"Путем называется жизнь… Вот, встретились мне изгибающие его: пропасти, камни, пни… Воды глубокие, болота, пески… Деревья, гниющие в чаще… Обрывы и ямы, звери, гады, тернии… Люди…"
12
И пришел в землю Нод, и взойдя на скалу, обозрел ее всю. И лежала пред ним, как жена, не рождавшая мужу: и не входит к ней, и забыла ласки его, и рада всякому, кто ложится с ней.
И уселся во мхах ее, и сказал:
- Эта земля примет меня, ибо имя ей - дом изгнанных, и отверженный свой для нее. И найду здесь место покоя для ног своих.
И сказал лежащей перед ним: лоно твое - камень плоский, и не порастет оно ворохом пшеницы, и живот твой не будет округлой чашей с вином опьяняющим, и груди твои - камни торчащие и не заколышутся кистями виноградными, когда коснусь их… И не жалко тебе камней твоих для скитальца, и не скажут: живые мы, и волнуют нас ласки твои…
И услышал: "Возьми камни мои, пришелец. Возлюби камни мои, и сокроют тебя от ветров налетающих, от зверя, во тьме приходящего, и поломает о них когти и зубы, и шкурой его покроешь ложе, ибо забирает тепло камень и не возвращает назад. И солнце мест этих слабое, и хладные ночи длиннее дня…
И спросил себя Каин:
- Речи земли слышу или голос разума моего? Вот, указует мне место спасения - в саду каменном, между землей и небом. Разве скажу теперь: земледелец я и дела мои на земле? Истреблена во мне опора хлебная, и лишь на каменную уповаю теперь, и должен возделывать камни, и как деревья, растить их вверх. О, если б мог укрепить ослабевшие руки, утвердить колена дрожащие, ибо камни потребуют силы моей, и своей не поделятся!
И увидел следы зверя, хранимые мхом, и вспугнул тишину возгласом:
- Вот кто восполнит силы мои плотью своей! Вот, прошел здесь недавно, и надо спешить… Но на стопах моих нет места живого, и как станут преследовать? И некому омыть их и залечить раны их…
Когда же сказал это, вспомнил Еву, руки ее, подносящие воду… И смыла вода землю приставшую, и обнажились на коже знаки пути - вот, начертали их терны и камни, и не узнал ног своих, ибо стопы были меньше ладони его… И узнал ноги брата своего, Авеля…
То память воскресила его, и стоял рядом, и овцы его были тут, и звал их по имени, и та, которую звал, отделялась от стада, и бежала к Авелю. И вывел стадо из загона, и поил из корыт возле колодца, и шел перед овцами со свирелью. И осела пыль дня - цвета белого солнца, и вечерняя поднялась - цвета зарева красного, и текло в загон вино пенное - руно за руном под посохом считающего…
И не досчитался одной, и пришел к Адаму, и сказал Адам сыну своему, Авелю: "Иди, и ищи, пока не найдешь. Без овцы же не возвращайся".
И ушел исполнять волю отца, и ночь прошла, и день преклонился. И не было Авеля десять дней. И не ел Адам в печали своей, и утратили блеск глаза Евы, лишь укор жил в них при взгляде на мужа. Каин же хранил чувства в себе, и не ведали их ни Адам, ни Ева…
И на исходе десятого дня точка возникла на холме дальнем, и росла, и приблизившись, стала Авелем. Вот, несет заблудшую на руках, и кладет ее у ног Адамовых, и сам падает возле овцы, и не могут добудиться его. И видят стопы его: не пощадил путь белизны их, и камни острые - нежности их, но не ведает страданий во сне, как всегда, улыбка на губах его. И ждал Каин, когда проснется, чтобы услышать жалобы его: "Я голоден и утомлен, и терпел жажду в пустыне". Но очнувшись, сказал: "Здравствуй, брат мой…"
И вскочил Каин на ноги и велел замолчать ссадинам их: разве слабее слабого я?!
И пошел по следам, ведущим за деревья, и голод в нем боролся со страхом; и велик был первый, и второй не мал, и одолел первый второго. И преследовал зверя, и превзошел того в жажде плоти чужой, и сказал бездыханному: страшнее клыков твоих ярость глодания внутреннего… И тогда разжал руки свои, и ладони его пахли духом звериным. Когда же утолил ярость чрева плотью дымящейся, кровь растеклась приятно по всему телу. И почувствовав силу, вернулся к камням ждущим. И сказал, приступив к первому:
- Бегство мое наполнилось смыслом: здесь воздвигну град вместо сада. И укреплю его с четырех сторон от ветров гуляющих, и не залетят. И не поколеблется от ветра, ибо приходит и уходит, а камни остаются! И сделаю внутри града крепость, и будет город внутри города, как дитя в материнской утробе, и буду защищен там от гнева небес. Разве камни из стен возопиют? Или перекладины из дерева будут отвечать?
И вздрогнул Каин, ибо коснулся лица взмах крыла. Вот, голубь белый делал над ним круг. Каин же решил, что хочет клевать его, и взяв камень, бросил. И упал голубь, и приблизился к нему, и не поверил глазам, и не знал, свет ли шутит или тьма играет: то не голубь, а вран черный бил крылом, и хотел взлететь и не мог.
И сказал Каин ворону:
- Привлекла тебя жертва моя, жадность твоя погубила тебя! Хорошо помню тебя, всю породу твою, как слетались вы к жертвеннику подкормиться, и ждали с нами: примет или отвергнет? И когда отвергал, посыпали головы пеплом, и было для вас знаком пира!
И бросил врану кусок добычи своей.
- Не стану убивать тебя, и останется тебе после трапез моих. И в городе моем совьешь гнездо, и потомство твое будет ходить между голубями. И смешавшись, станете цветом одним. И не скажут: вот, голубь белый, или вот, ворон черный, ибо все одно будет. Серым, как камень.
И сделаю в городе четверо врат, чтобы, войдя в одни, выйти в другие. И поставлю четыре башни, и каждой дам сторожа.
Где же найду источник вод подземных, установлю святилище, и положу змею охранять вход в него. И будет та змея сборщиком даров, чтобы не приближался к источнику хотящий воды, если не положит платы. Только Каин не будет платить до конца дней его, ибо уплатил Дарующему за дождь. И цена эта велика.
Так говорил Каин с вороном, и молчал ворон. И не клевал мяса брошенного, и смотрел вдаль, на запад …
13
И пришло время торжества камней. И теснили деревья растущие, и уступали те, страшась объятий каменных. Лишь Каин не трепетал их и стремился сомкнуть кольцо, чтобы жить в скорлупе гигантской. И таскал камни с утра до вечера, и прилаживал боками друг к другу. И когда отесывал, не стонали, лишь удары глухие тревожили землю.
И смеясь, говорил пространству:
- Слушайте, меня, горы, внимайте, мне, холмы! Или крик громоздящихся не по вкусу вам? Нет свирели у губ моих, нечем мне усладить слух ваш! И нет голубя на плече моем, разве каркающий ворковать начнет?
И ходил ворон рядом, волоча крыло, и делился с ним Каин трапезой своей, и оставалось еще. И много слетелось каркающих в вышине, и кружили над местом, и вечером складывали крылья свои, чтоб предаться размышлениям о дневных трудах. И казались молящимися в час вечерний, и раздражали Каина видом своим, и говорил так: "Бремя молитвы слагаю с себя, ибо что мне от возношения слов моих? Голос мой отрезан от высот; все равно падут камнем на землю".
И был вечер, и была ночь, и явление утра после ночи, и увидел дело рук своих. Вот, оделось пространство в ризы каменные, ибо не стало леса, но стал град. И лежали вокруг деревья, вырванные из недр земных, и корни их взывали к глубинам небесным.
И тогда сказал Каин Каину:
- Что тебе в первенстве твоем? Один ты, повелитель камней. И первый, и последний ты один. И будешь валить лес, и сжигать древо за древом, ибо земля навсегда охладела к тебе…
И сомкнулись четыре стены, и сел возле огня Каин, что пылал жарко. И смотрел на множество языков его, как мгновенно пожирает пищу свою. И сказал поедающему:
- Ненасытен ты, и без пищи умрешь; и положу пределы тебе, жадности твоей, и будешь служить мне, давая тепло.
И шипел огонь, и метал искры свои, и взлетев, разбивались о камень. И был вой ветра снаружи; и рык зверя, вокруг ходящего, вторил ему. И росло торжество внутри Каина: нет ничего надежнее камня. И плоть зверя - трапеза моя, и постель моя - шкура его. Вот, нет зверя, но кожа его сохраняет тепло, и жар плоти моей слился с теплом жертвы моей! Вот, полосы его под ногами моими, и узоры шкур многих устилают стены и пол!
Так говорил Каин ночью долгой и не гасил огня и ворочался на ложе своем, ибо помнили плечи тяжесть плит. И веки были тяжелее камня, и близко была трещина сна, но не мог проникнуть в нее, ибо стала узкой для него, и тревожил вздохами врана черного: вот, хотел покоя, но не шел, ибо третий проник сквозь стены - то страх ночевал в них. И не мог Каин прогнать его, и видел, как прячется в узорах и пятнах, в блеске крыла вранова. И тишина давила со всех сторон.
И спросил Каин окружавшую тихо:
- Кто изгнал покой из стен моих? Кто низводит меня к царю ужасов?..
И стал придираться к товарищу спящему:
- Прячешь голову под крылом своим, но разве спастись под крылом от страха? Не помощник ты мне и не брат мой, и не знаю, зачем держу врага подле, разрешаю быть в жилище моем. Видел я, как клевал ты глаза у добычи моей. Знаю, ворон, ждешь часа - и придет, и лишишь меня глаз моих… И когда говоришь со своими, слышу в карканье вашем: "Разве топтали овцы Авелевы посевы Каина?" Все, все сговорились против меня - даже племя черное! Нет мне мира и нет мне покоя! Ибо кричал: "Обида!" - и не слушали. Взывал к разуму их и не внимали! Разве на камне вырезать слова мои: яд таил Авель, брат мой, под языком сладкоречивым, желчь аспида внутри, и это имение свое выдавал за ручьи и реки, текущие молоком и медом; око змеи скрывал под оком голубиным; высиживал яйца змеиные, ткал паутину молитв своих. Скорпиону подобен был брат мой Авель, ибо коварством хотел возвысить себя надо мною! И говорил мне: прежде чем ступить ногою, всегда спрошу разрешения на вход и позволения на выход… Сам же всего лишил меня: и родных, и земли моей, и силы моей!!! И слышал в молчании его, и видел в улыбке его: светел я, а ты темен, разве ты Каин, муж сильный? ты - тень моя!
Кто опечалится о брате таком, кто захочет свирели его, яд источающей? Пусть же исчезнет из памяти моей как с земли моей, и имени его не будет на площади! Вот я, и где он? И никто не отнимет первенства Каинова, и многие произойдут от меня, и ни единого - от брата, ибо тяжел, как камень, закон земной: младший наследует после старшего.
И сказав, замолчал, ибо слов сказанных было в достатке. Но слух Каина был на страже, и слышал - идет к нему из тишины, и невидимые цепляются за него, и отдирать надо руки хватающих. Вот, кто–то сильный тянет к себе, не в обличье зверя и не в человеческом, а в виде воды бурлящей. Вот, стены стронулись с места, и ноги Каина стали отдельно, и руки его были далеко. И тогда сокрыл лицо в тепле шкуры, в узорах ее, и блуждал взор его в лабиринте полос бело–черных. И сплеталось причудливо белое с черным, и сходились и расходились круги, большие и малые; и там, где сужалось светлое, ширилось черное сразу, и где уступало темное, царствовал свет… И кружилось в водовороте множество лиц, и устрашился их: вот, кто–то рукой неумелой лепил их из глины, и оставлял их незавершенными, и жизнь не входила в них…
И услышал стук в тишине, и понял: вернулось сердце; вот, громко билось в груди его. И поймал ладонью своей стучащее:
- Здесь ты. Со мной. Вот, стучишь гостем непрошенным, но стоишь не снаружи, а внутри. Зачем ты вернулся, странник бездны? Вот, стонешь, как женщина, и трепещешь в страхе, бьешься о стены плоти моей… В стенах двойных не знаешь покоя, и не дано тебе спокойствие камня. Знай, вырву тебя рукой своей, и брошу ворону этому!!!
И стихало сердце, но сжимал его вновь приходящий ночью, и шептал в щели плоти Каиновой: "Подстелю под тебя пепел и рубище, и пошлю внутрь тебя грозу сухую, и будут молнии в груди, и схватки страшные среди них. И будешь содрогаться как земля, как бесплодное лоно ее под ударами неба, и выйдут лишь камни из недр твоих, и погибнет в огне сотворенное Каином, и станешь молить о водах смягчающих… И пока не узришь образ конца в недвижности камня, не увидеть тебе начала времен - в росте живом, в прорастании семени…"
И билось сердце, и просило слез, но глумился Каин над сердцем живым:
- Не земледелец я, но корчующий пни! Не дождешься дождя из глаз моих - разве песок, попавший в глазницы, вызовет слезы! Я же не женщина, чтоб увлажнять грудь свою! И велю тебе: умерь удары! О, если бы мог исторгнуть тебя, сделать камнем, если б изгнать мог гонящего кровь мою!
И встряхнулся ворон в углу своем темном, и перо уронил, и блестело, и казалось оно Каину белым. И жар был внутри человека сильнее огня в очаге, и метался Каин на ложе своем, и отбрасывал шкуры. И звал Еву, матерь свою, повторял беспрерывно имя ее; и не шла, только память прислала лице ее. И когда тянул руки, отдалялось, и не мог удержать его памятью больше, но пришли к нему вдруг и покой, и прохлада. И стих Каин на ложе узорном, и познал во сне силу памяти человеческой, ибо открывала двери, и входил…
И увидел луг зеленый, и идут вместе с братом в травах высоких, - первородный по первородству его, младший по молодости его. И стебли трав тех по пояс Каину, Авелю же по грудь, иба малы еще оба, и не достиг первый плеча Адамова, а второй - чресел его.
И ушли далеко от дома, и мысль вилась вкруг головы Каина слепнем назойливым: "Вот, травы мне по пояс, а ему по грудь, и станет проситься на руки мне, ибо не осилить ему путь обратный, и зачем только увязался за мной? Говорил же ему: не ходи, сиди в стенах дома!"
И зашли в травы непроходимые, и шедший первым разводил их телом своим, и сходясь снова, хлестали лицо идущего сзади, и не уклонялся. И рвал Каин осоку рукою безжалостной, и отбрасывал прочь. И увидел Авель стебли красные, - вот, легли на ладонь брата по всей ширине ее, и глаза его увлажнились сильно. Каин же отер кровь с ладоней своих и смеялся над братом, так легко отпускавшем слезы на волю: "Глупый брат, что ты плачешь о коже ладоней моих, лучше взгляни на щеки свои".
И высохли быстро, как дождь при солнце, и сиял снова всем лицом своим детским, лишь ресницы отбросили тень на него.
И шли в траве, возвращаясь к дому, и птица, парящая в небе, видела сверху две головы их: вот, плыли по волнам зеленым - одна темная и другая светлая, и белая то отдалялась, то приближалась к черной. И травы волновались на пути их, и день был ясный, и дождь недолгий при свете солнца не умалял лучей его. И были капли на листьях, и стебель не гнулся к земле, и нити тончайшие блистали в эфире. И зелень земли не умаляла сини небесной, и было прекрасно ее лице после дождя в чистоте своей.
И нес Каин брата на руках своих, и был легким, как голубь, брат его Авель, и не ведал тяжести больший, лишь щекотало грудь дыхание спящего…
И услышал Каин первенца утра, и свет мягко пришел под веки. И на миг единый увидел лицо Авеля: вот, склонилось над ним, не убавив света, и глаза его исполнены неба…
И прогнав видение, выбрался из шкур душных, и посмотрел на товарища черного: сидел у дверей его вран печальный, просился выйти на свет дня, в щели струящийся.
И послал Каин слово ворону, следящему глазом зорким:
- Что ты вообразил себе? Что я не я без брата моего? Что скучаю я без свирели его?
И сказав, выпустил птицу. И вышел вослед ей, и закрылся рукою невольно, ибо везде было небо. Облака. И солнце.
И сказала рука, что лицо его влажно. И дивился Каин влажности щек своих: вот утро после дождя, но вода не касалась лица моего. И сказали губы соленые:
- То его слезы, не мои. Разве мог Каин, муж непреклонный, разрешиться плачем из глаз
п о
к а
я
н у,
п о
к а
я
н у,
п о
к а
я
н у…
14
И познал Каин жену свою; и она зачала, и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох.
У Еноха родился Ирад; Ирад родил Мехиаеля; Мехиаель родил Мафусала, Мафусал родил Ламеха.
И взял себе Ламех две жены; имя одной: Ада, и имя второй: Цилла.
Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами.
Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели…