Жена вождя ждала мужа-победителя. Она поклонилась в ноги Миромиру, коснулась ласковой рукой плеча любимого сына Кидрея, а вслед за тем, уже не сдерживая волнения, бросилась обнимать свою дочь Зарину.
― Жива! Жива, моя голубка! ― повторяла мать сквозь слезы радости. ― Сколько дней я призывала милость богов! Сколько ночей не спала, мучилась страхом, не грозит ли опасность моей Зарине. Вот и вымолила победу!
― Победа была нашей спутницей. К чему же печалиться? Орел дал верное предзнаменование. Помнишь, я убила его в тот день, когда мы уходили на битву с персами? В груди орла так и осталась стрела из моего колчана.
― Я берегла орла и твою стрелу. Я верила в победу!
― А теперь можно и пировать, ― сказал Миромир, входя в просторный, высокий шатер, увешанный Коврами и уставленный низкими деревянными столиками.
Здесь было приготовлено заманчивое угощенье: горы куропаток и фазанов, розовые тушки зайцев. Множество глиняных светильников освещали шатер желтыми мигающими огнями. Во всем чувствовалась забота. Видно было, с каким нетерпением ждала мужа и детей своих жена вождя. Много дней готовила она праздничное пиршество.
― Несите брагу и кумыс, пусть веселятся мои отважные воины! ― говорил радостный Миромир.
Гости шумно усаживались. Подобрав под себя ноги, на мягких войлоках устраивались девушки. Хоть и полночь и не так ярок огонь светильников, но для такого случая надеты лучшие наряды. Вот мелькнул отороченный горностаем нагрудник, вот алеют шелковые рукава праздничного платья, а вот платье небесной синевы и на нем заморские бусы.
Зарина подымает чашу с брагой, и подруги ее видят золотые мидийские браслеты с головами львов. Они немного велики и скользят по тонкой смуглой руке. Зарина поправляет их.
― Откуда, Зарина, такие браслеты?
― Эти браслеты подарены мне на счастье с добрым пожеланием, чтобы сила львицы дала мне победу в битве.
― Кем же они подарены?
Подругам не терпится узнать. У Зарины все удивительно. Да и сама она удивительная, совсем не похожая на других.
― Даже мне не сказала о своих браслетах!―сердится Мирина, с укором поглядывая на подругу.
― Мы уже покинули крепость Дария, оставив позади себя персидских воинов, ― вспоминала Зарина, ― когда я услышала плач малютки. За оградой разрушенного дома плакало дитя. Я вошла и увидела женщину, мечущуюся в жару, и крошечного ребенка рядом с ней. Вокруг все было сожжено, дымились развалины соседнего дома...
― Ты ей помогла? ― воскликнула жалостливая Мирина.
― Слушай, все узнаешь! Я напоила ребенка и принялась помогать женщине. Я дала ей немного отвара целебных трав, что матушка приготовила мне в поход, укрыла ее, чтобы согрелась. Она уснула, а я осталась рядом. Решила, догоню своих, когда женщине станет лучше. Ведь матушка моя славится умением варить целебные травы.
― Помогло? ― Девушки торопились узнать, судьбу неизвестной женщины.
― Вскоре она проснулась, открыла глаза и прижала к груди спящего младенца. Она была слаба, но злой дух уже покинул ее тело, голова у нее прояснилась.
"Я возвращалась в свое селение, ― прошептала женщина, ― смотрю ― оно охвачено пламенем, и вокруг ни души, все разбежались. Я укрылась здесь, среди развалин, но почувствовала, что силы покидают меня. Голова была в тумане, руки обессилели. Ты дала мне целебное питье? Я чувствую, как жизнь возвращается ко мне. Кто ты?"
Узнав, что я из враждебного племени, она сразу переменилась в лице, задрожала, схватила младенца и, прикрыв его своим телом, сказала: "Убей меня, пощади только малое дитя. Если сына моего найдут среди развалин, то, может быть, дрогнет человеческое сердце и он будет спасен, не погибнет..."
― Я бы не простила ей эти злобные слова!―воскликнула девушка с суровым, мужественным лицом и упрямым квадратным подбородком.― Разве мы убиваем детей?
― Не знаю, как я сдержалась, ― призналась Зарина.― Я сказала женщине, что у саков нет обычая убивать женщин и детей. "А в битву, ― говорю, ― мы пошли не потому, что польстились на добро Персиды, не думай так. Знай, что воины Дария задумали увести в плен наших братьев, захотели овладеть богатыми табунами саков. :"Ты думала, что тебе угрожают скифские стрелы, ― сказала я женщине,―но ты ошиблась... Я пришла помочь тебе. Ты несправедлива". Женщина, вся в слезах, бросилась к моим ногам, стала просить, чтобы я забыла о сказанном. Она сняла с себя эти браслеты и дала их мне со словами: "В справедливой битве будь отважна, как львица!"
Зарина умолкла, и тогда к девушкам обратился старый воин Ширак. Он сказал:
― Зарина была настоящей львицей в битве, я это видел. Разящим был ее меч. Бесстрашно она повела свою сотню в бой.
― Все мы шли в бой без страха, ― закричали девушки-воины, сидевшие вокруг Зарины.
Опьянев от браги, они расшвыряли маленькие круглые столы, которые заменяли на пиршестве блюда, и побежали к кострам, откуда доносились воинственные песни саков.
Вот здесь было настоящее веселье, хоть и без праздничного убранства, которым славился шатер вождя. В пламени костров шипели закопченные котлы. Крепкие загорелые руки хватали горячее, дымящееся мясо. Хрустели под белыми зубами бараньи ножки. До локтей тек горячий жир, заливая праздничную одежду. Только и слышно было вокруг: "Победа! Войско Дария изгнано из долины Яксарта! Пей и ешь до отвала!"
Глухо рокочет барабан, звонко заливается пастушья свирель, и, заглушая усердных музыкантов, тянут свою воинственную песню отважные воины:
...С лица земли врага сметем.
Стрелою скифскою проткнем...
Они поют, а потом долго кружатся в пляске и снова едят и пьют...
А на рассвете, когда догорели яркие огни костров, когда опустели закопченные бронзовые котлы, повсюду― далеко в степи под повозками, среди стогов сена и просто в кустах ― сладко храпели усталые воины. Сон охватил их внезапно, будто заколдовал. Одни уснули, уронив на колени свои пиршественные чаши, другие свалились, зажав в руке баранью кость, третьи задремали, положив оружие под голову, как бывало во время битвы. Умолкли барабаны, не слышно больше свирели, и только ржание резвых жеребят возвестило о наступлении утра в степи.
Целую неделю пылали костры. Целую неделю длилось пиршество, а когда поредели стада и оскудели припасы, люди вернулись к своим делам, и каждый занялся своим маленьким хозяйством, без которого ему невозможно было бы прокормить семью и припасти оружие для новой битвы. Весело принялись за работу. Только Зарина была невесела...
Миромир удивлялся тому, что не едет со свадебными дарами Фамир. Старику было известно, что Зарине посчастливилось спасти жизнь отважного воина, что юноша хотел прийти с дарами еще задолго до битвы с персами. Что же помешало ему? Может быть, Мадий позаботился о другой невесте? Может быть, Фамира ждала девушка из другого племени? Миромир послал к Мадию гонцов, чтобы тайком узнали истину. Каково же было удивление Миромира, когда он услыхал, что Фамира ждет китайская принцесса! Вот оно что! Мадий женит сына на китайской принцессе! Ищет богатства или знатности?
Это неожиданное сообщение так поразило Миромира, что он тотчас рассказал обо всем Зарине.
― Китайская принцесса? И Фамир женится на ней?
Вот как он мстит ей за ее гордость! Не хотела разговаривать! Прогнала прочь! Теперь у него другая невеста, из царства Чжоу. Теперь уж Фамир никогда не вернется к ней. Не будет восхищаться ее "меткой стрелой". Не попросит сыграть на лютне. Теперь ему будет играть другая, богатая, красивая, из далекого царства Чжоу. Как же теперь жить?
Всю ночь Зарина проплакала. А наутро обо всем рассказала матери. И мать, утешая Зарину, поведала ей печальную историю о сакской царевне.
― Это было давно, ― говорила она, перебирая длинные черные косы Зарины. ― Так давно, что не помнят об этом времени ни деды, ни прадеды. Сильным и могучим было тогда племя саков. Бесстрашно шли в битву сакские воины. И всегда вместе с ними, не страшась врага, шли в бой сакские женщины.
Это было во времена, когда... царствовал царь индийский Астибар. Между саками и мидянами велась долголетняя кровопролитная война. В то время царицей сакской была Зарина, женщина воинственная и красивая. Варваров соседних, которые хотели подчинить себе саков, покорила она силой оружия. Много заботилась она о народе своем, и народ любил ее.
Но случилось так, что умер муж Зарины, царь саков. А так как слава о Зарине дошла до дальних земель, то приехал к ней жених, знатный и богатый. Был то князь парфянский Мермер. Он предложил отделить Парфянское царство от мидян и объединить его под властью сакской царицы. Зарина согласилась и вышла замуж за Мермера.
Вскоре пошел войной на Мермера царь персидский. Зарина, как и прежде, принимала участие в битве. Она была ранена. Мидянин Стриангей настиг ее, стащил с коня и занес над нею меч. Поняла Зарина, что настал ее последний час, но ни слова не сказала врагу. Не просила пощады, только в глазах ее была безмерная печаль.
Но в тот миг, когда Стриангей поднял меч, у Зарины свалился шлем с головы, и увидел мидянин женщину, столь красивую и пленительную, что дрогнула его рука. Он опустил меч и промолвил: "Ты прекрасна, я дарю тебе жизнь!" Зарина вернулась домой.
Год спустя случилось так, что мидянин Стриангей попал в плен к Мермеру. Мермер был жестокий человек, он обрек мидянина на смерть. Узнав об этом, Зарина стала просить пощады для пленника. Она напомнила мужу о том, что Стриангей в свое время даровал ей жизнь. Но Мермер был неумолим.. Он отличался необыкновенной жестокостью. Тогда Зарина приказала телохранителям убить Мермера и освободить из плена Стриангея. Вслед за тем она отдала Парфию мидянам, а земли саков отделила и оставила под своей властью.
Стриангей, полюбивший Зарину, собрался навестить ее в столице сакского царства Роксанаки. Полюбила Стриангея и Зарина. И, когда дошла до нее весть о прибытии Стриангея, она выехала к нему навстречу, приняла с великой радостью, обняла и поцеловала при всем народе и даже пересела в его колесницу.
Когда прибыли они в Роксанаки, устроила Зарина в честь Стриангея пиршество. Сама наполнила заморским вином золотые чаши, сама подала ему блюдо с молодым оленем, убитым ею на охоте. Стриангей долго не решался сказать Зарине о своей любви. Но, когда выпил из золотой чаши крепкого вина, перед глазами его ожил образ пленницы. И казалось ему, что перед ним не величественная царица в золотой короне, в жемчужном ожерелье, а та прекрасная пленница, что гордо ждала своей смерти и не молила о пощаде. Он видел ее распустившиеся волосы и глаза, полные скорби. И тогда Стриангей решился. Он сказал Зарине, что любит ее и что без нее жизнь ему не нужна. Он молил ее покинуть Роксанаки и уйти с ним в его страну.
И я люблю тебя, Стриангей, ― ответила Зарина. ― Я полюбила тебя в тот час, когда ты, враг мой, даровал мне жизнь, пощадил меня, хоть я и не просила пощады. Я доказала свою любовь к тебе вот этим пиршеством и встречей, какую никогда никому не оказывала. Но мы должны жить в разлуке, Стриангей. Я была бы достойна презрения, если бы согласилась поехать к тебе. Ты вернешься к жене своей Рете, дочери царя Астибара, женщине красивой и достойной. Ты был крепок духом в битвах с врагами, будь же крепок духом и в минуту испытания. Не губи своего доброго имени. Мы и в разлуке будем друзьями". Стриангей простился с Зариной, но не покинул ее царства. Он написал ей о своей вечной любви и казнил себя собственным мечом. Вот какой была сакская царица Зарина! ― сказала мать. ― Прославилась она не только умом своим и бесстрашием: благородство и справедливость украсили ее и сделали еще прекрасней в глазах людей. Да сохранят боги память об этой женщине.
Зарина восхищенно смотрела в глаза матери, когда-то живые и ясные, а сейчас уже потухшие и слезящиеся.
― Вот почему вы назвали меня Зариной! ― прошептала девушка.
Но мать, словно не расслышав дочери, продолжала:
― Давно это было, но память о царице Зарине живет, и мы дали тебе ее имя, чтобы ты была такой же смелой, умной и благородной, как она.
― Я запомню это, ― обещала Зарина.
― Надо быть смелой и гордой, ― говорила мать, вглядываясь в красивое смуглое лицо дочери. ― Зарина казнила Мермера за его жестокость, а вот не ушла к любимому Стриангею, потому что была гордой. Такими должны быть сакские женщины, так они созданы богами.
* * *
В долине Яксарта снова все оживилось, как бывало всегда после битвы. Охотники ушли на промысел зверя, воины принялись мастерить повозки, налаживать упряжь, выделывать кожи, ставить новые шатры. Девушки расшивали пестрыми цветами войлочные ковры, пряли тонкие мягкие ткани из шерсти. А Зарина не знала, куда себя девать. Фамир не шел со свадебным да-рами. Значит, забыл. Значит, пленила его китайская принцесса.
"А ты не печалься, Зарина, недостойно дочери вождя слезы проливать", ― говорила сама себе девушка. Но печаль глубоко засела в сердце. Как вытащить это жало?
― Время излечит твой недуг, ― уговаривала мать.
"Уйду-ка я в степь, в табуны, буду объезжать горячих, непокорных коней, ― решила Зарина. ― Там забудется печаль, пройдет обида..."
Хорошо было в степи под ясным синим небом, среди душистых трав. Хорошо было объезжать непокорных коней, приручать их, подчинять их своей воле. Зарина просыпалась вместе с солнцем, вскакивала на коня, водила табун на водопой, объезжала пастбища, присматривала за резвыми жеребятами. Она охотно помогала женщинам готовить кумыс и вместе с ними таскала кобылье молоко в больших ведрах, сделанных из овечьих шкур. А ночью, когда все укладывались спать, девушка любила сидеть у костра вместе со старым табунщиком Шираком.
― А помнишь, ― рассказывал Ширак, ― тебе было не больше пяти лет, ты играла с ребятишками под повозкой, а я прискакал на рыжем горячем коне... Ты высунула голову из-за колеса и с любопытством посмотрела снизу вверх на моего коня. Тут я схватил тебя и посадил в седло. Ты не расплакалась, не растерялась, а вцепилась в гриву коня своими маленькими ручонками и стала сердито понукать его. Видно было, что не впервые села на коня. И конь понес тебя по степи... Мы все смотрели, что будет ― не свалишься ли, не разобьешься ли?.. Ничего, не разбилась. А когда конь вернулся к повозке, ты не захотела сойти на землю. Расплакалась! Мы тогда решили, что из тебя выйдет хорошая наездница.
― Кажется, вышла? ― смеялась Зарина.
Так, вспоминая детство, Зарина забывала свою печаль. А когда собирались у костра молодые табунщики и проводили вечера в песнях и плясках, она вместе с ними веселилась от всей души. Зарина очень любила танец "Укрощение коня". Юноши и девушки становились в круг и медленно двигались по солнцу. Плясать против солнца считалось грехом. И вот, двигаясь по солнцу, они пели протяжную песню. А потом танцоры выходили в круг и принимались укрощать невидимого коня. Хорошо у них получалось. И весело, и смешно.
До поздней осени Зарина не покидала табуны. Она все реже вспоминала о Фамире, но где-то глубоко в сердце жила мысль о нем.
ФАМИР НЕ ПРИДЕТ!
Как ни старался Фамир забыть о Голубом Цветке и думать только о Зарине, мысль о странной хрупкой девушке из далекого царства Чжоу не покидала его ни днем, ни ночью. Словно какая-то колдовская сила влекла его к белому шатру, где звучали нежные струны лютни и совсем особенный тоненький голосок выводил слова незнакомой песни. Ему запомнился аромат благовоний, он представлял себе ее 1рациозные, плавные движения, совсем особенные. Она не походила на быстрых, резких и угловатых сакских девушек.
"Зачем она мне? ― спрашивал сам себя Фамир, но не спешил с ответом, а поразмыслив немного, говорил себе: ― Отец жадный, скаредный и злобный, ничего не пожалел, хитростью добыл этот благоуханный цветок. Почему же я должен отказаться от него? Пойду еще раз посмотрю на нее".
Фамир снова пришел в белый шатер и, чтобы показать свое расположение, бросил к ногам принцессы добытых на охоте диких уток. Служанка, смеясь, подобрала приношение и, подняв ладони, дала понять госпоже, что гость оказался щедрым, доставил десять уток.
Голубой Цветок показалась Фамиру еще лучше, чем в первый раз, когда он посетил ее шатер вместе со старым Мадием. Фамир явно нравился девушке, и она улыбалась ему мило и застенчиво. А когда он подал ей лютню и попросил спеть, она с готовностью запела свои любимые песни. Фамир был восхищен, об этом говорили его глаза.
― Он очень красив и добр, ― говорила принцесса служанке. ― Как мне грустно, что я не умею говорить на языке его племени! Но я научусь. И тогда он поймет мои песни, узнает о моей родине. Ты не соскучилась, не хочешь домой? ― спрашивала принцесса Цай Э. ― А мне каждую ночь снится дом, и я слышу голос моей доброй матушки. Она говорит: "Не печалься, мой Голубой Цветок, будь умницей, не грусти". Но как только я хочу рассказать ей о нашей жизни, так просыпаюсь, и сердце тревожно бьется.
― А ты не вспоминай о доме, думай о своей будущей жизни, ― советовала служанка. ― Посмотри, как много благ дарит нам доброе божество. Пройдет немного времени, и мы счастливо заживем. А когда ты станешь женой князя Фамира, ты попросишь его поехать вместе с тобой в долину Хуанхэ, и тогда мы снова увидим дорогих и близких нам людей. Ты не должна предаваться печали, печаль не украшает нас. От печали появляются морщины на челе.
― Однако мне скучно в этом шатре, ― жаловалась принцесса. ― Не могу придумать, чем бы заняться. Дома все было по-другому, всегда находились какие-то дела. То одевались, выезжали на прогулку. То меняли платье к обеду. То ждали знатных гостей. Как ты думаешь, моя добрая Цай Э, пристойно ли мне поиграть с детьми, которые толпятся у шатра? Я бы охотно поучила их петь. Они так милы, эти маленькие смуглые девочки с тоненькими косичками! Они так ласково мне улыбаются!
― Помилуй, госпожа, это невозможно! Что станут о тебе говорить? Это недостойно принцессы. Нельзя забывать о своей знатности.
― Глупости! Глупости! Глупости! ― закричала вдруг принцесса. ― Вот теперь я уже твердо решила, что соберу у себя маленьких девочек и стану им показывать вышивание, а заодно и песенки споем... И пусть они узнают, как хороши песни моей родины и как искусны вышивальщицы в долине Хуанхэ. Не возражай, глупая! ― Принцесса вдруг заплакала. ― Как ты смеешь мне возражать! Ты уговорила меня покинуть мой дом, я не слышу родной речи и не вижу близких мне людей. Я никогда больше не увижу нежных листьев молодого бамбука. Вокруг меня все чужое, а ты не велишь мне петь мои песни и вышивать моих фениксов! Сейчас же позови ко мне девочек, которые стоят за дверью! Вытащи белую ткань и пестрые шелка. И не говори мне больше о том, что это непристойно...
― Все будет по-твоему, моя юная госпожа. Я не хотела тебя огорчать, я хотела только напомнить тебе о твоей знатности.