Не успела еще она улечься, нога еще была на виду, как показались разбойники. Шевелиться невозможно: привлечешь их внимание. Она остается в первом положении, полумертвая. К счастию, разбойники неслись во весь опор и не смотрели около себя. Но одному путь был вплоть мимо куста, под которым она лежала; лошадь на всем скаку наступила на ногу несчастной и раздробила копытом пятку. Ни малейшего стона не испустила мужественная женщина до тех пор, пока удалились разбойники.
Уже чрез несколько минут страдалица встала… она решилась как-нибудь добираться до дороги: авось они поворотят в другую сторону, авось она встретится там с какими-нибудь проезжими.
Опасность же и здесь, на открытом месте, как там, одинокая. Удерживая стоны, перетерпливая мучительную боль, она поволоклась кой-как вперед.
Надежда ее почти оставляла; нет, ей, видно, не избегнуть казни; ей, видно, не избегнуть от руки этих палачей; она получит, видно, наказание за невольное убийство.
В таких мыслях дотащилась она до дороги.
Смотрит в одну сторону: разбойники шагом удаляются; смотрит в другую - едут мужики с сеном. "Слава Богу! Вот, вот мои избавители! наконец Милосердый сжалился надо мною".
Настенька как будто воскресла, дожидается их и прямо в ноги.
- Отцы родные! спасите! защитите!
- Что ты, голубушка! Чья ты такая?
- Я дочь господина Захарьева.
- Того барина, что в Синькове живет, Ивана Григорьевича, - знаем. Да как ты сюда попала?
- Разбойники меня увезли, замучили было - Бог помог мне убежать от них. Но они гонятся за мною. Родимые, пустите душу на покаяние, поминаючи своих родителей.
- Да как же нам упасти тебя, касаточка. Мы сами на оброке у этих разбойников и из их воли выступить николи не смеем. Они запалят нашу деревню, коли узнают, что мы тебя из-под их рук утащили. Житья ведь нам не будет, хоть со свету беги, - а от господ защита тоже плохая: они сами с ними хлеб-соль водят.
- Батюшки! сжальтеся! у вас свои дети есть. Бог вам невидимо пошлет, если вы меня, сироту, от лютой смерти избавите; да и накажет Он вас на том свете, если меня им предадите. Отец мой дал бы вам выкуп за меня, какой угодно: я единственная дочь его и наследница.
- Родная! и жалко нам тебя, да делать нечего. Посиди лучше здесь у дороги: авось, на твое счастие, попадется какой-нибудь проезжий помогучее, офицер или подьячий, так и ты целее будешь, и мы себе беды не накличем.
- Нет, мои отцы! Здесь усидеть мне недолго, я голодна, холодна, избита, ослабла, разбойники рыщут поминутно; если уж спасти кому меня, так только вам, - а вы, Бог с вами, не хотите. Буди воля Божия! Здесь я умру. Отсюда на вас Отцу Небесному и поплачуся!
- А что, братцы, - сказал один разжалобленный крестьянин, - ведь нам в самом деле грех ее оставить на верную смерть. Зароем ее в сено. Авось так провезем благополучно до Щиборова, а за ночь-завтра не мудрость доставить ее и в Синьково.
- Ну как попадутся нам разбойники?
- Авось не догадаются; а мы скажем, что видели в кустах на стороне какую-то женщину - они поторопятся. Ребята, вы как? - спросил он, оборотившись к прочим товарищам.
- Батюшки! спасите! - воскликнула Настенька, залившись слезами и повалилась мужикам в ноги.
- Пожалуй, мы не прочь, - отвечали все они один за другим.
- Благодарю, благодарю вас, мои благодетели.
- В чей же воз зарывать ее? - спросил Петр.
- Вестимо, в твой, - закричало несколько голосов. - Ты ведь затеял ее спрятать.
- Эхма, ребята, - отвечал Петр, почесывая голову, - видите, у меня какой возище навит: пудов тридцать. Не в твой ли, дядя Федор?
- Что ты, дура, городишь! у меня клячонка насилу ноги передвинет. Как прибавлять еще ей тяги?
- Али к тебе, Яша?
- Братцы! я еду впереди. Ну если, оборони Господи, они встренутся, так долго ли первый воз разметать? И вам тогда не уйти от беды.
- Эка хитрость! - возразил Федор, - ну да я, пожалуй, поеду впереди.
- А! теперь ты вызываешься, а даве так заартачился, - и, слово за слово, поднялась брань между мужиками.
Настенька между тем со страхом и трепетом смотрела во все стороны, опасаясь, чтоб не показались где-нибудь ее гонители и не застали ее на открытом месте. Не видя конца спорам, испугавшись даже, чтоб мужики не переменили своего намерения, она вступается в их распоряжения.
- Благодетели мои! Чем спорить, киньте жребий. Пусть сам Создатель укажет того доброго человека из вас, который должен взять меня под свое покровительство и получить лишнее награждение от батюшки, - хотя повторю вам, друзья мои, и все вы не будете обижены.
Некоторые мужики, услышав такое обещание, выдвинулись было наперед и, заикаясь, стали вызываться и затевать новый, противоположный спор; но прочие в один голос закричали:
- Кинем жребий!
Проворный Петруха отломил от дерева длинный сучок. Все мужики начали хвататься за него руками, и верхний конец, с обязанностию взять женщину к себе на воз, достался дяде Федору, у которого, однако ж, Андрей, сговорившись, перенял ее к себе.
Прочие мужики бросились тотчас к его возу, разметали его до половины и положили туда Настеньку, которая между тем выпросила кусок хлеба у своего хозяина, и потом засыпали ее снятою прежде половиною.
- Лешие! - сказал дядя Федор, - ведь она задохнется.
- Не то, - отвечал Петр, - мы позабыли про это, - и тотчас провертел отверстие в возе к заднему боку, к которому Настенька лежала головою.
Воз этот поставили они потом на самый конец, предпоследним, помолились Богу, побожились друг другу под страшною клятвой не изменять, не выдавать и длинной вереницей пустились в дорогу.
Не успели они отъехать полверсты, как навстречу нм пятеро разбойников.
- Стой! - закричали они на мужиков.
Обробелые, остановились и все повалились им в ноги.
- Откуда едете?
- С отходной пустоши. Барское сено везем. Здравствуйте, батюшка Дмитрий Алексеевич.
- Давно ли в дороге?
- Вчера на ночь выехали.
- Не видали ли вы кого-нибудь по дороге? Молодую женщину?
- Нет, батюшка, вот те Христос! никого не видали. Не останавливайте нас, Бога ради. Спешим ко дворам. Барин у нас, сами изволите знать, такой строгий.
- Да что вы переминаетесь, сиволапые, - закричал другой разбойник, - что вы перешептываетесь? Братцы! размечем воза! посмотрим! Верно, они спрятали ее: нельзя же ей сквозь землю провалиться. Не в третий же раз пошлют нас ее отыскивать.
Обробелые мужики заплакали и снова повалились в ноги.
- Отцы родные! что вы над нами делать хотите? Ей-богу, никого видом не видали, ни про кого слыхом не слыхали. С нами уж повстречались Степан Герасимович да Ваня Тяжелый; они нас оспрашивали.
- Врете, канальи, вы что-то испугались не путем. Развевайте! - И трое разбойников принялись за первый воз.
- Как не испугаться вашей милости? - отвечал Петр, - да подумайте сами: или мы о двух головах, что вас обмануть в глазах не побоимся, - или мы какие безблагодарные, что против вас, господ наших, замыслим недоброе, - или мы какие глупые, что из одной бабы себе гнев ваш накликаем. Разметывайте воза, пожалуй, - сами увидите.
Первый воз был разметан совсем. Разбойники начали складывать сено со второго. Мужики с большим воплем и рыданием бросились в ноги и стали просить их, чтобы по крайней мере прочих возов не касалися.
- Вот видите, что у нас нет ничего спрятанного; нам только сено сорить не хочется. Ведь мы его несом приняли. Да и времени погубим много, а нам барин настрого наказывал быть ныне к вечеру домой. Он с живых нас шкуру спустит. Не задерживайте нас, батюшки, мы вам за это хоть своих баб руками выдадим.
- Тьфу, дурачье, - сказал один разбойник. - Мы сами под началом. Нам накрепко велено не оставлять никого без осмотра. Ну долго ли опять навить вам воза? Нет так нет, вам же лучше.
Мужики замолчали, как к смерти приговоренные, и заплакали, а разбойники разметывали один воз за другим. Они уж окончили седьмой, оставалось шесть - и только четыре до того, в котором лежала наша несчастная Настенька. Однако же они устали, задыхались от пыли - на что мужики только и надеялись. Хитрые тотчас сметили это, приступили со слезами к разбойникам, когда они с меньшим усердием и охотою принялись за осьмой воз.
- Отцы наши, сжальтесь над сиротами. Ведь вот вы уж семь возов осмотрели, а ничего не нашли. И в остальных ничего не найдете. Только доброе, на нашу голову, рассорите.
- А вот что, ребята, - сказал один разбойник помоложе, - мы не станем больше разметывать сено, а перещупаем остальные воза пиками.
- И то дело, - отвечал старший, - вот если так, то не за что укорить нас будет Ивану Артамоновичу. Ай, Сенька! догадался, собаку съел!
И все они пошли щупать воза с разных сторон, руками, шестами, пиками; трясут их, валяют набок, приподнимают - подходят наконец и к роковому, предпоследнему…
Мужики бледнеют, колеблются, на языке у них вертится уже признание, они готовы повиниться - но Сенька запустил уж свою пику и вынул ее без затруднения, в другой раз также, в третий, в четвертый она что-то остановилась. Он рванул ее и не смог вырвать, пошатнулся…
- Верно, сучок какой попался, батюшка, - сказал, подвернувшись, Петр и, схватив за ручку, помог ему вытащить пику.
Семен отошел к последнему возу. Мужики отдохнули и прочли про себя молитву.
Вы думаете, читатели, что по счастливому случаю ни одного раза пика не коснулась до нашей героини. Нет, в последний раз Сенька острием именно ей проткнул руку; но, терпеливая и сильная, она приняла рану без малейшего стону и при втором порыве догадалась обтереть кровь с острия.
Когда разбойники осмотрели таким образом все воза, то старший сказал мужикам:
- Побожитесь еще, что нет у вас никакого обмана.
- Чтоб мне до Миколина дня не дожить, чтоб глаза у меня потемнели, если… если… у нас есть, что чужое.
- Ну, делать нечего, ребята, - сказал разбойник, - потревожили мы вас по-пустому. Прощайте!
Мужики, переговоря между собою, повалились опять им в ноги.
- Отцы родные! сами вы знаете, что люди мы бедные, господские; сена домой не довезти нам и половины теперь. Времени много прошло, да и еще лишний раз на дороге кормить нам надо, еще потравим немало - тринадцать лошадей, - с нас все станут доправлять деньгами на барском дворе. Сделайте божескую милость, киньте нам что-нибудь на бедность за изъяны.
- Ах вы, разбойники, да вы уж около нас живиться хотите! Вот я сотворю тебе божескую милость! - закричал, смеясь, старший и ударил Петруху нагайкою по голове.
- На всем довольны, батюшки, - отвечал Петр, отходя к стороне, - благодарим покорно, дай Бог вам всякого благополучия.
- Приходи, приходи к нам, Петруша, не потачь, мы тебе сполна все выдадим, - прибавил Сенька.
- А если, батюшки, - сказал Федор, - еще с нами встретится кто из вашинских?
- Скажите им, мы вас обыскивали, а в подтвержденье наше слово: "Гляди в оба", - они вас и не тронут.
- Спасибо вам, кормильцы!
Разбойники поскакали в лес.
Мужики проводили их глазами и потом подошли к предпоследнему возу.
- Жива ли ты, боярышня? - закричал в проверченное отверстие Петр. - Благодари Бога. Беда миновалася!
- Рука проколота, - простонала несчастная, - дайте тряпку перевязать; благодарю вас, мои благодетели. Это вашими святыми молитвами Господь спас меня, грешную.
Мужики кое-как перевязали ей руку, уложили ее в возу повыше, полегче - собрали разметанное сено и поехали, спокойные и веселые, по своей дороге.
- Ай Петруха! Ай Андрюха! Вот как - разбойников обманули! Молодцы! Уж барина ли теперь не обманем?
- Обманите-ка, попытайте, - возразил опытный дядя Федор. - Нет, братцы, увечья нам за сено не миновать, и вздуют нас теперь, что твою Сидорову козу. Да так тому и быть. И перед Богом хорошо, и отец-атаман нас не оставит.
Среди сих рассуждений мужики благополучно ехали во весь день по своей дороге, часто наведываясь, жива ли их пленница, - и к ночи доехали благополучно, без всяких приключений, до своей деревни. С общего совета они оставили Настеньку на ночь в сарае у Андрея, а сами тогда же отправили его в Синьково к господину Захарьеву с вестью, что дочь его освободили они от разбойников и будущей ночью привезут к нему тайно, и с разными наставлениями, которые мы вскоре узнаем.
Можно себе представить, с каким изумлением услышал спокойный отец, что дочь его, которую он полагал в Брянске, в доме у своего ближнего приятеля, счастливою и благополучною, находилась в руках у разбойников и только благодаря удивительному стечению обстоятельств избавилась от верной, бесчестной смерти. Он осыпал рублевиками радостного вестника. В ту же минуту он хотел было ехать вместе с ним в их деревню; но Андрей удержал его, сказав, что все товарищи требуют непременно, дабы все это дело шло без огласки и никто, не только разбойники, не узнал бы о участии, принятом ими в спасении его дочери; в противном случае все они подвергнутся великой опасности от разбойников, которые во всю жизнь свою не простят им такого оскорбления и вместе с их барином отомстят за оное им и даже детям их. Как ни старался нетерпеливый отец убедить нашего Андрея, что нечего бояться им разбойников, что завтра же он с целым полком пойдет на них из города и переловит всех, прежде нежели они успеют дотронуться до кого-нибудь из его товарищей, Андрей стоял на своем и требовал, иже неотступно, чтоб его самого барин куда-нибудь спрятал, а ночью с верным человеком выехал навстречу к своей гостье - взял ее с рук на руки и держал взаперти до тех пор, пока тем или другим образом успеет он снять с их деревни всякое подозрение. Старик должен был согласиться. Обдумав зрело это происшествие, после первого пыла он увидел, что мужик говорил правду и что он сам, в своем доме, не может еще до времени надеяться на совершенную безопасность от сильных разбойников. Он решился последовать совету, запер на день в светелке Андрея, которого в доме, к счастию, видел только его старый прислужник, и считал часы, горя нетерпением прижать к своему сердцу несчастную дочь и любопытством узнать ее странные приключения. Наконец пробило двенадцать часов. Уложив всех спать заранее, он вышел вместе с своим старым прислужником и Андреем на дорогу…
Как билось его сердце… долго он ждал… начинал уже бояться, не случилось ли с его дочерью нового несчастия, как наконец она, в сопровождении пяти мужиков, с ног до головы вооруженных, вдали показалась. Без памяти бросился он к ней навстречу и принял ее в свои распростертые объятия. Но что было с нею! Без памяти, без ума почти, она и плакала, и смеялась, и кричала, целуя беспрестанно своего отца, которого видеть было отчаялась.
Старик оделил ее спасителей полными пригоршнями денег и отпустил домой, повторив им честное слово скрыть до времени дочь и всеми силами стараться о том, чтоб они не попали в ответ. Мужики с своей стороны хотели распустить по лесу молву о найденной мертвой женщине, чтоб отклонить разбойников от всяких дальнейших поисков. Старик повел ее домой и там услышал от нее все ужасы, которых она насмотрелась, наслушалась и настрадалась. Оба пали они на колена пред Создателем, который даровал ей терпение, твердость, такое присутствие духа и тем спас от неминуемой гибели.
Но вся ли беда ее миновалась? О нет, совсем нет. Много терпеть еще придется несчастной Настеньке. Слушайте, читатели.
Утаивать Настеньку слишком долго от домашних было невозможно: на другой день показывались чужие люди в деревне, которые высматривали и выспрашивали о барине и его дочери; разбойники, удостоверясь, легко могли бы напасть ночью на барский дом и опять похитить свою добычу; держать лишнюю стражу около дома старик побоялся, чтоб не привлечь подозрения. Итак, выспросив у нее подробно о дороге, которою она бежала, и о жилище разбойников, майор решился ехать во Владимир с подробным описанием о происшедшем и просить местное начальство о разорении злодейского гнезда. Взять ее с собою было невозможно: мстительные разбойники могли напасть на него дорогою. Отец не решился подвергать ее новой опасности. Он придумал оставить ее дома.
"Разбойникам никак не придет в голову, - рассудил он, - чтоб я мог покинуть ее одну, и они удостоверятся, что она не дошла до меня".
Благословив Настеньку, запертую в чулан, и поручив ее попечениям старого своего прислужника, которому даны были самые подробные и обстоятельные наставления на всякий случай, отправился он из своей деревни. Домашним было сказано, что он из Брянска от своего друга получил странные противоречащие известия о женитьбе его сына, а с другой стороны, услышал о поднятом в лесу трупе, сходном по приметам с его дочерью, и потому хотел поискать на первый случай в городе каких-нибудь объяснительных сведений.
Новый владимирский наместник, старинный сослуживец Захарьева, который был гораздо деятельнее своего предшественника и давно уже думал о средствах, как бы очистить леса от разбойников, случился на ту пору в Муроме; он принял живейшее участие в его положении и согласился послать немедленно целую роту на ужасную шайку. Майор, пылая местию за оскорбление дочери, вызвался быть предводителем и, выписав трех мужиков из Щиборова в провожатые, отправился в поход.
Из Мурома выступил отряд под выдуманным предлогом. Майор ехал одаль. Они приноровили, по указанию Андрея, прийти около вечерен к тому месту на дороге, которое находилось прямо против Терешина камня. Там остановились они, будто ночевать, а лишь только смерклось, пустились врассыпную к разбойничьему вертепу, условясь к утру соединиться по известному знаку в одном захолустье.
Всю ночь они пробирались по лесу и еще задолго до рассвета собрались в назначенном месте.
Там, усталые от трудной дороги, решились они переждать день, а в сумерки опять пуститься вперед, чтоб в самую глухую пору окружить воровскую крепость. Успех соответствовал их ожиданию: весь день пробыли они спокойно в своем убежище, а вечером рассыпались опять и пробрались благополучно до самого притона, встретясь только около полуночи с двумя разбойниками, которых без дальнего шума положили на месте.
Майор начал учреждать приступ.
Около ограды расставил он солдат двойною цепью с строгим приказанием не пропускать ни одного разбойника, который покусился бы бежать: всех вязать или бить, кроме одного хромого, с данными приметами. Сам с прочими солдатами хотел он по веревочным лестницам перелезать через ограду, но ротный командир уговорил пылкого старика остаться при цепи и предоставить ему сражение.
Только что поднялись солдаты на ограду местах в десяти и начали спускаться на двор, как залаяла чуткая собака, к ней пристали другие, проснулись сторожа, ударили тревогу, из дома выскочило несколько разбойников в одних рубашках! Впросонках они не понимали, что случилось, и метались как угорелые.