На западе ярко пылала заря, охватив пожарищем треть неба. На ветвях, загораясь мелкими алмазами, выступали капли вечерней росы. Из-под корней акаций поползли длинные вечерние тени.
- Уже поздно, - проговорила Марина. - Надо идти…
- Подождите, Марина, - с трепетом сказал Виктор. - Я… хочу вам что-то сказать…
Марина искоса внимательно посмотрела на него.
- Хорошо, - сказала она. - Я посижу еще немного.
Но Виктор молчал, не решаясь с ней заговорить.
- Вы хотите мне что-то сказать? - опустив глаза, спросила она.
- Да… - тихо произнес он. - Но… как об этом сказать вам, я не знаю… Я не знаю, как вы отнесетесь к этому. Ну, понимаете ли, Марина, вы мне нравитесь, - выпалил он вдруг и похолодел от своей смелости. "Боже мой! - чувствуя, как у него часто забилось сердце, подумал он огорченно. Что я наделал?" Ему хотелось сорваться со скамьи и бежать от Марины, чтобы не испытывать стыда от совершенного поступка.
Девушка тоненько засмеялась в смущении и взглянула на него своими большими лучистыми глазами.
- Витенька, - прошептала она, закрывая лицо руками, - ведь вы мне тоже очень, очень нравитесь… Неужели вам это не понятно?..
VIII
В начале августа Атаманский полк неожиданно был снят с австрийского фронта и переброшен под Гомель. Казаков расквартировали по крестьянским хатам в небольшой деревушке Дуньково. Среди казаков эта переброска вызывала недоумение и оживленные разговоры. И когда они обращались к офицерам с просьбой объяснить, зачем их перебросили в эту деревню, те отвечали, что полк-де переброшен сюда на отдых.
Но этому никто не верил по многим признакам, которые не могли ускользнуть от внимательного глаза, было видно, что полк готовился к выступлению. Но куда и зачем - никто не знал.
Однажды Прохор Ермаков, живший на окраине деревни в хате одного крестьянина, вывел из хлева своего коня и стал его чистить щеткой и скребницей.
Было прозрачное прохладное утро. Только что Прошел небольшой дождь. С неумолчной болтовней в обмытом воздухе метались воробьиные стаи. Дождевые капли искрами вспыхивали на ветвях деревьев. Конь не стоял на месте: то бил копытом землю, то пытался взвиться на дыбы.
Прохор успокаивал его:
- Не дури, Васька, не дури! На-ка вот тебе, - сунул он в рот лошади кусок сахара.
Лошадь с удовольствием захрустела зубами.
- Сладкоежка ты у меня, - любовно похлопал Прохор по ее атласной, горячей шее.
Съев сахар, лошадь потянулась бархатистыми губами к уху Прохора, как бы решив попробовать его - вкусное ли оно.
- Ну, ты! - смеясь, отстранился Прохор. - Еще откусишь.
- А что ж, - отозвался хозяин, пожилой крестьянин, с длинными запорожскими седыми усами, отесывая топором оглоблю. - Мне однажды мой конь откусил палец… Поглядите! - показал он согнутый палец.
- Ну, мой не откусит, - сказал Прохор, ласково глядя на лошадь. - Это он балуется… Мы с ним большие друзья… Правда, Васька?..
Хозяин сильным ударом втиснул топор в бревно, подошел к Прохору и, вынув кисет с табаком, радушно предложил:
- Закуривайте, пан казак.
Прохор закурил.
- Гляжу я, да и добрый же у вас коняка, - сказал крестьянин, также закурив. - Ей-ей, правда! Я же сам в кавалерии служил. И вже добре толк в конях понимаю…
- Конь неплохой, - согласился Прохор. - Всю войну на нем прослужил. Немало он меня из беды выручал… А, как знаете, в битвах конь - первый боевой друг.
Лошадь, действительно, была хороша: высокий, ста шестидесяти сантиметров росту, в меру поджарый, светло-рыжей масти с золотистым отливом донской скакун.
По положению взводного урядника Прохор мог бы сам и не чистить своего коня, поручая это делать дневальным казакам, но ему доставляло большое удовольствие самому возиться с лошадью.
- Когда я служил в драгунах, пан казак, - начал было рассказывать что-то хозяин, но в это время во двор торопливо вошел вахмистр Востропятов.
Прохор заметил, что вахмистр был чем-то встревожен.
- Здравствуйте! - кивнул Востропятов Прохору и хозяину. - Чего это ты, Ермаков, вздумал коня холить?.. Уж не на парад ли собираешься?
- На парад в Петроград, - усмехнувшись, шутливо сказал Прохор.
Востропятов пристально посмотрел на Прохора.
- Ты это серьезно?
- Чего?
- Да в Петроград-то?
- Смеюсь.
- А я уж думал, ты в самом деле, - усмехнулся и Востропятов. - Эх, знал бы ты, какой нам парад готовят.
- Что такое? - беспокойно спросил Прохор.
- Кончай чистить коня, - сказал Востропятов. - Пойдем поговорим.
Прохор закончил чистку, отвел лошадь в хлев, прибрал щетку со скребницей и пошел мыть руки в хату.
- Закуривайте, пан вахмистр, - предложил кисет Востропятову хозяин. Добрый тютюн. Такой крепкий, аж дух захватывает… Сам его приготовляю.
- Можно, - беря кисет, проговорил вахмистр.
Вахмистр закурил и, возвращая кисет крестьянину, спросил:
- Ну, как, хозяин, живется?
- Да чего ж, - неопределенно ответил тот. - Живем - хлеб жуем… - И, помолчав, добавил: - Вот прогнали царя, думковали, що в жизни облегчение буде, ан ни черта… Так же с нас налоги дерут, так же пан за аренду земли тяне… Все балакали, що вот-де землю начнут делить крестьянам… Да, должно, ни дьявола того не буде…
- Большевики заставят разделить землю.
Крестьянин живо посмотрел на Востропятова из-под белесых лохматых бровей.
- Большевики, говоришь?
- Да, именно они.
Крестьянин помолчал.
- Это ты, может, и правду кажешь, - раздумчиво проговорил он. - Тут у нас по селу слух идет, що большевики, мол, люди таки - раз чего захотят, так уж наверняка добьются…
- Верно, - согласился Востропятов.
- А это правда, що вони, эти большевики, справедливой жизни добиваются? - спросил крестьянин. - За бедный народ стоят?
- Ну конечно, правда.
Крестьянин хотел еще что-то спросить, но в это время из хаты вышел Прохор и прервал этот интересный разговор.
- Ну, давай, вахмистр, теперь потолкуем.
- Заходьте в горницу, - пригласил хозяин. - Там никого нема.
- Нет, спасибо, - отказался вахмистр. - Некогда. Проводи меня, Ермаков, дорогой скажу.
Они вышли за ворота. Улица была пустынна. Почти все жители деревни находились в поле: убирали просо, гречиху, пахали под зиму. Лишь в центре деревни, у школы, где поместился штаб полка, толпились казаки. Да у большой лужи, посреди улицы, возились ребята, пуская бумажные кораблики.
- Дело, Ермаков, принимает серьезный оборот, - начал вахмистр. - Ты ничего не слыхал?
- Ничего не знаю. О чем?
- Ты давеча сказал, что собираешься на парад в Петроград, так я подумал, что, может, ты знаешь, - сказал Востропятов.
- Это я шутейно сказал.
- Эх ты, тоже мне комитетчик, - насмешливо посмотрел вахмистр на Прохора. - Для чего ты только и сидишь в комитете? Ты знаешь, куда хотят направить наш полк?
- Нет.
- Сидишь ты в комитете лишь шаровары протираешь, - обозленно выкрикнул Востропятов. - А толку из вас, членов комитета, никакого. Нас готовят на смертоубийство, а вы ни черта о том не знаете и не ведаете…
- Не горячись, Востропятов, - прервал его Прохор. - Говори толком. В чем дело?
- А в том, почему вы, полковой комитет, не потребуете от командира полка отчета, куда он намеревается направить наш полк? - сердито спросил Востропятов.
- Ого! - насмешливо посмотрел на вахмистра Прохор. - А не многого ли ты захотел?.. Как будто тебе, вахмистр, не известно, как нас скрутил Корнилов. Мы и пикнуть боимся. Сейчас, брат, права нашего комитета лишь на бумаге значатся, а на деле - мы пустой звук. Командир полка на нас и внимания никакого не обращает… Да и откуда ты взял, что полк наш куда-то посылают? Не слухи ли это?.. Командир сотни сказал мне, что как отдохнем, так снова на позицию выступим…
- Командир тебе сбрехал, - раздраженно проговорил Востропятов. - А может, он сам ничего не знает… А ты, как олух царя небесного, всему веришь. Не обижайся только, Ермаков. Нас ведь хотят послать в Петроград революцию душить! Пойми ты это.
- Откуда у тебя такие сведения?
- Не беспокойся, парень, сведения у меня самые проверенные. Ты слушай, Ермаков, что я тебе скажу: генерал Корнилов сейчас выехал в Москву на Государственное совещание. Там соберутся все генералья и буржуи, будут вести сговор, как подавить революцию да власть в свои руки забрать. Понял? А чтоб это дело вернее было, Корнилов тайно приказал генералу Крымову двинуть третий конный корпус на Петроград, разогнать революционные организации… В составе этого корпуса должен идти и наш полк. Вот они какие, дела-то. А ты говоришь - слухи…
- Подожди, вахмистр, - схватил Прохор за руку Востропятова, - ты тут наговорил такого, что прямо не верится. Не брехня ли?.. Что он, Корнилов, с ума, что ли, сошел? Не дурак ведь он, понимает, небось, что революцию теперь подавить самому дьяволу не удастся.
- Дурак он или не дурак, о том мне не известно, - пожал плечами вахмистр. - Водку я с ним вместе не пил. Я тебя, Ермаков, прошу, уведоми об этом деле своих членов комитета. Поставьте перед нашим командиром полка вопрос ребром. Казаки, мол, не пойдут душить революцию. Мы, мол, понимаем, куда гнет Корнилов. Так вот, Ермаков, мы на тебя рассчитываем, что ты своих комитетчиков обработаешь… А мы среди казаков развернем работу. Глядишь, общими усилиями и удастся дело по-другому повернуть.
- Ладно, - пообещал Прохор. - Потолкую. Дело, действительно, серьезное. Допустить, чтоб наш полк пошел на Петроград душить революцию, никак невозможно… - Помолчав, он спросил: - Слушай, вахмистр, ты вот говоришь: "Мы на тебя рассчитываем…" "Мы развернем работу". А кто это вы?..
- Тебе не понятно? - засмеялся Востропятов.
- Нет, - простодушно сознался Прохор.
- Мы - это большевистская организация полка.
- Вот как? - изумленно протянул Прохор. - Значит, такая уже есть?..
- Есть, - подтвердил вахмистр. - Да, правда, еще малочисленна.
Вечером того же дня стараниями Прохора в штабе полка был созван полковой комитет. На заседание был приглашен и командир полка, генерал-майор Хрипунов, полнотелый мужчина лет сорока пяти с рыжеватыми пушистыми усами и голубоватыми надменными глазами.
Заседание почему-то долго не открывалось, и генерал, заложив руки за спину, расхаживал около школьной доски, нетерпеливо поглядывая на членов комитета, о чем-то тихо разговаривавших у стола. Наконец генерал не вытерпел и, круто повернувшись к шептавшимся членам комитета, густым, сочным баритоном сказал:
- А-а… извините, господа. Я э-э… прошу меня не задерживать. Дело в том, что мне некогда.
- Сию минуту, господин генерал, - услужливо наклонил голову председатель полкового комитета, черноусый румяный урядник из четвертой сотни, Жученков. - Сейчас начнем! - крикнул он. - Прошу, господа члены полкового комитета, рассаживаться… Итак, считаю заседание комитета открытым. На повестке дня один вопрос, - покосившись на командира полка, сказал он нерешительно: - Информация командира полка, господина генерала Хрипунова о предстоящем выступлении полка…
Генерал побагровел. Он шумно встал и, иронически сощурив глаза, спросил у Жученкова:
- Интересуюсь, господин председатель, почему, ставя на высокочтимое заседание комитета мою информацию, председатель комитета меня, командира полка, не поставил об этом в известность?.. Как же я буду вам об этом докладывать, если не информирован об этом? Я не подготовлен. А поэтому, прошу вас, увольте меня от такой необходимости. Ни о чем говорить я не буду.
Жученков растерянно оглянул присутствующих, как бы спрашивая, что же теперь делать?
Прохор вскочил и взволнованно произнес:
- Нет, господин генерал, вы нам должны сказать, куда вы хотите направить полк? Какая тут может быть подготовка? Мы от вас доклада не требуем, а просим только сказать, куда направляется полк и зачем?.. А ежели вы не хотите этого сказать, так я скажу. Господа члены комитета, полк наш в составе третьего конного корпуса генерала Крымова направляется на разгром революционного Петрограда. Нас снова хотят сделать душителями революции…
Для некоторых непосвященных членов комитета сообщение Прохора явилось неожиданностью. Они шумно заговорили между собой.
- А позвольте узнать, господин урядник, - высокомерно спросил генерал у Прохора, - из каких источников вам известны такие подробности, о которых я, командир полка, еще не знаю?.. Это первое. А второе: если бы, предположим, мне и были известны истинные цели и маршрут выступления полка, то разве я должен все это разглашать, поскольку это является военной тайной?..
- Душить революцию - это тайна? - не владея собою, закричал Прохор.
- Как вы смеете так разговаривать со мной? - бледнея, гаркнул Хрипунов. - Кто вам дал такое право?.. Под суд отдам!
- Казаки, выбиравшие меня в комитет, дали мне это право, - в повышенном тоне говорил Прохор. - А судом вы мне не грозите, господин генерал. Не боюсь я его. Я стою за интересы своих казаков, и они за меня заступятся. Сейчас, господин генерал, не царский режим, чтобы с нами обращаться, как с баранами. Мы - выборные члены комитета от всего полка, а поэтому с нами надобно совет держать. Я вам прямо заявляю от имени казаков, что душить революцию мы не пойдем. Так и знайте, не пойдем!..
- Правильно, не пойдем! - поддержал Прохора чубатый приказный Прокудин. - Зараз не старорежимный строй, а свобода. Правильно я, братцы, говорю? - окинул он взглядом присутствующих, но его никто не поддержал.
Потупив глаза, остальные члены комитета молчали, видимо, не желая ссориться с генералом.
Тот учел настроение большинства членов комитета и уже спокойно проговорил:
- Я, уважаемые члены комитета, не желаю обострять наши взаимоотношения напрасными пререканиями. В этом никакой необходимости нет. Не хочу я делать и соответствующих выводов по отношению некоторых лиц в связи с их нервозными выкриками, - строго взглянул он на Прохора. - Все это я объясняю повышенным нервным состоянием. Хотя, как единоначальник вверенного мне полка, на основании последних приказов правительства и верховного главнокомандующего, мог бы их сделать. Но это ни к чему… Хочу только еще раз напомнить, - четко и раздельно, как диктуя, говорил генерал с сознанием своего превосходства, - я, как офицер русской армии, командир полка, требую строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения от каждого, кто находится в моем подчинении. Понятно?.. Комитет, избранный казаками нашего полка, в данном случае не должен быть помехой в выполнении мною военных приказов вышестоящего начальства. Наоборот, комитет должен быть помощником мне в укреплении железной дисциплины. Времена митингов, разгильдяйства, расхлябанности безвозвратно прошли. Воинская часть должна быть подлинной воинской частью, а не шайкой анархистов. Все, господа! В заключение могу заверить: полк никогда не пойдет душить революцию, как здесь некоторые утверждали. А если и пойдет, то только защищать ее. До свидания, господа! - надев фуражку, козырнул генерал. - Честь имею кланяться. Огорчен, что по безотлагательным причинам вынужден покинуть вас и, таким образом, лишаю себя удовольствия продолжать с вами беседу.
Позвякивая шпорами, генерал, на ходу надевая лайковые перчатки, с достоинством вышел из класса. Члены комитета растерянно переглянулись. Приказный Прокудин раскатисто захохотал:
- Вот отмочил так отмочил… Ха-ха-ха!.. Говорит: "Огорчен, что лишаюсь удовольствия с вами беседовать…" Ха-ха!.. Молодец! Ей-богу, молодец!.. Здорово отрезал.
- Говорил же я тебе, что из этого толку не выйдет, - набросился на Прохора Жученков. - Смех один, да и все.
Прохор гневно хлопнул кулаком по столу.
- Ты что, Жученков, хвостом закрутил? - выкрикнул он. - Ты кто есть, а? Скажи! Председатель революционного комитета полка, поставленный на эту должность самой революцией, избранный казаками? И ты перед генералом струсил. Эх ты! Ежели генерал с нами не стал говорить, так значит мы должны подчиниться ему?.. Так, что ли? Стало быть, по-твоему, мы должны идти душить рабочих? Революцию?.. Что молчишь?.. Мы должны за горло взять командира полка и заставить его слушаться нас…
- Позвольте сказать, - поднялся с парты, до сих пор молчавший член комитета, франтоватый молодой сотник Фролов. - Я считаю, вопрос ясен. Пререкаться нам здесь нечего. Вы слышали, генерал заявил, что полк не будет душить революцию, а, наоборот, будет ее защищать. О чем же тут могут быть разговоры?.. Предлагаю прекратить всякие споры по этому вопросу. Дальнейшие события покажут нам, что нужно будет предпринимать.
- Правильно! - обрадованно воскликнул Жученков. - Чего зря языком болтать. Поживем - увидим. Само дело покажет…
- Поздно будет! - крикнул Прохор. Но его никто не слушал. Члены комитета торопливо уходили из школы.