Олег отвечал на вопросы коротко и односложно. Он вдруг ощутил какую-то неловкость, некий внутренний стыд. Причина этого была ему понятна. Расспросы пробудили в сердце Олега задремавшие было чувства к Гите, образ которой часто возникал перед мысленным взором. Олег догадывался, что Гита питает к нему такие же чувства, но вынуждена таиться, ибо отдана в жены Владимиру. Олегу казалось, что, лёжа в постели с Одой, он в чем-то предаёт кареглазую дочь Гарольда.
Олег мысленно искал себе оправдания.
"Что связывает меня с Гитой? - думал он. - Наши взаимные признания украдкой, единственный торопливый поцелуй, редкие откровенные взгляды… Все это в прошлом и больше не повторится, ибо Владимир мне друг и брат. Не пристало мне, став крестным отцом его первенцу, тайно соблазнять жену".
Ода меж тем принялась рассказывать Олегу, как Святослав сосватал за брата византийского императора Марию, дочь Всеволода.
- Бедняжка пролила немало слез, прощаясь со мной на пристани, - печально говорила Ода. - Не хотелось ей покидать отчий край, ох, как не хотелось! Но разве отцов трогают дочерние слезы, коль сам император изъявил желание с ними породниться. Эти мне мужчины! Во все времена женщины были для вас игрушками иль разменной монетой.
Ода подавила раздражение.
- А как же Роман? - спросил Олег.
- Роману твой отец намерен подыскать другую невесту, которая не будет с ним в родстве ни в ближнем, ни в дальнем. Он, кстати, и для тебя невесту подыскивает, и не где-нибудь, а в Венгрии. Туда недавно послы уехали.
Олег был удивлён и немного раздосадован услышанным: отец при встрече ни словом не обмолвился об этом.
Ода, привалившись к Олегу, заглянула ему в глаза и томно прошептала:
Не отдам тебя ни венгерке, ни польке. Никому!
Лицо мачехи в обрамлении светлых растрёпанных волос в этот миг показалось Олегу самым красивым на свете. Он стиснул Оду в объятиях и запечатлел жадный поцелуй на её алых устах.
* * *
Спустя два дня состоялось венчание Регнвальда и Мелитрисы, которую перед этим местные священники обратили в православную веру, как того требовал обычай.
В Софийском соборе, где проходило торжество, было не протолкнуться. Сюда пришли не только бояре с жёнами, но и великое множество простого люда: ибо весть о том, что воевода Регнвальд привёз из Богемии пленницу невиданной красоты, мигом облетела Киев. Из уст в уста передавались слухи о том, что Мелитриса - дочь покойного чешского князя Спитигнева и что она пребывала в монашестве до встречи с Регнвальдом. Правда обрастала кривотолками подобно снежному кому, катившемуся с горы. В окружении великого князя шептались, будто руки Мелитрисы добивался сам германский король, а она предпочла монастырь короне. Ещё поговаривали: Мелитриса якобы сначала досталась Олегу, который уступил её Регнвальду за то, что тот спас ему жизнь в битве при Оломоуце.
Докатились эти слухи и до Оды, которая в порыве ревности потребовала у Олега объяснений. Она имела возможность встретиться с Мелитрисой, которую Регнвальд приводил во дворец, чтобы показать Святославу. Привлекательность чешки послужила для Оды косвенным доказательством того, что перед тем как достаться Регнвальду, Мелитриса все же побывала в наложницах у Олега. Впрочем, Ода вовсе не собиралась обвинять его в излишнем сластолюбии, поскольку считала: столь красивая наложница, как Мелитриса, достойна Олегова ложа. Оде хотелось лишь услышать признание из уст своего любовника: да, он действительно, обладал Мелитрисой, но несмотря на её дивную красоту, все же расстался с ней, желая по достоинству отблагодарить Регнвальда. Ода в душе была даже готова восхищаться благородством Олега.
Однако Олег не только не признался, но пришёл в негодование от того, что Ода не желает верить его словам, зато доверяет сплетням и слухам.
- Какая собака пробежала меж нами, что ты не веришь в мою искренность? - возмущался он. - Иль тебе действительно хочется знать, что я хуже, чем хочу казаться?
- Я видела, Олег, какими глазами глядела на тебя Мелитриса, когда приходила во дворец. Так может смотреть лишь женщина, таящая в сердце глубокую признательность к мужчине, совершившему ради неё благородный поступок. Возможно, ты заметил, что Мелитриса не равнодушна к Регнвальду, и уступил её ему. Заметь, Олег, я ни в чем тебя не обвиняю. Мне просто непонятно, почему ты отрицаешь, что Мелитриса была твоей наложницей?
Говоря все это, Ода не спускала с Олега внимательного взгляда в надежде, что он выдаст себя смущением или замешательством.
Но Олег был спокоен.
- Я и впрямь поначалу был более близок с Мелитрисой, нежели Регнвальд, но до ласк у нас не доходило и не могло дойти.
- Отчего же?
- Я был изранен и мне тогда было не до женских прелестей.
Олег помолчал.
- Расположенность ко мне Мелитрисы вот чем объяснима. Это я убедил её покинуть монастырь, следуя велению сердца, а не доводам разума. Если бы Регнвальд не питал к Мелитрисе силы чувств, то я не стал бы этого делать. По-моему, Регнвальд и Мелитриса просто созданы друг для друга. Разве нет?
Ода кивнула, соглашаясь. Но тут же промолвила:
- Не сердись, но я слышала, как твой отец упрекнул тебя: мол, зря уступил такую красавицу Регнвальду. Почему он так сказал? Не потому ли, что с отцом ты был более откровенен, чем со мной?
Олег уколол Оду неприязненным взглядом.
- Так ты подслушивала под дверью! Не ожидал от тебя.
- Ах, как некрасиво я поступила! - Ода взорвалась. - Сколь низко я пала! Я скажу тебе больше, мой милый. Я обиняками спрашивала о том же твоего отца и узнала-таки от него истину, которую ты не желаешь мне говорить.
- Отец не мог сказать тебе о том, чего не было, - угрюмо промолвил Олег. - Мелитриса моей наложницей не была.
- Олег, ты лжёшь, - в сильнейшем раздражении Ода вскочила и принялась ходить из угла в угол по светлице, где совсем недавно так радостно отдавалась своему пасынку. - Зачем ты это делаешь? Зачем разрушаешь нашу любовь? Я жена тебе перед Богом, а кто тебе эта смазливая чешка? Я не собираюсь корить тебя, что ты на какое-то время увлёкся ею. Мне просто не нравится, что ты делаешь из этого тайну. Скрываешь от меня то, что известно всему Киеву!
- А мне не нравится твоё желание верить досужим сплетням посторонних людей и не верить мне, - вспылил Олег. - Я, видите ли, разрушаю нашу любовь! Нет, это ты режешь её ножом, возводя на меня напраслину.
Олег сердито вышел из светлицы, хлопнув дверью.
Ода в отчаянии упала на ложе и разрыдалась.
…Вечером Святослав пригласил Олега сыграть в тавлеи и заодно потолковать о том, к чему великий князь давно стремился и о чем не смог договориться с братом Всеволодом.
За окном хлестал проливной дождь; октябрь был на исходе.
Отец и сын сидели за столом друг против друга и неторопливо двигали по клетчатой доске черно-белые фигурки. Столь же неторопливо текла беседа.
- Я решил перевести Владимира с Волыни в Туров поближе к Киеву, - начал Святослав. - Это на тот случай, ежели князь полоцкий отважится разорять земли киевские, покуда я с полками в дальних землях буду. Владимир при своей воинственности не допустит этого. А ты как мыслишь, сын?
Олег уже знал о намерении отца по весне двинуть войско в Болгарию, поэтому ответил искренне:
- По-моему, лучше бы тебе взять Владимира с собой, ибо с ним надёжнее стоять в сече против любого врага. А земли киевские и Борис может постеречь, ему это даже сподручнее будет, ведь он стол свой в Вышгороде держит. От Вышгорода до Киева ближе, чем от Турова.
- Так-то оно так, - согласился Святослав, - но я хочу взять Бориса с собой в поход. Можешь мне поверить, из Бориса ратоборец вырастет не хуже, чем из Владимира. Он уже сейчас конницей так верховодит, что залюбуешься.
- Этому я охотно верю, - улыбнулся Олег, который имел возможность видеть своего двоюродного брата в сражении с половцами.
- Я бы и Владимира взял в поход да не могу рисковать его головой, ведь он любимый сын у брата моего Всеволода, - продолжил Святослав. - Пускай уж Владимир и отец его стерегут Русь от вражеских вторжений до моего возвращения из Болгарии.
Олег удивлённо посмотрел на отца.
- Ты что же, хочешь обойтись в Болгарии без брата своего, Всеволода Ярославича? Это неразумно, отец. Всеволод Ярославич свой человек для ромеев, ведь дочь его недавно вошла в императорскую семью. Кто как не он сумеет договориться с ромеями, падкими на коварство. Всеволод Ярославич быстро распутает все их хитрости, не поддастся на их обман. Ведь они ныне добры с нами, поскольку сами слабы, а как одолеют сельджуков и воспрянут с новой силой, то враз отплатят нам злом за добро. Такое уже бывало.
- Бывало, - покивал головой Святослав, сделав ход белым ферзём. - Токмо я не ради ромейской выгоды поведу полки к Дунаю, а с тем, чтобы Русь навсегда имела за собой дунайские земли. Всеволод не поддерживает мой замысел, не желая ссориться с ромеями, поэтому он мне в Болгарии будет только мешать.
Размах отцовских замыслов восхитил и одновременно озадачил Олега.
Как ни была ныне слаба Империя ромеев, однако недооценивать её военную мощь было нельзя. Испокон веку Византия в одиночку противостоит вражеским нашествиям с Востока и Запада. Византийский флот когда-то спалил негасимым греческим огнём флотилии арабов, дошедших до Царьграда. От этого же страшного огня почти полностью погиб русский флот, посланный на Царьград Ярославом Мудрым. Быстроходных византийских дромонов боятся и норманны, и берберы, и генуэзцы. Войско ромеев по своей выучке и вооружению ничуть не слабее западных рыцарей, а неудачи последних лет во многом объясняются распрями среди самих византийцев и изменами наёмных военачальников.
Все это Олег постарался втолковать отцу, но тот небрежно махнул рукой, заявив, что продумал наперёд любое развитие событий.
- Византия для Руси сила равная, поэтому без надёжных союзников нам её не одолеть, - сказал Святослав, глядя то на доску с фигурами, то на Олега. - Поэтому я задумал не воевать с болгарами, а взять их в союзники против тех же ромеев. Ромеев лучше бить тем же оружием, коим они завсегда привыкли действовать, натравливая своих соседей друг на друга. Ещё я надумал породниться с венгерским королём Гезой, который тоже зарится на византийские владения за Дунаем. Вкупе с венграми и болгарами мы ромеев победим непременно, благо воевать на море с ними не придётся.
Тут Святослав объявил "шах" и задорно подмигнул Олегу.
- Кого же ты наметил в женихи дочери венгерского короля? - хмуро спросил тот. - Меня? Романа? А может, Ярослава?
- Тебя, кого же ещё! - весело воскликнул Святослав. - Да ты вроде не рад этому, сынок? Отчего? Иль не по чести тебе породниться с королём венгров?
- Честь-то может и есть, токмо не нужна мне жена-католичка, - сказал Олег, двинув в атаку чёрного коня.
- Дочь Гезы перед тем, как супругой твоей стать, православие примет, как водится, - Святослав постарался успокоить сына.
- Родня-то её все едино в латинской вере останется, - буркнул Олег. - Опять же венгерская невеста ни обычаев наших, ни языка не знает. А я по-венгерски не умею. Хорошая мы будем пара!
- Гита, жена Владимира, англосаксонских кровей. Двух лет не прошло, а она уже по-русски свободно балакает, - возразил Святослав. - И дочь Гезы языку нашему обучится, не велика беда.
- Вот, Гиту я взял бы в жены, отец, - вдруг признался Олег, - а дочь Гезы мне не нужна. Ещё не ведомо, какова она с виду.
- Ты что же, хочешь все мои замыслы порушить?! - Святослав даже пристукнул по столу ладонью. - Будет, как я сказал! Пойдёшь под венец с дочерью Гезы и весь сказ.
- Мне наша невеста нужна, - упрямо набычился Олег. - У князя полоцкого дочь на выданье. Говорят, пригожая. Почему бы не сосватать её за меня?
- Ещё чего! - Святослав так хватил по столу кулаком, что шахматные фигурки разлетелись в разные стороны. - Всеслав Брячеславич нам Ярославичам злейший враг. Иль забыл ты, как мы стояли против него на Немиге! А сколь раз Всеслав на Новгород покушался? Сколь раз к Смоленску подступал, забыл?
- Вот и примирились бы этим браком Брячеславичи с Ярославичами. От этого всей Руси было бы благо.
- Ишь, миротворец выискался, твою мать! - выругался Святослав. - Кабы все так просто было! Всеслав хитёр, он и дочерью пожертвовать может, лишь бы отнять первенство на Руси у рода Ярослава Мудрого.
- А ты, как видно, готов мной пожертвовать ради выгоды своей. До моих чувств и желаний тебе и дела нету.
- Полно! О чем ты? - Святослав поднялся из-за стола и похлопал сына по плечу. - Ты мой помощник в делах. Можно сказать, моя правая рука. Будь здесь Роман, так мне ещё было бы спокойнее. Роман стал бы моей левой рукой. К его храбрости твоя рассудительность как нельзя более к месту.
- А разве на Глеба ты не можешь опереться? - Олег поднял глаза на отца. - Ты же ему Переяславль доверил, до этого он в Новгороде княжил: почётные столы все время занимал.
- Глеб умён и начитан, - медленно заговорил Святослав, как бы взвешивая слова. - События времён текучих, что у нас на Руси, что в других землях для Глеба есть повторение одного и того же. Люди испокон веку воюют друг с другом. Любая долгая война изматывает государство, тем более противостояние нашествиям кочевников. Поскольку Русь стоит на границе половецких степей, то и усилия всех русских князей, по мнению Глеба, должны быть направлены на борьбу с половцами. И все ближние христианские государства для Глеба есть союзники Руси в борьбе со степью. Поэтому он противник того, чтобы русские полки ходили войной в Европу или на Кавказ.
- Пусть Глеб не такой удалой воитель, как Роман, зато с женой ему повезло, - мрачно проворчал Олег.
- Опять ты за своё! - раздражённо воскликнул Святослав. - Не понравится дочь Гезы, ну и плюнь на неё. Пускай она тебе детей рожает, а красой телесной тебя наложницы радовать будут. Вон, у прадеда твоего, Владимира Святого, наложниц было, как у царя Соломона, больше семи сотен!
- Наложница может радовать глаз, но не сердце, - стоял на своём Олег. - Сердце будет в радости токмо, ежели рядом с тобой любимая женщина. В Писании, отец, сказано: "Любовь есть тот светоч, который отличает человеков от диких зверей". Негоже князьям случаться, как свиньям!
Святослав устало махнул рукой на сына, сердито пробурчав:
- Ладно, ступай спать! Поздно уже. После договорим.
Глава шестая. ЛАНКА.
Едва прихватило дороги первыми ноябрьскими заморозками, ростово-суздальская дружина двинулась из Киева домой - в Залесскую Русь.
Святослав распрощался с Олегом неласково: тот не пожелал встретиться с венгерскими послами, которые вот-вот должны были приехать в Киев. Хотя Олег был готов уступить воле отца и взять в жены дочь Гезы, при этом он не скрывал того, как ему неприятен этот брак.
Рассерженный Святослав выплеснул своё раздражение на Оду, подвернувшуюся под руку.
- Ты во всем виновата, сорока безмозглая! - кричал он. - Из твоих пустомерзких баллад и песенок Олег набрался мыслей про взаимную любовь, про охи-вздохи, про рыцарей, творящих подвиги ради своих возлюбленных. Кабы знал я, что эдак все повернётся, разбил бы твою лютню о стену, а тебя упёк бы подальше с глаз долой. Ты и Вышеславе забивала голову тем же, потому и не хотела она идти под венец с Болеславом. Ещё бы! Болеслав скорее похож на медведя, а не на красавца-рыцаря.
- Чего ты раскричался? - защищалась Ода. - Олег ведь согласен породниться с Гезой. Он сам сказал тебе об этом.
- "Сказал, сказал…" - передразнил жену Святослав. - Ты видела, с каким лицом он это сказал! Как будто ему на прокажённой жениться велят. Ежели Олег и на свадьбу с таким лицом пожалует, тогда все пойдёт прахом. Венгры просто оскорбятся и будут правы, а я лишусь ценного союзника в войне с ромеями.
- А ты разве собираешься не с болгарами воевать? - Ода удивилась.
Святослав понял, что некстати проговорился, и торопливо поправился:
- Ну, конечно, с болгарами, оговорился я просто.
Однако эта оговорка насторожила Оду. Прожив столько лет со Святославом, она знала, сколь скрытен её супруг и сколь коварен бывает он в своих замыслах. Честолюбия у Святослава было на семерых, поэтому Ода нисколько не удивилась бы, узнав, что её муж замыслил сбросить с трона самого византийского императора.
"Темнишь, муженёк! - размышляла Ода. - Пыль в глаза пускаешь мне и Всеволоду. Не иначе, замыслил твёрдой ногой встать на Балканах! Вознамерился превзойти славой прадеда и прапрадеда своего!"
Ода принялась украдкой наблюдать за Святославом, стала прислушиваться к его речам и даже к тому, что он иногда бормочет во сне, дабы укрепиться в своих догадках. Ей, великой княгине, было небезразлично её будущее. Связанная со Святославом узами законного брака, Ода в случае удачи вместе с мужем вознесётся к высотам величия, но при неудаче ей придётся разделить со Святославом позор унижения.
В канун Дмитриевской недели в Киев возвратились доверенные Святослава, ездившие в Венгрию договариваться с королём Гезой о военном союзе против Византии. Люди Святослава вернулись не одни, а с венгерским посольством, из чего явствовало, что Геза приветствует такой союз. Венгры также поведали Святославу, что их король будет рад выдать свою дочь Гизеллу за сына киевского князя.
Переговоры с венграми Святослав вёл тайком от Всеволода, чтобы тот, недавно породнившийся с византийским императором, не встревожился за своего порфироносного родственника. Собственно, женитьбой Всеволодовой дочери и младшего брата Михаила Дуки Святослав хотел усыпить недоверчивость ромеев. Поставив их перед фактом, русские полки и венгерское войско перейдут Дунай и вступят на землю Империи. Неожиданность - мать победы, любил говорить Святослав.
Однако случилось непредвиденное.