- Вот это, как говорил покойный Низами, саг ол, Пушкин! Включи-ка, соседушка, послушаем. Отлично сказано, что вино хорошо старое, а магнитофон - новый.
Неймат включил магнитофон. Всякий раз, как звучал новый голос, Мензер вскрикивала:
- Ой, муженек! Клянусь жизнью, это наш Неймат! Вай, муженек, ей-богу, наша Сурея! Ой, тетушка Бикя, клянусь богом, тетушка Бикя! - как будто из магнитофона должен был послышаться по крайней мере голос Моллы Насреддина.
Открытия Мензер продолжались.
- Карменчик! Джильдочка! - кричала она.
- Мурзик? - вдруг вскинулся Муршуд. - Это она на Муртуза Балаевича? Ах, проказница!
Из магнитофона послышался голос Неймата: "…Если я еще раз увижу…"
И настала тишина.
- Всё, - сказал Неймат и нажал на клавишу.
- А что ты сделаешь, Неймат, если еще раз увидишь, - сказал Муршуд, - скажи по секрету…
- Да я и сам не знаю.
- Силы небесные, какое это чудо, - сказала Мензер. - Голубчик, Неймат, я тебя прошу, давай еще раз послушаем.
Неймат нажал на клавишу. Прослушали еще раз.
- Сурея, родная! Тетушка Бикя! Ах ты, боже мой! - снова вскрикивала Мензер, узнавая голоса.
Снова послышался голос Неймата: "…Если я еще раз увижу…"
И настала тишина.
- Всё, - сказал Неймат и нажал на клавишу.
Неймат и Муршуд сели играть в шахматы.
У Муршуда и тут была особая манера. Во время игры он беспрерывно что-то напевал и приговаривал.
- В общем, назвался ткачом, Кёр-оглы, пусть несут пряжу; а если я, Неймат-муаллим, скажу тебе здесь "шах", куда ты пойдешь? Ага, сюда! Оч-чень хорошо, оч-чень приятно; куплю, говорит, доченька, тебе башмаки, хватит босиком по двору гонять; купи, говорит, папочка, да буду я твоей жертвой! Вот еще раз шах; шах - и серьги в ушах; шел мальчишка на урок, сделал он по льду шажок, поскользнулся, растянулся, рассердился, замахнулся, беру, сказал, эту ладью вот этим конем; ты спросишь - зачем, отвечу: так нужно; горы, говорит, мои горы, замки моей печали; не трогай, говорит, меня, не лезь, не до тебя теперь; да… отдали, значит, девушку за лысого, и вот однажды… Однажды видят - шах, еще шах! Значит, вот ты как? Очень мило с твоей стороны! Теперь ты мне говоришь…
Вдруг этот поток слов иссяк. Муршуд запнулся, жалобно посмотрел на Неймата.
- Ой, уже мат? - сказал он. - Как же это случилось, а? Ах ты, черт, не заметил я вторую ладью! Чтоб тебя разорвало, я ж выигрывал! Так славно тебя прижал… Тьфу, будь я проклят вместе с этой игрой! Ну, давай еще разок.
Из передней послышались голоса.
- Милости просим, заходите, - говорила Сурея.
Неймат узнал гостей по голосам. Это была средняя сестра Суреи - Таира - с мужем Джаббаром.
Неймат встал, вышел им навстречу.
Джаббар был тихий, кроткий человечек. Тише воды ниже травы. А Таира - совсем наоборот.
И муж и жена были химики. Он кандидат, она кандидат. Он писал теперь докторскую.
Джаббар произносил слова чрезвычайно ясно, четко и изъяснялся исключительно литературным языком: "Я и Таира уже около пяти лет состоим в браке. Мы постоянно ежевечерне гуляем в Приморском парке, дышим свежим воздухом… Это стало для нас внутренней необходимостью".
У них был хилый мальчуган. Когда Неймат видел его, сердце кровью обливалось. Таира донимала сына риторическими вопросами: "Как кушает Алик? Алик кушает плохо. А как кушает Фатик (ребенка звали Фуад)? Фатик кушает хорошо. Что делает Алик со своей бедной мамой? Алик ее мучает. А Фатик? Фатик слушает маму".
Мальчишка выслушивал все это безучастно. Никто не знал, кто он такой, этот злой демон Алик, даже сама Таира. Неймат понимал, что это исчадье ада было выдумано лишь для того, чтобы оттенить ангелоподобность Фатика.
Неделю назад они получили новую квартиру. Но подготовка к событию шла давно. Уже полгода основной их темой была квартира. А до этого основной темой были поиски горшка для Фатика. "Не осталось места, куда бы мы не заглянули, и нет как нет! Нельзя же покупать что под руку попадется. Бывают импортные - удобные и красивые". Наконец однажды Таира с гордостью сообщила, что нашла-таки именно такой в сураханском универмаге: удобный, красивый, импортный. "Ей-богу, ребенка прямо тянет на горшок. Фатик как садится, так вставать не хочет!.."
Три года назад излюбленной темой было путешествие по Дунаю. Они объездили шесть стран. Неймат думал: "Не знаю, как им, а собеседникам это путешествие дорого обошлось". Где бы кто о чем ни заговорил, Таира моментально прерывала:
- Помнишь, Джабош, когда мы были в Румынии…
(У нее вообще была манера перебивать прежде всего мужа, а впрочем, и любого другого, возражать, уточнять, дополнять, переводить разговор на тему, ничего общего с предыдущей не имеющую.)
Джаббар важно отвечал:
- Да, Таира, я хорошо это помню.
Таира называла своего мужа Джабошем.
"Что за привычка у этих сестер: и Аля верзилу зовет Мурзиком. Джабош, Мурзик. Хорошо, что Сурея не догадалась прозвать меня как-нибудь в этом роде".
- Посмотри, Джабош, - сказала Таира, - они купили магнитофон.
- Да, я вижу. Поздравляю. На доброе здоровье.
- Спасибо.
- Ты помнишь, Джабош, мы в Австрии видели магнитофон в такой желтой коробке?
"Господи!" - подумал Неймат.
- Ну как ваша новая квартира? - спросил он.
Все-таки квартира была относительно более свежей темой.
- Хорошо, - ответил Джаббар. - Два балкона. Высота три метра. Дом построен по старому проекту. Премило. - "Премило" была наиболее употребительная его оценка. - Я опасался, что санитарный узел и ванная будут совмещены. Ведь это характерно для новых зданий. Но нам посчастливилось. Ванная отдельно. Туалет отдельно. Премило.
В комнату вошла Сурея, и он повторил:
- Ванная отдельно, туалет отдельно. Премило. - Он сделал странное движение руками. Как будто обрисовывал форму туалета. - Премило. Белый кафель. И в туалете, и в кухне, и в ванной комнате. Вот только душ немного…
Таира тут же прервала его:
- Не понимаю, что тебе неймется с этим душем. Мы же договорились, что позовем мастера и поменяем.
- Конечно, - сказал Джаббар, - но я…
- В большинстве новостроек нет никакого кафеля, - сказала Таира. - Нужно доставать и делать все самим.
- Ты знаешь, Неймат, необыкновенно чистый, высококачественный кафель, - сказал Джаббар. - Клянусь здоровьем Таиры и Суреи, на него невозможно наглядеться.
Он часто клялся здоровьем жены. В разговоре с Нейматом присовокуплял к ней и Сурею, а с Муртузом - Алю.
- Неймат, - сказала Сурея, - включи-ка магнитофон. Пусть послушают.
Неймат нажал на клавишу.
"…Ну, скажите что-нибудь".
- Это ты… - сказала Таира.
Неймат кивнул.
Послышался голос Суреи: "…Записывает?.."
- Джаббар, слышишь, это Сурея, - сказала Таира.
- Премило, - сказал Джаббар.
Послышался голос Суреи: "…Значит, я хочу ска…"
Посмеялись.
- Премило, - повторил Джаббар.
Когда Кармен сказала "Мурзик", все снова засмеялись.
- Услышит Муртуз Балаевич, возникнет неловкость, - сказал Муршуд. - Он будет шокирован.
Таира наклонилась к Сурее и что-то зашептала ей на ухо об Алиной семье.
Джаббар слушал внимательно и время от времени повторял:
- Премило.
Послышался голос Неймата: "…Если я еще раз увижу…"
Тишина.
Муршуд стал расспрашивать Джаббара о новой квартире. Неймат краем уха слышал:
- Туалет отдельно, ванная отдельно. Премило.
Когда прощались, Сурея сказала:
- Приходите завтра в три часа на обед. Просто так. Будут только свои.
Через некоторое время собрались уходить и Муршуд с женой. Сурея повторила приглашение.
- Ногами стучать или руками? - спросил Муршуд.
Сурея не поняла.
- Экая ты, лапушка, непонятливая, - сказал Муршуд. - Я спрашиваю, с полными руками приходить?
- Нет, нет, что вы! - сказала Сурея. - Как не стыдно!
…Она начала убирать со стола.
- Лучше будет, если Але ты сам позвонишь, - сказала она. - Ты же знаешь Муртуза: если позвоню я, еще обидится.
Неймат позвонил.
- Муртуз Балаевич, - сказал он, - очень просим вас пожаловать к нам завтра вместе с Алией-ханум. К трем часам. Нет, нет, просто так, все свои… Да нет, никакого события! Ей-богу, правда. Клянусь вам. - "Вот горе. Хоть анкету заполняй". - Да нет же, день рождения Кармен в апреле, Джильды - в ноябре, Нергиз - в мае, Суреи - тоже в мае. Мой? Право, не помню. Но не завтра… Так… всего хорошего.
Муртуз был фронтовым товарищем первого мужа Суреи. Может быть, поэтому он никак не мог примириться с Нейматом. Бедный Неймат выказывал ему всяческое почтение. Как-никак тот был намного старше и Неймата и Джаббара. Дородный, солидный, представительный. Седовласый полковник в отставке - Муртуз Муртузов.
Когда он надевал все свои ордена и медали, на груди не оставалось места, чтоб иголку воткнуть. Супруга была ему под стать - видная, красивая дама.
У них было двое детей - дочь Фирангиз и сын Спартак.
- Ладно, я пойду, - сказал Неймат, - завтра рано вставать.
В переднюю заглянула Мензер.
- Вы еще не легли? Ради бога, извините. Мы с Муршудом поспорили. Он говорит: там нет голоса тети Бики. Да буду я твоей жертвой, братец Неймат, дай я еще раз послушаю, своими ушами.
Неймат включил магнитофон.
- Когда кончится, нажмите вот здесь, - сказал он. И пошел в другую комнату. Услышал свой голос:
"…Ну, скажите что-нибудь…"
Разделся, лег. Погладил рукой висящую над кроватью карту, угадывая в темноте казахские названия: Каратау, Ахсуат, Аягуз…
Степи, поля, палатки… Он попытался представить себе все это. И задремал потихоньку. Сон затягивал его в теплый омут. В забытьи он услышал из другой комнаты свой голос: "…Если я еще раз увижу…"
Потом тишина и темнота сомкнулись.
Первым пришел Дадаш. Правда, Муршуд с женой пришли еще раньше, но они, соседи, не в счет. Дадаш всюду бывал один. Почему-то он никогда не выводил в свет свою жену.
- У тебя прекрасная квартира, - сказал он. - Особенно этот вид. Чудесная панорама.
Они стояли у окна и смотрели на город. Неймат давал пояснения:
- Вон верхушка Девичьей башни. Теперь взгляните направо. Вот так. Это музей Низами. Нет, кино с той стороны. Смотрите по направлению моего пальца.
- Дадаш Мамедович… - сказал Муршуд. Неймат познакомил его с Дадашем всего десять минут назад, но Муршуд уже успел узнать его отчество. Вообще у Муршуда была поразительная память. Он знал отчества всех мало-мальски видных людей.
Дадаш не услышал обращения, и Муршуд повысил голос:
- Дадаш Мамедович, вы слышали, Хосрова Теюбовича перевели в Азпромсовет.
Еще одной особенностью Муршуда была необычайная осведомленность о переменах в официальных кругах.
Дадаш с минуту остолбенело смотрел на него.
- А кто такой Хосров Теюбович? - спросил он.
Муршуд был удивлен еще больше:
- Вы не знаете Хосрова Теюбовича? Ну, Годжаев, Хосров Теюбович! Одно время он работал прокурором в Шемахе, потом его перевели исполкомом в Маштаги. Сейчас я объясню вам, вы сразу вспомните. Его брат Аскер Сулейманов работает в Министерстве просвещения, Аскер Теюбович Сулейманов. Они родные братья, но фамилии у них разные. Вспомнили?
- A-а! Братец Черного Аскера?
- Верно, верно, - просиял Муршуд. - Его называют Черным Аскером. Так вот, Хосров Теюбович - его родной брат. Но они, кажется, не очень дружны.
- Брата я не знаю, - сказал Дадаш, - но Черный Аскер мошенник и дурак. Одно время он работал на радио и не пропускал в эфир газель Хагани… Как это… "Если ты не придешь, я всю землю сожгу…" Дескать, не можем мы поощрять такое изуверство. Выгнали его оттуда…
- Ах, - Муршуд снова заулыбался, - как вы правы, как это верно!
Муршуд был довольно рослым мужчиной, но когда судьба сталкивала его с какой-нибудь значительной личностью, он как-то съеживался, становился меньше. Неймат подумал, что подхалимство вообще омерзительно, но богатырски сложенный подхалим - это просто патология.
Послышался звонок.
Пришли Таира и Джаббар.
Когда дверь отворилась, в комнату донеслись кухонные ароматы.
Муршуд возбужденно посмотрел на Дадаша, хихикнул, потер руки.
- Я думаю, может, приступим к плову, - сказал он. - Больше никого не будет?..
Дадаш слабо улыбнулся. Он еще не освоился с юмором Муршуда.
- Ай, старик, ну что заладил "плов, плов", - заворчала Мензер. - Может, тебя не на плов позвали…
Неймат подумал, что получается как-то неудобно. Семейство Муртуза опоздает минимум на час. Так уж повелось. Пригласили всех ради Дадаша, а ждут Муртуза.
Дадаш и вправду заскучал. Кажется, его не очень занимала беседа с Муршудом о переменах в административных кругах. А может быть, он подобные сведения получал из более авторитетных источников, обсуждая их с людьми, которых считал равными себе по положению…
- Дадаш-муаллим, - объявил Неймат, - я купил магнитофон, и мы записали наши голоса. Не хотите ли послушать?
- Отчего же?
Неймат нажал на клавишу:
"…Ну скажите что-нибудь".
Знакомые слова, фразы, смех заскользили, как давно примелькавшиеся картины привычной дороги.
"…Значит, я хочу ска…"
"…У Али тоже есть такой…"
"…Хохмачи…"
"…Если я еще раз увижу…"
- Занятно, - усмехнулся Дадаш, - очень занятно.
В дверь постучали. Прибыли Аля и Муртуз.
- Сейчас подаю, - сказала тетя Бикя, - проходите, дорогие гости, усаживайтесь.
Познакомили Муртуза с Дадашем.
- Купили магнитофон? - спросил Муртуз.
- Они записали такие интересные слова, - кокетливо протянула Мензер, - включи, а, Неймат? Пусть они тоже послушают.
"Господи, помилуй меня!" - взмолился Неймат.
- Сейчас, - сказал он…
Послышался его голос, голос Суреи. Вдруг он вспомнил, что на ленте есть слово "Мурзик". Остановить уже нельзя. Поздно. Он попытался вспомнить это место. Значит, тетя Бикя хвалит магнитофон Муртуза и где-то тут Кармен говорит: "Мурзик". Ах, но ведь Бикя же не в одном месте хвалит, она повторяет это как заведенная.
И тут послышался голос Кармен: "…Грандмаман в таком восторге…"
- Муртуз Балаевич, - вскрикнул Неймат изо всех сил, - завтра смотрим футбол, а?! Как вы думаете?
Сурея удивленно подняла брови:
- Что ты так кричишь?
Неймат подумал: "Если б ты знала, закричала бы еще громче…" Послышался его голос из магнитофона: "…Нергиз, доченька…"
Он облегченно вздохнул. Кажется, пронесло. Никто ничего не услышал, не учуял, не понял.
- А как же! - сказал Муртуз. - Обязательно!
Аля и Таира о чем-то шептались. До Неймата доходили обрывки Алиных фраз: "Господи, она так выпендривается… Извела парня совсем".
Неймат не знал, о ком идет речь, но догадался, что Алия-ханум говорит об очередном романе своего сына Спартака. Двадцатичетырехлетний Спартак был рубахой-парнем, не дураком выпить и погулять. С помощью папиных звонков он в прошлом году кое-как окончил мединститут. Надо было пожалеть тех, кому суждено у него лечиться. Девчонок он менял еженедельно. Ежедневно. Муртуз не без гордости взирал на сыновние победы. "Яблоко от яблони недалеко падает; мне и самому смолоду девки проходу не давали".
Аля делала вид, будто куда как недовольна приключениями Спартака. Она не отвечала на бесконечные телефонные звонки, рывком вешала трубку. Но Неймат знал, что в глубине души ей приятна мужская слава Спартака так же, как положение Муртуза, как непорочность и отличная учеба Фирангиз.
Ее высказывания также были противоречивы: то она твердила об авторитете Муртуза, об уважении к нему в высших сферах, о семейном счастье, то вдруг из-за какой-нибудь чепухи начинала жаловаться на судьбу: "Эх, Сурея, ей-богу, я иногда думаю: зачем мне эта красота, этот ум, эта фигура, лучше б вместо этого бог дал мне немного счастья".
В другом углу комнаты Муршуд крепко взялся за Муртуза. Беседа с Дадашем не получилась, но зато теперь собеседники упивались друг другом.
- Вы, Муртуз Балаевич, конечно, знаете, что Махмуда Исрафиловича только что назначили замминистра.
- Да что ты? А кого же на его место?
- Тураба Курбановича.
- Да что ты?! А на место Тураба?
- На место Тураба Курбановича - Закира Зульфугаровича. А на место Закира Зульфугаровича как раз вот и пришел Махмуд Исрафилович.
- Шило на мыло.
- В самом деле, - рассмеялся Муршуд. - Вы абсолютно правы. Произошла небольшая перестановка. Так сказать, перемена мест слагаемых.
Административные катаклизмы Муртуз переживал так же бурно, как Муршуд. Однако он всегда оставался недоволен переменами. "Сняли такого-то. Назначили такого-то. Подумать только! Куда мы идем? В мое время этого не было. Понятно, почему никто никого не слушает".
- Прошу за стол, - сказала Сурея.
Неймат ломал голову. "Как быть? Я устроил это для Дадаша. Он у нас впервые. Но если я попробую поднять первый бокал не за Муртуза, а за Дадаша, Муртуз Балаевич тут же обидится, Аля надуется, Сурея расстроится, и - прощай спокойная жизнь. Вместе с тем…"
И вдруг он нашел выход. Гениальный выход! Как говорит Джабош, "премило"!
Он встал.
- Я предлагаю, - сказал он, - выпить первый бокал за здоровье тамады - Муртуза Балаевича. За здоровье его семьи. Попросим его руководить нашей маленькой компанией как истинного полководца, полковника.
Все рассмеялись.
"Ну вот, - мысленно вздохнул Неймат, - тьфу, тьфу, не сглазить бы, и эта беда миновала".
Неймат постоянно боялся прогневать Муртуза. Весь ужас был в том, что ни один смертный не мог знать, когда, на что и почему Муртуз обидится. Бывало, что мимолетное слово, простая шутка становились причиной такого гнева, что Алина семья была с ними в ссоре месяцами, а тетушка Бикя устраивала Неймату непрерывные скандалы. После смерти первого мужа Суреи - Асада - любимцем тети Бики стал Муртуз, и, видя его недовольство, тетя Бикя действовала по принципу "крикну на дочь, чтоб невестка слышала". При Неймате она начинала рассказывать Сурее: "Была я сегодня у Али. Муртуз так расстроен. Говорит мне: "Бикя, у молодежи не осталось ничего святого - вчерашний сопляк ввернет тебе такое, что так и замрешь на месте; кто теперь обращает внимание - старше, младше? Кто уважает седины? Вызубрят, как попугаи, несколько умных словечек, прочитают три-четыре книжки и считают себя умнее всех. Дал бы, говорит, я им лопаты в руки и поглядел, как они траншею выроют, умники. Это им не книжки листать, не бумагу марать…""