- Ты великолепно знаешь, о чем я говорю. Она тебя ждет. Но если ты к ней не вернешься, скажи ей об этом сразу.
- Неужели она могла это подумать?
- Она-то нет… Вообще бывает и так… Но это с твоей стороны было бы некрасиво…
Жак был так взволнован, что не мог ничего ответить. Луи почувствовал себя неловко.
- Прости, я не хотел тебя обидеть.
- Когда ты уезжаешь?
- Немедленно. Сперва в Перигё, а завтра в Париж.
- Ты обязательно скажи ей, что я вернусь.
Луи хотелось исправить свой бестактный, как он считал, поступок, и он пригласил Жака зайти с ним и его друзьями, которые уже ждали его, в кафе и на прощанье выпить.
- Я пришел с одним служащим отца, он стоит у выхода.
- Ну так что ж, тащи и его с собой.
Их собралось человек пятнадцать в одном из городских кафе. Доктор Сервэ, ни с кем не советуясь, заказал две бутылки монбазияка. Сидони Беро была с ними, доктор обещал отвезти ее домой.
- Вот уж кого не думала встретить! Фашист самый отъявленный, - сказала она, делясь своими впечатлениями о митинге.
- О ком вы? - спросил Сервэ.
- Да о нашем мэре. Он каждое воскресенье ходит в церковь.
Морен сел рядом с Поравалем, и они продолжили разговор, начатый еще на улице.
- Как хотите, но такой человек, как вы, не может допустить, чтобы Германия перевооружилась.
- Надо действовать по принципу Сопротивления и не вмешивать политику.
Жак гордился своим знакомством с Мореном. Он сел напротив депутата и не пропускал ни единого слова из его разговора с Поравалем.
Доктор примирил всех, предложив выпить за освобождение Беро…
Вернувшись в Париж, Луи Фурнье рассказал жене, как у них было принято, все подробности своей поездки.
- Сидони страшно огорчилась, что я не мог задержаться на день и побывать у нее. Она взяла с меня слово, что в будущем году мы снова приедем к ней во время отпуска.
- А ты повидался с Одебером? - спросила Ирэн.
- Хороший парень.
- Что он тебе сказал?
- Не помню, но он порядочный человек, поверь мне.
- А что он тебе ответил по поводу Жаклины?
- Ничего.
- По-твоему, это хорошо?
- Я убежден в его честных намерениях.
- Он вернется?
- Да.
- Когда?
- Он не сказал, но он приедет, в этом я не сомневаюсь.
- Надо было у него спросить.
- Знаешь, в следующий раз сама занимайся такими делами.
XVI
- До чего хороши, правда?
- А я тебя не заметила, - сказала Жаклина, оторвавшись от витрины. - Здравствуй…
Большая витрина универсального магазина "Бон маршэ", у которой встретились Жаклина и Ирэн, привлекала внимание прохожих. За стеклом открывался зимний пейзаж с серым небом. Низ витрины был задрапирован белым, из воображаемого снега поднимались молодые березки с хлопьями ваты на каждой ветке. На фоне этого условного зимнего убранства двадцать восковых манекенов подчеркивали изящные линии модных зимних пальто.
Когда Ирэн окликнула Жаклину, та уже добрых четверть часа любовалась выставкой, восторженно разглядывая последние модели. На Жаклине было демисезонное пальто, которое стало ей тесновато, на Ирэн все та же желтая куртка. Правда, она ей шла, но фасон уже начал выходить из моды.
- Мне безумно нравится бледно-лиловый цвет, - сказала Жаклина. - Он сейчас в моде, но самое дешевое пальто стоит тринадцать тысяч.
- А мне хочется меховую шубу, - ответила Ирэн. Правда, есть хорошие из верблюжьей шерсти, но они стоят еще дороже. И кроме того, этот цвет очень надоедает. Хотя меховое тоже может надоесть.
- Мода на лиловое может скоро кончиться. А есть такие красивые пальто!
- Лучше всего купить два пальто или каждую зиму покупать новое.
- К сожалению, это исключено. В конце концов я скорее всего решусь купить пальто из материи, его хоть легко переделывать.
- Вон то, с краю, в талию, с поднятым воротничком, тебе очень пойдет.
- Я тоже его приметила, но все дело в цене.
- А сколько ты можешь истратить?
- Сейчас у меня десять тысяч, но боюсь, что этого мало. Во всяком случае, пальто мне нужно, мы скоро поженимся.
Жаклина, готовясь к этому событию, считала каждый франк. В ресторане ей платили около двадцати тысяч в месяц. Четверть своего заработка она отсылала домой, вторую четверть, благодаря тому, что она жила теперь в комнате Жака, откладывала. Остальные деньги распределялись таким образом: большая часть шла на ее повседневные расходы, которые она старалась сократить до минимума, включая питание в выходные дни. Оставшиеся деньги она тоже откладывала на пополнение гардероба. Ей надо было купить пальто, над которым она столько раздумывала, платье, костюм, обувь, белье… Все это было необходимо, чтобы выглядеть не хуже других. Но и помимо этого тысячи соблазнов подстерегали ее ежедневно - красивые вещи, специально созданные для искушения двадцатитрехлетней девушки.
Несколько раз Жак в своих письмах предлагал выслать ей денег, но она решительно отказывалась. Квартирную плату он вносит, и ей вполне хватает жалованья, утверждала она.
После разговора с Луи Жак написал Жаклине о своем намерении немедленно вернуться в Париж, хотя отец еще и не нашел работника на его место. Но Жаклина, несмотря на огромное желание увидеться с Жаком, советовала ему не торопиться, расстаться с отцом по-хорошему, согласовать с ним свой отъезд и в случае необходимости проработать еще некоторое время, с тем чтобы не оставлять его в трудном положении. Наконец Жак сообщил, что он договорился с отцом и вернется в конце ноября. Таким образом, он сможет приступить к работе в ресторане до конца года. Назначенный срок приближался.
- Когда же вы поженитесь? - спросила Ирэн.
- Жак предлагает в январе, но, мне кажется, благоразумнее отложить на весну. Надо много всего купить, у нас еще ничего нет для хозяйства, кроме того, не улажено с жильем…
- А что-нибудь намечается?
- Ничего. Я на это убиваю все свободное время. Безумные цены, и ты бы посмотрела за какие трущобы! Мне рекомендовали однокомнатную квартирку за десять тысяч франков в месяц - оказалась настоящая дыра. Ремонт мы обязаны сделать за свой счет. Да и все остальное, что я видела, ненамного лучше, а стоит еще дороже. Жак не соображает, что если вычесть из заработка деньги на еду, то едва хватит на квартплату, а нам предстоит еще покупка мебели…
Ирэн нравилась Жаклина, и они подружились. Луи по-прежнему работал на заводе счетчиков в Монруже и уже три года числился в списках муниципалитета на квартиру в новостройках. Накануне Ирэн снова упрекнула его:
- Ты недостаточно рьяно отстаиваешь наше право на квартиру.
- Ну что я могу сделать? На очереди более тысячи человек.
- Если ты будешь так же бездеятелен, ты никогда не получишь.
- В первую очередь дают многодетным.
- Тебе тоже должны дать, как бывшему фронтовику.
- Дорогая моя, ты заблуждаешься.
- Но попытка не пытка.
- А разве нам так уж приспичило?
- Если мы переедем на новую квартиру, мы сможем свою уступить Жаклине.
- Но она же выходит замуж, ты мне сама сказала.
- В том-то и дело. Они не могут достать квартиру.
Ирэн не рассказала Жаклине о своих планах, но всячески пыталась ее приободрить и пообещала со своей стороны еще переговорить с товарищами… А главное, пусть она не забывает, что они молоды и любят друг друга…
- Кажется, мне придется купить вот это пальто, за пятнадцать тысяч, - проговорила Жаклина. - Как ты к этому относишься?
- Конечно, покупай. Пойти с тобой?
- Нет, пожалуй, я еще подумаю. Можеть быть, завтра решусь. Пальто придаст мне храбрости.
- А для чего тебе нужна храбрость?
- Для собрания с педикюрщиком.
- Все будет в порядке, не волнуйся.
- А послезавтра приезжает Жак.
- Тем более ты должна купить пальто. Так мы вас ждем к себе, как договорились, послезавтра вечером, и ты нам расскажешь о собрании.
* * *
Предложение педикюрщика устроить собрание жильцов не повисло в воздухе, Леон Бурген ухватился за него. Он считал вопросом чести принять вызов. Следовало, как он говорил, ковать железо, пока горячо. Неделю спустя он снова пришел к педикюрщику, тот не узнал его, и Бургену пришлось напомнить о себе.
- Ах да, вы приходили с молодой дамой и оставили какой-то листок. Я так был занят, что мне некогда было взяться за это дело. Зайдите в другой раз, у меня к вам есть вопросы.
Пришлось снова к нему прийти. Все его вопросы сводились к одному.
- Видите ли, один из моих клиентов мне сказал, что всю эту шумиху вокруг ЕОС подняли коммунисты для своей пропаганды. Видимо, и вы посланы ими?
Но Леон не растерялся. Он напомнил, что петиция исходит от комитета мира, и когда он рассказал о членах комитета, его собеседник немного успокоился, но все же явно побаивался впутываться в это дело. Леон вспомнил о конференции у Порт де Версаль, проведенной недавно Советом мира департамента Сены. На этом собрании было решено продолжать кампанию по сбору подписей и провести как можно больше собраний жильцов, чтобы организовать делегации к депутатам. Итак, сейчас не время упускать такую возможность, решил про себя Бурген и пустил в ход то, что он называл тяжелой артиллерией. Он подослал к педикюрщику под видом клиента одного своего друга, и тот неплохо поработал.
- Мои клиенты уже говорили мне о ЕОС, - сказал в следующий раз Бургену педикюрщик. - Дайте-ка мне что-нибудь почитать по этому вопросу.
Брошюры и упорство Леона сделали свое дело. Педикюрщик взялся за организацию собрания жильцов. Студент по опыту знал, что на приглашение откликнется всего несколько человек, и предложил собрать всех жителей этого района, у которых уже побывали члены комитета.
- И не думайте, - возразил педикюрщик. - Придет столько народу, что они не поместятся в моей гостиной. Нет, поверьте мне, надо действовать продуманно. Я сам извещу жильцов моего дома, они меня все знают, и уверяю вас, что для первого раза мы наберем вполне достаточное количество.
Наконец они договорились о дне собрания, которое Леон шутя называл "великим". Жаклина в ожидании этого события потеряла сон. Если Леон почему-либо не будет присутствовать на собрании, Жаклине придется одной выдержать это испытание. Кроме того, она заметила, что с некоторых пор отношение к ней Леона перестало носить чисто дружеский характер. Правда, она ни в чем не могла его упрекнуть, но после отъезда Жака студент старался как можно чаще встречаться с нею. Два раза поджидал ее у ресторана под предлогом, что ему надо сообщить о своих переговорах с педикюрщиком. На заседаниях комитета он садился рядом с нею. Они вдвоем провели целое утро, собирая подписи, и, когда расставались, он предложил ей пойти в кино… Конечно, все это пустяки, но в письме Жака, которое он написал ей в ответ на сообщение о количестве собранных ею с Бургеном подписей, проскользнула ревнивая нотка. Вот почему в тот вечер, когда должно было состояться собрание, Жаклина не позволила Леону зайти за нею. Собрание было назначено на восемь тридцать. Жаклина пришла раньше и заглянула к консьержке.
- Скажите, чем вы так подогрели педикюрщика? - спросила та. - Он сам пригласил всех жильцов, за исключением, конечно, Адольфа.
- Вы тоже придете?
- Обязательно, только после девяти. А вы поднимайтесь.
Жаклина пришла первой. Молоденькая служанка сдвинула в гостиной всю мебель и принесла сюда стулья со всей квартиры. На столике стояли закупоренная бутылка ликера и штук двадцать рюмок.
- Как хорошо, что вы пришли! - сказал хозяин квартиры. - Я не знаю, надо ли вносить стол, с ним было бы удобнее, но зато более официально. А стульев достаточно?
- Сколько вы ждете народу?
- Отказались только толстуха со второго этажа и ее горничная. Кстати, они не представляли интереса, так как хозяйка ходит к массажисту на бульвар Монпарнас и даже не знает, что я занимаюсь педикюром. Все остальные придут…
Он был в светлом костюме.
- Вы курите? - спросил педикюрщик, вынув пачку американских сигарет. Он протянул Жаклине зажженную спичку и сел рядом с нею на диван. - Жильцы предложили устроить собрание после ужина, - сказал он. - Вы понимаете, это удобнее - дети уже спят. Может быть, подать к ликеру печенье? Почему никто не идет?
Было уже около девяти. Жаклину смущало общество этого любезного и предупредительного господина. Раздался звонок. Педикюрщик сам открыл дверь. В гостиную вошла старушка, для которой Жаклина в первое свое посещение дома ходила за хлебом, и села рядом с нею. Они разговорились. Вскоре появились консьержка с мужем. Педикюрщик приготовился встречать гостей и не садился. Жаклина краем уха слушала, как консьержка ругала хозяина дома за то, что тот не делает ремонта. А время шло и шло…
Наконец-то снова позвонили. Наверное, Леон. Нет, она ошиблась, пришел преподаватель английского, жилец из соседнего дома. На него Жаклина рассчитывала меньше всего. Она вышла в переднюю, чтобы объяснить педикюрщику, как получилось, что тот пришел. Несколько дней назад она занесла ему брошюры и между прочим упомянула о предстоящем собрании… Преподаватель скептически сказал: "Интересно послушать, что говорят люди. Если будет время, я забегу…"
Педикюрщик был польщен новым знакомством и принял учителя, как знатного гостя. Тот снял пальто и прошел в гостиную. Его лицо выразило удивление. Было уже больше девяти, а собралось всего шесть человек…
Жаклина не понимала, почему нет Леона, и у нее от страха сжималось сердце. Что надо делать? О чем говорить? А тут еще консьержка трещит без умолку, рассказывая о ценах на лук-порей! Преподаватель явно торжествовал. У педикюрщика был убитый вид.
Следующим пришел холостяк с пятого этажа, тот, у которого невеста погибла в концлагере. После него никто больше не появился. Правда, раздался еще один звонок, но это какая-то девушка забежала предупредить, что к ним пришел друг и ни она, ни ее родители не смогут принять участие в собрании. Педикюрщик вызвал в переднюю Жаклину.
- Это же катастрофа! Как нам быть?
Жаклина успокоила его, пытаясь подбодрить и себя.
- Все-таки нас семь человек. Для первого раза не так уж плохо. И этим успехом мы обязаны вам.
Но она была в отчаянии.
- Ничего не понимаю, - сказал педикюрщик, вернувшись в гостиную, - я же всех предупредил.
Он откупорил бутылку с ликером и наполнил рюмки. На это ушло время, но надо было все-таки что-то предпринимать. Преподаватель, насмешливо поглядывая в сторону Жаклины, заявил:
- Видимо, мадмуазель сделает нам доклад?
Леон Бурген пришел в тот момент, когда все казалось потерянным.
- Полный провал, - сказал ему педикюрщик вместо приветствия.
- Небывалый успех, вы хотите сказать? Разве могло быть лучше?
Он попросил прощения за опоздание - его неожиданно задержали - и выступил первым, прекратив тем самым мучения Жаклины. Прежде всего он от имени присутствующих поблагодарил хозяина дома за гостеприимство. "Мы все знакомы и собрались, чтобы поговорить. Пусть каждый выскажет свою точку зрения…"
Педикюрщик прервал его. Он прочел брошюры, которые ему принесли, и нашел их очень дельными.
- Надо всех познакомить с заявлениями ученых об атомной войне, это такой ужас!
По мнению учителя, брошюры о многом умалчивают. Сначала никто не мог понять, что он хочет сказать.
- Меня волнует проблема искусства. Чтобы искусство процветало, нужны определенные условия… Я же вижу, что это сообщество - серьезная угроза французскому вкусу. Даже само название мне не нравится. Европейское оборонительное сообщество. Что это значит? Во-первых, в него входит только часть Европы. Какое сообщество? Военное? На французов и немцев наденут одинаковую военную форму, и они будут служить в одной армии? Ничего хорошего не выйдет…
- Я уже сказал Бургену, что французы ни за что на это не пойдут, - вставил педикюрщик.
Холостяк усмехнулся.
- Не представляю себе наших солдатиков, марширующих гусиным шагом. А муштра! Палочная дисциплина, как раньше в прусской армии? Нет, благодарю вас…
Муж консьержки, работавший на заводе, боялся, что образование ЕОС вызовет унификацию ставок во всех странах.
- Нужно еще выяснить, от каких ставок будут отталкиваться. Если от английских, это еще ничего, но если нам собираются дать ставки немцев, номер не пройдет - они ниже наших.
Жена прервала его:
- Слава богу, что они хоть не собираются заставить нас лопать так же невкусно, как в Англии.
- Вообще англичане умывают руки, они хотят создать ЕОС для нас, а сами в него не войдут.
- Да, они не такие дураки, как мы, - сказала консьержка.
Все рассмеялись, и она, воспользовавшись этим, перешла к волнующей ее теме.
- Взять алжирцев, которые работают во Франции. Им платят гораздо меньше, чем нашим рабочим, нехорошо получается. Ты им расскажи, - обратилась она к мужу.
Тот подтвердил слова жены и, конечно, от оплаты труда алжирцев перешел к положению французских рабочих. В подтверждение своих слов он показал расчетный листок с выписанной ему заработной платой за последние полмесяца. Включаясь в общий разговор, педикюрщик пожаловался на налоги, старушка в свою очередь высказала пожелание, чтобы увеличили пенсию.
Каждый говорил о своем, и Леон Бурген решил навести порядок. Он объяснил, что жизненный уровень зависит в основном от военных расходов. Если ассигнования на вооружение увеличатся, жить станет еще труднее. Создание ЕОС тем более тяжело отразится на общем положении, что речь идет о подготовке атомной войны…
В ответ все заговорили одновременно… Преподаватель убежденно заявил:
- Никто не решится пустить в ход атомную бомбу.