Бросок – чуть подавшись вперед, Берсенев ловко поймал оружие на лету, машинально определил – автоматическая, конструкции господина Федорова, такие образцы прошли испытания совсем недавно, неплохо первопроходцы вооружились… Привычным движением передернул затвор, досылая патрон в патронник, вскинул оружие, бросил через плечо:
– Антон, держи левый фланг!
– Есть, мой генерал! – задорно выкрикнул Кречет, занимая позицию у дверного проема.
Федор Рогожин стоял ровно. Похоже, ни он, ни Матвей Багров подумать не могли, что в хижине ее покойные хозяева могли припрятать оружие. Бандиты явно растягивали удовольствие, надвигаясь на хибару с двух сторон.
Берсенев выстрелил, не целясь – просто резко шагнул в дверной проем, наставив ствол в сторону Рогожина.
Одновременно с ним Кречет, изо всей силы двинув ногой по стене хибары и делая пролом в стене, пальнул в Багрова, который, также не особо осторожничая, пытался зайти с тыла. Две винтовки грянули хором.
Так и не успев понять, что произошло и как пленникам удалось вооружиться, Федор замер, опустив голову и с удивлением глядя на красное пятно, которое расплылось на груди. Потом поднял голову, взглянул на стоявшего в дверном проеме Берсенева скорее с обидой, чем с ненавистью. Качнулся. И, не выпуская обреза из руки, рухнул на камни. Чудом умудрившись при этом развернуться на бок – теперь он лежал затылком к хижине.
Антону повезло меньше – его противник, Матвей Багров, в самый последний момент пригнулся, поклонившись пуле, и стрельнул в ответ, тоже наугад. Затем увидел, как рухнул Рогожин, присел, метнулся в сторону и слишком шибко для своего возраста побежал к выходу из ущелья, в один прием перепрыгнув через ручеек, уже гнавший по течению воду, окрашенную кровью лежавшего у самой воды Федора.
– Уйдет ведь… – пробормотал Кречет, перезаряжая винтовку. – Уйдет…
– Куда денется, – процедил Берсенев, уже без опаски выйдя из укрытия.
И правда – спрятаться в ущелье больше было негде.
Багров передвигался огромными скачками, даже не оборачиваясь и не пытаясь отстреливаться. Либо он еще не сообразил, что здесь, в ущелье, он из любой точки являет собой отличную живую мишень, либо понял – и сейчас шел на последний отчаянный рывок, упорно не желая сдаваться.
Став рядом, Антон и Алексей, опять, словно по команде, вскинули винтовки. Но когда ахнул выстрел и Матвей, взмахнув руками, упал, не добежав до подножия ущелья, они изумленно переглянулись. Их пальцы лежали на спусковых крючках. Ни Берсенев, ни Кречет выстрелить не успели. Но прежде чем до них дошло, откуда именно стреляли, по ущелью разнеслось звонкое и радостное:
– Эге-ей, не бойтесь! Это мы!
Сверху, из прохода в горе, стоя на самом краю, махала рукой женщина.
Лиза.
И двое в форме рядом с ней. Один опускает оружие. Оба спускаются вниз.
Жандармы. Лиза – и жандармы.
– Не понимаю… – пробормотал Берсенев. – Чудны дела твои, господи… Не иначе по мою душу.
Винтовку все же медленно опустил.
3
Они хотели ждать возвращения остальных на заимке. Все равно ведь вернутся, куда денутся. Только Лиза настояла на своем, ни на что особо не надеясь – и все равно так и не поняв, что заставило двух жандармов послушаться ее.
Лиза сбилась на крик и даже закашлялась, битый час убеждая своих неожиданных спасителей: поручику Кречету и тому, другому, инженеру, ее мужу, угрожает смертельная опасность. Она уверяла, что при любых раскладах бандиты их убьют, и если сейчас же не броситься в погоню, живыми их она больше не увидит. Поначалу жандармы слушали ее вполуха – так, во всяком случае, девушке казалось. После тот, которого товарищ все время называл по фамилии – Костров, принялся убеждать: ничего страшного не случится, бандитам нет нужды никого убивать, все эти угрозы – всего лишь запугивание. Только Лиза упорно стояла на своем, и тогда другой, которого Костров звал почему-то только по имени – Борис, согласился: надо попытаться помешать разбойникам, какие бы планы те ни вынашивали.
Дело за малым – как их догнать. Тем более ночью, пускай она и светлая. Ответ нашелся, стоило Лизе упомянуть о тунгусском капище. Как она поняла из отрывистых фраз, которыми обменялись жандармы, о капище они понятия не имели. Вернее, Костров, судя по всему, слышал о нем краем уха, воспринимая, как и все, как красивую и мрачную легенду. И даже предположить не мог, что капище представляет собой самую настоящую точку на карте. Кстати, о карте: на той, которая имелась у жандармов, место нахождения капища было нанесено. Понятно, не обозначить его на подробной топографической карте было бы неправильно.
Дальше – совсем несложно. Жандармы снялись с места, уже не сговариваясь. Поначалу Борис велел было Лизе оставаться здесь, на заимке, только девушка отказалась категорически: она слишком многое прошла и пережила, чтобы вот так сидеть здесь, не находя себе места от ожидания. Что бы ни случилось, как бы события ни обернулись, она хочет все видеть и не стоять в стороне. Даже требует дать ей оружие.
"Ладно, – пожал плечами Борис, судя по всему – старший в их паре. – Лиза может иди с ними. Только не жаловаться на темп. Отстанет – ждать не станут. И оружие никто не даст, так обойдется". Лиза особо и не возражала. Она вообще за эти несколько часов после своего поистине чудесного спасения ни о чем не задумывалась серьезно. Появились жандармы – значит, так и нужно. Вокруг нее уже произошло столько такого, чего, казалось, определенно не могло произойти с девушкой ее круга. А потому и это ночное явление Лиза Потемкина приняла как должное.
К тому же не жандармы занимали ее. Алеша – спасти его жизнь и жизнь Антона, разумеется. Судя по всему, жандармы заняты не поисками Берсенева. Ищут того, другого, о котором упоминал Алексей – по фамилии Полетаев. Видно, он-то птица поважнее, раз по всей тайге его ищут. Может, что-то изменилось в самом Красноярске, какая-то другая, как любил говаривать Кирилл Самсонов, политическая обстановка.
А чего голову ломать, мужские игры, любят мужчины в войну поиграть, заигрываются частенько. Вот это уже бабушкины слова…
Пока шли к капищу, взошло солнце, и Лиза почувствовала – усталости нет никакой, да и страхи улетучились. Уже выйдя на поляну, посреди которой торчал столб с черепом в каменном кругу, жандармы явно растерялись, не зная как поступать дальше. Только Лиза быстро сложила два и два, особенно когда увидела камень внутри круга. Она ведь сама ребус Даймонда разгадала, ей и карты в руки. Слушая свою интуицию, Лиза довольно быстро определила, куда двигаться дальше, и скоро поняла – не ошиблась: следы на узкой тропе нашлись, совсем свежие.
Когда добрались до валуна и жандармы, тоже увлеченные невиданной игрой в шарады, смотрели на Лизу в ожидании, последняя часть задачки сама собой решилась: откуда-то спереди донеслось глухое эхо от выстрела, и дальше жандармы пошли уже на звук. Проход в горе и выход в ущелье нашли быстро, новые выстрелы помогли. Теперь уже Лиза подгоняла своих спасителей, надеясь, что Берсенев жив и она сумеет подать ему нужный сигнал. Если, конечно же, Алеша сам не догадается, как надо вести себя с жандармами.
Что бы ни было – это будет после. Сейчас главное: пусть Кречет и Берсенев останутся живыми…
Лиза так и не успела понять происходящее. Жандармы сунулись в ущелье вперед нее, и когда она появилась там, Костров уже опускал оружие. А у подножия лежал лицом вниз подстреленный им человек. Даже со своего места Лиза узнала его: проводник, Матвей Багров, предатель, гнусный предатель…
Внизу, на дне ущелья, всего в каких-то нескольких десятках метров, у кособокой хижины стояли Кречет и Берсенев, ее Алеша.
– Эге-ей, не бойтесь! Это мы! – закричала Лиза, радостно помахав им рукой.
Берсенев махнул в ответ.
А потом пошел, нет – побежал к ней.
Жандармы тем временем бойко двигались ему навстречу, Борис на ходу зачем-то вынимал револьвер. Еще не понимая, что ее так вдруг обеспокоило, Лиза, спотыкаясь, поспешила за ними.
Берсенев уже форсировал тонкий ручей. Теперь он и жандармы могли рассмотреть друг друга хорошо.
Кречет шел за другом, держась всего в нескольких шагах.
Лиза уже поравнялась с трупом Багрова, отметив мимоходом, как легко подумала – вот и труп…
Внезапно Берсенев остановился. Замер, точно увидев перед собой если не привидение, то уж точно – диковинного зверя. Но, что более странно, прекратил движение и тоже замер на месте Борис.
– Это не жандармы, Антон! – в громком голосе Алексея звучало искреннее, неподдельное удивление. – Это Полетаев!
– Как Полетаев? Тот самый? – выкрикнул Кречет.
– Борис, что тут такое? Что происходит? Кто это? Какого черта? – не сдержал удивления и Костров, даже неуклюже топнул ногой.
Револьвер беглого каторжника Полетаева уже смотрел прямо в лицо беглому каторжнику Берсеневу. Много дней назад – а может, совсем недавно, вот только вчера, они в камере пересыльной тюрьмы спасли друг другу жизни.
– Борис! – рявкнул Костров. – Какого черта? Стреляй!
Винтовка вздрогнула в руках Берсенева. Он понимал – у Полетаева есть все шансы выстрелить раньше.
Но чуть дрогнула и рука Полетаева. Не слушая Кострова, даже не обернувшись на его рявканье, Борис медленно опустил револьвер.
– Та-ак… – протянул он. – Так, значит… Такой номер…
Замерев на месте, Кречет лихорадочно пытался понять, что происходит и как нужно действовать ему.
Оба стояли спинами к безмятежно журчащему ручью. И не видели, как лежащий у воды Федор Рогожин приоткрыл глаза. Не заметили этого и террористы – каждый из них тоже старался найти мгновенный выход из непонятно почему осложнившейся ситуации. Рогожин между тем повернулся на бок, затем – лег на живот. Впереди, всего в нескольких метрах, расплывались перед глазами люди в синих мундирах. Стиснув зубы и стараясь не думать о пылающем внутри огне, Рогожин, помогая правой руке левой, начал наводить ствол на ту фигуру, которая стояла ближе.
Дальше все произошло разом и в несколько секунд.
Не думая о последствиях, поняв только – Полетаев готов начать менять расклад, и перемены явно грядут не в его пользу, Костров вскинул оружие, наведя дуло на Бориса и выстрелив от пояса. С такого близкого расстояния промахнуться было невозможно: Полетаев, боковым зрением уловив движение, развернулся, собираясь защищаться, но не успел – пуля из его револьвера ушла в землю.
Борис еще оседал, а Костров уже в повороте нацеливался на новую мишень – Алексея Берсенева.
Отчаянный выстрел Рогожина цели не достиг, но отвлечь Кострова на спасительный для Берсенева миг ему удалось. В следующее мгновение Берсенев прыгнул в сторону, нога попала на камень, и, потеряв равновесие, Алексей упал, роняя в падении винтовку.
Поручик Кречет вступил в перестрелку на секунду позже остальных – и она чуть не стала для Антона роковой. Не увидев, откуда в него стреляли, Костров ловко переместился, уходя с линии огня, одновременно паля в поручика, и тот упал на одно колено, схватившись за окровавленный бок.
Помощь пришла, откуда ее точно не могли ожидать: подхватив ружье Багрова, лежавшее у ее ног, Лиза, где-то внутри себя дивясь собственному хладнокровию, вскинула его. В голове зазвучали слова, которые говорил ей Берсенев, давая на полигоне уроки стрельбы.
Выстрел – и пуля, к удивлению и ужасу Лизаветы Потемкиной, впилась Кострову прямо в затылок.
Закричав, девушка отбросила ружье в сторону.
Снова выстрел – это не унимался тяжелораненый, но удивительно живучий Рогожин.
Подхватив упущенную винтовку, Берсенев легко поднялся, со своего места взял врага на прицел…
Громыхнуло.
Федор затих, теперь уже – навсегда.
Это был последний выстрел, прозвучавший в ущелье. Сразу стало тихо-тихо, привычно журчал тонкий ручеек на камнях да где-то далеко подала несколько раз голос какая-то одинокая лесная птица…
4
Перевалило за полдень, когда Берсенев наконец управился со всеми делами, которые после боя полагалось сделать перво-наперво.
Кроме старательно уложенных под брезентом винтовок, спасших им с Кречетом жизнь, в хибаре нашелся вещмешок с несколькими банками тушенки, сухарями, кулечком крупы и даже головкой рафинада. Но больше, чем продуктам, Алексей обрадовался другой находке – упакованным и сложенным там же чистым бинтам, в которые кто-то из участников предыдущей экспедиции замотал баночку с йодом. Лиза, тут же напомнив о своей благотворительной работе в частном госпитале, быстро, ловко и уверенно промыла рану Антона, обработала йодом и перевязала. Со стороны Берсеневу показалось, что его жена, пускай даже родовитая дворянка, занималась перевязкой огнестрельных ран всю свою взрослую жизнь.
К счастью, пуля прошла навылет, хотя рана кровила обильно и, что намного хуже, сильно болела. Кречет сетовал на свою неловкость, хотя и уверял: заживет скорее, чем они думают, и теперь не только Берсенев может гордиться боевыми ранами. Трупы Алексей перетаскивал по ущелью сам, решив оградить Лизу от этого сомнительного даже для много пережившей девушки занятия. К тому же она нашла себе занятие: Борис Полетаев хоть и с пулей в груди, но все-таки пока жил. Его Алексей со всей осторожностью переволок в хижину, под какую ни на есть крышу.
Остальных Берсенев по одному перетащил к хибаре, где уже образовалось что-то вроде местного приискового погоста. Лопата здешний грунт брала плохо, и Алексей, немного подумав, поступил так же, как его предшественники: как мог, обложил трупы Багрова, Рогожина и Кострова камнями.
Пока шло импровизированное погребение, Кречет сидел у хижины, разглядывая находку в жестянке – ведь ради этого его сюда послали. В драгоценных камнях он совсем не разбирался. Но готов был поверить словам Багрова: здесь могло вполне хватить на жизнь. Причем – не одному человеку. И если это только небольшой улов, то стоит лишь начать разработку… Хотя Лиза, пускай поверхностно, но все же – сведущая в подобных делах, охладила его пыл: работы здесь не на один месяц, и дай бог, если к началу следующего, семнадцатого года, прииск сможет полновесно заработать.
"Ну, в конце концов, содержимого жестянки вполне хватит для отчета о выполненной миссии", – рассудил поручик.
– Ты вернись сначала, – философически рассудил Берсенев. – Подумай заодно, как и что станешь докладывать.
– Тоже верно, – согласился Кречет. – Тут голову поломать придется… Давайте другое решать: тут остаемся или уходим к заимке?
Из хижины простонал Полетаев. Почти сразу же появилась Лиза, поправляя на ходу волосы под платком. Присела рядом, прижалась плечом к плечу Бересенева.
– Я, господа, все-таки мало смыслю в огнестрельных ранах и медицине. Но, по-моему, его тоже можно спасти.
– Попробуем, – вздохнул Алексей. – Он, конечно, висельник. Но не бросать же его здесь.
– Как ты себе это представляешь – тащить его за собой?
– Ты ранен. Лиза – женщина. Но если навалимся втроем, уж как-нибудь вытащим его наверх, – рассудил Берсенев. – Носилки соорудим, до темноты, надеюсь, до заимки дохромаем. Там все-таки надежнее, чем здесь, в хибаре.
– И дальше что? Вы с Лизой потащите его в Китай? Или я поволоку твоего спасителя через болота?
– Значит, придется возвращаться всем вместе… Не сразу, конечно. Ты оклемаешься немного.
– Куда же мы вернемся?
– Хотя бы до деревни, – пожал плечами Алексей. – Или сколотим плот, сплавимся вниз по реке. Потом, что значит – спаситель? Будь на его месте кто другой, пусть даже Федька Рогожин… Признайся, Антон, ты бы бросил здесь умирать Рогожина? Или, положим, на заимке? Нет, будем нести, пока сил хватит.
– Благородно, – без доли иронии, полностью отдавая себе отчет, что поступил бы так же, проговорил Кречет. – Только о себе вы подумали?
– Ты о чем?
– О том, что беглый каторжник Берсенев и его сообщница Потемкина возвращаются в руки полиции.
Ответил Берсенев не сразу. Лиза тоже промолчала.
– Да, – признал наконец Алексей. – Если мы будем бегать – останемся беглыми. Но если вернемся и сдадимся, власти обязаны будут пересмотреть мое дело.
– Он прав, Антон, – горячо подхватила Лиза. – Право, надоело бегать! От Кирилла, от полиции, от закона… Тем более, что ты вернешься не с пустыми руками. Всем вместе нам есть что рассказать.
– Ох, Лизавета, не будь наивной… – отмахнулся Кречет. – Станут тебя слушать. И меня заодно.
– Алексей ведь невиновен!
– Об этом, Лиза, знает только сам Алешка. Ну, еще мы с тобой. Покойный Федотов поверил. Этого мало.
О стену хижины изнутри громко стукнули. Снова донесся стон.
– Хочет чего-то пациент твой, – покачал головой Антон.
Испепелив поручика взглядом, Лиза поднялась и скрылась в хижине.
Однако через несколько минут выглянула, сказала тревожно:
– Алеша… Он зовет… Сказать что-то хочет. Важное.
Когда Берсенев и Кречет вошли за Лизой и склонились над раненым, Полетаев слабой рукой коснулся повязки на груди, хрипло простонал.
– Слышал я все… Вас… Девушка… права… Мне теперь, правда, амба… Только пока я живой… Думал, бросите подыхать…
– Ты за этим позвал? – спросил Кречет. – Тогда на здоровье, благодарить не за что пока.
– А я и не буду… Не умею… Берсенев вон знает… – раненый попытался изобразить улыбку на потрескавшихся губах. – И я кое-что знаю… Костров хвалился… Это ведь он тебя, офицер, под цугундер…
– Кто? – Берсенев кивнул в сторону погоста. – Костров?
– Выше бери… Костров – пешка… И я… как оказалось… Там другой человек… Оглобля… Трудно не заметить дылду такую… А видишь, не замечают… Я знаю… Узнал… Видел… Он приказал Кострову… Его сдавайте… Только так…
Все трое быстро переглянулись.
– Говорить можешь дальше? – быстро спросил Берсенев, даже попытался потрясти раненого за плечо, но Лиза сердито хлопнула его ладонью по руке. – Как зовут, где искать? И как тебе поверят?
Улыбка на лице Полетаева стала немного шире.
– А я умираю… Мне нету смысла сейчас вам тут врать… Оговаривать кого-то… Вы уж достаньте его… От меня привет… Бумага… Пишите, как показания… Палец приложу… Так наверняка…
Другой бумаги, кроме топографической карты, взятой у мертвого Кострова, не нашлось. У него же в кармане завалялся огрызок химического карандаша.
Полетаев говорил. Остальные, затаив дыхание, слушали. Лиза старательно записывала.
Пока решали, нести раненого к заимке или переждать ночь здесь, Борис тихо умер – на губах напоследок появились кровавые пузыри.
Похоронили его здесь же. Сами все-таки двинулись, несмотря на опускающийся вечер. После всего услышанного нужно было перевести дух и очень многое обсудить.
У Алексея Берсенева появился маленький, однако шанс – доказать-таки свою невиновность. Если, конечно, они доберутся до Петрограда без ненужных приключений…