Да, а был я после суток, и проездил их с доктором Пеговым, которого не уважаю, он пьющий и не любит больных, а в медицине понимает поменьше меня, да, но всякий раз подчеркивает, он - доктор, а я - простой фельдшер, вызов на пятый этаж, так Пегов, пузо выставив, идет впереди и вольно, а я, тощий фельдшер, тащусь с сумкой и электрокардиографом, будь человеком, возьми хоть что-нибудь, мне ведь сейчас понадобятся ненатруженные руки, мне ведь, а не тебе в жилы забираться, потому что если я не заберусь, то ни ты, никто не заберется, но нет, никогда не поможет, еще бы, он - доктор, я - простой фельдшер. Да, вспомнил ночной случай.
Случай. Приехали ночью в ПНИ, там старушка горела, то есть старенькая старушка, но курящая, она курила и помаленьку начала гореть, а койка был такая прогнутая, что старушка никак не могла встать, она дымилась и кричала, но никто, и это понятно, к ней не подошел, у нее нога сгорела до черноты, и мы отвезли старушку в ожоговый центр.
Я пришел с дежурства и, помню, порадовался, что дома никого нет, следовательно, папаша на работе и не запил, это каждый день есть такое опасение, но руки золотые, и я несколько часов проспал, но все равно тело буквально разламывалось от жары и недосыпа, я, помню, подошел к окну и увидел раскаленное белое солнце и с балкона на меня накатил дневной жар, и неожиданно остро почувствовал - любить! Да, я хочу любить, нет, как раз это было не возбуждение, когда с помощью противоположного пола надо опорожнить простату, это, скорее, даже бестелесное было желание, вот хочу любить женщину, неизвестно какую, незнакомую, но любить, и желание это было таким острым, что мне даже стало жалко себя, и я даже привычно подумал, что ведь я, в сущности, еще и не любил, а потому что никогда такого не бывало: со мной эта женщина - я счастлив и живу, а нет ее - мне такая жизнь не нужна, отказываюсь от нее, и тут же заметил себе - чего только не бывает от недосыпа после трудных суток - а ведь и меня никто не любил, мол, дорогой, без тебя жить нельзя, можно, да еще и как можно.
Когда я шел в поликлинику на прием, именно тогда внезапно и почувствовал в груди легкое тепло, и я радостно понял, снова могу, хорошо помню этот день, видать, предчувствие было, что-то должно случиться, была середина июня, господи, всего три недели прошло, да, так стояла прямо разламывающая тебя жара, без ветерка, пыль висела в воздухе, и летал тополиный пух, а солнце подернуто было матовой дымкой, расплавленное и размытое, и я пожалел себя, вот мне сейчас предстоит отдавать энергию, которая только начала накапливаться, это кто бы мне сейчас свою энергию отдал, а потом бы я искупался да и поспал часиков восемь.
Да, но ведь появилось тепло и я обрадовался - могу, и тут первым пришел мальчик Андрюша с мамой, и у мальчика сегодня последний сеанс.
Есть две выигрышные у меня болезни: импотенция у мужчин молодых и средних лет и ночное недержание мочи у детей - поддаются идеально, но главное - сразу виден результат, этот вот мальчик каждую ночь мочился в постель, а после третьего сеанса постель сухая, но тут так, я всегда убеждаю, курс надо доводить до конца, это, признаюсь, не так из опасения за результат, как из видов заработка, и я положил Андрюшу на кушетку, расслабил маленько, в аутотренинге повоспитывал его волю, ну да, он же перед сном пять раз твердо и решительно приказывает себе, сегодня ночью постель будет сухая, а потом основная работа: движения вдоль позвоночника, потом правая рука на крестец, левая на низ живота, не жжет? Немного жжет вон та рука, но терпеть можно? Но терпеть можно, вот и терпи, ты же мужчина, после вашей ладони остается покраснение, сказала мать, но через день оно проходит, тогда все, это на всю оставшуюся жизнь, забудь что было, но на всякий пожарный случай не выдувай перед сном ведро воды.
И плата. Тут так, за первое посещение, значит, не беру - вдруг не понравлюсь человеку, должен ведь у него быть выбор, а потом плата за каждый сеанс, есть грабители, которые берут за весь курс вперед, мол, нравлюсь я вам или нет, а свое терять у меня нет настроения, я так не могу, правда, вначале я брал в конце курса, что называется, за конечный результат, но некоторые, почувствовав улучшение, исчезали в середине курса, потому принял простое решение - плата после каждого сеанса.
А после мальчика Андрюши вошла она.
И она была так красива, что я даже растерялся, я вскочил со стула, нет, я всегда встаю и иду навстречу больному и усаживаю, а как же, как долгожданный гость, не на казенном же сижу приеме, где чем меньше народу, тем доктору лучше, я же на частном приеме, где каждый больной - это лишний заработок, но она была так красива, что я не встал, а именно вскочил и даже растерялся и забормотал, вот садитесь на этот стул и поудобнее располагайтесь, а в голову глупость всякая лезла, вроде того что маленький городок, думал, видел всех красивых женщин, да, напомню, предварительную запись ведет регистратор Марина, за что я ей малость плачу, впервые, словом, видел эту женщину и растерялся, даже ладони взмокли, да, предчувствие, грубо говоря, интуиция, и если я так задергался, ждет меня беда.
Нет, чего там, тысячи фильмов видел, тысячи раз был на выездах, сотни больных приходило на прием, то есть видел красивых женщин, но эта вот, плавно вошедшая в кабинет, тихо поздоровавшаяся и с робкой надеждой посмотревшая на меня, была красивее всех, главное, без недостатков, так что глазу не за что было уцепиться утешительно, как-то: ноги тяжеловаты или бородавка на носу, нет, не было утешения, очень белая кожа, что даже и странно по нынешнему жаркому лету, тонкие темные волосы, собранные в густой пучок, длинная, но не тощая шея, а лицо мягкое и кругловатое, но не как пончик, а приятно кругловатое, она была в коротком летнем платье, тонкая талия и крепкие ноги, не вислозадость и ноги не мясистые, но именно крепкие, то есть было некоторое несоответствие - крепкое, но легкое тело и застенчивый взгляд, и я даже не знаю, что со мной было, оглушение какое-то, растерянность и замешательство, незаметно для нее промокнул о халат взмокшие ладони. Но!
Усаживая ее, я сразу успокоился, потому что посмотрел в ее глаза, там была давняя, я бы даже сказал, застоявшаяся тоска, которая копится не месяц и не два, а годами, и мне все стало ясно - я должен прогнать эту тоску.
Дальше так. Татьяна Андреевна, учительница литературы, тридцать шесть лет, а я дал бы вам двадцать пять, от силы тридцать, поскольку у вас спокойное лицо и ни одной морщинки; не лгал, так оно и есть, хотя комплименты на приеме женщинам говорю часто, они это любят, да, но ведь возраст женщины определяется не по лицу и не по фигуре, а по тоске в глазах, это все ясно.
И что привело вас ко мне, Татьяна Андреевна, вас хвалят, я всюду лечилась, и в институте Бехтерева, и аутотренинг проходила в клинике Павлова, и килограммами глушу транквилизаторы, но не помогает и, как говорится, на вас последняя надежда.
Тут так. Много лет у нее постоянные тревоги, но главное - внезапные приступы по ночам, ей что-то снится, и она просыпается оттого, что сердце колотится так отчаянно, что бросается к горлу и душит, и мгновенно приходит страх смерти - вот в следующее мгновение сердце задушит ее, я бы, говорит, не против, но если б сразу, а то уж очень мучителен этот страх.
Главное - безнадежность в глазах, и я подумал, вовремя вышел из энергетической ямы, пик энергии придется как раз на середину курса, и абсолютно уверен был, что вылечу эту женщину, ну да, Татьяну Андреевну.
Ну, подробные разговоры, а как же, я ведь должен понять больного человека, но главное - он должен понимать, что я его понимаю.
Ну, детство, то-се, отец рано испарился из семьи, женившись на другой, перепады настроения - то слезы, то восторги, это понятно, мы с мамой были как две подружки, но вот два с половиной года назад она умерла, и с той поры у меня резкое ухудшение.
А теперь поподробнее про семейную жизнь.
У меня, доктор, хорошая семья, в наше время лучше и не бывает. Замуж вышла в восемнадцать лет, муж ее всегда любил, но был ей вроде того что безразличен, то ли пожалела его, то ли любопытно было, а что ж это такое - замужество, а может, незапланированная беременность, но главное - я ни разу не пожалела, что вышла за него, это и называется, как за каменной стеной, у нас очень хороший сын, он на первом курсе университета (значит, все-таки незапланированная беременность, подумал, хоть я учился так себе и в математике ни бум-бум, но от тридцати шести отнять восемнадцать даже я в состоянии), я думаю, муж со мной счастлив, но ведь он, небось, знает, что вы его не любили и не любите, конечно, знает, но ему достаточно, что он меня любит, я хотел поподробнее поговорить в этом как раз направлении, но она меня остановила, нет, доктор, у меня хорошая семья, причина болезни не в ней, уж вы поверьте, мне этого всего, что считается обязательным и приятным в семейной жизни, вовсе не надо, если бы муж совсем забыл, что я женщина, я была бы только рада, нет, поверьте, моя болезнь не от семейной жизни.
Нет, ухудшение связано со смертью мамы, я ее так любила, что не могу смириться, и она заплакала, да вы успокойтесь, утешал, приходится смириться, что старшие уходят раньше младших, помню, в голове мелькнуло, тут что-то не так, что-то она недоговаривает, мне бы довериться интуиции, а я умилился, надо же какие преданные еще дочери встречаются.
На сегодня, Татьяна Андреевна, я думаю, достаточно, вы устали, условия мои таковы, курс из десяти сеансов, сеанс стоит столько-то, если вам кажется, что я вас понял, да, мне кажется, вы меня поняли, во всяком случае слушать вы умеете, это редкость, так вот если я понял вас правильно, обязательно помогу, первый сеанс через два дня, да я согласна начать прямо сейчас, нет, у меня правило - человек должен подумать, а план у меня таков, я буду вводить вас в легкий сон, доктор, я не поддаюсь гипнозу, в вашем случае мне глубокий сон не нужен, а уж в дремоту я вас как-нибудь введу, а затем буду воздействовать энергетическим путем, для этого вам надо приготовиться, и вот вам два дня на раздумья.
На прощанье она улыбнулась, и вот, вот чем достала меня Татьяна Андреевна, - улыбкой, нежной, беззащитной, как у ребенка, и даже жалкой, да, вот именно нежной и жалкой улыбкой, и что-то случилось со мной, и сердце мое кувыркнулось, и если это правда, что в древние времена голопузый ангелочек доставал лук и стрелы и шмалял человеку точнехонько в сердце, чтоб он влюбился, то в этот день ангелочек не промахнулся, и я это враз понял, и задергался, суетливо заходил по своему кабинетику.
На счастье, пришла знакомая бабулька, чтоб я снял надвигающийся приступ бронхиальной астмы, еще не раскочегарилось, так заранее прихватить, бабулька - пенсионерка, я ей обещал, что если она пройдет полный курс, то на пару лет приступы сниму, но бабулька бедная и за полный курс ей не заплатить, только одиночные приходы, не знаю, как бы я запел, доктор, я бедная, сделайте мне курс бесплатно, но она гордая, а я тоже не нанимался бесплатно напрягаться, я же энергию трачу, я же налоги плачу, хотя, конечно, обозначаю не все заработанное, главное - снять у бабульки страх, что вот опять зарядят приступы и каждую ночь "скорую" вызывать, а эуфиллин уже не помогает, а на гормоны садиться не хочет, чем это плохо, она не знает, но садиться не хочет, объясняли, если сядешь на гормоны, уже не слезешь, но тут был случай несложный, бабулька верит мне, я положил ладонь на виски, почувствовал тяжелое напряжение страха, не жгут ладони? Жгут, но я потерплю, тогда сейчас по часовой стрелке, а теперь против часовой стрелки, и она так мне верила, что сразу улетучились страх и, соответственно, напряжение в голове, я поработал по линии лоб - большой бугор, лоб - затылок, и перекрест левый висок - правая сосцевидная область, и малость поработал с шеей, потом правый висок - левая сосцевидная область, ну и так далее, это уже чисто технические заморочки, и моя бабулька облегченно вздохнула, все, сказала, на пару недель хватит, тополиный пух плохо переношу, отлетит - до осени дотяну без труда, и расплатилась, правду, цену назвал минимальную, понимаю ведь разницу между пенсионеркой и хозяином магазина.
Когда кончился прием, я почувствовал отчаянный голод, это всегда так после приема, энергию ведь тратишь, иной раз ноги от голода дрожат, нет, хорошо иметь свободную денежку в кармане, когда я еще дойду до дома, когда еще маманя ужин сварганит, и при свободной денежке в кармане я пересек дорогу и зашел в "Капельку", частное кафе, и после уличной жары там было прохладно и тихо, я взял мясной салат, жаркое и бутылку пива, я забился в угол и неторопливо попивал пиво и поедал салат и жаркое.
На приеме меня отвлекала работа, а в тихом кафе я был волен и сразу вспомнил Татьяну Андреевну и ее улыбку, и у меня, здорового и молодого мужика, заныло сердце, словно бы я юная неврастеничка, без всякого ответа переживающая первую любовь, ну там она десятиклассница, а он рок-звезда.
Главное - сердце неприятно ныло, сразу скажу, в меня попал довольно поганенький ангелочек, и я был влюблен в эту учительницу русской литературы, и еще главное - я окончательно, я бесповоротно понимал, что это все - полнейшая безнадега, о взаимности не то что говорить не приходится, но даже думать. И тут нельзя болезнь запускать, забыть и забыть, обычная пациентка, не более того, но платит денежку, прекрасно, обычная пациентка, не более того.
Но то были пустые уговоры.
Я взял еще бутылку пива, но горечь моя не проходила, напротив того, она разливалась и разливалась, словно бы желчный пузырь разом выбросил свое содержимое.
Если допустить, что я влюбился в пациентку, а как же не допустить, если это свершившийся факт, то это совершенно, значит, безнадежное дело.
И тому две причины. Причина первая: у меня с моими больными не было никаких отношений, помимо лечебных, это закон, особенно когда я сел на прием, они же доверчивые, они же как дети малые, они же понимают, что полностью в моей воле и энергии, это никак нельзя, было, правда, одно исключение, но тогда я еще не открыл свой прием, а подрабатывал, напомню, массажем на дому, ну, если богатые люди не хотят ходить в поликлинику и сидеть в очереди, а хотят, чтобы массажист пришел к ним домой и не торопился, и это похвальное желание, и я массировал спину одной женщине, не помню имя, не знаю даже, сколько ей лет, помню только, когда я трудился над ее спиной, она все время видик смотрела, ну да, чтобы время попусту не тратить, я ведь вроде трудолюбивого муравья, да, а помню также, что была она гладкая и холеная, а меня не замечала - смотрела видик, со мной ни слова, да, я, нас так учили, на работе забывал про разницу полов - это железное правило, иначе трудно работать, к тому же неполезно для здоровья и длительная ноющая боль, а тут был последний сеанс, и то ли я возбудился, и это ей передалось, то ли все наоборот - мои поглаживания в конце сеанса - подмышки, грудь, длинные мышцы спины до ягодиц - ее разогрели, и, соответственно, возбуждение передалось мне, а только она говорит, не хрипло, а именно певуче, доктор, сегодня последний сеанс, так доведите массаж до конца, и она сбрасывает с ягодиц простынку, она каким-то легким движением становится на локти и на колени, нет, главное, мгновенное, легкое это движение, и я от души отмассировал вверенную мне область, как-то даже зло, яростно, с хаканьем, словно бы дрова колол, а ей эта моя злость даже нравилась, и она тихо постанывала.
Вопрос: как она расплатилась со мной? Нормально, как за массаж спины, дополнительный массаж, естественно, был молча расценен как взаимное удовольствие. Главное, без глупостей, мол, заходите еще, нет, спасибо, доктор, спине после полного курса значительно легче. Что поразило, при этом никакого выражения на лице, словно бы она по видику только что смотрела, как малознакомый мужчина со спущенными штанами яростно, с прихакиванием массировал наставленную на него мишень, ни смущения, ни благодарности, все понятно, ей вдруг хоца, и тут случайно подвернулась обслуга и сделала мало-мало трахоньки.
Но это исключение, правило железное - никаких отношений с пациентами, помимо лечебных, но и это не самый жесткий закон.
Хуже другое. Я точно понимаю свое место в жизни, я простой фельдшер и потому имел дело только с женщинами примерно такого же положения, и ни разу у меня не было ни доктора, ни учительницы, ни инженера, почему так, я не знаю, не я же придумал, что в обществе есть социальные различия, я как-то от нечего делать - долгая ходка была в город - посчитал, сколько женщин было у меня, вышло сорок с чем-то, сорок ли две, сорок ли три, там один случай был неясный, потому что я был пьян в новогоднюю ночь, утром девушка, оказавшаяся со мной рядом, щебетала так, словно между нами что-то было, а я не помнил, было ли, так потому не знаю, сорок ли две, сорок ли три, вроде немало, вроде меня можно считать опытным мужчиной, но нет, только один со мной круг.
Учился я так себе, еле-еле сводя концы с концами, считался если не хулиганом, то гопником, гопотой, ну, в лучшем случае полугопотой, и начал я половую жизнь, в общем, рано, летом после седьмого класса, ну да, на заливе на влажном песочке крепко выпили, и пока дружки спали, я пристал к Наташке из нашего класса, каких-то ожидаемых потрясений не испытывал, ну, потеря невинности, все такое, все говорят, прямо тебе взрывы миров, ничего такого, тусклая такая приятность в конце, ну да, пьян ведь был.
К слову, уже в школе, в старших классах было такое разделение: девочки, которые хорошо учились, дружили с умненькими мальчиками, ну, кто силен был в математике, или в языках, или в истории и хотел поступать в институты, а гопота дружила с гопотой.
Помню, я время от времени взбрыкивал, мол, почему такая несправедливость, говорят, у людей от рождения одинаковые возможности, да где же одинаковые, я же не виноват, что из простой семьи, мама - повариха, отец - сборщик, руки золотые, но поддающий, да если б меня с детства учили языкам, да музыке, да книжки хорошие покупали, я бы, может, тоже хорошо учился, но это пустые взбрыкивания, чтобы себя утешить, учился еле-еле, вот и весь расклад, значит, такие были умственные способности, и в институт я не поступал не потому, что бедный и дать нечего, а потому что чего ж рыпаться со сплошными тройками. Да я и в училище-то поступил с большим скрипом, будь я девочкой, меня бы не взяли, а там был недобор мальчиков на фельдшерское отделение.
Вот в училище у меня была вольная жизнь, по общим предметам, литература там, история, все такое, у меня были тройки, зато в медицине я был в первых рядах, и у нас не было особого разделения - вот этот из такой-то семьи, а этот из эдакой, на работе же во все времена было строго: свои фельдшера - это да, девочки из поликлиники, при которой наша "скорая" и расположена, тоже почему нет, но только не доктора - такой уж железный закон.