* * *
Смутно было в Галиче в те дни лета 6696 - полнилась через край чаша боярского и народного терпения, крепло недовольство Владимиром Ярославичем. Как к себе домой, заезжали наушники Романа Мстиславича, без опаски вели крамольные речи, чтобы изгнать Владимира, а на его место взять нового князя - Романа. Упирали на то, что Роман сумел оградить свой край от литовцев и ятвягов, был витязем храбрым, в роду своём не изгой, знаменитому Мономаху родной правнук и будущий великий князь киевский. Не забывали, что дочь Романа, юная Феодора, замужем за сыном Владимира, и, коли неохота боярам менять князя, то могли бы поставить малолетнего Василька Владимирича, за него покамест правили бы сами бояре, а тот же Роман Мстиславич мечом защищал вотчину дочери и будущих внуков.
Про меч и щит поминалось не зря - ляшское войско уже стояло на галицкой земле. Бояре собрали думу, порешили призвать князя Владимира, чтобы защитил свою землю от вторжения, но у того в тот день опять после пира болела голова. Дотащившись кое-как до думной палаты и с угрюмым видом выслушав речи бояр, он пожал плечами и молвил:
- Отец мой сам никуда не ходил - за него полки воеводы и союзные князья водили. Вот и мой вам сказ - собирайте полки да кликните отцовых воевод. А коли вам какой князь в походе надобен - так позовите соседей. Сват мой, Роман Мстиславич волынский, не откажет - сам пойдёт, али брата меньшого с вами отправит. С тем и ушёл.
На совет бояре собирались то у патриарха, то в хоромах именитых бояр. Принимал гостей и Сбыгнев Константинич. Дом его ещё носил траур по безвременно почившей Ярине Борисовне. Совсем спавший с лица Заслав с угрюмым видом слушал речи Романовых посланцев, до белизны сжимая кулаки.
Заводилой смуты был Рогволод Степаныч. Он и сейчас держал речь.
- Вы только погляньте, бояре, каков у вас князь! - говорил он. - Много обиды вы от него терпите, а сколько ещё терпеть будете?
- Христос-от терпел и нам велел, - чуть хрипловатым, не певческим голосом отвечал патриарх.
- Христос за правду терпел, а вы почто должны за кривду страдать? Созвали бы вече да и крикнули бы князю: "Не люб!" Думаете, ослушается? Помните, как Олега-то Настасьича сковырнули?
- Да нынче он назад ворочается, - подал голос Захарий Незваныч, один из гостей, не родовитый, но богатый. - Да не один - с силой ратной!
- Его бы позвать, - начал было Борис Семёнович и осёкся - так насмешливо-властно глянул на него волынский гость.
- Нашли, на кого надёжу возлагать! - усмехнулся боярин Рогволод. - На вашу землю ляхи идут - не столько Настасьича сажать, сколько грабить и зорить вотчины! И думаете, помилует Настасьич, егда на стол сядет, тех, кто Владимиру служил? Не отдаст ли их земли на поток и разграбление?
Бояре заёрзали на лавках, стали переглядываться. Среди них было много таких, кому не был люб ни один из князей. Но находились и те, кто считал, что Настасьич с ляхами опаснее Владимира.
- Думайте, думайте, бояре, - не спеша подначивал Рогволод Степаныч. - Ваша земля, вам здесь жить. Надобен вам такой князь, как Владимир?
Заслав сжал кулаки так, что хрустнули суставы, поиграл желваками на скулах.
- Да я бы его, - процедил он, и все сразу покосились в его сторону, - сам бы… своими руками… за Ярину…
Ярина умирала туго. Весь день металась в горячке, то просила у всех прощения, то проклинала. Потом затихла, задремала - и не проснулась. Бессонными ночами перед взором Заслава вставало её бледное личико - заострившееся, с маленьким, скорбно сжатым тёмным ртом и длинными ресницами на бледных щеках. Такой она лежала в домовине на санях. Такой он будет помнить её всю жизнь и не успокоится, пока не отомстит Владимиру Ярославичу.
- Убить?
Слово прозвучало, и бояре переглянулись. Редко лилась на Руси княжеская кровь. Гибли князья в битвах, умирали после от тяжких ран, как и все, хворали. Но чтобы не от честного меча, стрелы или копья - а погиб князь от наёмных убийц?.. Сказывали в Галиче старины о том, как по навету Давида Игоревича волынского ослеплён был Василько Ростиславич теребовльский. Слышали про убиение Игоря Олеговича киевлянами. По всей Руси прокатилась и злая весть о том, как зарубили в Боголюбове бояре Кучковичи князя Андрея Юрьевича Боголюбского. И вот опять? Уже не где-то там, а у них, в Галиче, опять прольётся княжеская кровь?
Заслав тревожно вскинул голову.
- Вот, бояре, я готов, - молвил он. - Ни смерти, ни молвы не устрашусь. Только бы добраться до Владимира, уж я его…
Сбыгнев Константинич тихо охнул, потянулся к сыну. Другие бояре облегчённо переглянулись.
- Ничо, - кивнул Захарий Незваныч, - перемелется - мука будет. Вече мы подымем. Город встанет, а тамо… Решено, бояре?
Некоторые закивали. Иные вслух выражали своё одобрение, иные помалкивали.
- Нет, - молвил Игнат Родивоныч, боярин старый; бывший думцем ещё у Ярослава Владимирковича Осмомысла, - не дело творится! Кровь княжью лить - али мы Кучковичам родня? Али с киянами заодно? Али не нашим князем был Василько теребовльский? Не дело княжью кровь лить! Не дело!
Его неожиданно поддержали - оказалось, не все бояре всерьёз хотят смерти Владимиру. Громче всех, как ни странно, защищал Владимира недавний тесть Заслава Борис Семеныч.
- Верно Захарий речёт! Нелепо сие! - возмущался он. - Да и что мы хотим? Прознаются в иных землях - нам же головы не сносить! А приятели Владимировы? А Ивановичи братья? А Кузьма Ерофеевич? А Квашня Давидич? Да рази ж они одни? Вот ужо попомните - прознаются они, что мы тут замышляем, да и нас самих передавят, как клопов!
Бояре долго ерепенились, но плетью обуха не перешибёшь. Даже патриарх, к коему пришли за советом, важно покивал головой и согласился, что убивать Владимира - грех ещё больший, нежели он имеет перед Галичем.
А ляшское войско уже стучало сулицами в городские ворота. Уж пылила на дорогах конница короля Казимира, и надо было оберегать родной город.
Спешно кликнули клич, и на зов Галича отозвался Всеволод Мстиславич, младший брат Романа Волынского. Владимир Ярославич на весть о том, что вместо него Галич пойдёт защищать другой князь, только пожал плечами. Отец его тоже не ходил сам в походы, галичан вечно другие водили в бой - ему ли рушить старину?
Но, как ни странно, это и было той последней каплей, что переполнило чашу боярского терпения.
- Не люб нам такой князь! - шумели бояре на вече. - Как есть не люб! Вороги к Галичу подходят, а он пиры закатывает да чужих баб тискает! Эдак всё пропьёт, прогуляет!
- Пристало нам, бояре, о своих животах самим позаботиться, - подначивали народ Борис Семеныч да Рогволод Степаныч, коего уже в Галиче почитали за своего. - Гнать Владимира в три шеи, а самим другого князя позвать!
Последнее слово опять было за патриархом. Тот выслушал бояр, покивал большой гривастой головой и, наклонясь вперёд, налегая на посох всем телом, весомо произнёс:
- Велик грех Владимира Ярославича перед Галичем. Кровь его лить - не по-христиански, ибо князь Богом на земле над людьми ставлен. А вот изгнать за пределы за деяния богопротивные - на сие даю благословение...
4
Он и не заметил сразу странного многоголосого гула, что доносился снаружи. Лишь проходя крытым переходом из одной части терема в другую, выглянул в косящатое оконце и обомлел. Улица за деревянной стеной была запружена конниками - все боярские дружинники, в бронях и при оружии. Удивлённый, Владимир прибавил шагу.
В думной же палате народа было мало - трое или четверо бояр с отроками стояли у порога. Впереди, сжимая кулаки, застыл Заслав. Бледное лицо его было перекошено от сдерживаемого гнева.
- Эге, - вскинул брови Владимир, останавливаясь, - вы почто тут? Я вас не звал!
Заслав порывисто шагнул вперёд.
- Ты не звал - мы сами явились, - выдохнул он свистящим голосом. - Суд над тобой чинить!
- Суд? - несколько опешил Владимир и быстро оглянулся на дверь - успеет ли он кликнуть стражу. - Да знаете, что вам будет, коли вы на князя встанете?
Заслав уже открыл было рот, но старый Игнат Родивоныч придержал его за локоть.
- Князь, - кашлянув, негромко, но весомо произнёс он, - мы Галичу слуги верные и супротив княжьей власти никогда не шли. И ныне, когда земле нашей грозят иноплеменники, не дело нам ссориться да поминать старые обиды. Князь, ты всем нам отец и защита. Мы не на тебя встали, но не хотим более кланяться попадье, а хотим её убить. Выдай нам её честь-честью на судилище, а сам где хочешь, там и ищи себе жену. Мы же любой поклонимся и служить ей будем верно.
- Выдай, - с угрозой в голосе добавил Заслав, - не плоди большего греха, чем уже наплодил. А иначе мы сами её отыщем и тогда уже ни тебя, ни кого иного не помилуем.
- Позоришь ты себя, князь! - прогудел Игнат Родивоныч. - Чужая она жена перед людьми и Богом. Нелепие творишь.
Заслав при этих словах потемнел лицом, шагнул вперёд, и Владимир вдруг взглянул на него глаза в глаза. Молодой боярин не простил ему Ярины. Ножом по сердцу прошлись ему последние слова боярина Игната, всколыхнули угасшую ненависть. Этот, - понял Владимир, -первым набросится на Алёну. Он и отрежет ей голову, а тело бросит на съедение псам.
Заслав прочёл в глазах Владимира страх. И, почуяв себя сильнее и увереннее князя, шагнул вперёд…
Князь отшатнулся, едва не врезаясь спиной в дверной косяк. Гул голосов за окном стал как будто громче.
- Добро, бояре, - прошептал он. - Добро. Ступайте покамест. После… завтра… поутру…
И, неловко толкнувшись спиной, вывалился вон. Заслава еле удержали за локти.
Не помня себя, влетел Владимир на женскую половину терема. Тут всегда было тихо и сонно, пахло разнотравьем и женскими благовониями, иногда из-за прикрытых дверей раздавались взрывы девичьего смеха. Здесь жила его невенчанная жена Алёна и, до возмужания, юная княжна Феодора Романовна с мамками и няньками.
Алёна сидела в светёлке, чесала косу. Сенная девка держала перед нею блестящее зеркало. Была бывшая попадья в простом сарафане и домашних туфлях на босу ногу. На нежных руках позвякивали обручья, гладкую шею охватывало ожерелье. Заранее угадав своего князя по шагам, она опустила руку с гребнем, выпрямилась.
Владимир с порога цыкнул на девку:
- Пошла! - посторонился, давая ей выскочить, и обласкал Алёну долгим взглядом.
Для всех она была попадьёй - даже для сенных девок, которые сами в навозе родились и там же помрут. Ликом светла, взором тверда, нравом смирна - чем не княгиня! Не то что Настасья - та мужичкой была, от неё скотным двором разве что не разило. А как встанет, как повернётся, как слово скажет - ну чем не святая княгиня Ольга!.. Взгляд князя задержался на её высокой гладкой шее. Страшно было подумать, что по этому нежному горлу полоснёт нож убийцы!
Алёна почуяла его тревогу. Отбросила гребень, вскочила, откинув на спину расчёсанную косу, подбежала, обхватывая руками.
- Что с тобой, князюшка мой? Что приключилось, сокол ясный?
- Беда, Алёнушка, - он придержал её за плечи. - Бояре на меня встали - требуют, чтобы выдал я им тебя.
- Ой, - только и сказала Алёна, отстранилась, взглянула как на чужого. - А ты?..
- Нет, - Владимир удержал женщину за плечи. - Пусть и невенчана, но жена ты мне и мать моих детей. Отцу было можно, а мне нельзя? Иль я не сын отца своего? Но батюшка слаб был - испугался Галича, выдал ему полюбовницу на расправу. А я тебя не выдам!
Алёна вздрогнула всем телом, прижалась к его груди. Ей было страшно - от живого мужа, нелюбимого, но венчанного, забрал её Владимир. Забрал сперва просто так, из любви к женскому естеству, наперекор всем. Знала Алёна - грех на ней великий, потому и жила тихо,
- Никому я тебя не отдам, Алёнушка, суженая моя, шептал Владимир, крепче прижимая её к себе. - И без тебя мне ни Галич, ни иной град не нужен. Я не я буду, когда не дам им укорота.
- Но как же? - не поднимая головы, шепнула Алёна. - Как же, когда полки твои в поле, с ляхами встречи ищут? Да и в самом деле - война…
- Своих нет полков - попрошу, - ответил Владимир. Но сказать было легче, чем сделать. Владимир твёрдо решил - не оставаться в Галиче, не бросать Алёну на милость толпы. Та же толпа пятнадцать лет назад ворвалась в княжеский терем, перебив дружинников, силком вытащила Настасью-поповну и спалила её на площади, а сына её малолетнего бросила в поруб. Значит, надо было уезжать всем. Но куда? В Киев, к великим князьям Рюрику и Святославу? Но у тех свои заботы, хоть и соправители, а всё ждут, когда один другому дорогу перебежит. На Волынь, к Роману? Боязно. Да и в мире он с ляхами - мать-то оттуда, сестра короля Казимира. Не пойдёт Роман против родича. Аль отправиться в Новгород-Северский, к любимой сестре Ефросинье Ярославне и супругу её, Игорю Святославичу? Но племя Ольговичей само многочисленно, а Святослав киевский из Ольговичей. Прикажет - и сгонят его. Податься дальше, в Залесье, ко Всеволоду Юрьевичу? И что тогда? Изгоем век доживать? А Алёна?
Совет пришёл от его доброхотов, братьев Иванковичей. Старший, Мефодий, предложил поискать ратной силы на стороне. В прошлом у Ярослава Владимирковича Осмомысла с Венгрией был союз. Неужто король Бэла не поддержит соседа и союзника? Посулить ему денег из казны - он и даст свои полки. Угры выгонят из Галиции Настасьича с его ляхами, заодно усмирят Владимировых недоброхотов, а взамен… взамен можно пожелать что угодно, лишь бы помогли!
Решено было быстро. Собравшись, Владимир с женой Алёной и двумя сыновьями, Василько и Иваном, забрав большую часть казны и нескольких верных дружинников, ускакал в Венгрию, на поклон к королю Бале.
Глава 3
1
Бояре и не надеялись, что Владимир отдаст им Алёну. Ближние его наверняка ведали, как привязан князь к своей любовнице - скорее руку себе отрубит, чем её обидит. Сам того не ведая, крепко напугал Владимира Заслав - поверил князь, что хотят бояре Алениной смерти, и убежал.
Но радоваться было рано - в поле ушло войско под водительством посланного через Романа Всеволода Мстиславича. Через несколько дней пришла худая весть -встретились полки с ляхами и были разбиты. Всеволод Мстиславич с небольшой дружиной ушёл обратно на Волынь, а ляхи, разметав галичан, спешили к столице.
Олег Настасьич въезжал в город счастливый и гордый. Подле него по правую руку ехал ляшский воевода Пакослав, присланный ему королём Казимиром. По левую - боярин Володислав, по крови тоже лях, но из Польши давно выехавший и служивший всё это время Галичу. Блюдя свою выгоду, он не сразу последовал за Олегом во Вручий и, лишь убедившись, что Владимир ещё хуже, прискакал к князю-изгою и надоумил его идти в Польшу за подмогой.
Улицы города были полны народом. Люди жались к заборам, толпились в проулках. Иные вовсе не выходили дальше двора, но посмотреть на ляхов собрался едва ли не весь Галич. Всадники были как на подбор - крепкие, сильные, кряжистые. Гарцевавший впереди Олег сиял и улыбался. Мерно гудели на соборе колокола, и в такт им тяжело бухало его сердце. Свершилось! Он вернулся в Галич!
Воевода Пакослав что-то сказал. Боярин Володислав тут же перевёл:
- Говорит, зело красив твой город, княже!
- Да, - расцвёл Олег. - Красив!
- И богат, - снова через толмача изрёк Пакослав.
- Всего у меня вдоволь! - закивал Олег. - С Византией и Европой торгуем! Не хуже Новгорода!
- Сие меня зело радует, - усмехнулся в длинные светлые усы Пакослав. - Поелику обещал ты моим воям богатую награду, а до сей поры только и получили мы, что путём забрали.
В походе ляхи, как любые иноземцы во вражьей стране, промышляли грабежом, отнимая у крестьян урожай и скотину, а иногда залезая в дома. Олег не старался пресекать грабёж и разбой - с собой казны у него было не так много, хоть и добавил из своих сбережений боярин Володислав. Но семидесяти гривен, на которых сошлись с воеводой Пакославом, добыть не удалось. Значит, их надо было достать откуда-то ещё - вот и тягали ляхи все, что плохо лежит.
* * *
С немногими верными дружинниками и слугами, везя в возке уставшую с дороги, полусонную Алёну и вконец умаявшихся мальчишек, прискакал Владимир Ярославич в Эстергом, стольный град Венгрии.
Долго царило здесь немирье. Двадцать с малым лет раздирали страну раздоры - византийский император Мануил Комнин старался посадить на венгерский стол угодного ему короля. Сперва он хотел видеть королём Стефана Второго, но, видя нерасположение народа, признал королём его племянника, будущего Стефана Третьего, вскоре женившегося на дочери Ярослава Осмомысла. Его младшего брата Бэлу Мануил Комнин женил на своей дочери. Однако рождение у Мануила долгожданного сына и смерть Стефана Третьего спутали планы - Бэла лишился невесты и вернулся в Венгрию, где началась новая усобица. Одни хотели, чтобы Бэла стал королём вслед старшему брату. Другие, боявшиеся, что воспитанный при византийском дворе Бэла будет действовать под влиянием Мануила Комнина, хотели дождаться, пока разрешится от бремени вдова Стефана, Ярославна. Третьи желали, чтобы королём стал младший брат Бэлы, за которого ратовала его мать, русская княгиня Ефросиния Мстиславовна. Однако Бэле повезло, и вот уже более десяти лет он спокойно правил Венгрией. Правил до тех пор, пока не прискакал к нему, ища помощи, Владимир Ярославич галицкий.
Соседи-правители встретились в большой зале. Бэла сразу пригласил Владимира садиться, долго расспрашивал о житье-бытье, о здоровье жены и детей, о дорогах и состоянии дел на Руси. Сын и внук русских княжон, Бэла живо сознавал свою причастность к этой стране. Но, воспитанный в Византии, приученный к её интригам, тайнам, заговорам и обманам, закалённый в борьбе с внутренними врагами, он привык искать свою выгоду. С Ярославом Осмомыслом у него был союз. Стоит ли помогать его сыну?
Владимир был немного старше Бэлы - его возраст приближался к сорока годам. Но разгульная жизнь, пьянство и лишения молодости, когда он несколько лет был вынужден скитаться по волостям, да и последние страхи состарили его. Сгорбившись, стиснув кулаки, Владимир глухим голосом рассказывал о смуте в Галиче.
Беседу вели на греческом - Бэла учился ему у Мануила Комнина, а Владимира наставляли дьяки, как любого княжича.
- Уведал я, что идёт на меня младший брат мой, незаконный сын отцов, Олег, блудной попадьи Настасьи сын. В прошлые годы, когда изгнал отец меня и мать из Галича, а эту Настасью с её пащенком ввёл в палаты, взбунтовался Галич. Настасью, ведьму, спалили, сынка её приблудного в поруб бросили, а отцу наказали мою мать вернуть и жить с нею в мире и согласии. Хоть и противился отец, а я занял родительский стол, да галичане… По нраву им пришлась вольница! Привыкли, что отец под их дуду пляшет.
- Отец твой был мудрым правителем, - осторожно вставил Бэла. - Его величали Многомысленным…
- О многом он думал, только не обо мне! - вскинулся Владимир. - Ему бы промыслить, как Галицкое вече усмирить, а он книги читал… И вот ныне вече сызнова взбунтовалось. Олег Настасьич, попадьин сын, на меня с войском идёт, а они на меня. Порешили жену мою убить - не хотим, мол, ей кланяться… Что им важнее? Каких кровей моя жена иль кто ими править будет?
- А каких кровей твоя жена? - осторожно спросил Бэла.