"Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман" - четвертая книга писателя Игоря Гринькова, изданная в ЗАОр "НПП "Джангар" (г. Элиста). В 2005 он дебютировал в "НПП "Джангар" литературно-документальной книгой "Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций". В 2006 году там же выпустил вторую литературно-документальную книгу "Хроники судебного медика - 2".
Содержание:
От автора 1
Часть первая. Запой 1
Часть вторая. Сумасшедший дом 7
Часть третья. Прорыв 14
Часть четвертая. Презентация 21
Игорь Гриньков
Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман
"Периферия, или провинциальный русско-калмыцкий роман" - четвертая книга писателя Игоря Гринькова, изданная в ЗАОр "НПП Джангар" (г. Элиста). В 2005 он дебютировал в "НПП Джангар" литературно-документальной книгой "Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций". В 2006 году там же выпустил вторую литературно-документальную книгу "Хроники судебного медика - 2".
В конце 2006 - начале 2007 годов в шести номерах литературно-художественного и общественно-политического журнала "Теегин Герл" ("Свет в степи") была опубликована художественная повесть Игоря Гринькова "Белый пиджак", которая в 2007 году вместе с рассказом "Люди из тени" вышла отдельной книгой в ЗАОр "НПП Джангар".
С 2006 года по 2008 год регулярно печатался в журнале "Теегин Герл". Дважды произведения Игоря Гринькова (в 2007 и в 2008 годах) появлялись на литературной странице "Медицинской газеты". Рассказ "Люди из тени" вошел в 6-й (заключительный) том антологии "Современная литература народов России" (издательство "Пик", г. Москва), вышедший в 2008 году и охватывающий обширную литературную географию Российской Федерации.
С 2007 года - член Союза писателей Калмыкии.
В октябре 2008 года Игорь Гриньков принят в "Союз российских писателей".
В новую книгу вошли роман "Периферия…" и "Миниатюры" - небольшие рассказы, часть из которых ранее были опубликованы в журнале "Теегин Герл" и в "Медицинской газете".
От автора
Женщине по имени С. посвящается
Когда я дал почитать одному своему сведущему другу еще не напечатанный роман "Периферия…", он показался ему вторичным по сравнению с предыдущей книгой "Белый пиджак". Наверняка, он прав, но это меня совершенно не смущает.
Лирическая линия отношений мужчины и женщины в наше время не может подаваться в отрыве от окружающих всех нас реалий: "ровных, прямых, столбовых дорог и прекрасной жизни".
А тема алкоголизма и наркомании настолько глобальна, что не писать о ней просто невозможно; для этого необходимо уподобиться страусу, прячущему голову в песок при появлении опасности. Ведь, в конечном счете, только эти два фактора, не касаясь многочисленных других, в состоянии погубить биологический вид, который мы самонадеянно называем gomo sapiens - человек разумный.
Жертвами наркомании и алкоголизма становится преимущественно молодежь, вот что ужасно. Ведущаяся до недавнего времени на телевидении кампания являла собой по большей части завуалированную рекламу пива и наркотиков. Мы должны противопоставить ей жесткую, где-то даже чрезмерную антинаркотическую и антиалкогольную рекламу во всех возможных формах, включая художественную литературу. Опасения переборщить в этом деле, безосновательны; проблемы сами по себе таковы, что страшнее быть не может.
Когда выбрасывается демагогический лозунг о свободе выбора человека, мы должны твердо и ответственно заявить, что по отношению к наркотикам свободы выбора не может быть по определению. Потому что, наркотики - это смерть, сначала духовная, затем телесная. Нельзя спекулировать на так называемых демократических ценностях.
Молодым необходимо внушить, что взрослые люди, приобщая их к наркотикам, набивая себе при этом карманы и добиваясь других целей, разводят молодежь как лохов и лузеров, используют в своих поганых целях. А молодым очень не нравится быть в роли лохов и неудачников. Им также не по душе, когда их используют.
Миф о детях высокопоставленных родителей, балующихся наркотиками - сказка. Может, имеются редкие исключения. А в основном они тщательно берегут свое здоровье, готовя себя к другой, более достойной жизни.
Однажды у крупного табачного магната спросили, курит ли он продукцию своих фабрик. Магнат откровенно ответил:
"Зачем? Для этого существуют негры, латиносы, белые обитатели дна, глупая молодежь, страны третьего мира".
Неужели мы хотим стать "неграми" в собственной стране?
Полагаю, что нет. И все должны сделать, чтобы этого не произошло. Это моя принципиальная позиция.
А художественные достоинства или недостатки нового романа пусть оценит читатель. Он единственный судья.
Игорь Гриньков, член Союза российских писателей
Часть первая. Запой
Тишину предрассветного утра прорезал дребезжащий телефонный звонок. Олег, не поднимая чугунную голову от засаленной, продавленной диванной подушки-подголовника, протянул руку и на ощупь снял трубку со старого, раздолбанного аппарата. Относительная целость его корпуса удерживалась несколькими небрежными оборотами скотча. Хриплым голосом он выдавил:
- Кто?
- Олег, это ты? Тебя не узнать! Ты болен? - на другом конце горлицей встревожено заворковал голос Герли.
- Можно сказать и так, о, черт, голова-а-а! У меня уже две недели запой. Бабок на опехмелку нет абсолютно. Да если бы и были, то я не в состоянии добрести до магазина. Упаду, чест слово. Я натурально издыхаю. Если ты не хочешь видеть меня околевшим, бросай все, покупай по дороге флакон водки и мчись со скоростью… пилота "Формулы-1". На тебя вся надежда! Если твоя тачка не на ходу, то бери такси. Делай все в максимальном темпе, милая!
Выдав такой утомительный пассаж, прерываемый страдальческими междометиями, Олег бессильно откинулся на диван, а трубка безвольно выпала из его руки, покачиваясь у самого пола на витом шнуре. Он уже не слышал из мембраны голос своей молодой подруги, которая говорила о том, что должна купить по дороге мясо, чтобы сварить ему шулюн:
- Ты, наверное, уже давно не ел горячее!
Теперь оставалось только ждать. Зная обстоятельность Герли, Олег был уверен наверняка, что она и ногой не ступит на улицу, пока не примет освежающий душ, не продумает до мелочей детали одежды и макияжа. Раньше это приводило его в восторг, а сейчас он от отчаяния заскрипел зубами. Затем должно последовать задумчивое блуждание между магазинными стеллажами, консультация с продавцами, какая водка наиболее качественная и с какой закуской сочетается. Какое, к гребаной матери сочетание, когда все из одной бочки наливают! Твоя задача, выпорхнуть из машины, купить наименее ядовитое питье, и мчаться "скорой помощью" по известному тебе адресу. Ты и есть сейчас "скорая помощь", только, к сожалению, далеко не скорая!
Так что, гипотетические полчаса вполне имели шанс превратиться в бесконечность. Олег тупо уставился мутными, налитыми кровью глазами в настенные часы, как будто это могло ускорить течение вязкого времени. Перед глазами плыли картины Сальватора Дали из серии "Время", на которых растекались амебообразно различные часы, хронометры и секундомеры, без стрелок, безжизненно свисающие с высохших деревьев, распластанные на раскаленных камнях. От них веяло безысходностью, застылостью мира. Он только отправлял Герле "мэссидж" - внутренний посыл:
"Поспешай, девочка! Торопись, моя хорошая! Ты не представляешь, как мне тяжело!".
Но сколько бы ни длилось томительное, даже безнадежное ожидание, конец всегда наступает. В дверном замке заскрежетал почти музыкально ключ (у Герли был свой личный), и в комнату ворвалась она, Спасительница, в плаще цвета "беж", с непокорной челкой над бровями, причудливый изгиб которых всегда щемил сердце Олега. В руках она держала объемистые пакеты, в которых находилось "вожделенное".
Бегло оглядела одинокую, захламленную, холостяцкую берлогу, понимающе хмыкнула и настежь отворила окна. Зябкий апрельский ветер ворвался в затхлость закрытого помещения, под его напором запарусили не первой свежести занавески. Герля скользнула атласом своей щеки по двухнедельной Олеговой щетине:
- Да, выглядишь ты неважно, дорогой! Но, я тебя вылечу. Только доверься мне! Может быть, обойдемся и без "Детокса". Старик Хем рекомендовал хороший способ опохмелки: на полстакана ржаного виски из Кентукки немного колотого льда и содовой. Но это эстетские изыски рафинированного алкоголика, а по совместительству хорошего писателя и настоящего мужика. Виски из Кентукки и содовая у нас не водятся, обойдемся "Парламентом". В твоем холодильнике кроме игольчатого инея ничего интересного я не обнаружила. Так что, примешь "кровавую Мэри", как ты меня учил?
Тщательно сполоснув залапанный стакан, Герля, словно на уроке химии, осторожно налила в него из пакета охлажденный томатный сок, а затем, наклонив стакан под углом, по клинку широкого столового ножа слила в него грамм 150 водки, так, чтобы жидкости не смешались.
Олег, не дожидаясь, пока подруга приготовит бутерброд, обеими руками поднял стакан к запекшимся, потрескавшимся губам и осушил его одним духом. Эффект был предсказуем; холодный томатный сок смыл изо рта отвратительный, гадкий и вонючий водочный запах и вкус. Главное, чтобы компоненты были холодными и не перемешанными.
В голове ясности не прибавилось, но некое ощущение общего физического облегчения наступило минуты через три.
Герля еще раз осмотрела комнату и спросила:
- А куда девался телевизор? У тебя был почти новый "Панасоник".
- Герлюша, ты же знаешь, что я не включал его уже два года. Я сам далеко не святой человек, но столько откровенно аморальных личностей в ящике вынести просто не могу. Причем, чем аморальней персонаж, тем чаще его харя светится на экране. А потом, эта новостная политика катастроф. У меня самого жизнь - сплошная катастрофа, а тут меня еще пугают ежедневно разными виртуальными страшилками. На "телеки" давно надо вешать таблички: "Минздрав предупреждает - просмотр телевизора вредит вашему психическому и нравственному здоровью".
Я давно хотел выбросить его с балкона, но боялся покалечить или убить невинного прохожего. И вот позавчера я подарил его соседу снизу. Ну, не совсем подарил, а обменял на бутылку водки.
- Значит, ты его пропил, причем задаром?!
- Неравноценность обмена свидетельствует об отсутствии стремления к наживе, - с похмельным достоинством возразил Зеленский.
Комната Олега не отличалась роскошью: рабочий стол, старый диван, книги, компакт-диски, распечатки, громоздящиеся не только на столе, но и в беспорядке валяющиеся на полу. Над диваном криво висела цветная, выцветшая от солнца, пыльная фотография, на которой Олег был запечатлен на одном из рок-фестивалей в обнимку с солистом и лидером группы "ДДТ" Юрием Шевчуком: оба молодые, поддатые, небритые, счастливые, в майках и с пивными кружками в руках. В углу фотографии красным фломастером было написано:
"Олежке Зеленскому, знатоку и ценителю русского рока, на память от Юрки!".
Время надежд и ожидаемых перемен!
Из действительно дорогих вещей у Олега имелись только "ноутбук" - орудие производства и стереосистема "Кенвуд" с деревянными, что особенно ценилось меломанами, колонками. Кроме всяческих супер - "прибамбасов", предметом особой гордости Олега было устройство для прослушивания виниловых грампластинок, этих мастодонтов прошлого века, которыми у него были забиты все антресоли. Понимающие люди на полном серьезе утверждали:
Новые технологии сделали звук чистым, совершенным, но почти стерильным. Из музыки ушли "драйв" и "живое звучание".
Чтобы убедиться в этом, Олегу достаточно было поставить виниловые раритеты типа "ABBEY ROAD" или "STIKY FINGERS", "запиленные" донельзя, но передающие первозданность студийной записи.
Герел между тем сходила в ванную и вернулась оттуда с отжатым чистым полотенцем.
- Снимай свои "ароматные" шмотки, я хочу протереть тебе тело. Оно должно дышать. Когда оклемаешься, примешь ванну, это тебе поможет.
Заметив его смущение, рассмеялась звонким колокольчиком:
- Что, я тебя голого не видела, девственник?
После водного моциона, Герлюша порылась в платяном шкафу и вытащила оттуда свежую простынь и поношенный, но еще приличный махровый халат из верблюжьей шерсти. В них она и закутала своего непутевого друга. Олегу захотелось курить, и он стал шарить на прикроватной тумбочке.
- Не ищи, чего там нет, - и Герля достала из пакета блок любимого Олегом "Кэмэла". С сигаретой и спичками Олег вышел на балкон и присел на низенькую табуретку для "обозрения окрестностей". Герля примостилась рядом. Сквозь ворс шерстяного халата Олег ощущал тепло и податливость ее всегда желанного тела. Инстинктивно Зеленский прижался к подруге; ощущение физического контакта влияло на него благотворно, успокаивающе. Похмельная трясучка поутихла, сигарета больше не прыгала в пальцах.
"В таком состоянии уже и ширинку можно застегивать без особых проблем", - подумал он.
Старый утренний двор с высоты третьего этажа пересекали глубокие, как каньоны, иссиня-холодные и сырые тени. Он был почти безлюден. Лишь в определенных облюбованных уголках кучковались бывшие интеллигенты: бывшие врачи, учителя, инженеры, работники культуры. Они собирали с редких в эту пору соседей и знакомых ясак для приобретения животворной влаги, без которой жизнь среднего российского мужчины превращалась в полнейшее тошнотворие. Вообще-то, в подобных местах сбора публика сосредотачивалась самая разношерстная, без всяких подразделений по прошлому социальному положению. Водка объединяла всех: и слесаря и перспективного лет десять назад кандидата всяческих наук. Но этот двор, как магнит, почему-то притягивал к себе именно вчерашних пролетариев умственного труда. Не все из них были вконец опустившимися шаромыгами. На лицах иных усматривались остатки интеллекта, благообразия и благородства. Некоторые не утратили интереса к разговорам на отвлеченные темы. Но, к сожалению, лейтмотивом были сетования на то, как некоторые завистники и подлюки в свое время задавили нераспустившиеся таланты, не дали расцвесть гениям и самородкам. В качестве неопровержимых вещественных доказательств из карманов измятых пиджаков извлекались растрепанные брошюрки стихов, выпущенные в здешнем издательстве 30–40 лет назад, тиражами, о которых лучше не упоминать.
Олегу как-то приходила в голову мысль, что если он такими рысистыми темпами будет сливаться в сладострастном экстазе с алкоголем, то место на лавочке среди "бывших" ему, вероятно, будет обеспечено. Но он тогда отогнал эту недостойную мысль, словно назойливую муху, и больше к ней не возвращался. А напрасно! Способность увидеть самого себя изнутри, хоть и не самое приятное занятие, но иногда помогает. К сожалению, не так уж часто.
Убедившись, что во дворе все идет, как положено, подышав воздухом и изрядно продрогнув, Олег и Герел вернулись комнату.
- Какая она начитанная и деликатная, - неровно стелились мысли Олега, - и про Хемингуэя ввернула удачно, и заурядное опохмеление превратила, чуть ли не ритуальное японское чаепитие, и о моем скотоподобии не напомнила ни словом.
Герля перехватила взгляд Олега, брошенный на настенные часы, и отрицательно покачала головой. Голос ее прозвучал диссонансом:
- Я говорила тебе, не раньше, чем через полтора-два часа. К тому времени шулюн будет готов. И нечего гнать, если решил "мягко" выходить из запоя. Теперь ты под моим контролем!
Олег безропотно закутался в свой верблюжий халат, отвернулся к стене и неожиданно задремал. Когда он проснулся, оказалось, что прошел всего лишь час. Из кухни доносился запах вареного мяса, и впервые за долгие сутки окаянного загула Олег почувствовал голодные спазмы в желудке.
Герля за это время вымыла полы и постирала его одежду, трепыхавшуюся теперь под порывами ветра на балконной бельевой веревке. Герлю он застал в кухне, одетую в его рубашку, доходившую ей до колен, оставившую открытыми точеные икры, тонкие породистые щиколотки (одну из них паутинкой обвивала золотая цепочка) и маленькие, почти крошечные, босые ступни. Герля щепетильно относилась к своей внешности и даже в холодные сезоны, когда все женщины еще носили закрытую обувь, регулярно, в обязательном порядке делала себе в салоне педикюр и красила ногти на ногах.
- Как себя чувствуешь, милый?
- Бывало и похуже. Впрочем, я выпил бы сейчас.
- Думаю, что ты это вполне заслужил. Дай, только накрою на стол.
Она налила в пиалы мясной отвар, отдельно нарезала тонкими ломтиками горячее мясо, хлеб и лук, налила в "стопарь", вмещавший ровно 100 грамм, водку.
Олег опрокинул "стопарь" и отпил из пиалы, чувствуя, как насыщенный шулюн ласково обволакивает желудок, давно отвыкший от нормальной человеческой пищи.
Герля шаловливо спросила:
- Надеюсь, сударь, все это время вы тут не с блядями кувыркались, а только водку честно пили?
- Водку, только водку, как ты могла подумать такое?
- Знаем мы вас, мужичков - мышиных жеребчиков, в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью, с чистыми, незамутненными помыслами и кристально честными глазами! А тут мне недавно рассказали, что какой-то мужчина в белом пиджаке, удивительно похожий на Олега Зеленского, расхреначил в "Эльдорадо" зеркало стулом. Это был случайно не ты?
Олег скорчился на стуле. Какой срам! Уже весь город говорит.
- Да, это был я.
- Знаю, что ты. Знаю также, что это не был купеческий кураж, и данный факт тебя извиняет. Ты хотел врезать по кумполу подонку, ударившему женщину, но промахнулся. В милицию тебя не взяли, все-таки известный в городе человек, но за разбитое зеркало пришлось заплатить в тройном размере. Говорят, что ты таким величественным жестом извлекал последние купюры из бумажника, что был похож на короля в изгнании.
Олегу хотелось провалиться от стыда вместе со стулом.
Герел опять вопросительно вскинула брови:
- Кстати, почему до тебя невозможно было дозвониться?
- Мобильник я потерял на второй день пьянки, а стационарный телефон отключал: никого не хотел слышать. Только вчера, придя домой, наверное, машинально включил его.
- Какой ты чуткий, черт бы тебя побрал! Я, как последняя дура, носилась по всем гадюшникам Элисты, несколько раз приезжала к нему домой, а он отключился от мира, блуждал где-то две недели, чтобы спокойно кушать водку! Даже меня не хотел слышать?
Виноват, кругом виноват, вот и перед Герлюшей, самым близким человеком! Прав Дарвин: человек произошел от обезьяны, но не только от нее, и от свиньи тоже, несомненно.
- Ладно, проехали, - примирительно молвила Герля.
После съеденного и выпитого, отяжелевший Олег почувствовал, что его потянуло в сон. Доковыляв до своего лежбища, он будто провалился в темную, липкую, обволакивающую полудрему. А когда открыл глаза, то на улице был уже почти полдень. Чутко, как опытный терапевт, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, он удовлетворенно констатировал, что курс лечения, выбранный Герлей, скорее всего, оптимальный и правильный.