Пока в Одессе решали, что просить у министра, на караване собирали деньги для торжественного приёма, а Михаил Семенович лично объезжал всех снабженцев в радиусе 100 км от места дислокации каравана. В течение трех дней на судно свозили деликатесы, но основной упор всё-таки делался на рыбные блюда. Дело в том, что низовья Волги всегда славились замечательными рыбопродуктами. Они служили хорошим подспорьем в рационе команды. В свободное от вахты время, наши моряки занимались рыбной ловлей. Пойманные рыбопродукты отличались одной уникальной особенностью – если их распотрошить, то внутри брюшка можно было обнаружить множество маленьких темно-серых шариков, требующих немедленной засолки в стеклянных банках ёмкостью 1 литр. В дальнейшем шарики толстым слоем наносились на хлеб, подносились ко рту и исчезали в пищеводе среднестатистического члена экипажа.
Вопрос о трёхразовом питании команды, санкционированный Одессой для разговора с министром, по мнению Михаила Семёновича, требовал мобилизации всего запаса чёрной икры, находящегося на судне. Заинтересованные моряки сносили несостоявшихся рыбьих деток без всякого сожаления. Собранный стратегический запас этого морепродукта в объёме 10 полновесных килобанок был сконцентрирован у артельщика на весь период ожидания министра.
То ли дела на стройке действительно шли из рук вон плохо, то ли в Москве пронюхали о наличии стратегического запаса, но министр объявился в точно установленные сплетнями сроки. Несколько дней он изучал береговые объекты, материл нерадивых руководителей штаба и выступал на партийно-хозяйственном активе.
Всё это время знаменитый повар обрабатывал полученные по каналам Штейна деликатесы.
То, что министр посетит землечерпалку, не вызывало никаких сомнений – все прибывшие из столицы деятели принимали грязевые ванны на объектах стройки, общались с идейно обогащенными первостроителями и устремлялись на судно. В этом ничего удивительного – береговые стройплощадки были похожи друг на друга, как близнецы-братья, и отличались только цветом болота, над которым они возвышались. Другое дело нелепый, странный пароход, как будто сошедший с иллюстрации научно-фантастического романа.
На третий день нога министра ступила на палубу судна. Поздоровавшись с Михаилом Семёновичем, член правительства задал откровенный, как газета "Правда" вопрос:
– Вы случайно, не немец?
Получив не менее откровенный ответ, министр улыбнулся и с интересом ознакомился с невиданным доселе плавсредством. Не обошлось без конфуза. Сопровождавший министра секретарь обкома партии по идеологии неожиданно замер, глядя на вереницу поднимающихся с речного дна черпаков. Простояв несколько минут в полной коме, он выхватил блокнот и начал лихорадочно что-то записывать. Всеобщее внимание было приковано к нему. Мысль о возможной идеологической диверсии путем написания на одном из черпаков матерной фразы в адрес партии и правительства, пришедшая в голову Михаила Семёновича была откинута самим секретарём обкома:
– Скажите, сколько здесь металлических ёмкостей?…
– Очень много, – ситуацию спас сам министр и, взяв под руку, отвел секретаря от заинтриговавшего его механизма. Объяснять устройство черпаковой цепи глашатаю марксистско-ленинской теории было не только сложно, но и бесполезно. Экскурсия завершилась в кают-компании, где уже были накрыты столы. Скромное меню составляли:
1. Традиционный финский суп из копченой трески
2. Огурцы в мятном соусе
3. Камбала, фаршированная креветками
4. Фрикасе из перепела в апельсиновом соусе
5. Мимоза из спаржи
6. Сердцевины артишоков в остром соусе
7. Фаршированные крабами авокадо со специями
Естественно, что на десерт было подан щербет с плодами пассифлоры, поразивший гостей изысканным терпким вкусом. К сожалению, карта вин особым разнообразием не выделялась – сказывалось отсутствие у Михаила Семеновича навыков их потребления. Тем не менее, на столе фигурировал коньяк "Агдам" в экспортном исполнении, несколько наименований марочного "Абрау-Дюрсо" и "Московская" водка столичного завода "Кристалл". В качестве холодных закусок на столе присутствовала икра, вернее, сразу весь ее стратегический запас. От обилия черных шариков рябило в глазах. Даже ветераны кремлевских коридоров, на всю жизнь запомнившие знаменитые сталинские застолья, были поражены обилием этого исконно русского деликатеса.
Ложки, вилки, ножи и другие предметы сервировки замелькали так быстро, что банкет стал напоминать американский конвейер Форда, который, по словам газеты "Правда", погубил молодость и здоровье лучших представителей заморской нации. Металлический лязг этих предметов дружно обрывался, когда министр произносил очередной тост или задавал вопрос о кулинарных свойствах того или иного блюда. Михаил Семёнович чётко и квалифицированно давал ответ, заранее вычитанный в "Книге о вкусной и здоровой пище". Министр периодически трепал его по плечу и на что то иронично намекал:
– Нет, ты всё-таки – немец…
Чем ему не нравились уже проигравшие войну немцы, не знал никто, но все дружно хлопали в ладоши, превознося изысканное чувство юмора облаченного высшей властью интернационалиста.
К концу обеда, поблагодарив повара за высокое мастерство, министр поинтересовался проблемами, стоящими перед морскими строителями. Михаил Семёнович тут же вручил ему письмо о необходимости введения трёхразового питания. По дороге к трапу министр изучал депешу. Дочитав её до конца, он остановился, строго посмотрел в глаза Михаилу Семёновичу и произнёс чёткую, как смертный приговор, тираду:
– Я в Москве могу позволить 100 грамм икры только на Новый год, а вы тут ее хлебаете ложками. Как Вам не стыдно заикаться о расширении рациона питания!!!
Министр смотрел на поникшего начальника каравана, как тов. Рокоссовский на плененного неподалеку немецкого фельдмаршала Паулюса. Только теперь осознал Михаил Семёнович всю глубину допущенного им просчёта.
Между прочим, проблему питания всё-таки решили. Лет через десять после знаменитого приёма. Видимо, министр запомнил гостеприимство Михаила Семёновича надолго и отправляя на Волжскую ГРЭС очередного проверяющего просил передать от него привет.
– Он хоть и немец, зато человек хороший, – добавлял он.
Министр не знал, что таких хороших людей, как тов. Штейн, на караване было пять человек. Все они участвовали в сборе средств для приёма министра и долгих три месяца сидели без зарплаты, безвозвратно съеденной представительной делегацией.
Часть четвертая
На Брайтоне хорошая погода…
Скульптурная группа "Лаокоон с сыновьями и рептилиями охраняют горсовет" хорошо знакома всякому уважающему себя приезжему. О её существовании догадывается и каждый второй одессит, но далеко не все знают о наличии другого персонажа, еще недавно проживавшего неподалеку от Нового базара на улице Коблевской. Естественно, что речь пойдет о Михаиле Семёновиче Штейне. Вернее, о наиболее позднем периоде его неугомонной, кипучей и, вместе с тем, созидательной деятельности. Побывав на всех комсомольских стройках, рядом с которыми протекала хоть какая-то вода, Михаил Семёнович осел на земле в качестве самого исполнительного, яркого начальника одесского участка за всю историю флота.
В отличие от Лаокоона, Михаил Семенович Штейн был увит не скользкими хладнокровными тварями, а горячими от непрерывной работы телефонными шнурами. Согласно наблюдениям, имевших счастье находится на одном блокираторе с ним соседей, трубка телефона в квартире Штейна снималась через десять минут после его возвращения домой и не успокаивалась до следующего выхода Михаила Семеновича на работу. Вне зависимости от интервала пребывания ответственного квартиросъёмщика в помещении – т. е. с 19.00 до 7.00 в будний день или в тот же временной период, но уже с учетом включения в него субботы и воскресенья.
Скрупулезно вникая во всё, происходящее на подведомственной территории, Михаил Семёнович владел полной информацией, которой оперативно делился со всем руководством управления. Казалось, сама природа подвластна этому неугомонному человеку, в любое время суток готовому к решению производственных задач. В какой-нибудь Японии ему бы светила блестящая карьера главного диспетчера крупнейшей корпорации. Но судьба уготовила ему, родится в стране Советов, где желание человека трудиться не всегда с пониманием воспринималось окружающими. Даже Белла Яковлевна, супруга нашего героя, не всегда понимала, "зачем ему это нужно". Вместе с тем, ответ был предельно прост – без работы он просто не умел жить. Всё это, порой, приводило к абсолютно анекдотическим ситуациям.
Говорят, что на свадьбе единственного сына Михаил Семенович бесследно исчез. Перевернув вверх дном здание Морского вокзала, на крыше которого проходило торжество, пропавший Штейн был обнаружен в коморке дежурного первого этажа с телефоном в руке, ведущего напряженные переговоры с судоремонтным заводом. И только приказ начальника управления, находившегося в этой же компании, вернул счастливого отца к праздничному застолью.
К сожалению, Михаил Семёнович Штейн выехал по семейным обстоятельствам из пункта "О" в пункт "Н", т. е. из Одессы в Нью-Йорк. Чем занимается неутомимый Михаил Семёнович Штейн в далёкой Америке не знает никто, но в том, что не сидит, сложа руки, уверены все знавшие его люди. А ещё в том, что сильно скучает по нервной, утомительной и неблагодарной работе, оставленной им в далёкой Одессе. Скучает, даже в те дни, когда на Брайтоне хорошая погода…
Байка двенадцатая
ПОДВОДНАЯ ЛОДКА В СТЕПЯХ УКРАИНЫ
Было это в начале шестидесятых, когда Никита Сергеевич решил догнать и перегнать Джона Фитцджеральдовича… Финал этой истории известен всем, но совсем немногие слышали о порте, построенном в степи на деньги партии, подаренном виноделам катере и, наконец, о странном состязании, проведенным в дни чудесного строительства.
Приезд в Одессу Первого секретаря ЦК Компартии Украины был расписан заранее с точностью до минуты. Два дня с утра до вечера носился кортеж между передовыми предприятиями города и области, пока не притормозил возле винзавода НИИ виноградарства. Дегустация высококачественных вин несколько часов сопровождалась плотным обедом и завершалась прогулкой на свежем воздухе.
Ставленник Хрущева разулся, снял носки и босиком спустился к небольшому пляжу на Сухом лимане. Светило теплое солнышко, плескались местные ребятишки, и спешить на встречу в Ильичевск он не хотел. Назойливые напоминания о том, что его ждут, не производили на "хозяина" республики никакого впечатления.
Способность не обращать внимания на мелочи часто выручала Хозяина, давая реальную возможность сосредоточиться на главном. Вот и в прошлый визит в Одессу – не успел он ознакомиться с опытной продукцией этого винзавода, как кому-то вздумалось тащить его на футбольное поле… Конечно, вручали городу орден уже на следующий день, и не на центральном стадионе, а в Оперном театре, но разве не имеет он права расслабиться?
К сожалению, на этот раз перенести встречу с начальником крупнейшего в мире пароходства было нельзя, тем более что тот относился к номенклатуре ЦК КПСС. Хозяин тяжело вздохнул и сказал:
– Ладно, давайте катер…
Какого же было его удивление, когда катер так и не подошел по причине полнейшего отсутствия судоходства в этой части Сухого лимана.
– Ничего не понимаю! Там – пароходы бегают, а здесь – катера пустить не могут? Туда – все, а сюда – ничего? Вы о чем думаете? – отчитывал он секретаря обкома партии, – Возите людей – хвастаетесь успехами, а катер в Ильичевск до сих пор не провели!
Четкая картина необходимости прибрежного сообщения стала в одночасье видна всем. За несколько минут обкому партии было дано задание по финансированию нового объекта, согласовано с Москвой внеплановое подключение к строительству крупнейшего треста и, наконец, отдано распоряжение передислоцировать представительский катер из Крыма на Сухой лиман.
Решив, таким образом, проблемы обделенной части Сухого лимана, делегация отбыла в Ильичевский порт…
Глупость, исходящая сверху, не подлежит исправлению. На следующий день, на том же берегу, группа функционеров пыталась объяснить техническим специалистам крайнюю необходимость для страны в создании судоходного канала от Ильического порта до причала винзавода. Трудность заключалась в том, что осадку подаренного катера не знал никто, сам же катер должен прибыть в Ильичевск только через две недели: без расчета необходимых глубин невозможно приступить к работе, а без доклада в ЦК о бурлящей стройке нереально сохранить партбилеты. Решение подсказал зав. сельхозотделом обкома тов. Неделко.
Именно ему, как куратору НИИ виноделия выпала честь руководить историческим строительством. Проведя всю жизнь между полем и парткомом, он так и не научился ни сеять пшеницу, ни оформлять документы. Но, благодаря дикой энергии, быстро сделал карьеру, занял серьезный пост и приобрел значительный вес. Он долго слушал споры технарей, ничего не понял и пошел купаться в лиман.
– Я вам сейчас покажу, – крикнул он, и зашел в воду, – Смотрите, здесь – так…
Он показал на уровень омывавшей его колени воды. Потом зашел по пояс и присел.
– А надо – так, – он провел рукой по шее, тем самым, задавая параметры глубины.
Проектанты сразу ухватились за предложение "комиссара" (так в те годы называли представителя партии на объекте) – его рост был измерен и увеличен вдвое. Дело в том, что зав. отделом, куда бы ни посылала его партия, перестраховался увеличением всех показателей нижестоящим и уменьшением вышестоящим. А так как отвечать за стройку приходилось перед самим Хозяином, то двойной запас прочности был делом само собой разумеющимся.
Представителем заказчика был утвержден парторг НИИ виноградарства. Грамотный винодел, кандидат наук тов. Гордынюк был избран на этот пост лишь благодаря одному редкому качеству – на всех банкетах, приемах и дегустациях он пил на ровне со всеми, произносил тосты, боролся на руках и… не пьянел. Руководство НИИ отметило такой замечательный природный дар, выдвинуло тов. Гордынюка в свои ряды и теперь его чаще видели за столом с полным бокалом, чем в поле с виноградной лозой.
После научного определения глубин, все дружно приступили к работе. К полудню представитель заказчика предложил пообедать, но перед этим совершить экскурсию в самое сердце НИИ – знаменитые винные подвалы, имеющие вид замкнутого круга и располагавшиеся на глубине десяти метров. По внутреннему и наружному диаметру сплошной стеной стояли бочки с не имевшими аналогов винами.
Винодел Гордынюк с искренним удовольствием рассказывал о содержимом бочек, но проснувшийся в нем парторг в конце рассказа заявил, что является единственным, кто может обойти погреб по кругу, пробуя каждый сорт вина из двухсотграммовой пробирки и при этом остаться на ногах. Подобного бахвальства гости выдержать не могли. Вызов был принят и новоиспеченные спортсмены-дегустаторы вышли на старт.
Пробирками вооружились лучшие из представленных на строительстве учреждений и ведомств. Движение началось по часовой стрелке наружного диаметра. К сожалению, спортивные интересы вступили в открытый конфликт с тонкостями дегустации – пробирки опустошались залпом, без учета вкуса, цвета и букета. Качество уступало место количеству. Первые два литра соревнующие прошли плотной группой, но после следующей пробирки определились и фавориты, и аутсайдеры.
Впереди, с отрывом в 200 грамм, уверенно шли парторг НИИ Горденюк и начальник каравана Бузина. За ними – представители треста, райисполкома и милиции. Замыкал забег, вернее – запой, руководитель проекта Гершвин – безнадёжно отставший на пол-литра доктор наук.
Второй круг одолевали уже по внутреннему диаметру. На ногах оставалось двое – парторг НИИ и начкар Бузина. Остальные сошли с дистанции и мирно дремали в различных не приспособленных для этой цели местах.
Лидеры стремились вперед, уверенно и не спеша. Многочисленные тренировки не прошли даром и теперь оба находились в пике спортивной формы. Шаг за шагом, глоток за глотком уверенной поступью рекордсмены приближались к финишу. Неожиданно в борьбу вмешался руководитель проекта. Вернее его тело. Доктор наук спал прямо на пути следования и замешкавшийся парторг, пал, как подкошенный. Попытки подняться ни к чему не привели. Таировский Колосс оказался на глиняных ногах.
Начкар Бузина сделал еще несколько кругов и присел отдохнуть у так полюбившегося "Мускатель 1952 г.". На его лице блуждала улыбка, пробившаяся сквозь сон. Сон победителя…
Между прочим, канал сдали досрочно, флагманский катер адмирала Кузнецова пришвартовали к новенькому причалу, а секретаря ЦК, прародителя степного порта, сняли с работы через месяц после завершения строительства. С тех пор минуло много лет – причал разрушился, канал обмелел и зарос камышом, а катер "Коммунист" превратился в груду ржавого железа, не годного даже на лом. И только знающие люди помнят великие цели, утонувшие в воде, большие деньги, пропавшие в песке, и мировые рекорды, скрытые в подземных лабиринтах.
Байка тринадцатая
ОТСУТСТВУЮЩАЯ ПО ПРИЧИНЕ ПОЛНЕЙШЕГО СУЕВЕРИЯ ГЕРОЕВ НАШЕГО ПОВЕСТВОВАНИЯ
Байка четырнадцатая
КАК НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ ИВАНА СТЕПАНОВИЧА ПРОВОЖАЛ
Часть первая
Руководящая должность
Это было в середине шестидесятых, когда покрытая кукурузными початками лысая голова Никиты Сергеевича уступила право на всенародную любовь неандертальским бровям Леонида Ильича. Не успели радиоточки сообщить об этом замечательном событии, как из магазинов исчезали все мало-мальски съедобные продукты. Сейчас трудно представить, что очередь за колбасой в рядовом гастрономе могла конкурировать с первомайской демонстрацией среднестатистического райцентра.
За хлебом тоже потянулись люди с авоськами, подогревая интерес к сельскому хозяйству – сколько центнеров на гектар зерновых мы производим, сколько в состоянии съесть и куда исчезает всенародное сальдо? Интересующимся разъяснили, что это – страшная государственная тайна и если попытаться ее разгадать, то можно незаметно исчезнуть на неопределенное время. Сальдо же постепенно возвращалось к народу в виде пайков, продуктовых наборов и прочих атрибутов самого прогрессивного общественного строя.
Николай Петрович, за десять лет прошедший, вернее проплывший, нелегкий путь от кочегара до главного инженера флота, получил новую квартиру. Две комнаты трамвайчиком, пятиметровая кухня и совмещенный санузел были настолько отделены от прочих жильцов, что казались эталоном комфорта, который не могли поколебать даже пейзаж и благовония трудовой Пересыпи.
Прежняя двенадцатиметровая коммуналка горько оплакивалась супругой Николая Петровича. В отличие от мужа, она была явно не готова к серьезной руководящей деятельности. Такая большая площадь для одной семьи просто неприлична, считала она, и на Николая Петровича каждый вечер обрушивался водопад ее воинственной скромности. Дело в том, что на прежнем месте остались ее подруги по коммунальной кухне, без общения с которыми, жизнь казалась лишенной малейшего смысла.