разменяли вексель по цене много ниже номинала. Якоб вернулся в Орлеан с деньгами, которыми покрыл возникшие по дороге непредвиденные расходы. Я приехала сюда. Скоро я увижу этого ублюдка маркиза д'Озуара, втравившего меня в бессмысленную аферу, и объясню, что половина брёвен улетучилась вместе со всей прибылью и шестью неделями нашей жизни.