"Ну, доктор, как вам нравится мое маленькое сокровище?.. Спасенные молочные зубы? Ведь матушке в январе сорок пятого пришлось паковать вещички, чтобы с последним военным транспортом покинуть Нойфарвассер - отец служил лоцманом и мог позаботиться о семье. Конечно, перед тем как покинуть город, матушка побросала все самое необходимое, стало быть и мои молочные зубы, в большой отцовский флотский мешок, который по ошибке - так часто случается в отчаянной спешке, когда люди готовятся к бегству, - погрузили на "Пауля Бенеке", на колесный прогулочный пароходик, и как раз этот пароходик не подорвался на мине; целый и невредимый, хоть и перегруженный, он приплыл в Травемюнде; ну а моя матушка так и не увидела ни Травемюнде, ни Любека; то военное транспортное судно, которое я назвал последним, южнее Борнхольма налетело на мину, было торпедировано, и - отвлекитесь, пожалуйста, на секунду от зубного камня и посмотрите назад - вместе с моей матушкой оно прямехонько пошло на дно, тогда сквозь ледяное крошево, а сейчас сквозь ваш телеэкран. По слухам, всего лишь нескольким господам из местных нацистов, руководителям "гау" (округа), удалось вовремя пересесть на миноносец…"
Зубной врач сказал:
- А теперь полощите.
(Во время длительных сеансов он просил, требовал, выкрикивал: "Еще раз!", позволял отвести взгляд.) И теперь изредка мне удавалось мысленно следовать за картинками, воссозданными моим воображением, и переключаться на них, к примеру, от соскочившего зубного камня, так называемого конкремента; расстояние между телеэкраном и плевательницей, ее посверкивание при одновременном сильном слюноотделении было полно малозаметных препятствий и всякого рода, как бы взятых в скобки, фраз: реплик моего ученика Шербаума, шпилек, которыми обменивались в частных беседах я и Ирмгард Зайферт: всякой повседневной школьной словесной шелухи, вопросов, задаваемых на втором государственном экзамене на замещение учительских должностей, и вечного вопроса "быть или не быть". Все это мелькало в виде цитат. Но как ни трудно было переключиться с телеэкрана на плевательницу, а после полосканья снова восстанавливать связную картину минувшего, мне почти всегда удавалось сосредоточиться на прошлом:
- Ну и как водится, доктор, мои молочные зубы, можно сказать, сохранились для потомства. (То, что раз спасли, не скоро пропадает…)
- Не будем обольщаться: против зубного камня нет средств…
- Сын искал родителей, а ему вместо них вручили флотский мешок…
- Поэтому сейчас мы и будем бороться с зубным камнем, с врагом номер один…
- И каждой девушке, которая видела во мне будущего жениха, я показывал спасенные молочные зубы…
- Поскольку лечить зубы, не удалив камень при помощи инструментов, a priori невозможно…
- Однако далеко не всякая девушка считала, что молочные зубы Эберхарда должны обязательно нравиться или возбуждать интерес…
- В последнее время практикуется лечение ультразвуком. Ну, а теперь пополощите.
Но тут случился один, как мне поначалу казалось, досадный сбой: я уже сумел с помощью спасенных молочных зубов выманить на экран свою прежнюю невесту и завести с ней разговор (вот теперь-то наконец я хочу заныть) - зубной врач возразил: "Чересчур рано". Пока я долго-долго полоскал, он развлекал меня анекдотами. Так, он рассказал о некоем Скрибонии Ларгусе, который придумал для первой жены императора Клавдия Мессалины зубной порошок - смесь жженых оленьих рогов с хиосской смолой и аммиачной солью. Когда он признался, что уже Плиний считал толченые молочные зубы самым верным порошком счастья, у меня в ушах опять зазвучал голос матушки: "Ну вот, деточка, я положу их на зеленую ватку. Когда-нибудь они принесут тебе счастье!"
Что значит в данном случае суеверие! В конце концов, я происхожу из семьи моряков. Мой дядя Макс так и остался лежать на Доггер-банке. Отец пережил "Кёнигсберг"; все то время, что Данциг был "вольным городом", он прослужил лоцманом. А меня ребята всю дорогу звали Штёртебекером. До самого конца я был их предводителем. Мооркене пришлось играть вторую скрипку. Из-за этого он и подкапывался под нашу шайку-лейку, хотел ее расколоть. Но я этого не допускал. "Слушайте меня, ребята…" Так шло до тех пор, пока мы не завалились: этот скелет, этот сукин сын настучал на нас. Пришлось мне выложить все как на духу, по порядку, как в кино. Обычные эффекты - взлет и падение нашей банды возмутителей спокойствия - меня не прельщали; скорее я предпочитал научный анализ: подростковые банды в третьем рейхе. Досье пиратов "Эдельвайс" в подвале кёльнского полицай-президиума до сих пор еще никто как следует не изучил. ("Что вы думаете на этот счет, Шербаум? Вашему поколению не мешало бы этим поинтересоваться. Нам тогда было семнадцать, столько же, сколько вам сейчас. И некоторое сходство нельзя не отметить: отрицание собственности, общие девочки, к которым мы не подпускали других, а главное - единый фронт против всех взрослых: да и господствующий в 12 "А" жаргон сильно смахивает на наш тогдашний язык".) Разумеется, в ту пору была война. И речь шла не о курилках и прочей детской муре. ("А вот когда мы распатронили хозяйственную контору… А вот когда мы забрались в придел церкви Сердца Иисусова… А вот когда мы на зимнем плацу…") Мы оказывали сопротивление по-настоящему. С нами никто не мог справиться. Пока Мооркене на нас не настучал… Или же эта жердь с ее клыками! Следовало бы их обоих заложить самим или дать категорический приказ - никаких баб! Кстати, мои молочные зубы я носил тогда в мешочке на груди. Каждый, кого мы принимали, должен был поклясться на моих молочных зубах. "Из Ничего вырастает ничтожество". Надо было бы принести их с собой.
- Вот видите, доктор, как время идет. Еще только вчера я был предводителем юношеской шайки, наводящей страх на целый имперский "гау" Данциг - Западная Пруссия, а сегодня я штудиенрат, преподаю немецкий и еще историю, хотел бы уговорить своего ученика Шербаума отойти от молодежного анархизма. "Вам надо заняться школьной газетой. Вашему критическому уму требуется соответствующее поле деятельности". В сущности, штудиенрат - это переквалифицировавшийся предводитель юношеской шайки, который - если вы не возражаете, я сойду за эталон - уже давно не чувствует никакой другой боли, кроме зубной, - сплошная зубная боль…
Дантист объяснил причину моей хоть и терпимой, но непрекращающейся зубной боли - строение челюсти ведет к опуханию десен и обнажению чувствительных шеек зубов. Ввиду того что очередная историйка дантиста меня не проняла - "От зубной боли Плиний рекомендовал класть в ухо пепел от черепа бешеной собаки", - зубной врач махнул каким-то своим инструментом.
- Может быть, нам все же включить теле…
Но я настаивал на том, что мне больно… Громкий стон. Такую жалобу никак не пропустишь мимо ушей. ("Извините, пожалуйста, но я так рассеян".)
По телеэкрану ведет велосипед мой ученик.
"Ох, уж эта мне ваша зубная боль. А что происходит в дельте Меконга? Вы читали?"
"Да, Шербаум, читал. Ужасно. Ужасноужасно. Но должен признаться, что эта ноющая боль, эта все время как бы давящая на один и тот же нерв струя воздуха, эта локализованная, даже не очень острая, но неотступная боль затрагивает и огорчает меня больше, нежели фотография, на которой изображена необозримая и все же абстрактная, не касающаяся непосредственно моего нерва мировая скорбь".
"Разве она не вызывает у вас гнев или хотя бы печаль?"
"Часто я пытаюсь вызвать у себя печаль".
"Вас не возмущает это, не возмущает несправедливость?"
"Я стараюсь почувствовать возмущение".
Шербаум исчез. (Он поставил свой велосипед под навес на стоянку.) Зубной врач вдруг оказался рядом.
- Если больно, дайте мне, пожалуйста, знать, но негромко.
- О боже, ноет.
- Позже мы примем арантил.
- Можно мне пополоскать, доктор, только разок пополоскать?
(И принести извинение. Я больше никогда не буду…) В ушах у меня опять звучит голос невесты:
"Ты и твои болячки! Когда я о них слышу, мне хочется с тобой расстаться, пусть это и будет больно. Скажи номер твоего текущего счета, я пролью бальзам на твои раны. Рента будет тебе к лицу. Придумай что-то новое. И ты сможешь заняться своим хобби - например, кельтскими орнаментами на надгробиях".
(Прочь, плевательница, я уношусь к базальтовому карьеру на Майенском поле. Нет, базальт сверкает на кладбище в Круфте. А может, это склад пемзы, и она между пустотелыми плитами…)
"Будешь приносить пользу, могу поспорить, что из тебя выйдет классный училка…"
(Нет, это не склад пемзы, а Андернах. Променад у Рейна, где всегда гуляет ветер. Хожу между городскими укреплениями и автопаромом и считаю подстриженные платаны. Бесконечные разговоры, слова.)
"Ты вылил на одну меня целый ушат педагогических откровений: не грызи ногти. Читай медленно и по определенной системе. Осмысли пройденное, прежде чем отклоняться от темы. Ты меня закормил Гегелем и твоими Марксом и Энгельсом…"
(Застывшие черты, в лице что-то козье, на губах вскипают пузыри, чуть не лопающиеся от осколков зубного камня, щебенки воспоминаний, шлака ненависти. Ах, любимица публики Лоис Лейн!)
"Я уже взрослая. Избавилась от тебя. Наконец-то избавилась. Тряпка, бездарь, супертрус…"
(А позади этого граммофона с одной и той же пластинкой на реке движение - вверх по течению, вниз по течению. Пых! Пых!)
"Ты был хороший, малость слезливый учитель".
(Лойтерсдорф на правом берегу Рейна, бугры коричнево-черных, залитых дождем клумб - розарий. Вздох! Еще вздох!)
"Прояви себя как-нибудь, сообразно твоим дарованиям. Перестань возиться с пемзой и цементом - пока не поздно. Как ты хочешь получить эти пятнадцать тысяч?"
(У подножья клумб, внизу, - товарняк и снующие машины. Движение заменяет задний план. Слова пролетают справа и слева мимо меня и, подобно плевкам, падают на пустую веранду гостиницы "Траубе". Тук-тук.)
"В рассрочку или все сразу?"
(Я стою на ветру в своем непромокаемом плаще. Карманные деньги для супермена.)
"Ну, телись. Скажи номер твоего текущего счета".
(Когда-то в старину андернахские укрепления были таможенным бастионом на Рейне у правителей кёльнской земли…)
"Считай это компенсацией за нанесенный ущерб и прекрати свое нытье".
(…Много позже они стали памятником воинам, павшим в четырнадцатом - восемнадцатом годах. Кинокамера поворачивается. Новый кадр. Ассистент режиссера уговорил мою невесту покормить чаек! Кра! Кра!)
Она мне их выплатила разом. И я распорядился этими деньгами весьма толково. Студент-перестарок перешел на другой факультет. Боннский университет - я хотел остаться поблизости от нее - превратил инженера-механика, специалиста по центробежным фильтрам, в референдария, потом в асессора, который с осени этого года стал штудиенратом и преподает немецкий и историю. "Разве не лучше было бы, если бы вы при ваших знаниях, - давали понять студенту, - выбрали бы в качестве основного предмета математику?" И тот, в парусиновых бахилах, тоже отвлекся на секунду от моего зубного камня.
- Как вы могли, закончив машиностроительный факультет, поставить на этом крест? Так можно сидеть за партой до скончания века.
Я долго полоскал. Если уж переучиваться, то в корне. Пусть не считает, что выбросила деньги на ветер. Приблизительно три тысячи еще остались. (Позже я должен буду перевести эти деньги на его текущий счет, больничная касса согласилась взять на себя только половину расходов.) Вот во что обойдется мне неправильный прикус. Зато я сижу в его полуавтоматическом кресле системы "Риттер", благодаря этому сооружению все разнообразные инструменты у него всегда под рукой, под его умелой рукой, и он работает, в то время, как я нет, в то время, как мы оба наслаждаемся визитерами, посещающими мой мозг.
- Как по-вашему, доктор, неужели я должен был наотрез отказаться от денег?
Моя невеста прекратила передачу из Андернаха:
"Только что мы видели, какое губительное действие оказывает зеленый криптонит на зубную эмаль супермена. А как будут реагировать зубы супермена на красный криптонит?.. Об этом вы узнаете из нашей следующей передачи "Супермен". А пока бросим взгляд на кабинет владельца криптонита…"
И она охарактеризовала предметы, которые меня окружали:
"Этот красиво изогнутый слюноотсос с убирающимся шлангом приводится в действие водяным насосом и демонстрируется на всех зубоврачебных выставках-продажах, так как славится своей исключительно высокой производительностью отсасывания…"
Она говорила таким сладким голоском, словно нахваливала елочные украшения, а не прополаскивающее устройство плевательницы или двухколенчатый отросток "Риттера", извергающий фонтанчики воды. "Плевательница благодаря особому механизму может передвигаться и по вертикали…" Моя бывшая невеста на телеэкране и помощница с влажными пальцами давали указания, нажимая на специальную кнопку, находившуюся на передней стороне навесного столика. Ах, как они вились около меня! Как ловко поднимали опустившийся отсос! С удовольствием я прислушивался к тому, как он сосал и булькал, будто истомленный жаждой, прежде чем досыта напиться моей слюной.
- Будьте добры, не напрягая, опустите язык вниз…
Зубной врач склонился над моей особой, заслонив своим телом четыре пятых телеэкрана; правый локоть его шарил в поисках опоры между ребрами и бедром, а рука ковыряла в моих покрытых зубным камнем шейках верхних резцов.
- Не глотать, все сделает отсос. Дышите глубже, вот так… Может быть, мне все же включить…
- Нетнетнетнет.
(Сегодня еще нет.) Я хочу услышать, как будет соскакивать всякая дрянь с моих зубов…
Видите ли, Шербаум, и это стоит описать: я накапливаю пенящуюся слюну и кровь, дробленые похрустывающие осколки. С любопытством пробую их на язык, а потом, испугавшись, выплевываю все вместе в плевательницу и беру стаканчик, ухватистый, сравнительно небольшой - пациент не должен, держа его, поддаться искушению и полоскать чересчур долго, - да, я полощу и рассматриваю свои отходы, вижу больше, чем есть на самом деле, прощаюсь с раздробленной массой зубного камня, ставлю стакан на место и с умилением наблюдаю за тем, как он автоматически наполняется тепловатой водой. "Риттер" и я работаем согласованно и планомерно.
Видите ли, Шербаум, синхронность многочисленных действий стоит описать: в то время, как я разеваю рот, повторяя про себя "плач Иеремии", левый отросток "Риттера" переставляет навесной столик, а этот в парусиновых бахилах выдвигает скользящую подставку с инструментами, на которой все они уже лежат в полной боевой готовности. К примеру, слаботочный ручной прибор для электронной проверки зубов автоматически заряжается и совершенно портативен. Мой врач мог бы гулять, держа его в кармане, по лесным дорожкам вдоль Грюневальдского озера или вдоль Тельтов-канала, посещать "зеленую неделю", словом, бывать повсюду, где рыщут дантисты в поисках богатой добычи.
- Позвольте, я быстренько. Ладно? Вот моя визитная карточка. У вас, говорю напрямик, обратный прикус. В сочетании с сильно выдвинутым вперед подбородком он делает вашу внешность чересчур волевой. Можно подумать, что вы человек жестокий. Но недостатки для того и существуют, чтобы их устранять. Моя рекомендация - мостовидные протезы. Вам достаточно снять телефонную трубку. Мы сразу договоримся о часе, удобном для вас и для меня. Всего шесть-семь сеансов, если не будет осложнений, которые затруднят лечение. Доверьтесь мне и моей ассистентке, в ее скромности можете не сомневаться. А уж телевизор позаботится о том, чтобы вы отвлеклись. Телеэкран направит ваши мысли в другое русло, даже если он не будет включен. Прошу вас только об одном: доверьтесь мне и моей бормашине системы "Риттер" - она сама быстрота и натиск… моя бормашина делает пятьдесят тысяч триста оборотов в минуту, а приводящий ее в движение мотор гарантирует приглушенный звук.
- Правда?
- Буквально играючи я меняю насадку: сверло на шлифующий диск.
- Больно будет?
- А местная анестезия на что?
- Без нее не обойтись?
- В конце мы еще немного пошлифуем, и тогда вы поймете, что ваша невеста не зря дала вам отступного.
- Как-никак мы были помолвлены два с половиной года.
- Давайте выкладывайте, дорогой мой, выкладывайте!
- Дело было в 1954 году…
- Отличное начало.
Вот что я рассказал моему зубному врачу.
- Но предупреждаю вас, доктор, речь пойдет о туфе, о пемзе, извести, мергеле и трепеле, о шифере и клинкере, о деревнях Плайдт, Крец и Круфт, об эттрингском туфе и о коттенхаймском месторождении базальтовой лавы, о карьере пемзы у Корельсберга и о поздневулканических образованиях на Майенском поле, да, прежде… прежде чем я расскажу о себе, Линде и Шлоттау, о Матильде и Фердинанде Крингс - прежде, предупреждаю вас, доктор, речь пойдет о цементе.
Зубной врач сказал:
- Я работаю не только с гипсом, но и с определенными сортами цемента. Цемент - основа всех используемых мною материалов. Мы еще с этим встретимся.
Ну вот, тут я и начал:
- Цемент, используемый в промышленности, - это продукт естественных материалов: мергелей и известняков. Он создается из измельченной извести, клинкера и трепела, из равномерно обожженной до спекания углекислой извести и трепела при перемешивании с водой и обжига сырья во вращающихся печах.
(Как здорово я все еще помню. У меня мелькнула мысль: порази учеников своими техническими познаниями. Наверняка Шербаум считает тебя человеком не от мира сего, если не чокнутым.)
(Я посоветовал своему стоматологу собирать дентиновую пыль. Он возразил, что при обточке зубов и при одновременном выделении слизи количество отходов не очень велико.)
- Возможно. Но наша цель - полное пылеулавливание. Цементные заводы очищаются от пыли с помощью пылеулавливающих камер, с помощью центробежных установок и фильтров, далее вступают в действие установки для гранулирования, а оставшаяся пыль выводится к Рейну и выпускается на территорию между Кобленцем и Андернахом.
- Я бывал в предгорьях Эйфеля. Лунный ландшафт.
- И все же, как вы знаете, там неплохо получаются натурные съемки.
- Во время стоматологического конгресса я и мои коллеги совершили экскурсию в аббатство "Мария Лаах".
- Монастырь бенедиктинцев попадает в зону распространения пыли, обе дымовые трубы на крингсовских цементно-туфовых заводах до меня имели высоту лишь тридцать восемь метров. В ту пору выброс оседал в непосредственной близости от завода, ныне же, после увеличения высоты труб, а особенно с переходом к сушке материалов при помощи вибрационных газовых ионообменников и использования охлаждающих башен, выброс цементной пыли снизился до девяти десятых процента; кроме того, обеспечено равномерное распределение пыли у Рейна на всем протяжении Нойвидской низменности…
- Да, хозяева заводов показывают пример заботы о своих согражданах.