Единственный и гестапо - Борн Георг Фюльборн 10 стр.


- Слушай, Крюгер, завтра утром я уеду, послезавтра же вечером я должен встретить Урбиса в лесу, по возможности в глухом месте.

- Зачем?

- Я с ним буду целоваться, - грубо отвечает человек с лицом фельдфебеля. - Я привез с собой нашу бабу, она тебе во многом поможет, баба первый сорт, можешь с ней недурно провести время. Ее зовут Эдита Карлебах. Запомни, что она учительница гимнастики. Меня зовут доктор Франц Мюллер из Киля. Значит, где?

- Послезавтра к шести часам я попробую привести Урбиса на лужайку за замком, где ручей сворачивает вправо.

- Найду. Но, смотри, не подведи, я шуток не терплю.

- Лучше вы не подведите меня. Пауль плюет и уходит, не отвечая мне.

У него лицо профессионального убийцы. Я этот немецкий тип хорошо знаю. Этот человек в любой момент хладнокровно свернет мне шею. Я чувствую себя неважно и возвращаюсь в отель.

Утром направляюсь в столовую. Фрейлен Карлебах сидит за столиком одна. Я прохожу мимо нее, задеваю ее стул и прошу извинения. Она с хорошо деланным изумлением восклицает:

- Ах, вы говорите по-немецки, как я рада, мне не будет скучно. Мои жених уехал на два дня.

Я пересаживаюсь за ее столик, мы болтаем о всякой чепухе. Эдита Карлебах рассказывает о своей работе в качестве учительницы гимнастики. Она действительно спортсменка. Урбис внимательно прислушивается к нашему разговору, и, видимо, заинтересован Карлебах.

Эта женщина действительно может понравиться, не столько лицо, сколько все остальное. Лицо ее портят маленькие глаза и некоторая асимметричность.

Я вижу, что Урбис хотел бы познакомиться с Карлебах, но не знает, как это сделать. Я иду ему навстречу, здороваюсь с ним и представляю даме.

Сначала Урбис держит себя натянуто. Очевидно, он принадлежит к той породе мужчин, которые чувствуют себя с женщинами хорошо лишь в отсутствии других мужчин.

Карлебах очень ловко его ободряет, не обращая на меня никакого внимания.

Вскоре Урбис ходит, выпятив грудь, и покровительственно подшучивает надо мной, моей болезнью. Он, видимо, не считает меня мужчиной. До ужина мы втроем гуляем. Урбис проявляет большую инициативу, берет Карлебах под руку и очень жовиально настроен.

На другой день Урбис просит придвинуть его столик к нашему, и мы за завтраком оживленно беседуем. Он не отходит от Карлебах, и за обедом я чувствую, как его тяжелая нога давит мой носок. Поджимаю ноги: не следует мешать людям в невинных развлечениях.

Приближается условленный час. Я сдерживаю волнение. Похоже на то, что человек, которого я зову Паулем, предполагает отправить Урбиса к праотцам. Это, конечно, меня мало интересует, но как мне, выпутаться из этой истории? Исчезнуть я не могу. Надо все учесть и предусмотреть. Но нельзя терять времени.

Я предлагаю пройтись до ужина к замку. Эдита Карлебах с восторгом принимает это предложение. Она страшно любит осматривать старинные здания. Это ты, моя милая, сглупила, - я не предполагаю вести вас в замок. Но дело поправимое.

Урбис колеблется, но потом соглашается. Они идут вперед, я же обещаю их догнать.

Нет, мой план никуда не годится: без меня может получиться недоразумение, и Урбис не попадет на лужайку ручья. Я должен к ним присоединиться. Я ловлю Мори.

- Вы знаете, господин Мори, наш инженер Урбис стал форменным донжуаном. Он просто ест глазами фрейлен Карлебах. Я очень неспокоен. Фрейлен мне рассказывала, что ее жених, господин Мюллер, чертовски ревнив и постоянно за ней следит. Боюсь, чтобы чего-либо не случилось. Наш добрейший Урбис ведет себя, как мальчишка.

- Ну, как-нибудь обойдется; поделятся, - утешает меня Мори.

Я догоняю идущую под руку пару. Урбис очень оживлен, он, видимо, совершенно отвык от женского общества и находится в состоянии нервного возбуждения. До меня доносятся обрывки двусмысленных анекдотов. Фрейлен Эдита заразительно хохочет.

На редкость соблазнительная женщина. Я слышу, как Урбис уславливается с ней о вечерней встрече.

Вы слишком торопитесь, господин инженер, и слишком доверчивы. Разве вам можно заниматься конспиративными делами и опасной политикой?

Я нагоняю Урбиса и Карлебах. Они увлечены разговором и не обращают на меня ни малейшего внимания. Мы приближаемся к замку. Урбис предлагает его осмотреть. Я возражаю: во-первых, мы опоздаем к ужину, во-вторых, там нет ничего интересного - обыкновенный стандартный замок. Фрейлен Эдита поддерживает меня. Девочка неглупа.

Я в свою очередь предлагаю обойти замок, там мы увидим прекрасные лесные пейзажи, в особенности красива лужайка у ручья.

Мы сворачиваем на тропинку, навстречу идет проклятый студент со своей девчонкой. Надо дать этим идиотам подальше уйти. Я останавливаю моих спутников и рассказываю им исторические анекдоты, которые якобы вспомнил в связи с замком. Мои спутники зевают, и Урбис иронически спрашивает меня, не был ли я школьным учителем. Фрейлен одобрительно поглядывает на Урбиса и хихикает.

Мы медленно приближаемся к лужайке, слышно журчанье ручья. Я отстаю шагов на двести от идущей впереди меня пары. Оглядываю лужайку. В лесу довольно темно. Неожиданно замечаю за толстым дубом Пауля.

Что же, Штеффен, ты сделал свое маленькое дело, ты ведь не любишь проявления грубой жестокости и терпеть не можешь вида крови.

Я направляюсь назад по тропинке; во мне, однако, пробуждается любопытство, - я должен видеть развязку. Быстрыми шагами возвращаюсь к лужайке и прячусь за кустом.

Урбис наклоняет голову и слушает, что ему рассказывает Карлебах. Он потерял остатки осторожности и благоразумия. Мне просто обидно, как можно быть таким ослом.

Пауль, слегка согнувшись, выходит из-за дерева. Он неслышными кошачьими шагами приближается к Урбису. На расстоянии десяти шагов Пауль останавливается.

Карлебах неожиданно отпрыгивает в сторону. Урбис вздрагивает, оглядывается, опускает руку в карман. Слишком поздно: Пауль поднимает руку, в ней тяжелый автоматический пистолет с каким-то странным продолговатым стволом.

Раздается слабый выстрел, не громче хлопка ладошами. За ним следует второй.

Урбис падает набок, у него как-то странно сплетаются ноги, одна рука отброшена назад, другая закрывает лицо.

Я подхожу ближе, Пауль спокойно опускает револьвер в карман, нагибается, обыскивает тело Урбиса, находит записную книжку, прячет ее. Лицо у него, как обычно, лишено всякого выражения.

У меня по спине пробегает дрожь. Мне приходит в голову отвратительная мысль: сейчас этот человек опять вытащит револьвер и спокойно всадит в меня две-три пули.

Это, конечно, чепуха, я им нужен, и мне не угрожает со стороны этого убийцы ни малейшая опасность. Пауль оборачивается ко мне. Я вновь вздрагиваю.

- Что вы, Крюгер, стоите, как бревно? Едете с нами?

- Куда?

- В Германию.

- Нет, я останусь здесь и придумаю какую-нибудь версию.

- Слушайте, Крюгер, мне нужно полтора часа времени, поняли?

Затем Пауль, не прощаясь, вместе с Карлебах уходит по тропинке, ведущей на дорогу. Я вглядываюсь и вижу в сотне шагов "мерседес". Пауль садится за руль, Карлебах - рядом. Машина срывается и исчезает.

Я возвращаюсь на лужайку, подхожу к предмету, который еще недавно был Рудольфом Урбисом. В лесу быстро темнеет, мне делается не по себе. Я быстро шагаю по направлению к отелю. Дорога отнимает у меня сорок минут. Последние несколько метров я почти бегу, врываюсь в вестибюль с криком: "Господин Мори! Господин Мори!", затем падаю в кресло и шепотом прошу воды. Лязгая зубами по стакану, я выпиваю несколько глотков.

- Я вам говорил, господин Мори, что это плохо кончится.

- Что случилось?

- Мюллер застрелил Урбиса. Он подкараулил их на лужайке за замком, увидел, как инженер обнимал эту девчонку Карлебах, и застрелил его. Потом он затащил фрейлен Карлебах в автомобиль и уехал. Нужно немедленно сообщить в полицию.

- Где тело Урбиса?

- Оно осталось лежать на лужайке. Мори в отчаянии:

- Эта история мне испортит весь осенний сезон.

Я, держась за сердце, поднимаюсь по лестнице, ложусь в постель и искусственно поддерживаю в себе состояние нервного возбуждения.

Из окна слышен крик: "Франтншку! Пепику!" Очевидно, Мори куда-то посылает свой персонал.

Через нас внизу раздаются громкие голоса: пискливый - господина Мори, и чей-то незнакомый - хриплый. Стук в дверь.

- Войдите.

Входит Мори, а за ним полицейский. Это "пан стражмистр", объясняет Мори. "Пан стражмистр" - высокий толстый дядя с небольшими усами и тупым тяжелым взглядом. Он подходит ко мне, не снимая фуражки и не здороваясь. Затем он извлекает из кармана записную книжку:

- Имя? Фамилия? Национальность? Паспорт? Все это на ломаном немецком языке.

Мори поясняет:

- Господин Крюгер тяжело болен, он очень переволновался. Кстати, господин Крюгер еще раньше говорил, что это плохо кончится.

Пан стражмистр обрывает Мори и продолжает допрос, касающийся моей личности, затем переходит к обстоятельствам дела.

Я рассказываю, что убийцу Мюллера я видел лишь мельком, когда он приехал, и два часа назад на лужайке за замком.

- С его невестой, фрейлен Карлебах, я познакомился в столовой. Она мне сразу рассказала, что ее жених болезненно ревнив и, по ее мнению, страдает манией преследования, что она счастлива освободиться на несколько дней от его постоянного контроля. Потом к нам привязался Урбис, державший себя с этой девицей очень агрессивно. Я даже раз шепнул ему, что у нее есть жених и к тому же ревнивый, но Урбис не хотел и слушать. Перед ужином он пригласил фрейлен Карлебах погулять. Я присоединился к ним, хотя у меня было нехорошее предчувствие, и я сказал об этом господину Мори. Я, однако, больной человек и отстал от них шагов на пятьдесят, они же не хотели меня ожидать. Когда я подходил к лужайке, я услышал чей-то возбужденный грубый голос. Изо всех сил поспешил туда. Услышал: "Ты будешь обнимать чужих невест?" Затем раздались два выстрела. Потом я увидел, как этот проклятый Мюллер потащил куда-то за руку Эдиту Карлебах, а через несколько минут раздался шум уезжающего автомобиля. Я поспешил вернуться в отель и с трудом до него добрался. Это и все, что я знаю.

- Вы подходили к телу?

- Нет, я видел, что он лежит неподвижно.

- А может быть, он был еще жив, отчего вы не оказали ему помощь?

- Я больной человек и не могу нагибаться. Кроме того, пока у меня были силы, я спешил сообщить о несчастьи.

Пан стражмистр, по-видимому, не особенно близко принимает к сердцу происшедшее в его районе кровавое событие: один немец убил другого из-за немецкой девчонки, - нет повода для волнения.

Протокол допроса готов, я его подписываю, даю свой постоянный адрес - Каттовицы. Господин Мори и полицейский покидают комнату. Я с видом полного изнеможения откидываюсь на подушки.

Утром в дверь просовывается голова Мори.

- Можно?

Вслед за этим в комнату вкатывается его круглое тело в уморительных штанишках.

- Знаете, господин Крюгер, на рассвете приезжал полицейский офицер из округа. Он считает, что здесь дело пахнет не ревностью, а политикой. В комнате у бедного Урбиса и в подвале был устроен обыск. Там нашли радиостанцию и какие-то письма. Я, собственно говоря, догадывался, что тут дело не в фотографии, но я не люблю вмешиваться в дела своих гостей. Только не говорите, господин Крюгер, полицейскому офицеру, что я вам все это рассказал. Сейчас он вас позовет к себе.

В канцелярии отеля за письменным столом сидит человек в полицейской форме. У него острые черты лица и уши, обрубленные, как у дога. Странное впечатление производят огромные ноздри.

- Вы Вольфганг Крюгер? банковский чиновник? германский гражданин?

- Да, но я эмигрант.

- Меня не интересуют ваши отношения с германским правительством. Скажите, господин Крюгер, не знаете ли вы, зачем была нужна Урбису радиостанция?

- Я впервые услышал о радиостанции десять минут тому назад от господина Мори.

Я ловлю укоризненный взгляд толстяка. Нет, дорогой мой, без дураков; в таких случаях нельзя без нужды врать.

- Что вам было раньше известно о личности Рудольфа Урбиса?

- Только то, что я слышал от него и господина Мори.

- Где вы впервые встретились с Мюллером и Эдитой Карлебах?

- С Мюллером я по-настоящему не встречался, мельком видел его у машины, когда они приехали, и второй раз издалека на лужайке. Что касается фрейлен Карлебах, то я познакомился с нею здесь и, откровенно говоря, по ее инициативе.

- Она же просила вас познакомить ее с Урбисом?

- Нет, я это сделал по своей инициативе, так как Урбис подошел ко мне.

- Что дало вам основание говорить господину Мори о ревности Мюллера и испытываемой вами тревоге?

- Раз, когда во время прогулки я взял ее под руку, она очень серьезно сказала мне: "Берегитесь, чтобы мой жених вас не убил, он более ревнив, чем мавр, иногда мне кажется, что он ненормальный, я только в его отсутствии свободно дышу".

- Почему во время прогулки вы отстали от Урбиса и Эдиты Карлебах?

- Я почувствовал сильное сердцебиение, просил их замедлить шаг, но они, не особенно дорожа, видно, моим обществом, пошли вперед.

- Каким образом вы попали в Штеховицы и в отель "Загоржи"?

- Когда я лечился в Мариенбаде, я познакомился с одним пожилым господином, больным тою же болезнью, что и я; он-то и посоветовал мне провести две недели здесь.

- Это, вероятно, был господин Лерман, он у меня жил, - заявляет Мори.

Я равнодушно говорю, что не помню фамилии.

- Вы долго пробудете здесь, господин Крюгер?

- Нет, я решил сегодня уехать в Прагу посоветоваться с хорошим специалистом, - я себя очень плохо чувствую.

- Вам придется дать подписку о невыезде в течение двух недель из пределов Чехословацкой республики.

- Меня это вполне устраивает, - я и так рассчитываю пробыть в Праге около месяца.

Вечером я вновь сижу в вагоне. Я несказанно рад, что вся эта история благополучно окончилась. Мне чертовски надоело изображать из себя добродетельного дядюшку и ходить с грацией старого подагрика. Я не чувствую никакого сожаления к Урбису. Во-первых, он оказался круглым дураком, во-вторых, не принадлежал к людям симпатичного мне жанра.

Я доволен собой. Пусть Пауль работает кулаком и револьвером, он ни на что другое не способен. Ты же, Штеффен, как культурный и тонкий человек, делаешь только чистую работу.

Хорошо, впрочем, что эта история произошла в провинциальной дыре, которую я напрасно проклинал, иначе налетели бы фоторепортеры, и ваша физиономия, господин Крюгер, облетела бы газеты. Это было бы более чем неприятно, - это была бы катастрофа.

У меня начинает портиться настроение. Хорошо, что пока все сошло благополучно, а если бы я влопался в историю? Мои друзья поспешили бы забыть меня.

Ты, Штеффен, сидишь на очень норовистой лошадке, как бы не очутиться в канаве со сломанным позвоночником! Нужно подготовить позиции для отступления.

Я вспоминаю о похожей на ворону даме из Бразилии. Надо будет разыскать ее в Париже, - надеюсь, она еще не уехала. Далее, не забыть навести справку о ее имущественном цензе. В крайнем случае, придется жениться на старухе и стать примерным семьянином. Конечно, не надолго.

У меня слипаются глаза, и я засыпаю…

10

Я вновь в Париже. Моя чехословацкая экспедиция закончилась. Нужно восстановить контакт с приятелями-эмигрантами.

- Что-то вас давно не было видно, уезжали?

- Какое там, я отлеживался, вожусь с сердцем. Только сегодня опять принял вертикальное положение.

- Да, у вас действительно лицо совсем зеленое, не запускайте болезни. Кстати, вас разыскивал Людвиг Арнольд, он остановился в своем излюбленном пансионе.

Вечером я в кабинете у Форста.

- Ну что, Браун, все в порядке?

- Да, погода недурна, чувствую я себя тоже прилично.

- Бросьте паясничать, я говорю о деле.

- Ах, так, но ведь вам, вероятно, уже все сообщили, господин Форст. Вы меня недавно упрекали в любопытстве, я не хочу, чтобы вы теперь инкриминировали мне болтливость.

Я невинно поглядываю на своего собеседника, эту помесь змеи с крысой. Он злобно сжимает губы. Урок ему явно не нравится.

- Что мы делаем дальше, Браун?

- Я, видите ли, не поклонник далеко идущих планов, они суживают человека и лишают его полета мысли. Кое-что мы все же можем уже теперь зафиксировать: в первую очередь вы даете мне, а я беру, пять плюс пять тысяч франков. Вас удивляет этот несколько странный счет? Могу пояснить: пять тысяч мне, столько же, скажем, на организационные расходы по обработке Малыша. Затем я еду в Лондон, опять-таки для некоторых организационных мероприятий.

- А потом?

- Потом я возвращаюсь в Париж и десять дней отдыхаю и развлекаюсь. Вы удовлетворены, господин Форст?

Он беззвучно шевелит губами, но я ясно читаю на них бессмертный афоризм Гетца фон Берлихенгена.

Нельзя, однако, перегибать палку, я здорово наступил Форсту на мозоль, теперь нужно его погладить по шерсти, - политика кнута и пряника в миниатюре.

- А я о вас помнил, дорогой Форст, и разыскал кое-что интересное для вас лично.

Форст раскрывает альбом, медленно его перелистывает, глаза у него начинают блестеть, нижняя губа немного опускается, он ее облизывает языком.

- Хо-хо-хо, господин Форст, вы покраснели, этого я не ожидал. Ну, я доволен, что мой подарок вам понравился.

С деньгами в бумажнике я выхожу на улицу, весело насвистывая. Сегодня вечером бедный Штеффен, так настрадавшийся в проклятых Штеховицах, развлекается.

Я поздно встаю, принимаю душ и после завтрака отправляюсь в пансион к Арнольду. Маленький человек, как всегда, похож на заряженный аккумулятор. Его плечи приподняты, от этого он делается еще меньше. В руках у него нож для разрезания книг. Как все нервные люди, он постоянно что-либо вертит. Очки у него сдвинуты набок, галстук висит.

- Мне говорили, Штеффен, что вы болели; действительно, вид у вас неважный: под глазами синяки, лицо желтое. А я хотел узнать, нет ли у вас чего-либо нового для меня?

- Нет, из-за болезни я был лишен возможности получать информацию. Но я на днях кое-куда уеду и надеюсь привезти нечто, представляющее, для вас, Арнольд, конкретный интерес.

- Кстати, слыхали ли вы, Штеффен, что убит Урбис, правая рука Штрассера? Какая-то нелепая романическая история.

- Да, я слышал, его ведь убили агенты гестапо.

- Откуда вы знаете?

- Вы уже имели случай убедиться в том, что я располагаю неплохими источниками информации и умею комбинировать. Больше я вам не могу ничего сказать, но рекомендую очень остерегаться. Страсбург близок от границы. Вы у себя одни, ночью пролезет некто вам неизвестный, пиф-паф - и аминь.

Назад Дальше