Дети были рады знакомству, между ними мгновенно установилась дружба. Девочку совершенно очаровал большой, сильный мальчик, почти в два раза старше ее. В ее возрасте казалось естественным открыто выражать свои чувства и прямо говорить о любви к тем, кто ее вызывал. Миссис Джерролд тоже почувствовала симпатию к этому крупному, добродушному мальчику, который обращался с ней как с леди и застенчиво краснел, выслушивая признания маленькой хозяйки, охваченной детским восторгом. Гарольд влюбился в Стивен, насколько способен был в своем юном возрасте. Его нежность можно было бы иронически назвать "телячьей", но разве может быть нечто более естественное для теленка?
По натуре Гарольд был искренним и глубоко чувствующим. Лишенный материнской любви, довольно одинокий, он быстро привязался к девочке, которая вызывала в нем смесь детской радости и каких-то новых, незнакомых еще эмоций. Он не умел выражать чувства, но сердце его было переполнено. Надо сказать, что у Гарольда не было близких друзей-ровесников: его отец много работал, брал частных учеников, и значительная часть домашних забот рано легла на плечи мальчика, лишая его возможности беззаботно играть с другими детьми. Девочек в школе не было, а у друзей доктора Эн-Вульфа были в основном сыновья, а если и были дочери, то они держались особняком. Так что опыт общения со Стивен оказался для Гарольда весьма непривычным. Он знал, как вести себя с другими мальчиками, но теперь пребывал в смущении.
Гарольду было двенадцать лет, перед поездкой отец подробно рассказывал ему о Норманстенде. Предстоящее казалось мальчику настоящим приключением: он и предвкушал, и опасался этого места. Между отцом и сыном установились отношения, основанные на любви, доверии и взаимопонимании. Потеря любимой жены обострила и укрепила привязанность преподобного к сыну. Когда он описывал мальчику, какой хорошенькой, милой и грациозной была маленькая Стивен, тот рисовал ее в своем воображении и все сильнее волновался.
И первое впечатление не обмануло его ожиданий. Он никогда уже не забыл ту встречу. Стивен была решительно настроена на то, чтобы показать гостю, на что способна. Он умел запускать воздушных змеев, плавать и играть в крикет, она этими искусствами не владела, зато уверенно держалась в седле. Она хотела показать Гарольду своего пони и продемонстрировать, как хорошо ездит верхом. Она заранее подумала, что надо найти пони и для мальчика – большого-пребольшого пони! Она даже советовалась со старшим конюхом по имени Топем. Она уговорила "дорогого папочку" разрешить ей после обеда взять Гарольда на конную прогулку. А потом с необычайной серьезностью взялась за подготовку. Она настояла на том, чтобы надеть красный костюм для верховой езды, подаренный ей отцом на день рождения, и теперь стояла на вершине лестницы во всем великолепии, сияя от счастья и гордости. Шляпки на ней не было, и прекрасные золотисто-рыжие волосы казались особенно яркими. Щеки ее тоже были пунцовыми, под стать одежде, одной рукой она крепко держалась за папину руку, а свободной приветственно помахала гостям. Девочка выглядела, как на картинке! Восхищенный отец глаз оторвать не мог от своего сокровища. Он почти забыл, что всегда хотел видеть в ней сына. Впрочем, он был доволен и тем, что удачно выбрал для нее костюм – это была его идея, сделать из дочки амазонку.
За обедом Стивен молчала; обычно она щебетала, как птичка, но тут была слишком взволнована. Кроме того, обычно ей хотелось развеселить папочку, а сегодня он был занят гостями и казался довольным. Юный Гарольд тоже не решался заговорить. И это служило для нее еще одним поводом хранить молчание: раз такой совершенный мальчик, как он, молчит, значит, это правильное поведение, и надо ему подражать.
Отправляясь вечером спать, она, как обычно, зашла к отцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. На этот раз она поцеловала не только своего папочку, но и "старшего мистера Гарольда", как стала теперь называть доктора, а потом, столь же непринужденно, подошла и поцеловала младшего Гарольда, который вспыхнул, как маков цвет. В первый раз в жизни его поцеловала девочка, пусть даже намного младше его.
На следующий день, с самого утра и до ночи, Стивен пребывала в состоянии непрестанного восторга. Ей было интересно все, что связано с Гарольдом, все, чем они занимались вместе. Гарольд был терпелив и добр по отношению ко всем младшим детям, а Стивен ему очень нравилась, так что он покорно следовал за ней повсюду. За этот день он окончательно влюбился в нее всем своим еще детским сердцем.
Когда пришло время прощаться, Стивен снова стояла на лестнице рядом с отцом. Экипаж с гостями достиг самой дальней точки подъездной аллеи, Гарольд махал шляпой из окошка, и вот уже они скрылись из виду. Сквайр Норманн развернулся, чтобы войти в дом, но почувствовал сопротивление детской ручки. Стивен все еще смотрела на опустевшую дорогу. Он терпеливо подождал, пока она наконец вздохнула и тоже обернулась к двери.
В тот день, прежде чем отправиться спать, Стивен забралась на колени к отцу и ласково прошептала ему на ухо:
– Папочка, а как было бы славно, если бы Гарольд смог переехать к нам насовсем. А мы можем попросить его об этом? И старший мистер Гарольд тоже мог бы приезжать. О, как жаль, что они уехали!
Глава IV. Гарольд в Норманстенде
Два года спустя юного Гарольда поразил страшный удар. После серии простуд у его отца началось воспаление легких, за несколько дней приведшее его к могиле. Сердце мальчика было разбито. С отцом его связывала настоящая, глубокая близость, теперь мир рухнул, и Гарольд почувствовал себя в совершенном одиночестве.
После похорон сквайр Норманн забрал мальчика к себе. Уже в Норманстенде они посидели в молчании, а потом сквайр взял мальчика за руку и не отпускал ее, пока тот не перестал плакать. Гарольд уже привык к другу отца, а потому не стеснялся теперь своего горя и не боялся нарушить приличия. Теперь между ними начинали устанавливаться новые отношения, и доверие, сочувствие стали первыми шагами в верном направлении.
Когда мальчик немного успокоился, Норманн сказал:
– А теперь послушай меня, Гарольд. Дорогой мой мальчик, ты знаешь, что мы с твоим отцом были старинными друзьями, и я уверен, что он бы одобрил меня сейчас. Ты должен жить у меня в доме. Я знаю, что в последние часы жизни твой отец больше всего беспокоился о твоей судьбе. И еще я знаю, что для него послужило бы утешением то, что мы станем настоящими друзьями, и что сын моего дорогого друга и для меня станет настоящим сыном. Мы уже давно знакомы, Гарольд, между нами есть доверие, надеюсь, что и родственные чувства. Вы с моей Стивен тоже подружились, и твое присутствие в доме нас с ней очень обрадует. Знаешь, в самый первый раз, когда ты гостил у нас, после вашего отъезда она говорила, как замечательно было бы пригласить тебя жить с нами.
Так Гарольд Эн-Вульф младший поселился в Норманстенде и стал членом семьи сквайра, фактически его сыном. Стивен была рада видеть друга и искренне сочувствовала его горю, однако выражала это по-своему. Встретив его, она обняла Гарольда, поцеловала и, взяв его большую и крепкую руку в обе ладони, очень тихо и мягко проговорила:
– Бедный Гарольд! Мы будем любить друг друга, ведь мы оба потеряли наших мам, а теперь ты лишился отца. Но поверь: мой дорогой папочка станет отцом и для тебя!
К этому времени Гарольду шел уже пятнадцатый год. Он был настолько образован, что уже начинал давать частные уроки. Его отец хорошо позаботился об образовании сына, дав ему знания во многих академических областях. Преуспел юноша и в спортивных занятиях. Он прекрасно ездил верхом, хорошо стрелял, фехтовал, бегал, прыгал и плавал, опережая многих ровесников.
В Норманстенде он продолжил обучение. Сквайр Норманн часто брал его с собой на верховые прогулки, на рыбалку или охоту. Стивен была слишком мала, для того чтобы стать серьезным партнером отцу в этих занятиях, составлявших обязательную часть жизни солидного землевладельца. Обосновавшись в Норманстенде, Гарольд стал давать уроки Стивен. Разница в возрасте между ними была достаточно велика, чтобы девочка слушалась старшего товарища, а особенности его характера позволяли ему уверенно руководить и ровесниками, и младшими, заслуживая уважение и у мальчиков, и у девочек. Скромность и доброта удачно сочетались в нем с решительностью и своеобразной отвагой. В школе у него случались конфликты, вызванные его принципиальной позицией и душевным благородством, побуждавшим его занимать сторону слабых. Отец всегда гордился рыцарственным поведением сына и его предельной честностью, считая это результатом частично голландского происхождения – о нем можно было судить по родовому имени: приставка Эн была искажением типичного для Нидерландов "ван". В семье было принято читать саги, усваивая гордую философию викингов.
На новом этапе жизни Гарольд быстрее взрослел и набирался опыта. Прежде он не чувствовал такого груза ответственности, полагаясь на решения отца, позволяя себе порой слабости. Но теперь ему нужно было стать сильным и самостоятельным. У него начинал формироваться мужской характер – независимый и благородный.
Но то, что было его силой, в иных ситуациях оборачивалось слабостью. И юная Стивен инстинктивно нащупала это, постепенно пытаясь контролировать старшего друга и оттачивая на нем мелкие женские хитрости. Она училась кокетничать и находить силу в нежности и видимой слабости. А он испытывал искреннее удовольствие, уступая ей, нарушая порой собственные планы ради того, чтобы побаловать свою очаровательную маленькую подружку.
Порой Гарольду приходилось нелегко, когда он исполнял прихоти Стивен, а потом прилагал усилия, чтобы исправить последствия. Мало-помалу уверенность Стивен в друге росла, он стал для нее естественной частью жизни, опорой и источником радости. Она безоговорочно верила в его преданность. И чем старше она становилась, тем крепче была ее уверенность.
Семья Норманнов по традиции заботилась о старинной церкви св. Стефана, местном приходском храме. Там, в пределах современных стен, а также древних, оставшихся частично от прежнего здания, перестроенного сэром Стивеном, знаменосцем короля Генриха VI, были похоронены все представители династии владельцев Норманстенда. Прямая семейная линия шла от первого сэра Стивена, записанного в "Книгу Страшного суда" – древнейший регистр землевладений и прочих хозяйств Британии. На церковном дворе, поближе к храму, хоронили родственников Норманнов, скончавшихся в Норчестере. Некоторые покойные удостоились особой чести быть погребенными рядом с алтарем. Внутри церкви хранились записи обо всех членах семьи Норманнов. Сквайр регулярно посещал храм и приводил с собой дочку. Одним из первых ее воспоминаний было – как она стоит на коленях рядом с отцом, а он держит ее за руку, свободной ладонью отирая слезы с глаз. Они были перед великолепным скульптурным надгробием из белого мрамора. Стивен на всю жизнь запомнила слова, сказанные тогда ее отцом: "Не забывай, дитя мое, в этом священном месте покоится твоя матушка. Когда меня не станет, а тебе понадобится утешение в беде, приходи сюда. Побудь здесь одна, открой свое сердце. Без страха и колебаний проси помощи у Бога здесь, у могилы твоей матери!"
Девочку поразила тогда серьезность отца, и она, действительно, хранила его слова глубоко в сердце. Вот уже семь столетий дети семьи Норманн приходили сюда со своими родителями, чтобы услышать нечто подобное. Это стало чем-то вроде семейного ритуала, который каждый раз, в той или другой степени, производил впечатление на юного наследника.
Когда Гарольд посещал Норманстенд еще при жизни своего отца, ему нередко доводилось бывать в этой фамильной церкви, и она ему очень нравилась. Он восхищался атмосферой древности, торжественной обстановкой и наглядной памятью прошлого. И любовь к этому месту стала еще одной ниточкой, связывавшей их с юной Стивен.
Однажды они вдвоем пришли к церкви и обнаружили дверь крипты открытой. Стивен, конечно, захотела войти, но у них не было с собой фонаря, а внутри царила тьма. Молодые люди договорились вернуться утром, захватив с собой свечи, чтобы исследовать загадочное помещение. И они осуществили этот план. Стивен в восторге заглянула в глубину и не удержалась от вопроса:
– А ты не боишься входить в крипту?
– Ничуть! В церкви, где служил мой отец, тоже была крипта, и я несколько раз посещал ее, – ответил Гарольд, невольно вспомнив, как это было в последний раз.
Воспоминания нахлынули волной: мелькающие на стенах тени от множества свечей, звук шагов тех, кто нес массивный дубовый гроб, узкую дверь в подземелье… А потом все это стихло и растаяло, и некоторое время он оставался один перед могилой своего горячо любимого отца. Сердце его разрывалось от боли, а потом он почувствовал, как на плечо опустилась теплая рука сквайра Норманна.
Юноша чуть помедлил, а потом отступил.
– Почему ты не идешь? – удивилась Стивен.
Ему не хотелось объяснять. Казалось, это будет неуместно. Он часто рассказывал подруге о своем отце, и она всегда была добрым слушателем, но здесь, у входа в мрачный склеп, он не желал ранить ее своим горем, не хотел передавать ей свои мрачные воспоминания, чтобы навсегда не связать их с этим особенным для нее местом. А пока Гарольд колебался, ему в голову вдруг пришла мысль, что несколько лишних мгновений дают возможность преодолеть боль и страх.
В этой крипте была похоронена мать Стивен, и если они войдут, девочка увидит ее надгробие – как он видел могилу своего отца. Это смутило его, он уже не считал посещение крипты удачной идеей. Та далекая крипта, в Карстоне, запомнилась ему как мрачные покои смерти. Теперь воображение оживило детскую память, и Гарольд вздрогнул, тревожась больше за Стивен, чем за себя. Он не хотел, чтобы она страдала. Как ужасно столкнуться лицом к лицу со смертью! Он припоминал, сколько раз просыпался в ужасе по ночам, представляя, как отец лежит один, в холодном, темном, покрытом пылью склепе, в гробовой тишине, во мраке, который не может рассеять ни один лучик надежды или любви! Совсем одинокий, оставленный всеми, хотя одно сердце продолжало стонать от боли и тоски по нему. Гарольд готов был на все, чтобы уберечь Стивен от подобных кошмаров. Однако он не находил повода, чтобы отказаться теперь от посещения крипты.
Гарольд задул свечу и запер замок, а потом вытащил ключ и положил его в карман.
– Пойдем, Стивен, – сказал он решительно, – давай погуляем где-нибудь в другом месте. Не стоит посещать крипту сегодня.
– Почему? – Стивен надула губки и слегка порозовела от досады.
Властная маленькая леди не желала так легко отказаться от задуманного. Она со вчерашнего дня обдумывала это приключение, а теперь все оборачивалось разочарованием, и Гарольд даже не желал дать ей объяснение. Ей не приходило в голову, что он испугался, это было бы нелепо. Но она искренне недоумевала, а загадки Стивен терпеть не могла. Ее любопытство, гордость, привычка делать по-своему… все протестовало.
– Почему нет? – настойчиво повторила она.
– Есть весьма серьезная причина, Стивен, – мягко произнес Гарольд. – Не спрашивай меня о ней, я не смогу сказать. Но поверь, я прав. Ты ведь знаешь, дорогая, я не стал бы огорчать тебя понапрасну! Я понимаю, что тебе очень хочется этого, но нам лучше не ходить туда сегодня.
Вот теперь Стивен по-настоящему рассердилась. Она умела прислушиваться к разумным доводам, но принять нечто вслепую – это противоречило ее натуре, не говоря уже о том, что в ее возрасте всем бывает трудно принимать отказ. Она уже готова была разразиться гневной отповедью, но взглянула на твердо сжатые губы Гарольда, заметила решимость на его лице и внезапно признала необходимость отступить.
– Хорошо, Гарольд, – коротко ответила она.
Однако в глубине души она сохранила твердое намерение посетить крипту при удачном стечении обстоятельств. От своих желаний Стивен отказываться не привыкла.
Глава V. Крипта
Минуло несколько недель, прежде чем Стивен представилась такая возможность. Она знала, что избежать присмотра со стороны Гарольда будет непросто, ведь он был наблюдателен, особенно если речь шла о деле, всерьез взволновавшем его подопечную. Ее доверие к Гарольду приняло странную форму недоверия ко всем остальным. А теперь, решившись ускользнуть от его внимания, она сочла разумным обратиться к людям, обычно далеким от нее, словно желая действовать наоборот, вопреки своим привычкам. "Нет хорошего или плохого, все зависит от нашего отношения!" – подумала она. Сперва намерение посетить крипту было всего лишь случайным импульсом, но, по мере того как она думала об этом и строила планы, желание росло и росло, превращаясь в какую-то одержимость. Гарольд заметил, а скорее почувствовал, что девочка что-то замышляет, и логично предположил, что это связано с криптой. Однако он решил, что лучше не заговаривать с ней на эту тему. Он надеялся, что ее желание посетить крипту со временем исчезнет само собой.
Гарольду надо было на день съездить в Карстон, чтобы уладить с поверенным отца некоторые дела. Он планировал переночевать там и вернуться верхом наутро. Стивен тут же увидела в этом свой шанс. Она решила обратиться за помощью к мастеру Эверарду, сыну банкира, недавно купившего поместье по соседству. Она пригласила юношу в гости в тот самый день, когда Гарольд планировал уехать в Карстон. В Итоне наступили каникулы, и молодой сосед (его звали Леонард) проводил их в новом имении. Стивен ни слова не сказала Гарольду о приглашении, однако миссис Джерролд случайно упомянула об этом в его присутствии. Гарольд не придал визиту соседа большого значения, хотя слегка удивился, что Стивен, обычно делившаяся с ним всеми подробностями своей жизни, не сказала об этом.
Когда Леонард прибыл, Стивен некоторое время выжидала, а потом, как бы между прочим, сообщила о намерении посетить крипту и попросила о помощи. Это показалось школьнику весьма увлекательным приключением, и они быстро обсудили, как все устроить. Единственное, о чем сожалел Леонард, это о том, что отправляется в подземелье с маленькой девочкой. Это было уколом его тщеславию, тем более что даже сама идея принадлежала ей, а не ему самому. Однако он все же сумел на следующий день завладеть ключом, а потом подождал в церковном дворе, пока к нему присоединилась Стивен, ускользнувшая от няни. Ей было одиннадцать лет, и она все больше уставала от постоянного сопровождения миссис Джерролд, так что та привыкла к внезапным исчезновениям девочки на часок и не слишком беспокоилась в таких случаях.
А тем временем в Карстоне Гарольд справился со всеми делами и следующим утром выехал в Норманстенд. Ему предстояло одолеть тридцать миль, так что после раннего завтрака, в восемь часов, он сел на своего коня Маленького Джона – отличное животное, прекрасно отдохнувшее после долгого путешествия накануне. Словно почуяв, что они возвращаются домой, конь приободрился и пошел даже веселее, чем на пути в Карстон. Настроение у Гарольда тоже было отличным. Несмотря на грустные мысли об отце и ностальгию по старому дому, юноша радовался физической нагрузке и перемене обстановки. Молодость жизнерадостна.