Я часто думаю, что самая большая моя неудача - это то, что я красив. Не так даже красив (это не совсем то слово на современном языке), как весь такой безызъянный внешне, слишком молодой и гладкий на ощупь - тогда как душа у меня некрасивого человека. И если глаза мои зорко и слишком пристально смотрят, то не оттого ли только - думается другим,- что я жадно ловлю внимание к себе? О каких катастрофах можно прочесть в этих глазах?
Это жутко. Так же жутко, как носить на себе комическую маску. Я где-то читал о таком человеке: играя трагического героя, он страдал, бесновался от муки, а над ним смеялись, говорили, что никогда в жизни он не был так смешон. И в моей музыке видят только одну блестящую форму. Разве такой тонкий, изящный, моложавый человек умеет чувствовать по-настоящему?
Какой-то остроумец сказал:
- Цветы существуют для того, чтобы пахнуть.
И, несмотря на очевидную глупость этого определения, ему все поверили.
Другой, хорошо знающий людей, заметил:
- Если бы у Льва Толстого не было бороды, ему следовало бы ее приклеить, иначе никто бы не поверил ему, что он философ.
В трамвае мне говорят:
- Молодой человек, будьте любезны…
С людьми, у которых отросло брюшко, я робею, несмотря на то что я их старше. Я сам перестаю доверять себе.
Никто не скажет, что я глуп, но никто не обратится ко мне за советом.
Большинство очаровательных женщин готовы принадлежать мне, но ни одна дурнушка не приняла моей любви как естественного чувства обыкновенного человека, умеющего любить.
Немного людей меня любят, как любят детей, красивых зверьков, цветы, большинство относится ко мне с бессознательным раздраженным недоверием - это те, кто не любит детей, зверьков, цветов, но я-то знаю, что я далеко не ребенок, не зверек и совсем не цветок, существующий для того, чтобы пахнуть. Мастер ошибся - он вложил мне душу некрасивого человека.
Я самый простой, самый обыкновенный человек. Я думаю, я чувствую, как другие. Но когда я говорю об этом - мне не верят. У меня слишком блестят глаза, слишком молодо лицо, слишком точен, плавен жест. Это красиво, но не убедительно.
Я кричу - мне, смеясь, замечают, что я капризничаю.
- Что же вам еще недостает, Николушка? Вы счастливый человек. Вы Дориан Грей . Жизнь бежит мимо вас, не оставляя следов.
И как часто в этих словах звучит зависть! А более злые решают уверенно:
- Его ничто не трогает. Это эгоист чистейшей воды. Человек без сердца.
Нет, друг мой, красивая маска - самая страшная маска.
Когда Пракситель изваял свою Афродиту , он, ослепленный ее красотой, говорят, тотчас же напился и пошел согревать свое сердце на груди безобразной толстой стряпухи. "Моя Афродита - богиня любви,- сказал он,- но она слишком красива, чтобы любить и быть любимой".
Я далеко не Афродита, но меня изваял тот же злой мастер.
Что же, я пойду сегодня вдоль моря, собирая на ходу камешки. Я не коллекционер, я не берегу эти красивые осколки. Я любуюсь ими и бросаю их снова на песок. Быть может, новый взмах волны обезобразит их, и [на] обратном пути я их не узнаю. Мне все равно. Там, на правом крыле бухты, по земляным холмам рассыпаны тяжелые валуны - один из них лежит в море, вдали от берега.
Существует легенда, что этот валун, лежащий в воде,- святая Евпраксия , кинувшаяся в волны. За нею побежали ее овцы, и она и овцы окаменели. Валуны эти тяжелы, грубы, неотесаны - но вокруг них создалась трогательная легенда.
Камешки, лежащие на моей ладони, пестры, красивы прихотливой, совершенной формой - но о них никто ничего не расскажет.
Они существуют чтобы нравиться. О каких катастрофах говорят они?
Вспомни, Дина, мое лицо, когда мы были с тобой на Ласточкином гнезде,- оно было счастливо.
Зажмурь глаза и представь его себе таким. Оно сейчас такое же.
6 июля
Нужно найти равновесие, найти себя в современности, выскочить из своей оболочки, переменить костюм… Ведь от костюма меняется настроение, психология… Не попробовать ли?
XLIII
Поэт Валентин Медынцев - поэту Алексею Прошину в Париж
дер. Хараксы, 7 июля
Здравствуй, дорогой мой старик, наконец-то собрался побеседовать с тобой. В наши годы живешь больше памятью, чем настоящим. И если я редко пишу тебе, то это не значит, что мысли мои не возвращаются к тебе часто. Так много у нас общих воспоминаний, что, пожалуй, не раз они приводят нас обоих в один и тот же час - разделенных тысячами верст - на одни и те же места… Но что скажешь о мимо идущем дне, о тропе, по которой влекут меня мои старые ноги?
Нужно сказать правду, я сам удалился от жизни, предпочитая уединение - сутолоке, раздумье - праздному любопытству.
Надо мной все то же ветреное небо, подо мной рыжая гиперборейская земля , впереди - космическое море. Я дышу запахами первоздания - соли (начало разума), полыни (начало сознания), мяты (начало эмоциональное). Не упрекай меня в излишней любви к сближениям. Ты часто называл мои пенаты местом ссылки, тебя не прельщала их суровая простота. Но я сроднился с ними. Отсюда мне виднее. В нашем теперь, увы, так поредевшем содружестве поэтических смутьянов меня всегда считали чудаковатым. Таковым я остался и по сей день. А все же должен похвастаться, мое чудачество спасло меня от недугов, на которые вы все, друзья мои - урбанисты, жалуетесь. Я здоров, как священный апис . Только волосы мои, по-прежнему густые, покрылись пеной.
Я встречаю каждый восход с непокрытой головой, стоя босой на песчаной отмели. Так я начинаю свой день, приветствуя светило во все поры года.
Я ем и пью, как Гаргантюа , сплю, как невинный младенец, радуюсь солнцу, как ящерица, работаю, как первый землепашец. Да, мой старик, я все еще очищаю первобытную землю от камней и плевел, все еще не готов к пашне. Форма скользит в моих руках, несмотря на то, что вы, снисходительные мои судьи, давно признали меня мастером. Но из лабиринта знания нет выхода - и человек не станет никогда иным, чем-то, во что он страстно верит.
Меня ждет участь Флобера : слава пожрет меня.
Но полно о себе. Однако о чем же, как не о себе и своих мыслях в связи с моей работой, могу я поведать тебе?
Пожаловаться разве на то, что недавно открыли у нас почтовое отделение и что теперь я всецело завишу от произвола почтальона, в любую минуту имеющего право постучаться у моего порога и передать мне непрошеное письмо. Ты снова назовешь меня чудаком, но разве письмо, полученное тогда, когда ты его менее всего ждешь, когда ты не сам в ревнивом ожидании послал за ним,- не похоже на незваного, болтливого приятеля, нарушившего в неурочный час твой покой?
К счастью, у нас еще горят керосиновые лампы. Я сам затепливаю мой светильник, по произволу могу умерить или усилить его пламя,- оно зарождается и умирает в пределах моего жилища, не руководимое ничьей иной волей. Так я чувствую себя уверенней - единолично повелевая стихией. Не смейся, это серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Видишь ли, я не обольщаю себя достижениями культуры: я пришел к тому рубежу, когда начинаешь постигать относительность сущего. Одиночество укрепило меня в этом сознании.
Все относительно - трезвая мысль и бред. Любая истина живет не более предельного возраста водовозной клячи. Мы исчислили все, а в сущности, ничего не знаем: ни емкости, ни смысла тяготенья, ни свойства планетных масс, ни формы их орбит. Мы говорим: нет вещества, есть только коловращенье, нет атома, а имеется лишь поле напряженья. Нет плотности, веса, размера - есть только функции различных скоростей. Все живо разницей давлений, температур, потенциалов, масс. Самое время течет неравномерно, а пространство мыслится в многообразии форм. Вместо одной мы знаем теперь множество математик. Мы существуем в Космосе, где все теряется, но ничто не возникает вновь. Свет, электричество, теплота - лишь многообразные формы разложения и распада.
Что же тогда человек, как не могильный червь?
Сама Вселенная, мыслимая прежде человечеством как единый организм, теперь - не что иное, как водопад сгорающих миров. Нет бессмертия, материя конечна. Число миров исчерпано. Все бытие мгновенно и случайно. Жизненные явления - гребень волны между двумя безднами смерти. Возводя соборы космогонии, человек отображает в них не внешний мир, а только лишь грани своего незнанья. Вот почему я предпочитаю начать сызнова - быть Вселенной и творцом, самому взрывать плугом целину земли. Вот почему я зажигаю сам свой светильник, сознав себя божественным и вечным. К тому же я не обольщаюсь и в этом, счастливый уже тем, что могу лицезреть - солнце, твердь и море - три начала, двинувшие человеческий разум по пути творчества и достижений. Прими это как бред одинокого чудака и не взыщи за болтливость.
Знаешь ли ты Тесьминова? Весьма известного композитора Тесьминова, Николая Васильевича? Во всяком случае, ты должен быть знаком с его музыкой. Она, несомненно, нравится тебе, изощренному ценителю архитектурности форм в искусстве. Тесьминов безукоризненный зодчий, вне зависимости от того, что он строит. Прослушав его у себя два раза (он поселился месяц тому назад в Хараксе и почел долгом посетить меня), я откровенно высказал ему это впечатление, но, видимо, оно скорее огорчило, чем обрадовало его. Вот художник (я его почти не знаю как человека), внешний облик которого неотделим от его творчества. В этом большая радость.
Я смотрел на его руки, движения корпуса, черты его лица,- дух несоответствий не коснулся их. Боишься увидеть за этим гармоничным обликом мятущийся хаос современного калеки.
Но гений случая играет нами. Пять дней назад, купаясь с лодки в море, Тесьминов пытался взобраться на валун, которому легенда дала имя святой Евпраксии. Пальцы не удержали скользкий камень, и в своем падении музыкант обезобразил об острые зубья шифера свое лицо. Его принесли на носилках ко мне, где ему подали первую помощь. Ушиб оказался неопасным, но доктор сказал мне, что шрам на лице Тесьминова останется до конца его дней. Одна багровая линия, точно проложенная рукою неудовлетворенного художника, бороздит справа налево от лба до подбородка, через переносицу когда-то безупречный в своих пропорциях лик.
Я стараюсь как можно реже посещать больного, которому теперь значительно лучше. Мне не столько жаль человека (признаюсь тебе в этом), сколько нарушенную гармонию. Но Тесьминов, кажется, не пал духом, он до странности весел. Эта веселость еще больше безобразит его. Он говорит, что счастливо отделался, так как руки его не повреждены, и мечтает о новых творческих достижениях. Дитя, он не сознает, что его прелесть - его талант - в нерушимой слиянности создания и мастера. Только мудрец в уродстве своем может быть прекрасным. Но в чем очарование искалеченного ребенка? Он вызывает только жалость, чувство, чуждое суровому искусству. Если Тесьминов теперь попытается сыграть мне что-нибудь, мне непереносимо будет его слушать. Но, к счастью, доктор прописал ему полный покой, рекомендовав в ближайшие же дни ехать в Москву для более успешного лечения ранений. От души желаю ему вернуть утраченное равновесие плоти и творящего духа, но, увы, то, что покачнулось,- не остановишь. Человек не родится дважды.
Не кажется ли тебе, что этот эпизод, переданный мною как отраженье мимо текущей жизни, в какой-то своей глубинной сущности, связан с тем, что я тебе написал раньше. Я попытаюсь сегодня вечером додумать это до конца, а сейчас ставлю последнюю точку.
Неизменно твой
Валентин
1925
Коктебель
Общий комментарий
(Ст. Никоненко)
Впервые выступив в печати с очерками и стихами (очерк в "Петербургском листке" в 1901 г., стихи в "Виленском вестнике" в 1902 г.), Слёзкин уже на студенческой скамье становится профессиональным писателем. В 1914 г. он выпускает первое собрание сочинений в двух томах; в 1915 г. выходит уже издание в трех томах. В 1928 году издательством "Московское товарищество писателей" было проанонсировано Собрание сочинений Юрия Слёзкина в 8 томах. Однако выпущено было лишь шесть томов.
Наступает длительный перерыв. За последующие двадцать лет будут выпущены лишь три книги писателя: в 1935 и 1937 гг. первые два тома трилогии "Отречение", а в 1947 г.- роман "Брусилов".
И лишь спустя три с половиной десятилетия выйдет однотомник "Шахматный ход".
Настоящее издание включает наиболее полное собрание избранных произведений писателя: романы, повести и рассказы Юрия Слёзкина, созданные в разные годы. Тексты даются в соответствии с современной орфографией и пунктуацией, лишь в некоторых случаях сохраняются особенности авторского написания.
Разными глазами
Впервые - М.: Изд-во "Современные проблемы". 1926.
Печатается по: Собр. соч. М., 1928. Т. 5.
В повести, написанной в июне-августе 1925 г. в Коктебеле, когда Слёзкин гостил у Максимилиана Волошина, с которым был знаком с дореволюционных времен, писатель выразил ряд космологических идей Волошина. В книге Л. Е. Белозерской-Булгаковой "О, мед воспоминаний", в главе, посвященной пребыванию Булгаковых в 1925 г. у Волошина, мемуаристка пишет: "На нашем коктебельском горизонте еще мелькнула красивая голова Юрия Слёзкина. Мелькнула и скрылась…" (Воспоминания. М.: Худ. лит., 1989. С. 117.). Однако в действительности Слёзкин пробыл в Коктебеле дольше Булгаковых и лишь на время уезжал в другие места Крыма. Прототипом поэта Валентина Медынцева послужил Максимилиан Волошин; образ Николая Васильевича Тесьминова во многом автобиографичен.
Повесть была переведена на итальянский и польский языки.
Первое издание повести предваряет следующее авторское обращение к читателю:
"Что подвинуло меня писать этот роман, избрав такую невыгодную для автора форму - форму записок и писем нескольких лиц?
Прежде всего наличие у меня таких записок и писем, где случайно говорится об одном и том же человеке. Вчитавшись в них, я впервые особенно остро почувствовал относительность суждений о ком бы то ни было, бесцельность попытки дать непререкаемую характеристику. Сколько глаз - столько и представлений. Не только внутренняя сущность человека, но и внешний его облик меняется в зависимости от того, кто на него смотрит.
Даже самих себя мы познаем в разную пору - по-разному.
Когда эта мысль приняла осязаемую форму, я нашел еще один повод, приведший меня к созданию этой вещи. Почти вся мировая литература в лучших своих образцах дает нам галерею типов и характеров - чем сильнее талант писателя, тем убедительней его собственное отношение к героям. Мы верим писателю на слово и не пытаемся взглянуть на его создания собственными глазами.
Я не оспариваю прав художника, особенно, если он мастер. Но мне хотелось бы однажды вступиться за права читателя. Я хотел бы, чтобы он видел моих героев своими глазами.
Испытанные формы романа связывали меня в моем намерении. Они заставили бы меня, в меру моих сил, дать точный внутренний и внешний облик моих героев, объяснить их поступки, то есть навязать мое индивидуальное о них представление (хотя бы очень яркое) - читателю. Цель не была бы достигнута - я пошел бы ей наперекор.
Подлинная жизнь подсказала мне выход - передо мной лежали скромные письма живых людей. Что если взяв эти письма в основу, я покажу тех или иных героев, отдав их на суд друг другу. Тем самым не упуская из рук своих развития интриги, стройки фабулы, что является неотъемлемым правом романиста, я в многообразии характеристик моих героев, данных самими действующими лицами, предоставлю полную свободу творчества читателю,- он сам наделит их плотью и кровью и теми душевными качествами, какие, на его взгляд, им более всего присущи.
Приняв такое решение, я лишь систематизировал тот живой материал, который у меня был, и сейчас представляю его на суд читателя, как любопытный фрагмент мимо текущей, подлинной жизни.
1925 г., июнь, Коктебель. Юрий Слёзкин".
Кстати, перед отъездом писателя из Коктебеля Максимилиан Волошин подарил ему свою акварель с надписью, в которой благодарил Слёзкина за память и заботу о Коктебеле. К сожалению, после смерти Ольги Константиновны Слёзкиной, вдовы писателя, местонахождение акварели неизвестно.
В качестве эпиграфа к повести автором взяты последние строки шестой главы поэмы М. А. Волошина "Космос" (1923), входящей в цикл "Путями Каина".
Подстрочные примечания
1
Фрагменты из вступительных статей С. С. Никоненко к роману Ю. Л. Слёзкина "Столовая гора" (Дарьял. 2005. № 3) и к сборнику "Разными глазами" (М.: Совпадение, 2013).
2
С л ё з к и н Л. "Пока жив, буду верить и добиваться" // Вопросы литературы. 1979. № 9. С. 278.
3
Table d’hôte - общий стол (фр.).- Ред.
4
Так, таким образом, вот как! (лат.).- Ред.
Затекстовые комментарии и примечания
1
…двадцать три градуса по Реомюру…- Рене-Антуан Реомюр (1683-1757) - французский физик, наряду с другими изобретениями, предложил спиртовой термометр с 80-градусной шкалой. 23 градуса по Реомюру соответствует примерно 28 градусам по Цельсию.
2
…пера… Немировича-Данченко (помнишь его "Забытую крепость"?..- Василий Иванович Немирович-Данченко (1848/1849-1936) - русский писатель, брат одного из основателей Художественного театра; автор многочисленных романов и повестей, пользовался большой популярностью до революции; с 1921 г.- в эмиграции.
3
…море перлового цвета…- Перловый (от ф р. perle - жемчужина) - жемчужный.
4
…в музее Александра III…- Здесь: Русский музей императора Александра III, открытый в 1898 г. в Санкт-Петербурге, ныне Государственный Русский музей.
5
КУБУ - комиссия по улучшению быта ученых.- Примеч. верстальщика.
6
Данилевский Григорий Петрович (1829-1890) - прозаик, переводчик, поэт; один из самых популярных исторических романистов. Его сочинения выдержали 6 прижизненных изданий. Собрание сочинений составило 30 томов.
7
…из "попутчиков"…- Попутчики - придуманная теоретиками Пролеткульта группа писателей, которые, не являясь коммунистами, не выступают в то же время врагами Советской власти. К ним относили М. Зощенко, А. Ахматову, В. Шишкова, П. Романова, И. Эренбурга, Ю. Слёзкина и др.
8
Фунт - единица массы (веса) в различных странах, в России до революции фунт составлял 1/40 пуда, что равнялось 409,5 г. Измерение в фунтах, по привычке, продолжалось и несколько лет после отмены в 1918 г. старой системы мер.