И от души чего теперь им надо?
Им - совести бичам и выходцам из ада,
Со дна души подъявшимся змеям?
Иль больше нечего сосать им жадно там?
Иль жив доселе коршун Прометея,
Не разрешен с Зевесом старый спор,
И человек, рассеять дым не смея,
Привык лишь проклинать свой страшный приговор?
Или за миром призрачных явлений
Нам тщетно суждено, бесплодно жизнь губя,
Искать себя, искать тебя,
О разрушения зиждительного гений?
Пора, пора тебе, о демон мировой,
Разбить последние оплоты
И кончить весь расчет с дряхлеющей землей…
Уже совершены подземные работы,
Основы сущего подкопаны давно…
Давно создание творцом осуждено,
Чего ж ты ждешь еще?..
. . . . . . . . . . . . . .
Июль 1846
К * * *
"Ты веришь в правду, и в закон…"
"Ты веришь в правду и в закон,
Скажи мне не шутя?"
"Дитя мое, любовь - закон,
И правда - то, что я влюблен
В тебя, мое дитя".
"Но в благородные мечты
Ты веришь или нет?"
"Мой друг, ты лучше, чем мечты,-
Что благородней красоты?
В тебе самой ответ!"
"Хотя в добро бы иль хотя б
В свободу верил ты?"
"К чему, дитя мое? Тогда б
Я не был счастлив, не был раб
Любви и красоты".
"Хотя бы в вечную любовь
Ты верить, милый, мог?"
"Дитя мое! волна - любовь,
Волна с волной сойдется ль вновь -
То знает только бог!"
"Ну, если так - то верь хоть в страсть,
Предайся ей вполне!"
"Тебе ль не знать, что верю в страсть?
Но я, храня рассудка власть,
Блаженствую вдвойне!"
Август 1846
Артистке
Когда, как женщина, тиха
И величава, как царица,
Ты предстоишь рабам греха,
Искусства девственного жрица,
Как изваянье холодна,
Как изваянье, ты прекрасна,
Твое чело - спокойно-ясно;
Богов служеныо ты верна.
Тогда тебе ненужны дани
Вперед заказанных цветов,
И выше ты рукоплесканий
Толпы упившихся рабов.
Когда ж и их-восторг казенный
Расшевелит на грубый взрыв
Твой шепот, страстью вдохновленный,
Твой лихорадочный порыв,
Мне тяжело, мне слишком гадко,
Что эта страсти простота,
Что эта сердца лихорадка
И псами храма понята.
Октябрь 1846
"С тайною тоскою…"
С тайною тоскою,
Смертною тоской,
Я перед тобою,
Светлый ангел мой.
Пусть сияет счастье
Мне в очах твоих,
Полных сладострастья,
Томно-голубых.
Пусть душой тону я
В этой влаге глаз,
Всё же я тоскую
За обоих нас.
Пусть журчит струею
Детский лепет твой,
В грудь мою тоскою
Льется он одной.
Не тоской стремленья,
Не святой слезой,
Не слезой моленья -
Грешного хулой.
Тщетно на распятье
Обращен мой взор -
На устах проклятье,
На душе укор.
1846(?)
Тополю
Серебряный тополь, мы ровни с тобой,
Но ты беззаботно-кудрявой главой
Поднялся высоко; раскинул широкую тень
И весело шелестом листьев приветствуешь день,
Ровесник мой тополь, мы молоды оба равно
И поровну сил нам, быть может, с тобою дано -
Но всякое утро поит тебя божья роса,
Ночные приветно глядят на тебя небеса.
Кудрявый мой тополь, с тобой нам равно тяжело
Склонить и погнуть перед силою ветра чело…
Но свеж и здоров ты, и строен и прям,
Молись же, товарищ, ночным небесам!
6 июля 1847
Автору "Лидии" и "Маркизы Луиджи"
Кто б ни был ты, иль кто б ты ни была,
Привет тебе, мечтатель вдохновенный,
Хотя привет безвестный и смиренный
Не обовьет венцом тебе чела.
Вперед, вперед без страха и сомнений;
Темна стезя, но твой вожатый - гений!
Ты не пошел избитою тропой.
Не послужил ты прихоти печальной
Толпы пустой и мелочной,
Новейшей школы натуральной,
До пресыщенья не ласкал
Голядкина любезный идеал.
Но прожил ты, иль прожила ты много,
И много бездн душа твоя прошла,
И смутная живет в тебе тревога;
Величие добра и обаянье зла
Равно изведаны душой твоей широкой.
И образ Лидии, мятежной и высокой,
Не из себя ль самой она взяла?
Есть души предызбранные судьбою:
В добре и зле пределов нет для них;
Отмечен помысл каждый их
Какой-то силой роковою.
И им покоя нет, пока не изольют
Они иль в образы, иль в звуки
Свои таинственные муки.
Но их немногие поймут.
Толпе неясны их желанья,
Тоска их - слишком тяжела,
И слишком смутны ожиданья.
Пусть так! Кто б ни был ты, иль кто б ты ни была,
Вперед, вперед, хоть по пути сомнений,
Кто б ни был твой вожатый, дух ли зла,
Или любви и мира гений!
Декабрь 1848
[Дневник любви и молитвы]
1
Марта 25, 18.. года
Und wenn du ganz in dem Gefühle selig bist,
Nenn's Glück, Liebe, Gott!
Ich kenne keinen Namen
Dafür. Gefühl ist alles…
Name ist Schall und Rauch,
Umnebelnd Himmelsglut
I
И снова он, старинный, мрачный храм,
И тихий свет лампады одинокой,
И в куполе Всевидящее Око,
И лики длинные, как тени по стенам.
И образы святых над царскими дверями
Парящих в небо стройными рядами.
И выше всех Голгофа. И на ней
Распятый Бог, страдалец за людей.
II
И вспомнил я, как часто в храме том,
Лет за восемь, молился я с отцом,
И снова видел я мольбу его святую,
Восторженный и вместе кроткий взор.
И слышал речь Евангельски-простую,
О чудесах Господних разговор…
Как часто он молился со слезами
И "верую" с восторгом повторял,
И голову смиренно преклонял
Под выход с страшными и тайными дарами!..
Тогда и я все ясно понимал
И символ веры набожно читал…
И пению и смыслу дивных слов
Вторил торжественно раскат колоколов…
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
И долго был я думой погружен
В былое, пролетевшее как сон.
III
Но я взглянул… И лики предо мною,
Казалось, ожили, но жизнью мертвецов,
И было ли то звон колоколов
Иль смутный сон владел моей душою,
Но слышались мне звуки странных слов.
Казалось мне, ряды святых как хоры
Гласили песнь, печальную, как стон,
И вторил им унылый, страшный звон.
Их лики бледные… Недвижимые взоры
И песнь проклятия… То был ужасный сон…
И между них я видел лик знакомый,
Чертами он отца напоминал
И горестным спокойствием сиял…
. . . . . . . . . . . . . . .
Очнулся я… и было грустно мне,
Но страшно не было. Лишь милой старине
Я отдал дань невольными мечтами;
А вздох сдавил, скрестивши грудь руками.
IV
И между тем народ уж находил
И, набожно крестясь, на место становился.
И служба началась, и ряд паникадил
Сиянием свечей мгновенно озарился.
Вдали от всех я у стены стоял
И, ко всему святому равнодушный,
Над верою толпы, живой и простодушной,
В душе, как демон, злобно хохотал.
V
И стало скучно мне… Ленивою душой
Ни мысль единая, ни чувство не владели.
И проклял я удел блаженный свой,
И мирный быт, и хладный свой покой,
И вечное стремление без цели,
И книжной мудрости на полках длинный ряд,
И споры школьные, и мысли напрокат.
И - почему, зачем - того не знал я,
Но дни младенчества предстали предо мною,
И, словно наяву, я видел пред собою
Картины лучшего, былого бытия.
И видел я в волшебном сновиденье
И детскую постель, и в окна лунный свет,
И над постелью матери портрет,
И образ на стене - ее благословенье.
И вспомнил я, с каким благоговеньем
Я "Отче наш", ложася спать, читал
И на луну смотрел - и тихо засыпал.
И погружался я душой в воспоминанье
И свиток прошлого внимательно следил.
И, наконец, с тоской и трепетом открыл
Страницу грустную блаженства и страданья.
И ожил снова я… и первую любовь,
И слезы, и мечты душа постигла вновь.
И снова видел я - и мраморные плечи,
И ножку легкую, и девственную грудь,
И снова слышал я пленительные речи
Все так же, как и в день минутной нашей встречи.
Да! ты была одна, с которой жизни путь
Не труден был бы мне… И озарен сияньем
Звезды моей, могучий упованьем,
Я шел бы с верою путь скорби и труда!..
Но ты была падучая звезда…
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Не в силах удержать и дум и чувств избыток,
Закрыл я холодно воспоминанья свиток.
VI
И стал я на народ смотреть… Но прежних лиц
Мой взор искал напрасно. Предо мною
Ряд старых дам да чопорных девиц…
А назади с смиренной простотою,
С поклонами земными - ряд купцов
Да жен и дочек их. Признаться, пустотою
Душа страдала. Я уж был готов
Идти скучать домой. Но теснотою
Удержан был. Ленив я как-то стал
И до дверей толкаться не желал.
И вот опять я стал смотреть. Случайно
(А может быть, по воле неба тайной)
Мой взгляд упал налево…
VII
Там одна
Близ гроба Искупителя стояла,
Молилася так пламенно она,
Смиренно так колена преклоняла.
Невольно к ней я взоры приковал
И отвести не мог… И думать стал:
Зачем она в тиши уединенья,
Вдали от всех, хотя и лучше всех?..
И от души ли было то моленье
Или расчет кокетства? Горький смех
При мысли той невольный подавляя,
Я все смотрел. Меня не замечая,
Все так же пламенно молилася она
И никуда свой взор не обращала
И к миру дольнему была так холодна.
И признаюсь, за смех мне стыдно стало.
Ее прекрасное и бледное лицо,
Сиявшее тоскою и надеждой,
Тень локонов, свивавшихся в кольцо,
И очи черные, и черный цвет одежды -
Все было дивно в ней… Печальна и бледна,
Мне Божьим Ангелом явилася она:
Казалось, он по небесам грустил
И небеса за грешников молил.
VIII
И каждый раз, когда, колена преклоня,
Она свой взор на небо обращала,
Мечталось мне: она молилась за меня
И грешника молитвою спасала.
И странно! Сам давно забытые слова
Я лепетал греховными устами
И крест творил - и гордая глава
Склонялася во прах пред образами.
IX
И предо мной иконостас сиял,
И лики весело и радостно смотрели,
И Распятый, казалось, призывал
Словами кроткими к Себе, к Единой цели
И блеск свечей на стенах озарял
Изображения святые -
И видел я - и ясли те простые,
Откуда Свет народам воссиял,
И мудрых пред Младенцем поклоненье,
И Ангелов средь пастырей явленье,
И ночь страдания, когда на Элеон
В последний раз пришел молиться он,
Последнюю с земным где выдержал он битву…
И тяжкий крест, и за врагов молитву.
X
И помню я: свет черных, жгучих глаз
Во мрак души моей проник тогда не раз…
И взор ее сиял мне примиреньем.
И всякий раз, когда его встречал,
Казалось, я из праха восставал
И постигал святое вдохновенье.
2
Марта 27, 18.. года
Верую, Господи, и исповедую, яко
ты еси Христос, Сын Бога Живого,
пришед в мир грешныя
спасти, от них же первый есьмь аз.
I
И подошла она, смиренно-величава,
И вместе с прочими пред чашей пала в прах.
И осияла всех, казалось, Божья слава,
И я почувствовал в душе невольный страх,
И дряхлыми, но твердыми руками
Служитель Вышнего открыл Святой фиал,
И средь молитвы всех - молитву он читал -
Я голову склонил… и с верой и слезами
Его слова тихонько повторял.
И верил я, что Сын Живого Бога,
Пришедший в мир погибшия взыскать,
Недаром счастья мне послал с небес так много,
Недаром дал любви и веры благодать.
II
Марта 28
Отец Любви! Перед тобой
Теперь склоняюсь я в смиренье
Когда-то полною сомненья,
Когда-то гордой головой.
Я не ропщу на мой удел,
На бытие без назначенья…
Путем страданья к просветленыо
Идти Божественный велел.
И я, страдая и тоскуя,
Тоской стремлюсь куда-нибудь -
Куда-нибудь ведет мой путь…
Цель жизни, может быть, найду я.
III
И брожу я с надеждой, с любовью, с тоской
Мимо дома ее, мимо милых мне окон
И смотрю - не сияют ли очи за рамой двойной.
Не белеет ли ручка, не чернеет ли локон?
И когда луч очей из окна на меня упадет,
Он мне сердце, как свечку, к молитве зажжет.
И сгорает и тает оно перед ним
И довольно, как факел, сгораньем своим.
IV
Простите мне! Порывы чувства
Вас оскорбили, может быть,-
Но я не ведаю искусства
В груди прекрасное таить.
Простите мой невольный трепет,
Восторга страсти полный взгляд,
Смятение и странный лепет.
Простите мне - я виноват.
Я забывал, встречая вас,
Что есть толпа, что есть другие,
Что мир разъединяет нас,
Что друг для друга мы чужие.
V
Дитя, дитя! Не смейся надо мной,
На плечи не спускай небрежно черный локон,
Не улыбайся мне улыбкою живой,
Когда, смятенья полн, поникнув головой,
С надеждой робкою брожу я мимо окон.
Дитя! Не знаешь ты, что страшною ценой
Я покупаю счастья миг единый,
Что лучшею души и жизни половиной
Я заплатил за взгляд единый твой,
Звездою тихою горя над миром шумным.
Свое сияние ты льешь на всех равно -
А я?.. я веровал, что счастье быть бездумным
От взгляда твоего мне одному дана.
VI
Прости, прости! Ни вздохом, ни слезой
Не вспомнишь ты страну, тебе чужую,
Душой давно, быть может, в край иной
Стремилась ты.
О чем же я тоскую,
Чего мне жаль? Сиянья ли очей -
Сиянья звезд блестящих и холодных,
Мечтаний ли, бессонных ли ночей,
На ветер брошенных порывов благородных?
Вот есть о чем жалеть! Прощайте, добрый путь!
Что нужды вам, что в сердце чьем-нибудь
Вы лучшие сгубили упованья,
Что чья-нибудь больна чахоткой грудь,
Что вам вослед несется вздох страданья?
Блаженны вы. Вам не о чем вздохнуть…
Прощайте же, прощайте - добрый путь!
VII
Прочь, демон, прочь! Недаром были
Даны мне слезы и мечты,
Что небеса мне возвратили,
Того отнять не можешь ты.
Исчезло дивное виденье,
Но им душа еще полна.
Прочь, демон, прочь! Во мне Она,
А надо мною - Провиденье.
<Начало 1850-х гг.>