* * *
…Я вдохнул запах твоих волос и чуть не закричал: так сильно я тебя, любимую, вспомнил…
Тут я проснулся. Палата, капельница, полумрак. Колоть меня уже некуда, медсестра вечером нашла годный ещё сосуд на левой ноге, под ногтем большого пальца, пристроила капельницу. Боли я не почувствовал. Есть–таки плюсы в моём теперешнем состоянии.
Сестра дремлет в углу на кушетке.
Врачи боятся, что умру. Наверное, не исключено. Возраст. Говорят, человек столько живёт, сколько времени сохраняют активность его мозги. Если судить по моим снам, то мне ещё жить да жить. Сквозь годы мчась…
Сны и реальность, когда становятся воспоминаниями, одинаково недоступны, а по яркости впечатлений могут даже соперничать.
Мне нельзя волноваться, но я осторожно, чтобы не разбудить медсестру и чтобы не умереть, сосредоточился и, задерживая дыхание, позволил себе тихонько усмехнуться: "А, всё–таки, я добился тебя, Наташка!..".
24.12.03 11:03
МУЖ
Жену изнасиловали. Какой ужас!
Представьте: у вас тёплая, уютная квартира. Хрустальная люстра, камин и первые месяцы совместной жизни с любимой женщиной. Первые сладкие, красочные, безумные месяцы.
Кровать не остывает, вы не успеваете поесть, вам некогда даже сходить в туалет. Вы дождались и дорвались. Вы безраздельно владеете и обладаете. Пока у вас ещё нет друзей, знакомых, с которыми вы дружите семьями. Это будет потом. Пока вы владеете и обладаете, и вам этого достаточно.
И вот представьте ещё. Как–нибудь к вам в квартиру звонит какой–то тип и просит переговорить пару минут с вашей супругой на лестнице. Она согласна, она, да, выходит, а потом через пару минут возвращается в слегка разорванном халате, и долго не выходит из ванной.
Вы в постели, которая не остывала у вас два месяца, а ваша жена, неизвестно по каким причинам, закрылась и не выходит из ванной.
Потом она выходит. Да, это был её бывший муж. Она не хотела, но он такой дурак, он такой сильный. Он так её любит, и очень соскучился. Но она, правда, не хотела. Всё случилось помимо её воли.
Да, конечно, нужно обратиться в суд, пусть его посадят. Ну, надо же - такой дурак! Весь грязный, помятый, но уже неделю не пьёт. Пусть его посадят в тюрьму.
Потом она ещё раз забегает в ванную, ложится к вам в постель, но что–то не клеится, мысли о разных глупостях, в том числе и о бывшем муже, который пришёл и изнасиловал вашу жену.
Что вы можете сделать? Звать на помощь дружинников? Обратиться к следователю, прокурору? Кому вы можете рассказать про свою беду?
А в постели, которая временами стала по углам промерзать, у вас снова и снова не клеится. Ваша жена - у неё уже прошло несколько синяков на груди и на бёдрах - ваша жена начинает плакать. Она начинает требовать, чтобы вы непременно обратились в суд, к адвокату, куда угодно, но так продолжаться не должно. У неё кашель. Она простудилась в кровати. Вы идёте к адвокату, параллельно записываетесь на приём к сексопатологу.
АДВОКАТ: но он же муж? Да, конечно, бывший. Муж?.. Нет, ну, напишите заявление. Хорошо, мы напишем вместе, триста рублей. Но он, говорите, муж?.. Бывший… Муж?..
СЕКСОПАТОЛОГ: Дышите. Не дышите. Лягте. Встаньте. Не ешьте мяса. Не ешьте хлеба. Спиртного не пейте. Воды поменьше. Я бы на вашем месте вообще повесился. Триста рублей. Мальчики не интересуют?
Ваша жена в истерике. По ночам вы представляете те две минуты, когда тот, который, хоть и муж, но ведь она, правда, не хотела. И две минуты вам кажутся вечностью. И они повторяются каждую ночь на экране закрытых шторок ваших век.
И вы добиваетесь суда. И в зале собираются незнакомые люди, которым вы с женой рассказываете, как всё произошло. Потом рассказывает она сама. - Да, - отвечает она на вопрос. - И здесь. И здесь.
А присяжные не поймут, в чём дело. Они, конечно, с интересом выслушивают, как всё происходило. - Как? На вас даже не было трусиков?! А он - ваш муж? Ну да, бывший. Ну, и что же вы хотите? В тюрьму? Мужа? Ну да, бывшего. За что?..
Не понимают даже судьи. Адвокат защищает вяло, он сам не верит, что ваше дело правое. Бывший муж молчит. Он сидит, опустив почерневшее лицо в чёрные же свои руки. Он ничего не помнит.
Суд удаляется на совещание и не приходит. Одна из присяжных попросила у бывшего мужа телефончик. Вас уже никто не замечает. Вы никому не нужны и не интересны.
Вы приходите домой, садитесь на маленькие стулья в спальне. Вы смотрите на кровать, вы боитесь к ней подойти. Она покрылась инеем и кажется, что он не растает никогда.
14.09.95 г.
МЕРА ЛЮБВИ
Я любил тебя. Любил пылко, страстно, сильно. Так не любят. Так не хотят. Это была болезнь.
Я так хотел, чтобы ты мне изменила. Изменила. Изменила. Изменила. Потому что я сильно и страстно любил тебя. А так нельзя.
От женщины можно сбежать, когда она тебе изменит. Когда изменяет. Замечательный повод! Не подошли характерами. Наскучили тела. С другим, наверное, интереснее. Как узнать, если не попробовать, как с другим?
Я тебя любил. И у меня не было выхода. Уйти, бросить, самому переключиться на какую–то другую женщину, я не мог. Я знал, что это получится у тебя.
У тебя получилось. И так здорово, что даже я не ожидал. Это была и не измена вовсе. У тебя с ним ничего не было. Если не считать… Да, если этого не считать, то ничего, конечно, не было. И ты ему рассказала, как любишь меня. Единственного своего и неповторимого. Неповторяемого. Если не считать, то это была и не измена вовсе. А, впрочем, что нас связывало? Чем мы были обязаны друг другу? Встретясь - шутили. Шутя целовалися. Ничем не обязаны. В мире каждую секунду рождаются и гибнут тысячи связей. Шутя, ты рассказала мне про эту свою почти не связь. Взахлёб, с восторгом и радостью, как только можно рассказывать самому близкому человеку.
Я не упал, не умер. Со мной не случилось истерики. В конце концов, я сам этого хотел. Во рту что–то пересохло. Почему не попить водички? Воды целый графин. Я сам этого хотел. Я представлял, как мне будет легко. И руки и ноги развязаны. То было какое–то чувство вины: обманул - и не женюсь. Ну, в конечном счёте, всё равно выходит, что обманул. А тут - прекрасный случай: вот видишь, сама виновата. Ай–ай–ай, какая бессовестная! И у меня и руки и ноги развязаны. И никакого чувства вины.
Но я тебя любил. Оказалось, что любил, даже с развязанными ногами. Как бы я ни прятал, как бы ни скрывал это от самого себя, я любил тебя. Почему–то я чувствовал, что, хотя 40 лет, это ещё не предел, а, если и предел, то не последний, но… как будто должно было что–то, самое дорогое, потеряться безвозвратно, и я должен отвернуться, не заметить, и даже забыть, что оно у меня было.
Потом ты плакала, говорила, что то, что случилось, совсем не случилось. А любишь ты меня. Но мне–то была какая разница. Мне нужно было тебя бросить, и я дождался уважительной причины. Ах ты, бессовестная! Изменница. А я - свободен. Как пень. Как перст. Как сокол. Хочу - к Людке пойду. Хочу - к Нинке Васильевой. Пока ты плакала, мучаясь угрызениями совести, я ходил по бабам. Самый простой способ разлюбить, забыть женщину - это поспать, либо позаниматься бессонницей с другой женщиной. Я завлёк женщину, кинулся на неё спать, но у меня ничего не вышло. Я думал, что это какая–то ошибка, и кинулся ещё и ещё. Женщина нормальная. Прекрасные пропорции. Совершенная, гладкая кожа. Глубокие глаза. Она мне говорила: "Что с вами?", да, она была ещё и молода, как ты, называла меня на "вы". Была внимательна, тактична и терпелива, даже без меры. Ведь, всё равно, у меня ничего не получилось. И не могло. Я тебя любил. Я любил тебя.
Во всём виновата была, конечно, ты. Сучка проклятая. Проститутка. За всё, что сам я с тобой сделал, я злился на тебя. Тогда, когда у меня ничего не получилось, я побежал к тебе. Я всё–таки побежал к тебе. Я вырвал тебя из тёплого гнезда твоих родителей и трахнул тут же, в подъезде, стоя, осыпая ругательствами и проклятьями.
И были ещё встречи, короткие и безумные, как прыжки в пропасть. Был какой–то восторг предсмертия любви, её сладострастная агония.
Расстались обычно. Так, как обычно расстаются навсегда. Ты выходила замуж. У тебя была новая любовь. И я благодарил Бога, что, в сущности, всё кончилось так благополучно. Ты определена. И я, наконец–то, свободен.
Когда любовь, когда эта жгучая страсть, покинула моё тело, моё сознание, я, конечно, смог опять зажить спокойной, размеренной жизнью одинокого сорокалетнего мужчины. Который неподконтролен, никому ничего не обязан. Который встречается с женщиной, когда ему нужна женщина и давит в огороде колорадского жучка в промежутках времени, когда женщина не нужна. Когда захотел - выпил. И постирал себе носки, когда захотел.
Через пару лет моей прекрасной независимой жизни я встретил тебя в скверике Туглук–батыра. Коляска, ребёнок. Хороший ребёнок. Хохотун, весь в тебя. Но увидел меня, и ему захотелось плакать. Потом, дома, я посмотрелся в зеркало. Что–то, действительно, было в облике жалостное. И я подумал, что, видимо, на всё в жизни отпускается какая–то мера. Зла, терпимости, добра, здоровья. Мера любви. Я много, беспорядочно влюблялся. И мне везло на удивительных, замечательных, прекрасных женщин. Они безоглядно доверялись моим обманчивым восторгам. И, благодаря им, я прожил много мучительно–счастливых и разных жизней. А с тобой что–то сломалось. После тебя. Там, в сквере, среди фраз о быте, семье и погоде, я вдруг случайно запнулся. Всё было хорошо. Светило солнце. В коляске играл ребёнок. А в больших твоих глазах, если заглянуть туда глубже, оставалась на всю нашу с тобой, уже разделенную, жизнь, твоя любовь первая, и моя - последняя.
17.06.93 г.
ЛЮБИМАЯ, СПИ…
Ты сидишь в нашей маленькой кухоньке, прижав колени к подбородку. Тонкий халатик. Длинные, стройные ноги. У нас сегодня в квартире Менандр, делает мойку, и ты должна с ним переспать. И ты сидишь, прижав к подбородку свои стройные ноги, и наблюдаешь за качеством исполнения работы.
Менандр мастер. Народный умелец. Его отец только потому и смог выйти из тюрьмы в 53‑м, что у него были золотые руки. Менандр в отца. И посадить его не должны. Потому что и отцы нашего города, и даже его матери, ценят Менандра и любят.
К нам Мастер - Золотые-Руки зашёл из уважения к моей жене. Когда–то они вместе учились, и когда–то моя Адель сказала ему, что он совсем не может целоваться, что он её обслюнявил. Я же целовался очень хорошо, сухо, Адель влюбилась в меня без памяти, и мы отсчитывали первые дни сладкого медового месяца.
Медовый месяц без мебели всё равно, что цыган без лошади, и тут к нам пришёл Менандр, и ты должна была с ним переспать, и следила на кухне, чтобы работа того стоила. Я не какой–нибудь ханжа и не ретроград. Я понимаю, что нам без мойки стыдно будет даже на люди показаться, а нужен ещё встроенный шкаф, Менандр поговаривает о какой–то шикарной стенке в гостиную. Он разделся до красных плавок, поёт под нос песню про двухметрового негра знаменитого поэта Токарева, строгает и пилит, а я подаю ему инструменты, потому что я не ретроград, и нам ещё нужна стенка.
Он приходит ещё и раз, и другой. Подгонка деталей заняла много времени, но мойка, действительно, разместилась между газовой плитой и стеной, как влитая. В заключение Менандр вскакивает на неё ногами и танцует, чтобы показать, насколько прочной получилась конструкция. Я не ретроград, я тоже радуюсь, как и Адель, что мойка у нас теперь не хуже, чем у Иван Петровича.
Менандр моет руки ацетоном, затем идёт в душ. Я держу полотенце, Адель накрывает на стол. Менандр хорошо держится и после третьей, и после четвёртой. Адель улыбается ему и ходит по квартире уже без халата: ей очень понравилась мойка. - Она у тебя классная девочка - это я узнаю от Менандра и киваю ему головой. Он придёт вечером, чтобы получить за свою мойку.
И вечером раздаётся звонок. В дверях появляется Менандр. Коньяк, цветы, запах одеколона. Я одеваюсь и выхожу на улицу. Зажглись фонари. Девушки и юноши шли парами. КАК КРЕПКО ОН ДЕРЖИТ ЕЁ ЛАДОНЬ В СВОЕЙ!
Скоро в моём окне погаснет свет. Я достал сигарету, закурил. Спи, любимая, спи…
август, 1987 г.
НА СНЕГУ РОЗОВЫЙ СВЕТ
Хочу кровать. Нормальную. Нет, большую. И комнату. Для влюблённых должна быть комната…
Я бы хотела варить тебе. Что–нибудь вкусненькое. Я бы вкусно тебе готовила, как… себя. Вам, мужчинам, главное - это поесть. Ещё, чтобы было вкусно. И тогда вы можете, действительно, влюбиться в женщину. Примитив. Но с ним нужно считаться. Скушай конфетку, милый. Нет, тебе лучше колбаски. На тебе колбаски.
- Нам нужен необитаемый остров. Комната - это хорошо. Особенно, если она с колбасой и с ванной. Вот жалко, что ты не пьёшь. Не пьёшь совсем?.. Говорят, главное - девочку напоить, а потом делай с ней, что хочешь…
- А что ты хочешь?
- Тихо, тихо, милая. Я так часто не могу. Давай лучше про остров. Океания. Пальмы. Коралловый песок. Через десять лет у нас своя деревня. Через тридцать - маленькое государство. И лет сто в нём никто не будет воевать, потому что ещё достаточно крепкими будут родственные связи.
С пальмы я буду сбрасывать тебе кокосовые орехи.
- Пальмы не будет.
- Почему?
- Я не хочу, чтобы ты на неё залазил.
Я изучаю тебя. Мы знакомы уже миллион секунд, но я тебя ещё совсем не знаю. Женщина женщин. Где у тебя эрогенная зона? Здесь? И здесь? И - здесь? Как, и здесь бывает?.. Но такого не бывает! Слушай, у меня есть апельсинчик, я его хочу попробовать с тобой. Нет, тебе я, конечно, дам. Я с тобой хочу. Я не глупый. Я маньяк. Нет ничего вкуснее апельсина с любимой женщиной. Вот… На и тебе дольку…
Кровать - это, конечно, хорошо. Но скучно, как–то, по–мещански. И с той стороны она кровать. И с другой она кровать. Ну, как ты, к примеру, представляешь нашу жизнь с кроватью? Вечер, ванная, спальня, исходное положение. Никакого простора для творчества. Ты в троллейбусе пробовала? Представляешь - едешь в троллейбусе…Нет, мне все–таки очень нравится, что ты в троллейбусе не пробовала. И на чердаке. Да, у тебя полное отсутствие сексуального опыта. Я - верю тебе.
За окном зима. Позднее утро. Розовый свет низкого солнца на сверкающем снегу.
- У влюбленных должна быть комната. И я бы принимала гостей. Всех твоих друзей. У нас было бы много гостей.
- И я полгода, нет - год, собирал бы зарплату тебе на вечернее платье. Длинное вечернее платье с разрезами и вырезами. И с маленькими скромными бриллиантами. Я не боюсь, что тебя в нем увидят другие. Я горжусь тобой. Мне нравиться, что у меня такая красивая женщина. Слушай, какая ты красивая…Давай на этом как–то сосредоточимся… Дай сюда одеяло. Отдай, я тебе говорю. Кругом невыносимая жара, а ты, как чья–нибудь любовница в советском фильме - в одеяле. Вот умница. И не прикрывайся. Такое прикрывать стыдно. Прости, но у меня нет сил долго разглядывать, ты - чудо…
У нас с тобой было две дачи. Две машины. Четверо детей. У тебя два мужа. У меня две жены. Мы угорели в машине. Умерли в один день. Как и хотели. Как и должно быть среди мужчин и женщин, если они друг друга выбрали.
К вечеру все опять стало розовым. И сильнее сжал скрипучие снежинки мороз. Среди пустынного поля стояла машина. Тихо работал двигатель. И в маленькой уютной кабине было жарко–жарко.
18.06.93 г.
ПРОСТИТУТКА
Смотреть на тебя и мука, и наслаждение.
Глаза в глаза и сердце в сердце - ближе некуда.
Нет, не в последний раз.
Нет, не прощаюсь.
Но - как прощаюсь. Как - в последний.
Всё равно не может быть того, что происходит.
Как к иконе, припадаю к твоим губам.
Если и был грешен, то до тебя.
Посмотри ещё раз…Вот так…
У гостиницы "Космос" по вечерам собираются девочки. Окосмечены. Принаряжены. Начало лета. Цветы ещё только накапливают краски в бутонах, но цветник из девочек перед гостиницей готов порадовать с апреля по ноябрь, как чужеземца, так и аборигена.
Лара. Её зовут Лара. Лариса. Обычно она сидит на второй скамейке, слева от парадного. Красная юбка, разрез до пояса.
Однажды на работу так пришла. Вся столовая подавилась. Ну, мужики - кобели, все подряд.
Днём Лара работает на заводе железобетонных изделий. Секретаршей. Столовая на работе у Лары давится, то от её разрезов, то от вырезов, то от наличия отсутствия. Начальство наперебой предлагает вывезти Лару за 5 км от города, но на работе и в своём подъезде нельзя.
- Ребята, закурить не найдётся? Настроение что–то паршивое. Нет, из горла не буду. Ну, коззёл!.. Да, и возьми пепси. Неделю назад - не поверишь - первый раз водки выпила. Сам–на–сам, дома… - А это кто? Тот самый, что "Жигули" на футболе выиграл? Он как, легко снимается? Ну, - ты же не подписываешься… Да…Налей ещё…У меня есть кофе в зёрнах. Я здесь недалеко. Да, называй ты вещи своими именами! Нет, я не гнилая…что ещё?..
Ты здесь по пятницам и субботам. Я специально после работы делаю крюк, чтобы посмотреть на тебя. У меня есть сигареты, кассетник. Я впервые решаюсь сесть рядом, узнаю, что ты Лара, а у меня - прекрасный музыкальный вкус. Последнего концерта "Пинк флойд" у меня нет. Конечно, достану.
В следующую субботу у меня концерт и папина машина. Я бы поехала, но…А ты меня не изнасилуешь? Обочина шоссе. Коньяк. Ой, я почти голая. Сквозь сумерки в глаза свет фар. Автоинспекция. - Ваши документы. Посветили фонариком: - А, это ты, Лара? Когда поедем? - Вот ваши права. Вы бы ещё на дороге пристроились…
Снова суббота. Комната Лары. Деньги вперёд. Я понравился тебе и могу приходить в любое время в субботу с 21 до 23 часов. Лучше вначале позвонить.
И каждой субботы я ожидал, как праздника. Так торжественно и тщательно чистят свои пёрышки предсмертные бабки, собираясь в церковь ко всенощной
И все длинные дни недели я пересчитываю секунды, что остаются до страстной молитвы. А потом - каждый миг на глазах превращался в прошлое…Не успевала распахнуться заветная дверь, как перед глазами возникало прошлое. Ещё ни слова, но я уже чувствовал, как уходит, без возврата, всё…
Вы скажете: это противоестественно, не может быть таких чувств к девушке, у которой, вы знаете, кроме вас ещё, работы полон рот. Ну, это уж, простите, кому выпадет какая звезда. Кому нравится целомудренная, с длинной русой косой, и чтобы краснела при виде. А кому–то наоборот. И потом - нравится, не нравится - в мире каждому мужчине предназначена вполне конкретная женщина и, если она вам попалась (или, скорее, вы - ей), то уже от хлопот не отвертеться. Я жестоко страдал от необычного своего приобретения в виде, полюбившейся мне, Ларисы, однако всякий раз перешагивал через возможности установить добрые и спокойные отношения с разновидностями Стрельченко и Толкуновых. Может быть, я даже какой–нибудь больной? Нравится, хоть ты тресни, что ресницы у Ларисы обклеены вдрызг. Что всегда она может выставиться в таком ракурсе, что у вас нет вопросов, какого цвета на мадам то, что после чулок.
Потом ещё - эта "группа риска". Может, я, как всякий настоящий мужчина, просто люблю риск?